60% рыбы в стране вылавливается без уплаты налогов и распространяется через легальные сети

1.00

Нет

Ярема Ковалив возглавлял Госагентство рыбного хозяйства с апреля 2015 по август 2017 года. До этого никогда не был на госслужбе; работал в частном бизнесе. Ничего общего с работой бюрократа. Удалось ли Яреме Коваливу что-то изменить в рыбном хозяйстве? Кто сопротивлялся реформам? Чем он может гордиться, а о чем сожалеет?

Ярема Ковалив возглавлял Госагентство рыбного хозяйства с апреля 2015 по август 2017 года. До этого никогда не был на госслужбе; работал в компании, развивающей торговые центры, в нефтяной компании и компании по производству матрасов. Ничего общего с работой бюрократа.

«Когда переходил на госслужбу, у меня падение доходов было в несколько раз», — признается Ярема. Он планировал проработать около 18 месяцев. Но это был слишком оптимистический план. Господин Ярема отработал в Госагентстве 28 месяцев, после чего подал в отставку. Планирует возвращаться в бизнес.

Удалось ли Яреме Коваливу что-то изменить в рыбном хозяйстве? Кто сопротивлялся реформам? Чем он может гордиться, а о чем сожалеет? Об этом он говорит в интервью LB.ua.

«Люди не понимали, что это за Госрыбагентство»

— Раньше другие профессиональные менеджеры освобождались с госслужбы, и одним из аргументов была маленькая зарплата. Вас устраивал уровень вознаграждения?

— У каждого своя мотивация идти во власть. У меня, как ни банально это звучит, — сделать что-то полезное для государства. Я был готов к уменьшению своих заработков. Но сейчас, наверное, пришло время вновь думать о том, как обеспечить семью.

— Сколько вы получали на госслужбе?

— Сначала это было где-то 8000 гривен, а сейчас с доплатами и премиями выходит в среднем 20-30 тысяч, максимально было около 35 тысяч.

— А в коммерческих структурах специалисты вашего уровня сколько получают?

— Когда я переходил на госслужбу, то у меня падение доходов было в несколько раз, вообще несопоставимые цифры.

— То есть вы фактически работали в минус для семейного бюджета?

— Была возможность, были накопления, подушка безопасности, как говорится. И были амбиции что-то сделать. Потому что если ты вне госслужбы, то кажется, что изменить все очень просто. Работайте честно, поменяйте правила игры, просто не делайте глупостей. На самом деле все сложнее, чем кажется снаружи. Но многие вещи мы сделали, потому что смотрели на процессы свежим взглядом.

Я вызвал подчиненных и мы проговаривали, как и что происходит пошагово. Совместно с ними решали что-то объединить, что-то отменить. Например, чтобы выйти на воду для промышленного вылова рыбы, надо было получить пять различных документов. А когда начали анализировать, оказалось, что два документа примерно одинаковы. Объединили, провели масштабную дерегуляцию. Однако дальнейший опыт показал, что слишком много дерегуляции тоже не на пользу рынка, бюрократия иногда тоже нужна.

— Но у вас нет полномочий, чтобы регулировать эту сферу. Что-то зависит от депутатов, что-то — от правительства. Как вы лоббировали свои интересы?

— В 2015 году отрасли, как таковой, не было в повестке дня ни в агросекторе, ни в СМИ, ни для общества. Мне кажется, что большинство людей не понимали, что это за Госрыбагенство, чем оно занимается.

Что нам удалось сделать? Нам удалось ввести рыбную отрасль в повестку дня как в Кабинет министров, так и в Верховную Раду. В первые полгода удалось принять 11 постановлений Кабмина. Такого количества изменений за такой период времени в отрасли не было никогда.

В 2016 году нам увеличили финансирование. В 2017 году мы впервые за много лет получили необходимое количество средств, например, на топливо для нашей рыбоохранной деятельности, — 27 млн грн против 3,3 млн в 2015 и 2016 годах. В 2014 году было 2,7 млн грн. Увеличили заработную плату с в среднем с 2500 до 10000 гривен сейчас. Столько получают наши инспекторы в территориальных органах, например. Этих средств недостаточно, но это начало. Появились новые лодки, новые автомобили.

— Насколько помню, вы хотели реформировать рыбоохрану по примеру патрульной полиции?

— Меня этот пример вдохновил. Мы тоже решили перезагрузить систему. Первый «пилотный» проект — Киевский рыбоохранный патруль мы делали максимально образцовым. Это удалось. С остальными регионами — сложнее.

