Без победы над бюрократией реформы обречены. Опыт Минобразования

1.00

Острая тема

Чтобы написать одно письмо, шесть чиновников его передают друг другу, потом еще столько же задействовано в согласовании ответа. Нужно сменить половину персонала, другую сохранить ради «институциональной памяти» и повысить их квалификацию.

Но когда зарплата 1800 гривен — трудно набрать нужные кадры. Полтора дня с заместителем министра образования Инной Совсун провел корреспондент издания ТЕКСТИ.

«В Минобразования приходит масса документов, где хоть как-то вспоминаются слова «обучение», «образование» или еще что-то подобное. Летом мы согласовали инструкцию МВД по подготовке собак (для кинологов).

В здании Министерства образования и науки Украины спокойно мог бы жить любой римский император. Трехметровые потолки изящно подчеркивают важность функций чиновников, а элитная деревянная мебель, которая стоит в кабинете и переговорной первого заместителя министра Инны Совсун, намекают на статус.

Но, как позже выясняется, это наследство от прежнего второго человека в Минобразования, Евгения Сулимы. Итак, в тот момент мебель больше намекала посетителям на уровень потребностей чиновника. Впрочем, как говорит Совсун, при увольнении Сулима забрал с собой телевизор, картины и даже кофеварку...

В тему: 33 греха Дмитрия Табачника [2]

Рабочий день Инны Романовны начинается, продолжается и заканчивается телефонными разговорами. Итак, журналиста ТЕКСТОВ встречает не она, а ее молодая и красивая помощница Юлия.

30-летняя выпускница Лундского университета Швеции и, по версии журнала «Фокус», «не замужем» № 19 в рейтинге самых влиятельных женщин Украины, Совсун пришла в образование из НПО «Центр исследования общества» после Майдана. В это время уже первый замминистра начала борьбу за изменения в Законе о высшем образовании. На посту она уже 9 месяцев.

Через полчаса сидим друг напротив друга с чашками чая в руках.

Инна Совсун [3], фото с сайта Минобразования

— Новый закон о высшем образовании [4], прежде всего, «снял» пункты, которые наиболее бюрократизировали работу университетов, — говорит она. — Летом мы отменили приказ об обязательности кредитно-модульной системы, которая на самом деле не имеет никакого отношения к Болонскому процессу.

Сейчас работаем над новым перечнем отраслей и специальностей, многие из которых создавалась «под» отдельные кафедры или профессоров. Отрасли и специальности сокращаем минимум в два раза.

Изменениям в работе Минобразования сопротивляются. Совсун знает о недавнем интервью волонтера Юрия Бирюкова, в котором он признал, что все, «чья должность ниже министра обороны, оказывают саботаж».

Впрочем, в ее учреждении ситуация несколько иная, и понять, на каком уровне оказывается сопротивление здесь, сложно. Выписной эпикриз от киевлянки Совсун такой: в министерстве относительный порядок. Все «замы» министров — их всего пять — заменены. Кроме заместителя руководителя аппарата. Их большое количество обусловлено тем, что министерство курирует наибольшую сеть учреждений (19 000 школ) и имеет самый большой в стране бюджет.

«Традиционно за рубежом Министерство образования — это всегда самое больше министерство и первая строчка в расходах бюджета, — говорит она. — Еще мы поменяли несколько руководителей департаментов — Управление по работе с персоналом и руководители кадрами, Управление по связям с общественностью и обеспечения деятельности Министра, Управление международного сотрудничества и европейской интеграции и Управления лицензирования, аккредитации и нострификации».

Итак, половина руководителей департаментов — «свежая кровь». С тем, кто остался, за 9 месяцев Совсун удалось выстроить определенную модель взаимодействия.

— В принципе, вырисовывается некое понимание друг друга. Не было случаев, когда нас пытались подставить. В большей степени присутствует несовпадение идей и подходов, особенно в реформах высшего образования. Однако можно вести диалог, убеждать, общаться. Значительно сложнее работать с людьми, которые вообще не имеют конкретных принципов, а только интересы. В таком случае построить модель поведения почти невозможно.

«Прибитые» работой

Де факто меньше по штату министерство выполняет огромный объем работы. В контексте разговора о саботаже это означает, что министру и замминистра трудно различить между этим явлением и последствиями безумного перегрузки работой, которое еще больше усилилось после событий в Крыму и на востоке страны.

«Люди обращаются к нам», — комментирует Совсун. По статистике, Минобразования ежегодно обрабатывает несколько тысяч индивидуальных обращений и запросов, и это только в письменной форме. В этом году количество запросов выросло в полтора раза. На 10 декабря работники министерства получили 540 обращений выпускников крымских вузов с требованием получить документы украинского образца. И это очень популярный запрос: крымские «документы» не признаются Евросоюзом и США. Поэтому думающие о перспективе штурмуют Минобразования с требованием узаконить их документы.

Дополнительной работы добавляет Правительственная телефона линия. Служба, которая прошлогоднему бюджету обошлась в чуть больше 26 млн гривен, постоянно шлет в ведомство различные жалобы и просьбы, которые в большей степени просто очень сложно решить.

На каждое индивидуальное обращение, временами дублирущих друг друга, должен быть дан ответ. «Готовя 15 ответов в день, работник физически не может вникнуть в детали ситуации. В этом контексте трудно различить, где саботаж, а где результаты неэффективно работающего государственного механизма», — говорит замминистра.

Сейчас Совсун вынуждена прекратить разговор, ведь звонит ректор одного из ВУЗов и спрашивает, какая линия аргументации Министерства на сегодняшнем совещании в профильном комитете ВРУ. Встречаются на Грушевского ради того, чтобы поставить под сомнение норму Закона об обязательности внешнего независимого оценивания (ВНО) для выпускников до 2007 года и заставить признавать сертификаты прошлых лет.

Инна глубоко вздыхает и говорит ректору, что «здесь все настолько очевидно, что я не могу даже рационально аргументировать, только давить».

Совсун хорошо помнит наш вопрос о саботаже. «У нас его почти нет, поскольку в нашем министерстве нет тендеров или закупок. Любые денежные вопросы выведены за пределы Минобразования». И она права: грифами на университетские учебники («Рекомендовано...») и, собственно, школьными учебниками — это единственное, что Минобразования закупает централизованно — занимался Институт инновационных технологий и содержания образования [5] с его 612 работниками. Для сравнения: в Минобразования работает 300 человек.

Стоит отметить, что Институт собирал образовательную статистику — с помощью допотопных компьютерных дискеток.

Совсун решением Кабмина успешно ликвидировала эту «инновационную» контору. Начали это делать в июле, завершили — в ноябре. Говорит, что даже когда уже согласованное всеми постановление было в Кабмине, происходили странные вещи по его принятию.

— Никто не верил, что это можно сделать, — исповедуется хрупкая женщина. — Но другого выбора не было. Летом на уровне этого Института был страшный саботаж. Не собирался тендерный комитет, не доставлялись вовремя учебники — случалось все, что угодно.

Замминистра Павел Полянский, курирующий учебники, говорил, что работать было невозможно. Дает указание, а оно не выполняется. Приходишь в Институт в 10 утра, а там еще никого нет. При этом эти люди получали научные надбавки, шел научный стаж и светили научные пенсии.

В тему: У Табачника заказали учебники по цене 647 грн за штуку для первоклашек [6]

Вывод: там, где перекрывается доступ к деньгам, — саботаж.

Кто теперь будет заниматься учебниками? На месте ликвидированного Института Совсун образует два учреждения — Институт образовательной аналитики и Институт модернизации содержания образования. Первый будет заниматься сбором статистики и анализом эффективности украинского образования, второй — учебниками, разработкой программ и образовательными конкурсами.

В этих институтах будет работать меньше людей, чем в одном предыдущем. При этом, по ее словам, сохраняется зарплатный фонд — невозможно набрать квалифицированный персонал на зарплату в 1200 грн. Когда з/п 2400 гривен, «уже можно о чем-то говорить».

...И никаких бумажных монстров

Большой деревянный стол отнюдь не свидетельствует об угрозе «бумажных монстров». Впрочем, это заблуждение: ее ведомство задыхается от сотен бумажных согласований, предложений и документов «под контроль», которые требуют немедленного внимания. На ее столе — аккуратный дециметровая по толщине кипа бумажных документов. Когда-то наступит и его звездный час...

— Вы заявили, что внедряете электронный оборот документов вместо бумажного. Удалось? Что было самым сложным?

— Это было первое, о чем я начала задумываться, оказавшись здесь. Потому что это просто катастрофа. Вы просто представьте: человек, ответственный за какой-то приказ, должен пол-дня бегать за подписями 5-6 руководителей департаментов, которые обязательно должны быть на документе.

Работу над электронным документооборотом начали с IT-аудита. Благодаря знакомствам он обошелся в 0.00. Далее процесс застрял из-за отсутствием денег для программистов. Но буквально 3 недели назад Минобразования договорилось с американцами, которые выразили готовность профинансировать и электронный документооборот, и университетскую электронную финансовую отчетность.

Последняя — это вопиющее требование времени, говорит Совсун. «Отчетность от университетов сейчас сдается в бумажном виде. Поэтому увидеть общую картину или статистику невозможно». В Минобразования была соответствующая программа, но она оказалась неэффективной.

Впрочем, Совсун лоббирует обязательное введение электронного документооборота не только на уровне министерства, но и на межминистерском уровне. Вот ее печальная история.

— Вечером в четверг приходит письмо, что в пятницу в 12.00 состоится совещание по бюджету на следующий год. «Документы будут предоставлены позже», — пишется в письме. И я сижу в 19.30 и жду документы в распечатанном виде. При этом бумажные документы не являются синонимом защиты данных. Когда надо, документы все равно «сливаются».

Поэтому реформа в государственном управлении крайне необходима. Ведь сегодня из-за перегруженности разного рода «бумагооборотом» министерство часто работает не как центр принятия решений, а как адресат отписок и писем.

Интересный пример: за последний месяц одна уволенная харьковская преподавательница направила в Минобразования 77 запросов на публичную информацию. «С одной стороны, она имеет на это право, — рассуждает Совсун. — С другой, мы должны выделить человека, чтобы отписываться на ее запросы». Ведь как только эти и любые другие письма «заходят» в Минобразования, они регистрируются, и на них должен быть ответ.

Даже самое бессодержательное письмо проходит такой вот цикл: оно регистрируется, относится профильному заместителю Министра (1-й работник); заместитель знакомится с документом и определяет, какой департамент будет отписываться; дальше его отдают секретарше (2), которая регистрирует факт передачи письма исполнителю (3). Последний получает письмо и определяет, кто из начальников отделов (4) назначит того, кто непосредственно будет писать ответ. Его секретарша (5) перерегистрирует обращение и передает начальнику отдела, который знакомится с документом и определяет непосредственного исполнителя работы (6).

У последнего на столе лежит уже 20 писем, и это будет 21-й. Он готовит ответ, передает письмо начальнику отдела (ставит свою визу), затем руководитель департамента и так далее ... И это по каждому документу. «Эти круги ада забирают кучу времени», — признает Совсун.

— Не было желания обратиться к Дмитрию Шимкиву, который летом анонсировал переход в АП на электронный документооборот?

— Он у себя не сделал пока ... Но в Минэкономики эта программа электронного документооборота есть и работает. Однажды я была в Кабмине и зашла к своему знакомому Роману Качуру, заместителю руководителя аппарата. Он спросил: «Можно я тебе похвастаюсь?».

Достал iPad, прокомментировал: «Смотри, я подписываю документы» и несколько раз щелкнул на экране. Все, он подписал (по словам Качура, программа обошлась минимум в 400 000 грн — А.Г.). Отличие между нашими министерствами в том, что в Минэкономики были хоть какие-то деньги, а у нас их хватает только на коммунальные услуги и зарплату.

Чиновничье счастья

В кабинете Совсун висит плазма. Сегодня целый день говорит телеканал 24. «Мы требуем увеличения эффективности и уменьшения затрат», — рассказывает с экрана премьер-министр Арсений Яценюк [7] об основах государственной службы. В кабинете, где нас четверо — Инна Романовна, помощницы Ольга, Юлия и я — эти слова внимательно слушают.

Яценюк на экране, внимательно слушаем

«Молодые люди к нам почти не идут, — говорит Совсун. — Опять же, это вопрос зарплаты. Когда я беру людей на работу, я спрашиваю: „Есть ли у вас квартира?“. Я понимаю, насколько это важно в контексте низких зарплат». Вообще, они являются причиной, почему Минобразования не может найти образованных людей для работы. Для киевлян и гостей столицы ведомство предлагает уже съеденную инфляцией з/п 1800 гривен.

Чтобы исправить этот status quo, замминистра предлагает подробную карту изменений. «Во-первых, надо поднять зарплату. Это обязательно, но недостаточно. Во-вторых, просмотр функционала: сокращение скучных и неинтересных согласований». О «скучных» согласованиях она знает не со страниц газет.

— Последние три дня мои помощницы пытались организовать мне командировку в Чехию. Платили чехи. Но по нашей системе, чтобы поехать в командировку, должно быть написано техническое задание для командировки. Его потом везут в МИД, где его просматривают и подписывают рукой заместителя министра. Далее эти документы подписываются в Минобразования и везутся в Кабмин, где профильный вице-премьер Вячеслав Кириленко [8] согласовывает мою командировку. Всего 4 звена.

Рассказывая о предыстории своей командировки, Совсун вспоминает еще о двух собственных предложениях по рационализации процесса государственного управления. Бесспорно, нужны кадровые изменения и надо поменять половину персонала (другую половину, по ее мнению, надо сохранить, потому что должна быть «институциональная память») и организовывать тренинги, повышающие квалификацию персонала и обучающие качественно иному мышлению. Но поскольку первые два пункта не выполняются, то третий не имеет смысла.

Впрочем, у выпускницы шведского университета есть претензии и к чиновникам. В частности, у них катастрофически низкое знание языков. Несмотря на маленькую зарплату, в министерство принимают людей, у которых есть рабочее знание английского языка.

«Некоторые никак не могут привыкнуть к обязательному знание английского, — возмущается Совсун. — Когда им в отделе кадров говорят, что первый заместитель министра будет проводить собеседование на английском, половина просто отказывается подавать бумаги. Однако когда у нас случаются поездки за границу, у меня огромная проблема найти кого-то со свободным английским».

В 14.00 становимся свидетелем того, как к замминистра прибывают гости из Посольства США, которые в прошлом году организовали для работников украинского Минобразования поездку в Америку. Цель стандартная — обмен опытом. Впрочем, даже для этого разговора Минобразования пригласило переводчика, потому что с английским у персонала нашего ведомства не очень ... Совсун на встречу не идет: нет времени.

— Возможно, проблема не столько в людях, а в организационной структуре учреждения? Как улучшить управленческую структуру, скажем, вашего министерства?

— Во-первых, я бы отдала полноту принятия решений профильному министерству, чтобы даже минимальное изменение не согласовывать с кучей других министерств. Это то, что очень замедляет работу. К нам приходит масса документов, где хоть как-то вспоминаются слова «обучение», «образование» или еще что-то. Мы на них должны реагировать. Мой любимый пример: летом мы согласовали инструкцию МВД по подготовке собак (для кинологов). И этот поток не исчерпан.

Мягкая рука рынка

Замминистра звонят по разным причинам. «Вы не представляете, сколько я получаю звонков с просьбами „порешать“ чьи-то проблемы. Сейчас уже меньше — вероятно, знают о моей репутации». Такая же принципиальность и репутация Совсун нужны, чтобы пройти между Сциллой максимальной ориентации образования на рынок и Харибдой противоположного процесса.

Совсун не даст рынку стать единственным трендмейкером в образовании. «Ведущей идеей образования в первые годы Советского Союза было подчинение высшего образования потребностям государственной экономики. Это — часть нашей истории, потому что эта идея укоренена в систему украинского образования. Пример — так называемые „отраслевые“ университеты, которые „делали“ специалистов для конкретной отрасли, — говорит она. — Сейчас этот подход под огнем критики, и я с критикой согласна».

Действительно, какому сегмента рынка нужны философы? Теоретически, они нужны только университетам. Но, по словам 30-летней чиновницы, философы становятся замечательными менеджерами, дизайнерами и т.д., потому что у них есть особый мыслительный бэкграунд и традиция мышления. «Это гораздо важнее умения заполнять бухгалтерские документы.

Рынку труда не нужны историки, но это не значит, что они не нужны обществу, особенно в действующих условиях. Нам нужно „изготовить“ 20 историков. Среди них один станет „крутым“, а остальные пойдут работать в школу или открывать рестораны на историческую тематику. И мы будем уверены, что декор этих заведений будет фактологически безупречным! А значит, будет прибыльным и приносить деньги в государственный бюджет».

Между тем Совсун получает от некоего нардепа SMS. «Почему нельзя сокращать расходы на образование?», — спрашивает ее автор. Она сразу озвучивает содержание SMS помощницам Ольге и Юлии. Все смеются. «Потому что на этом не экономят никогда», — говорит Ольга, которая тоже, как и Совсун, выпускница Могилянки.

Впрочем, правая рука министра Квита — за расходование денег на качественно новое образование. «Мы повышаем качество образования не до потребностей рынка, а в связи с ним. Хорошее высшее образование не может не основываться на научных исследованиях», — говорит она.

Ранее уровень преподавателей измерялся количеством статей в ВАКовских изданиях (кстати, Минобразования работает над его закрытием). Идея фикс Совсун — сделать упор на возможности исследований для преподавателей, и действующий Закон об образовании снижает нагрузку с 900 до 600 часов обучения.

— Качество работы кафедры соизмеримо с качеством исследований, проводимых ее преподавателями. Качество образования равно качеству преподавания. Какая польза?

Преподаватель, который проводит исследования, находится на передовой науки и, соответственно, он гарантированно доносит своим студентам актуальную информацию и подходы. Если же человек преподает по учебникам, у него нет мотивации развиваться и развивать других.

Ради эксперимента ТЕКСТИ просят Совсун дать свою дефиницию штампа «качественное высшее образование». Для замминистра этот экзамен простой. «Это образование, которое базируется на научных исследованиях и в котором есть элемент отбора людей, в нее вступающее».

Вторая часть ее предложения — не гламур. Минобразования не считает, что высшее образование — это обязательный этап жизни. В Украине под 80% выпускников поступают в вузы. «Это ненормальная статистика, — убеждает Совсун. По новому Закону, предполагается уровень в 50%. Именно тогда мы сможем выбрать лучших».

Вывод: Минобразования будет сокращать и количество вузов, и количество поступающих при сохранении образовательных расходов на том же уровне. Их будут концентрировать в сильнейших университетах и уменьшать количество людей, которые на эту сумму учатся. А сумма эта в Украине большая — 7,3% от ВВП. Это даже больше, чем показатели в западных странах (кроме Скандинавии).

Такое дорогое село...

В кабинете Совсун тихо; будто старая советская радиола, незаметно работает плазма. В 15.00 приходит письмо от ТРК «Украина» с просьбой объяснить целесообразность закрытия 53 учебных заведений в зоне АТО. Позже — письмо от «Интера» с просьбой о телесъемке министра Сергея Квита. «Письмо ему, пусть он и решает», — говорит Совсун и его откладывает.

— Нужны ли районные управления образования? С одной стороны, они съедают кучу денег, а с другой являются советским рудиментом и еще при В. Януковиче использовались и для идеологического контроля над учителями, и для «выгона» учителей на митинги.

— Очевидно, что определенный инструмент управления школами на местном уровне должен быть. Ну не могут школы напрямую подчиняться областному центру или Киеву. У нас 19 000 школ, поэтому децентрализации быть. Как — это уже отдельная дискуссия. Но ситуация интересная: районо занимается и материальным обеспечением, и инспекцией. Но это нелогично с точки зрения менеджмента: кто-то должен создавать условия для функционирования, а кто-то — проверять.

Однако Совсун признает: главная проблема — это методические кабинеты, которые часто смешивают с районо, хотя это неправильно. Статистически количество работников управлений образования не столь уж и большое; их значительно больше в методкабинетах. Итак, в Минобразования зреет «коварный» план существенно сократить расходы на них и их работников.

Параллельно с сокращением численности образовательных бюрократов Минобразования готовит революцию в документообороте: американцы финансируют разработку электронной системы и в Минобразования, и в системе образования в целом.

«Сейчас любой бумажный отчет, который подается школой, идет в районо, — говорит Совсун. — В нем сидит отдельный человек, который сводит все отчеты; дальше из районо бумаги привозят в области, а там уже 3 человека, которые сводят сведения из районов.

В конце процесса люди из областей везут данные в Киев. Мы проталкиваем простое решение: школа заполняет онлайн-форму, и данные автоматически появляются во всей системе. Потребность в лишних людях отпадает».

Впрочем, даже если Минобразования будет быстро получать отчеты по всем 19 000 школ, оно все равно не будет знать бюджет отдельной каждой школы. «Нам известен примерный принцип», — детализирует Совсун. Система проста: существует определенный норматив финансирования на одного ученика — это ≈ 8000 грн. Бюджета школы как такового нет, есть бюджет районо.

Норматив (8000 грн) умножается на количество учеников, и местным бюджетам предлагается покрыть эти средства. Если у местных властей дефицит средств, она получает субвенцию выравнивания от государства. Эта услуга популярна: до 80% районов нуждаются в дополнительных государственных средствах. Эти деньги передаются районо, которое впоследствии смотрит на ситуацию.

— Допустим, в районе 10 школ, в одной учатся 300 детей, в другой — 10. Это отнюдь не означает, что в школу с 10 учениками пойдет 80 000 грн (то есть норматив 8 000 × 10 учеников), а в большую школу пойдет 300 × 8000 грн. На 80 000 школа не будет функционировать, потому что этому заведению нужен один директор, один завуч, одна уборщица и отдельные учителя физики, химии etc. Районо распределяет государственные средства не в зависимости от количества детей в школе.

В результате стоимость обучения ребенка в маленьких сельских школах получается в разы выше, чем в небольшом районном городке. В цифрах это примерно 40 000 — 50 000 грн, в некоторых случаях — под 60 000 грн.

От Совсун раздается хорошая мысль: эту сеть нужно уменьшать. Впрочем, не сокращая расходы на образование. По ее замыслу, сэкономленные средства пойдут на те школы, куда распределяются дети из закрытых сельских заведений. Плюс на закупку автобусов для транспортировки детей. Все же помнят программу "Школьный автобус«?

Школа 3.0

В школе будущего, о которой мечтает Совсун, уроки, которые дадут необходимые для жизни навыки — набор на клавиатуре, программирование (такое же актуальное умение, как и знание английского), умение работать с компьютерным «железом» и финансовое планирование. Это планируется, но не в ближней перспективе. Когда именно наступит это будущее, министр не говорит. Причина: деньги и специалисты.

Несмотря на системный недостаток и того, и другого, в Украине опыт внедрения новых дисциплин есть. Совсун вспоминает, что некоторые университеты разрабатывали программы финансовой грамотности для школ. «В принципе, это очень полезно, потому что дети видят, что математика имеет смысл и позволяет сохранять деньги», — говорит она.

— Два дня назад я имела очень интересный разговор с людьми, которые готовы всячески поддерживать развитие программирования в школе. Возможно, не на уровне обязательных предметов, а на уровне пилота. Программирование в некоторых школах уже есть, но изучают там вещи прошлого столетия вроде Basic.

Опять же, в украинской школе будущего не должно быть абсолютно неоправданной, по мнению Совсун, нагрузки в средней школе на уровне 8 — 9 уроков. Разве это не отражение советской традиции «как можно дольше держать детей в контролируемых средах и школе в частности»?

Интересно, что в университете ситуация похожая: сравнивать «наши» 30 аудиторных часов с 15 европейскими часами — дело неблагодарное. Чрезмерная нагрузка демотивирует желание учиться, и с этим обязательно нужно что-то делать, убеждает замминистра. Однако назвать год, когда детей начнут освобождать от бремени ненужных уроков, Совсун тоже не называет.

Откинувшись на спинку стула, замминистра вспоминает финский опыт. «В книге Finnish lessons я прочитала, что в Финляндии фокус ставится не на определенном количестве уроков, а на способности местных учителей определять, сколько уроков нужно конкретному классу. Ибо один класс может быть сильнее, другой — слабее».

В этой стране — и в Украине тоже, но по другим причинам — отсутствует такой феномен, как оставление ребенка на второй год. «Во-первых, это стигматизирует ребенка. Во-вторых, не факт, что это эффективно. Если ребенок не овладел программой в первый раз, то как мотивировать учить то же второй раз?

Если финский школьник по результатам первой учебной четверти отстает, то его дальше сопровождают специальные педагоги, их „подтягивать“. Впрочем, министерство не может обеспечить дифференцированный подход к каждому ученику — их миллионы. Это дело автономии конкретного учителя».

Совсун обещает, что отныне школа не будет ассоциироваться с учебниками, написанными ужасным языком вперемешку с грамматическими ошибками и приобретенными за бешеные деньги. «Когда я училась в 90-х, я так же страдала от скучных учебников, — говорит она.

Позже, во времена Табачника [9], этот тренд обрел гипертрофированные масштабы, ведь учебники стали объектом коррупционных интересов чиновничества. Пособия — это единственная вещь, которую Минобразования закупает. Институт, который раньше занимался этим коррупционным делом, ликвидирован, и теперь Совсун и ее коллеги начинают менять подходы к формированию, заказу, закупкам и распределению учебников.

— Знаете, что сейчас происходит? В конкурсе учебников принимают участие авторы, у которых априори уже есть контракты с издательствами. И почему-то выигрывают учебники одних и тех же авторов и издательств. Чтобы преодолеть эти схемы, мы предлагаем модель соревнования исключительно авторов учебников. И печатает книгу-победителя издательство, которое предложит лучшие условия на тендере.

На вопрос, почему в этом учебном году, как и в предыдущие, с родителей собирали деньги на покупку учебников, Совсун ответила просто: были проблемы с печатью. Виновато Госказначейство, не выделяло средства. Поэтому учебники появились с задержками.

Не превратиться в дракона

В конце рабочего дня садимся в скромный служебный Volkswagen Passat и отправляемся в ВРУ. На встречу с профильным комитетом и лично Лилией Гриневич, которая не прочь отменить положение об обязательности сертификата ВНО и для выпускников до 2007 года. Им, по мнению некоторых лиц, достаточно и экзаменов. В машине ставлю последние два вопроса:

— В ноябре после «антисепаратистских» жалоб харьковских студентов освободили декана социологического факультета ХНУ Виталия Лукащука. Сегодня студенты Полтавского НТУ (этот университет близок к бывшему руководству, позже скажет Совсун) убеждают, что ситуация с сепаратизмом повторяется и там. Но теперь главный герой не декан, а ректор Владимир Онищенко.

Вот цитата инсайдера-студентки: «После того как мои друзья начали выявлять факты коррупции и политические взгляды ректора, у нас на кафедре начались тотальные чистки. За проукраинскую позицию уже уволили ряд преподавателей, а некоторых скоро уволят. У них там отчаяние, ситуация ухудшается». Может Минобразования повлиять на эту ситуацию?

— Беда в том, что если нет доброй воли руководства университета, то что-то менять очень сложно. Мы не можем напрямую вмешиваться в жизнь университета. Этому мешает элемент автономии, о котором мы так сильно мечтали. Выстраивать систему, в которой все зависит от Минобразования, — очень опасно.

С ситуациями, когда в ВУЗах творится полный беспорядок, замминистра советует «по полной» использовать возможности нового Закона о высшем образовании. В отличие от предыдущей системы, когда ректора выбирали делегаты, которых фактически назначал ректор, в новом Законе авторы прописали, что в выборах имеют право участвовать все преподаватели университета.

Вторая компонента победы — война, иногда публичная. «Иногда люди обращаются в министерство с жалобой и при этом отказываются писать официальные обращения или заявления, — говорит она. — Но мы не милиция, чтобы приезжать в ВУЗ и расследовать. Проверка факта давления — это дело правоохранительных органов, к ним и надо обращаться. Но я признаю, что это беда, когда ректор университета ведет себя неадекватно».

— Есть процедура «импичмента» ректора?

— Нет. С ним можно расторгнуть контракт за его нарушение. Надо внимательно исследовать в контракте, что там прописано. Если есть явные, массовые нарушения и несоблюдение трудового законодательства (людей увольняют), то это является основанием для выговора, потом еще одного выговора, и тогда расторжение контракта и объявление новых выборов.

Можно увольнять, идя «по беспределу». Но тут появляется вопрос, как, свалив дракона, самому не стать драконом.

—

Алексей Гордеев, опубликовано в издании Тексти.UA [10]

Перевод: Аргумент [11]

В тему: