Святослав не был, как это иногда утверждают, эдаким военным авантюристом. Он вынашивал серьезные намерения, говоря словами Михаила Грушевского, «загорнути під себе полудневе слов’янство й стати сильним суперником Візантії».

Отправная точка нашего повествования — 967 год. Восточный вектор политики князя Святослава, направленный на завоевание хазарского государственно-политического наследства, был внезапно свернут. Царьград сумел выстроить перед киевским князем более заманчивую перспективу — взять под вооруженную свою руку Балканы.

Византия тогда страдала от своего сильного соседа — молодого и воинственного Болгарского государства, потому и искала себе мощного союзника в борьбе с экспансионистскими устремлениями последней. Византийский император Никифор Фока (963—969) в 967 году обратился за помощью к окутанному славой победителю Хазарии киевскому князю. Однако Святослав не был, как это иногда утверждают, эдаким военным авантюристом, который необдуманно соблазнился бы вмешаться в болгарскую кампанию. Он вынашивал серьезные намерения, говоря словами Михаила Грушевского, «загорнути під себе полудневе слов’янство й стати сильним суперником Візантії».

В тему: Азовцы установили памятник князю Святославу на месте снесенного памятника Ленину [2]

Внешняя политика Святослава Игоревича — постижение старокиевскими книжниками-христианами природы его домогательств на Балканах обычно ценится историками скорее как военный авантюризм, окутанный героикой дружинного эпоса. Считают, что грандиозные воинственные авантюры Святослава и его советчиков препятствовали созданию крепкого фундамента древнерусской государственности и были, в лучшем случае, призваны разорвать блокаду соседними странами торговых путей Киевской Руси.

Тем временем, создавая образ отважного непритязательного в дружинно-полевом быту языческого воина, древнерусские книжники, в присущих для христианской культурной традиции категориях символического образа мышления, усматривали в его деятельности государственно-созидательную, так сказать, основу. Размещенное в «Повести временных лет» в 967 г. лапидарное сообщение о первом болгарском походе Святослава является только преамбулой к амбициозным претензиям киевского князя: «В лето 6475 (967 г.) отправился Святослав на Дунай на Болгар».

Византия стремилась выгодно воспользоваться ослаблением Болгарского царства, которое было следствием внутриполитических противоречий. Царьграду удалось привлечь Святослава заманчивой перспективой взять под свою вооруженную руку Балканы. В соответствии с соглашением, заключенным с византийским императором Никифором Фокой, русские войска и выступили против болгар. Выставленное против киевского воинства тридцатитысячное болгарское войско не выдержало первый же натиск русов и отошло к дунайской крепости Доростол (теперь Силистрия).

Узнав о поражении, болгарский царь Петр от чрезмерных переживаний тяжело заболел и вскоре умер. Между тем почти вся восточная Болгария была покорена Святославом. Как извещают давние летописи, «одолел Святослав болгар. И взял он восемьдесят городов по Дунаю, и сел княжить здесь, в городе Переяславце (теперь город Малая Преслава, при впадении Дуная в Черное море. — В.Р.), беря дань с Греков». Не исключено, что во время этого похода Святослав распространил свою власть не только на земли Нижнего Дуная, но на запад и юг от него с Большой Преславой — столицей Болгарского царства включительно.

Летом 968 г. Святослав был вынужден покинуть Переяславец и поспешить с частью своих воинов на помощь Киеву, который взяли в тесное кольцо осады печенеги. Киевские бояре упрекали Святослава: «Ты, князь, чужую землю ищешь и заботишься о ней, а свою покинул». Прогнав в Поле печенегов, Святослав позаботился об укреплении управления Киевским государством. Своего старшего сына Ярополка он сделал князем в Киеве, Олега — в Древлянской земле, а самого младшего Владимира отправил посадником в далекий Новгород. Сам же он, похоронив мать, объявил о своих намерениях заключить антивизантийский союз с немецким императором Оттоном І и создать могучее государство восточных и южных славян на широких просторах между Дунаем и Черным морем.

Во время своей второй, болгарской, экспедиции в 969 г. Святослав, как точно установлено, захватил Большую Преславу, взяв в плен при этом царя Бориса ІІ с семьей. Борис Болгарский был лишен трона и знаков царского достоинства. В летописной статье, размещенной в «Повести временных лет» в 969 г., содержатся весьма красноречивые слова, вложенные летописцем в уста киевского князя:

«Не любо мне сидеть в Киеве. Хочу жить я в Переяславце на Дунае, ибо там есть середина земли моей, туда стекаются все блага: из греческой земли — паволоки, золото, вино и овощи разные, а из Чехии и Венгрии — серебро и кони, из Руси же — меха и воск, и мед, и рабы».

Скомпонованная старокиевским книжником на основе подражания ветхозаветной традиции, в частности хилиастического пророчества Езекиила и библейской книги Ездры, так сказать «речь» киевского князя приближает его к персидскому царю Киру с его стремлением владычествовать в мире, «серединой», которого в древнерусской литературе домонгольского периода принято было считать Иерусалим. Согласно пророчеству Иеремии, именно язычнику Киру надлежало возродить Иерусалим и храм Господень:

«Так говорит Кир, царь Персидский: Все земные царства дал мне Господь, Бог Небесный, и Он приказал мне построить ему храм в Иерусалиме, в Иудеи. Кто между вами из всего Его народа, — пусть будет Бог его с ним, и пусть он идет в Иерусалим, в Иудеи, и построит дом Господа, Бога Израилева. Это тот Бог, что в Иерусалиме. А каждому оставшемуся во всех тех городах, кто проживает там, пусть помогут люди его места серебром, золотом, домом, скотом, с добровольной жертвой для дома Божьего, что в Иерусалиме» (Ездра. 1: 2 — 4).

Выписанная в летописи история Святослава закладывает в языческое прошлое Руси идею ее извечной богоизбранности и претензию на преемственность христианских сакральных центров правоверного мира, которыми были Иерусалим, Царьград/ Константинополь и столица Симеона Болгарского (893—927) — Преслав Большой, или Преслав град. Эти рефлексии, считаю, и определили выбор названия третьего по значению после Киева и Чернигова города Днепровской Руси («Русской земли») — Переяслава.

Вероятно, неслучайно построены тогда в нем церковные сооружения и другие архитектурные достопримечательности обозначенные, как утверждают специалисты, влиянием болгарской школы. Такое уподобление Переяслава Русского болгарскому прообразу и общему для них прототипу Божьего Града было закономерным следствием характерного для древнерусской церковно-политической элиты стремления к имитации «ромейской» парадигмы обустройства на Руси богохранимого христианского царства.

Между тем Никофор Фока скоро понял, что имеет дело с опасным соперником и стал искать понимания с Болгарией. Однако его правлению положило конец покушение, совершенное военными 11 декабря 969 года. Императорский престол занял предводитель мятежников Иоанн Цимисхий. Он решительно взялся положить конец устремлениям Святослава на Балканы. Ублажая киевского князя подарками и обещаниями, ромеи пробовали заставить Святослава отказаться от Болгарии.

«Возьми с нас дань себе и дружине своей, — говорили они. — Но скажите нам, сколько вас, чтобы дали мы по числу воинов». Святослав разгадал хитрость греков и назвал вдвое большее количество воинов, чем было их в действительности, а именно — 20 тысяч. Византийский хронист Лев Диакон передает слова Святослава, сказанные им греческим послам: «Я уйду из этой богатой страны не раньше, чем получу большую денежную дань и выкуп за все захваченные мной в ходе войны города и за всех пленных. Если же ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть они покинут Европу, на которую не имеют права, и убираются в Азию». Император велел готовиться к боевым действиям, объявив по всей Византии военную мобилизацию.

Наступила зима 969/70 годов. Войско Святослава постепенно продвигалось вглубь Византийской империи. Весной 970 г. отряды Святослава, завладев Македонией и стремительно пройдя Балканы, спустились на равнину. Захватывая город за городом, Святослав неминуемо приближался к Константинополю. Император Иоанн Цимисхий спешно выступил из столицы с многотысячной, хорошо вооруженной армией.

Ему удалось завладеть несколькими стратегически важными населенными пунктами на территории самой Византии и в Болгарии. Однако жестокие столкновения, которые завязались на полях Фракии, не определили победителя. А тем временем в Малоазийских владениях Византийской империи вспыхнуло восстание родственников и сторонников убитого императора под руководством Варди Фоки. На подавление этого мятежа Цимисхий должен был отозвать свои войска. Воспользовавшись ослаблением боевого напряжения, Святослав повел своих воинов на отдых, выбрав для этого город Доростол на Дунае.

Цимисхий же не тратил времени зря. Весной 971 г., перед этим расправившись с мятежниками, он собрал пятнадцатитысячную пехоту и тридцатитысячную конницу, которые перешли незаблокированными Святославом горными тропами Балканы и с силой обрушились на захваченную русами болгарскую столицу — город Преслав. 14 апреля в 971 г. Цимисхий завладел городом и признал пленного царя Бориса владетелем Болгарии. Это событие способствовало подъему боевого духа болгарских воинов, которые вместе с греками двинулись против Святослава на Доростол, заблокировав его с суши и реки.

Осада Доростола длилась три месяца. За это время русы осуществили не одну отчаянную вылазку, добывая таким образом пропитание и обезвредив врага. Со словами «не посрамим земли Русской, а ляжем здесь костьми, ибо мертвые сраму не имут» повел Святослав своих воинов на решающую битву, которая состоялась 24 июля 971 г. Только благодаря чуду и покровительству святого Федора, как позже объясняли греки, удалось им одержать победу над Русью. После этого Святослав вступил в переговоры с Цимисхием. Подписанное между ними соглашение отменяло претензии Руси на крымские владения Византии и Болгарию. В то же время войско Святослава обеспечивалось необходимыми припасами на дорогу и беспрепятственным его пропуском к границам Руси.

Текст этого русско-византийского соглашения, которое хранилось в императорской канцелярии, был хорошо известен составителям «Повести временных лет»:

«Я, Святослав, великий князь русский, как клялся, так и утверждаю настоящим договором мою клятву, что хочу вместе с русами, которые подо мной, боярами и другими людьми, иметь мир и настоящую дружбу, с каждым — и с большим цесарем греческим, и с Василием, и с Константином, и с другими боговдохновенными цесарями, и со всеми людьми вашими до скончания века. Никогда же не буду иметь помыслов на землю вашу, ни собирать людей против нее, ни приводить другой народ на землю вашу и сколько есть краев под властью греческой, ни на волость Корсунскую и на города ее (говорится о крымских владениях Византии. — В.Р.), сколько их есть, ни на землю Болгарскую. А если другой кто-нибудь замыслит на землю вашу, то я буду противником ему и буду драться с ним. Как и клялся я цесарям греческим, а со мной бояре и Русь вся, будем мы придерживаться предыдущего договора.

Если же мы не сдержим чего-то из сказанного раньше, то я и все, кто со мной и подо мной, пусть будем прокляты богом, в которого веруем, — в Перуна, в Волоса, бога скота, — пусть будем мы золотые, как золото сие (то есть желто-золотистая дощечка для письма, которая своим цветом символизирует здесь смерть. — В.Р.), и своим оружием пусть мы иссечены будем, и пусть мы умрем. Вы же имейте сие за правду, что ныне сделал я вам и написал на хартии сей, а мы своими печатями запечатали».

В тему: Византия: чем была и не была для нас империя [3]

После утверждения мирного соглашения с греками Святослав встретился с императором. Одетый в позолоченные доспехи, Цимисхий подъехал во главе вооруженных всадников на берег Дуная, куда на лодке приплыл Святослав. Византийского хрониста Льва Диакона, который описал эту встречу, поразила скромность, с которой был одет русский князь, а также его внешность. А был он «умеренного роста, не низкий и не высокий, с густыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с длинными усами.

Голова у него была совсем обрита, только с одной ее стороны спадала часть волос — признак знатности рода. Крепкий затылок, широкая грудь и все остальные части тела полностью пропорциональны. Выглядел он достаточно суровым и диким. В одном ухе у него висела золотая серьга; она была украшена золотым карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одежда на нем была белая и отличалась от одежды других большей опрятностью. Сидя на скамье для гребцов, он поговорил немного с императором об условиях мира и отчалил от берега».

Однако причалить, продолжая этот образный ряд, к берегам Днепра и подняться на киевские кручи ему не судилось. Возвращаясь в Киев, Святослав попал в засаду, которую ему устроили печенеги на Днепровских порогах. Как сообщает «Повесть временных лет» в 972 г., «Пришел Святослав в пороги. И напал на него Куря, князь печенежский. И убили они Святослава, и из черепа его сделали чашу, — оковав череп его золотом, и пили из него».

Подтверждение достоверности летописного сюжета с отрубленной головой Святослава большинство историков находят в культурной традиции тюркских народов. Например, вождь гуннов Лао шан-шаньюй (174—161 гг.) изготовил чашу из черепа вождя юечжей и пил из нее смешанную с вином кровь белой кобылы. Мотив подвешивания головы побежденного врага в виде трофея на коня героя весьма распространенный в монгольском эпосе. Этот воинственный обычай находит, как свидетельствует Дж. Фрезер, много параллелей в истории и культуре других народов, которые видели в этом ритуале символическую передачу победителю силы и доблести своего противника.

В тему: «Украинская земля насквозь пропитана кровью». Украина и ее место в Европе глазами британца [4]

Это обстоятельство все же не позволяет полностью верить предлагаемой летописцем истории с отрубленной головой Святослава, учитывая наличие многих сюжетно-текстологических совпадений «Повести временных лет» с другими письменными источниками, которые составляли круг лектуры старокиевского книжника. Такими являются, в частности, сказания Геродота о воинственных обычаях скифов и сообщениях Хроники Георгия Амартола о гибели византийского императора Никифора. После победной битвы с последним болгарский хан Крум, «Никифору главу усикнувъ, на древи повисивь за колико днии, потом же обнаживь лъба и оковавъ сребромъ извноу, и повели пити из неа княземъ Блъгарскым, хваляся ненасытовствовавшего и мира и не хотевшем».

Если же продолжать развивать цепь аналогий Святослава с Киром, то можно обнаружить схожесть образов персидского царя и древнерусского князя в истории гибели обоих правителей. По свидетельству Геродота, Кир погиб во время битвы с масагетами. По приказу царицы Томирис, труп Кира был найден среди погибших, а затем обезглавлен. Его отрубленную голову бросили в чан, наполненный кровью, чтобы персидский обладатель смог вволю напиться ею, — чего он так страстно жаждал. В таких же литературных топосах была, думаю, осмысленная древнерусским летописцем смерть киевского князя на Днепровских порогах.

Князь Святослав ведет войско на Андрианополь в 970 г. Гравюра ХІХ в. / Фото с сайта WWW.WIKIMEDIA.ORG

Претензии Святослава на «дунайско-болгарское наследство» были обоснованы, очевидно, не в последнюю очередь болгарским происхождением его матери — княгини Ольги. Неслучайно в ее окружении был священник по имени Григорий, родом из Болгарии. Именно он сопровождал киевскую княгиню в ее путешествии в Константинополь, где в 946 или 954 году она приняла христианство. Став, по свидетельству летописи, крестницей византийского императора, она примкнула к семье христианских народов тогдашнего мира. Невзирая на то, что Святослав оставался язычником, говоря матери: «Как я другой закон приму? Ведь дружина моя над этим смеяться начнет!», — Ольга, как свидетельствуют летописные источники, любила своего сына и молилась за него и за всех людей все дни и ночи.

В тему: «Чтоб ни в чем Москве не верили». Как Россия присоединяла Украину: шанс Мазепы [5]

Хорошо был сориентирован в болгарских делах и ее внук — князь Владимир Святославович. Одна из его жен была болгаркой. Креститель Руси оказал существенную помощь своему шурину — византийскому императору Василию ІІ (976—1025) во время организованного им широкомасштабного наступления на Болгарию. Этот Василий, прозваний «Болгароктонос» (Болгаробоец) с помощью русских войск полностью разгромил Первое Болгарское царство.

Пока будущий статус последнего еще не был определен, Владимир и его греческая жена — сестра Василия ІІ, принцесса Анна — мечтали посадить своего сына на Преславский престол. Вероятно, потому, мотивирует профессор Анджей Поппе, «рожденный в около 990 г. сын Владимира и Анны, крещенный именем своего деда по материнской линии, императора Романа ІІ, получил княжеское имя Борис, которое апеллировало к имени царя Бориса ІІ, утратившего трон в 971 году одновременно с поражением Святослава.

И разве имя Петр, данное Святополку во время крещения в 988 году, разрешено было связывать с именем болгарского царя Петра, который умер в 969 году?» Однако этим династическим планам киевских царственных супругов не суждено было осуществиться. С начала ХІ века Болгария превратилась в византийскую провинцию и таким образом не стала киевским уделом — «балканским зонтом» Киевской Руси.

Однако Нижний Дунай на протяжении многих веков оставался в орбите политических и экономических интересов Киевского государства. Болгарский город Доростол, где было подписано Святославом мирное соглашение с греками, привлекал Владимира Мономаха, который любой ценой хотел вернуть Руси «дунайско-болгарское наследство» Святослава Славного. В 1116 году в «Повести временных лет» содержится такое сообщение: «В сей же год пошел цесаревич греческий Леон Диогенович, зять Владимира, на Алексея Комнина, цесаря греческого. И сдались ему несколько городов дунайских, а в Дрестре-городе коварно убили его два сарацина, посланных цесарем, месяца августа в пятнадцатый день».

Невзирая на то, что зять Владимира Мономаха, который называл себя сыном Романа ІV Диогена, был авантюристом, киевский князь отдал за него свою дочку, которая от этого брака родила сына Василия Леоновича (Василька Маричинича). Гибель Леона Диогеновича не остановила Мономаха в его стремлении закрепиться на Дунае. В том же 1116 году он организовывает еще две военных экспедиции на Дунай: «В тот же год князь великий Владимир послал воеводу Ивана Войтишича и посажал посадников по Дунаю. В тот же год ходил Вячеслав Владимирович на Дунай с посадником Фомой Ратиборичем. Но придя в город Дерестра и не достигнув ничего, они вернулись».

Эти претензии Владимира Мономаха на «дунайско-болгарское наследство» Святослава основывались на найденных в начале ХІІ века в канцелярии византийских императоров текстах византийско-русских соглашений Олега (911), Игоря (941) и Святослава (971). Их славянские переводы оказались в Киеве и составили основу, как убедительно продемонстрировал профессор Алексей Толочко в своей недавней монографии, на которой появился грандиозный летописный свод — «Повесть временных лит», составленный в Выдубицком монастыре его игуменом Сильвестром. Из-за чего, вероятно, автор этого знаменитого произведения проявляет незаурядный интерес к истории и культуре Болгарии и поискам следов прошлого Руси, которые теряются на берегах Дуная задолго до появления там Святослава.

В этногеографическом вступлении «Повести временных лет» автор обосновывает концепцию Дунайской прародины славян. В соответствии с христианской космографической традицией он выстраивает свое повествование от потопа, когда сыновья Ноя разделили землю, рассказывает о последующем ее распределении после того, как смешал Бог народы и разделил их на семьдесят два языка и рассеял их по земле.

От этих народов, от племени Яфетова, мотивирует летописец, и появился народ славянский: «Спустя длительное время сели славяне на Дунае, где в настоящее время Венгерская земля и Болгарская. От тех славян разошлись они по земле и прозвались именами своими, — от того, где сели, на каком месте». Те же славяне, придя, сели по Днепру и назвались полянами, которые позже «чем варяги прозвались русью, а сначала были славянами. Полянами же они назывались потому, что в поле сидели, а язык у них был один — славянский».

Летописец выгодно выделяет их среди других среднеднепровских славянских племен. Он обосновывает княжеское достоинство легендарного основателя Киева, связывая его узами спиритуальной общности с византийским императорским домом, утверждая, что тот «ходил» к византийскому императору и принял от него большую честь. Позиционируя полянского князя Кия федератом Византии, летописец утверждает, что тот, как позже и Святослав, хотел утвердиться на Дунае. Возвращаясь из Царьграда, он «пришел в Дунай и полюбил место, и поставил городок небольшой, и хотел здесь осесть с родом своим. Но не дали ему те, кто жил поблизости. Так что до сих пор называют дунайцы городище это — Киевец».

Не потому ли, случайно, воспетый в украинских казацких песнях Дунай на протяжении многих веков волнует воображение наследников Святослава Славного и заставляет щемить наши сердца?

—

Володимир Ричка, професор, доктор исторических наук; опубликовано в газете День [6]

В тему:

• Святой Владимир — великий грешник [7]
• Владимир Великий. Креститель Украины-Руси и его след в истории [8]
• Жизнь типичного князя: мир и война, рожденье и кончина [9]
• Как киевляне в старину князей прогоняли. Истоки Майдана — вечевая традиция Киевской Руси [10]
• Юрий Мушкетик: Как московиты украли наше название и нашу историю [11]