Основная проблема, с которой мы столкнулись — недостаточно дать зарплату, спецодежду, лодки и топливо. Самая большая проблема — в голове у человека. Если человек хочет зарабатывать на взятках, его ничего не остановит, даже если в регионе ты ему даешь зарплату 10 000 гривен.

Несмотря на то, что мы максимально хотели отбирать честных новых людей, попали кадры, которые думали по-другому. Важно, чтобы эти отдельные люди не отравили снова всю систему.

— Местные власти каким-то образом могут влиять на деятельность рыбоохраны?

— Мы должны согласовывать назначение руководителей с местными властями. Наверное, в этом есть логика. Но иногда мы ее не понимаем. Например, когда направляем человека, который выиграл на конкурсе, а нам его не согласовывают.

Например, в Черкассах лицо выиграло конкурс, однако уже после конкурса стали известны новые факты, часть общественности обвинила его в охотничьем браконьерстве, предоставила соответствующие документы. Формально закон не дает возможности отказать такому человеку в назначении на должность. Однако эта ситуация вызвала большое возмущение у части гражданского общества на Черкасщине. В связи с этим министерство отозвало согласование его назначения. Сейчас у нас там нет ни одного руководителя.

А в Черновцах человек, который никогда не работал в рыбной отрасли, настолько совершенно подготовился, что отвечал на конкурсе на вопрос лучше, чем наши аксакалы. Она сейчас возглавляет Черновицкий рыбоохранный патруль, показывает очень хорошие результаты. Женщина, которая наравне с мужчинами проводит спецоперации, ловит на Днестре браконьеров. Это свидетельство, что реформа действительно происходит.

В тему: Больной, зеленый Днепр [2]

Есть несколько проблемных регионов. Конкурсы заблокированы в Херсоне и во Львове, например. На Херсонщине мы не можем завершить конкурс, потому что есть постановление суда, которое нам это запрещает. Оспаривает конкурс работник старого территориального органа. Мы ожидаем, когда дело завершится — сейчас в апелляции. По закону мы обязаны сохранять старые кадры до момента, пока не запустится новый территориальный орган.

Есть еще проблемы в областях, где просто никого не выбрали. Общее разочарование людей сказывается на реформах. Если в 2015 году к нам приходило очень много людей на конкурс, то сейчас мы наблюдаем кандидатов, которые просто не проходят конкурсный отбор. Они очень слабы.

Но в целом результат деятельности рыбоохранного патруля очень положительный. Патруль работает в восемь раз лучше, чем в предыдущем году. Например, за первое полугодие 2017 года количество зафиксированных убытков и наложенных штрафов — 74,8 млн грн против 9,8 млн грн в 2016 году.

«Суды часто становятся на сторону нарушителей»

— То есть деньги, которые шли раньше в карман инспектору-коррупционеру, сейчас идут в бюджет?

— По нашей информации, процент взысканий небольшой — 10-15%, но контроль этого — не наша компетенция. И одной из проблем здесь является рассмотрение дел в судах, но так как рыбоохранный патруль не является стороной в суде, мы просто не знаем дальнейшей судьбы дел. К сожалению, суды часто встают на сторону нарушителей и они остаются безнаказанными.

У нас уже разработан законопроект, в котором мы повышаем штрафы за нарушения. И частично решаем вопрос, будем получать информацию о результатах рассмотрения дел.

В то же время мы предлагаем создать Фонд поддержки рыбного хозяйства. Это литовский опыт. Этот Фонд наполняется средствами, которые платят браконьеры. Они обезличены в том смысле, что нет конкретной заинтересованности лица, которое было бы заинтересовано в выплате этих денег конкретным нарушителем. Но если браконьер не оплатил, то наступает за это ответственность.

Мы также с европейцами разработали законопроект о сертификате происхождения рыбы. Любая рыбная продукция должна сопровождаться документом, который показывает, где она была выловлена, когда и кем. Это не только вопрос безопасности, но и вопросы борьбы с браконьерами. Сейчас 60% рыбы находится в тени, она вылавливается без уплаты каких-либо налогов, платежей, распространяется через вполне легальные сети. Сокращение браконьерской рыбы — это в том числе и поддержка нашей аквакультуры, поддержка легальных рыбных фермеров.

Еще один ваш законопроект в Раде предусматривает увеличение штрафов.

Да. Сейчас минимальный штраф 34 гривны, мы увеличиваем минимальный до 1700 гривен. А за большие нарушения (использование взрывчатки и т. д.) увеличиваем до сотен тысяч гривен (255 тыс грн), или же уголовная ответственность. Надеюсь, что депутаты его поддержат в сентябре.

«Я имел более оптимистичные ожидания относительно международной помощи»

— Что еще изменилось за два года вашего руководства? Может, выращивать рыбы стали больше?

— Официально именно выращивание рыбы не росло. Но значительно вырос вылов рыбы и во внутренних водоемах, и в море, потому что мы стимулировали наших предпринимателей показывать легальные уловы. От этого зависело, как будут распределены квоты на следующие пять лет.

До 2015 года распределялось 70-80% общего лимита вылова. Еще 20-30% распределялись в течение года. Комиссия соответствующая заседала чуть ли не каждые две недели. Не было формализованного подхода, который бы исключал субъективизм при распределении.

Поэтому мы начали распределять квоты не на год, а на пять лет. Начали это делать максимально объективно. Мы просто ввели принципы, которые существуют в ЕС. В результате была часть очень недовольных предпринимателей. Но была применена специально разработанная универсальная формула, на которую никто из членов комиссии не мог повлиять.

В формуле одним из критериев был вылов за предыдущие годы. Чем больше ты выловил в предыдущие годы, тем на большую квоту от общего лимита ты имеешь право в будущем. Теперь мы определяем, что, например, на Киевском водохранилище в этом году лимит рыбы, возможно выловить тысячу тонн всего. У кого есть квота 1%, у кого 10%, соответственно, он знает, сколько ловить. В следующем году лимит может быть 1200 или 800 тонн, например.

Также мы оставили небольшой процент квоты в резерве для того, чтобы сделать так называемую инвестиционную квоту. Чтобы стимулировать предпринимателей, которые вкладываются в развитие, которые делают правильные рыбоприемные пункты, закупают новые лодки.

И еще часть ресурса мы оставили для того, чтобы его реализовать на аукционе. Этот механизм нужен, если закроется какая-то компания, и надо будет ее квоту перераспределять, например. Аукционы будут через Prozorro Продажі.

Фото: Cергей Нужненко

— А если говорить только о промышленном рыболовстве?

— Ввели принцип, что каждая сеть должна быть обозначена буем. До сих пор это были какие-то кустарные орудия, бутылки. Сейчас мы немножко делаем жесткие условия. Не просто буй, а еще с флажком. Чтобы было видно издалека. И понемногу мы их проводим к такой, к европейской модели регулирования рыболовства. За рубежом эти буи уже передают сигнал, потому инспектор там знает, кто и где поставил сетку.

Также мы начали процесс электронизации отрасли, в том числе — это онлайн-мониторинг судов благодаря помощи Эстонии. Одна из стран, которая реально помогла. Еще помогают норвежцы, литовцы, комиссия по регулированию рыболовства в Средиземном и Черном море ГКРС ФАО (Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН, — ред.).

Но я имел более оптимистичные ожидания относительно международной помощи в части предоставления техники -ее не было. Нам надо было обеспечить 800 патрульных — не 10 000, как в полиции. Но эти 800 патрульных — это важная история для 11 миллионов рыбаков. Однако, после имеющегося успешного опыта запуска рыбоохранного патруля, реальных цифр, иллюстрирующих работу, уверен, что в будущем переговоры с международными донорами будут более эффективными, отрасль получит помощь.

«Была угроза потерять океанический флот»

Еще одна из интересных историй — это океанический флот, который удалось вернуть под контроль Украины.

Это одна из побед. Когда мы говорим, что удалось спасти флот, речь идет о танкере и четырех рыболовецких судах.

Когда я пришел на должность, то узнал, что у нас есть государственное предприятие, у которого есть танкер. А где он? Начали искать. Нашелся он в Турции. С фрахтователем связи нет. Отправили туда людей, оказалось, что судно арестовано за фиктивную долговую схему фрахтователя (арендатора судна) и уже выставлено на продажу. С помощью посольства и адвоката удалось обжаловать этот арест. Доказать, что это украинское судно, потому что Россия настаивала, что это судно «национализированного» ими в Крыму предприятия. Решению вопроса способствовали и тогдашние отношения Турции с Россией. Использовали все возможности, в т.ч. визиты первых лиц государства. В конце концов суд отменил аукцион по продаже судна, мы нашли новый экипаж, физически зашли на это судно и вычислили момент, когда можно выйти из порта. Надо было действовать быстро, потому что могла произойти ситуация, когда был бы наложен новый арест по каким-то надуманным основаниям.

— Было физическое сопротивление?

— Нет, не было. Старая команда была деморализована, ушла с судна. Судно было без экипажа, к тому же попало в небольшую аварию в порту. Было много нюансов, но удалось это судно спасти. Сейчас оно ремонтируется.

— Какова цена вопроса? Сколько оно стоило?

— В районе одного миллиона долларов. Насколько знаю, это единственный пример, когда Украине удалось отстоять от РФ свое крымское имущество.

Если же говорить об океаническом флоте, то это совсем другие цифры. Это от трех до пяти миллионов за каждое судно. Я еще когда проходил собеседование, слышал, что у нас есть океанический флот, и никто не знает, как его спасти. Потому что наши фрахтователи, за которыми стоят бывшие работники отрасли из Крыма, фактически взяли на себя контроль.

Они даже начали платить фрахтовую ставку не на материковую Украину, а в Крым. Крымские директора наших компаний открыли счет в кубанском Крайинвестбанке, и фрахтователь начал им перечислять фрахтовую ставку.

Мы вернули все в Украину.

Мы вели долгие юридические баталии и один момент — нам очень повезло. Новая Зеландия, где эти суда ходят, ввела правило, что с 1 мая 2016 года нужно получить местный флаг, чтобы вылавливать рыбу. А чтобы снять флаг Украины и поставить флаг Новой Зеландии, нужно было получить наше согласие.

Формально мы не могли отказать им в такой просьбе — так был составлен договор. Но мы выставили требование из десятка пунктов в обмен на это согласие. Сначала «друзья» говорили, что все суда арестуем, вы их вообще не увидите. Было невероятно огромное давление и угроза потери всего имущества.

И это не были шутки, поскольку в конце 2014 году они одно из судов конфисковали в счет долгов. Обжаловать задолженность после того, как Госрыбагенство исторически подтверждало долги более 7 млн долларов, было невозможно. В конце 2014 года, воспользовавшись ситуацией в Украине и Держрибагенстви, одно из судов было потеряно из-за непогашенной задолженности.

Что нам удалось сделать? Нам удалось в судебном порядке признать, что оценка судна, которое они забрали в счет погашения задолженности, совершенно не рыночная. И они нам теперь обязаны заплатить один миллион долларов. Конечно, мы ожидали, что арбитраж вернет судно. Хотя в этом сценарии были и негативные последствия — снова возникла бы задолженность, которая тянулась с 90-х годов, когда госпредприятию предоставляли топливо, проводили ремонты и т.д.

В конце концов мы восстановили контроль над всеми судами. Таким образом, у нас сейчас четыре океанических судна и танкер.

— Удалось получить миллион долларов с этого арендатора?

— Решение суда в процессе исполнения. Большинство суммы перечислено, часть еще ожидается. Мы продолжаем юридические баталии, потому что хотим прекратить с ними любые формальные юридические отношения. Мы можем эти суда использовать более эффективно.

Но даже при таких условиях нам удалось поднять фрахтовые ставки до 40%. Также мы уменьшили срок фрахта. Все, что планировали, все изменили в обмен на разрешение сменить флаг. И после этого нам еще и удалось у этих «арендаторов» забрать одно из судов и передать в фрахт другой компании из Прибалтики. Сейчас у нас два судна в Новой Зеландии, два — у берегов Африки.

Мы третий год подряд получаем прибыль для государства от океанического флота. Впервые за 19 лет этот флот начал приносить прибыль, по итогам двух лет в госбюджет поступило почти 40 млн грн.

— Этот флот ... Какова его судьба в будущем, как вы считаете?

— Государство должно выполнять специфические — стратегические, только ей присущие функции, например — охрана рыбы и водных биоресурсов, контроль за их популяцией, зарыбление. А вести хозяйственную деятельность по отлову рыбы в мировых океанах — это история для частного бизнеса. Сейчас эта рыба даже не попадает на рынок Украины. А если попадает, то это лишь сотни килограммов в год. Это какая-то дорогая элитная рыба, которая продается только в нескольких магазинах по всей Украине.

Наиболее эффективный способ решить проблемы с океаническим флотом — это передать его на приватизацию. Получить в государственный бюджет, я думаю, можно минимум 400 млн гривен. Желательно эти деньги тоже вложить в развитие рыбного хозяйства.

—

Андрей Яницкий, фото: Cергей Нужненко; опубликовано в издании LB.ua [3]

Перевод: Аргумент [4]

В тему: