«Детский ГУЛАГ»

1.00

Нет

в контексте политики государственного террора (1937-1939 гг.).

Государственная карательная политика в СССР была направлена на потенциальных политических оппонентов и инакомыслящих, а также на изоляцию криминальных элементов, профессиональных преступников, нарушителей законодательства. Она строилась на основе классовой теории. Как правило, нарушителям «социалистической законности» из числа «трудящихся масс» назначали минимальные наказания по сравнению с представителями «социально чуждых классов».

В Исправительно-трудовом кодексе РСФСР от 1924 года указывалось: «Режим в колониях преимущественно для правонарушителей из среды трудящихся, которые случайно или из-за бедности осуществили преступление, должен приближаться к условиям работы и распорядку дня свободных граждан» [1]. Таким образом, уголовные преступники - выходцы из пролетарской среды - есть «социально близкие», в отличие от представителей «социально чуждых классов» и осужденных по политическим статьям. Подобное отношение распространялось и на детей осужденных граждан.

Советская историография замалчивала наличие специальных учреждений для детей репрессированных граждан. Ученые изучали достижения правоохранительных, исполнительных и партийных органов в ликвидации беспризорности и детской преступности. Особенно активно исследовали роль органов государственной безопасности в борьбе с беспризорностью, роль Ф. Дзержинского и Макаренко в создании детских специальных воспитательных заведений [2].

Лишь с конца 1980-х гг. появились первые свидетельства о существовании специальных учреждений для детей репрессированных родителей. В 2002 г. вышел в свет документальный сборник «Дети ГУЛАГа. 1918-1956» [3].

Авторы-составители впервые поставили вопрос о социальном происхождении беспризорных детей. Они утверждали, что в основном - это дети из уничтоженных семей. Их родители или были расстреляны, или заключены в концлагеря, или погибли на фронтах гражданской войны или во время голода. Сами дети обычно отвечали, что «родителей не помнят» или «погибли от голода», или «из рабочих или крестьян». Жизнь быстро научила, что непролетарское (дворяне, офицеры, чиновники, священники и т.д.) происхождения приводит в тюрьму или смерти [4].

В том же 2002 году А.Зинченко защитила кандидатскую диссертацию «Детская беспризорность в советской Украине в 20-х - первой половине 30-х годов ХХ века» [5]. Особое внимание автор обратила на социальные последствия коллективизации и голодомора 1932-1933 гг., политических репрессий и депортаций населения в контексте новой волны детской беспризорности.

Дальнейшими исследованиями этот тезис находит полное подтверждение. Комиссия по улучшению условий жизни детей при ВЦИК в 1935 признала одним из факторов увеличения беспризорности в УССР массовые депортации во время коллективизации и Голодомора.

На 1931 год в 226 детских домах УССР насчитывалось 39 318 детей, до конец 1933 года в 452 детдомах уже насчитывалось 96 057 детей, не считая около 96 тыс. детей, которые находились под патронатом [6]. Однако, А. Зинченко не акцентировала внимание на политическую заинтересованности руководства страны в формировании советского мировоззрения у детей, потерявших семьи из-за ошибок в экономической политике, целеустремленного государственного террора (депортации, репрессии и т.д.).

В тему: Голод 1933 года [2]

По социальному составу подавляющее большинство бездомных в начале 1930 х гг. составляли крестьянские дети. Зимой 1932-1933 гг. детская беспризорность и смертность приобрели такие масштабы, что не считаться с этим стало уже невозможным. В соответствии с майским, 1933 года, постановления КП(б)У «О борьбе с детской беспризорностью» при СНК УССР был создан Всеукраинский, а при областных исполнительных комитетах - местные чрезвычайные комиссии по борьбе с беспризорностью и попрошайничеством, созданы сельские детские приемники, организованы пищевые пункты при школах, формировались трудовые отряды из подростков и тому подобное. Количество изъятых детей с улицы только за май-июль 1933 года составило 158 тыс. [7].

Практика заключения подростков по политическим мотивам была апробирована еще в конце 1920-х гг. Так, к председателю Политического Красного Креста К. Пешковой в декабре 1929 г. поступило письмо об осуждении группы подростков - учеников школы 2-й степени по статьям 58/10 (антисоветская пропаганда и агитация) и 58/11 (организационная деятельность, направленная на совершение контрреволюционных преступлений) Уголовного кодекса. Старшему из них исполнилось 16 лет. Инкриминируемые преступления они совершили в 1927 году, то есть в возрасте 12-13 лет. Пятеро мальчишек получили двухлетний срок заключения в колонии на Соловках [8].

В структуре Управления Соловецкого лагеря с 1928 года существовала внутренняя лагерная детская трудовая колония, созданная по инициативе заключенного, юриста по образованию Александра Колосова. Дети жили по законам преступного мира, заключенные их называли «шпанятами» или «вшивниками». Перевоспитывать их никто не собирался. Дети, в том числе и осужденные по политическим статьям, чтобы выжить, были вынуждены принимать воровские правила общежития и переставали быть «политически опасными».

В тему: 7 ноября: у врагов народа – праздник. Как коммунисты уничтожали Украину [3]

В колонии каждому подростку предоставляли топчан и белье. Дети получали усиленное питание (дополнительно стакан молока или даже мясо). Однако, в основном, дополнительная пайка не доходила до детей. Также дети посещали специальную организованную школу. Но они продолжали жить своей «преступной» жизнью, что вполне устраивало лагерную администрацию.

Существование колонии спасло жизнь подросткам, иначе они быстро погибли бы на лесозаготовительных работах. Детский барак прежней трудовой колонии до сих пор находится на Соловецком острове и невредим. Он был разделен на квартиры, где сейчас проживают местные жители [9]. О его прежнем назначении напоминает лишь специальная табличка, установленная сотрудниками Соловецкого музея-заповедника «Жилой барак детской колонии УСЛОН [построен] до 1928 г.».

Предвзятое отношение к детям «непролетарских» классов в письме от 3 января 1935 года к председателю ВЦИК М. Калинину отмечала заместитель наркома просвещения РСФСР Н. Крупская. Анализируя причины беспризорности и безнадзорности, кроме экономического (недостаточное финансирование и хищение бюджетных средств) и кадрового (низкий уровень подготовки персонала детских домов и колоний) факторов, она отмечала социальную дискриминацию в отношении детей «кулаков», «религиозников» и другие.

Крупская считала нужным «прекратить преследования за взятых на воспитание детей родственников-лишенцев. Бывают случаи, когда учительницу увольняют с должности за то, что она берет на воспитание племянника, сына бывшего священника или кулака. Мы видим, как где-нибудь на «Беломорстрое» перевоспитываются взрослые и бросаем на произвол судьбы детей какого-нибудь псаломщика» [10].

Проблема беспризорности в середине 1930-х гг. вновь стала настолько насущной, что требовала принятия государственных решений. Совместным постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) о ликвидации детской беспризорности и безнадзорности от 31 мая 1935 г. устанавливалась система детских учреждений: в наркомате просвещения союзных республик - детские дома «нормального типа» для детей, лишенных средств существования; детские дома, которые содержались за счет родителей и детские дома для «трудных воспитанников»; в наркомате здравоохранения союзных республик - специальные детские дома для детей, требующих длительного лечения; в наркомате социального обеспечения союзных республик - специальные детские дома для детей-инвалидов; в наркомате НКВД союзных - изоляторы, детские приемники-распределители, трудовые колонии [11].

Параллельно улучшалось материально-техническое и финансовое положение таких детских учреждений. Через отдел школ ЦК ВКП(б) дополнительно направили на должность заведующих детдомами 200 коммунистов, ЦК ВЛКСМ направил 500 комсомольцев на должности заместителей заведующих по детдомам по воспитательной работе, наркомат образования - выпускников педагогических техникумов и институтов. Среди квалифицированных рабочих на фабриках и заводах отбирали будущих заведующих мастерскими детдомов и колоний.

Постановление определяло НКВД СССР наряду с наркоматом образования органом, ответственным за воспитание детей. Через неделю, 7 июня 1935 года, нарком внутренних дел СССР Г. Ягода издал приказ о ликвидации беспризорности и безнадзорности.

В тему: Большой террор 1937 года. Роль Сталина [4]

Он призвал «мобилизовать весь наш богатый опыт «перековки» людей ..., перевоспитание в наших трудкоммуны правонарушителей». В структуре административно-хозяйственного управления НКВД СССР создавался Отдел трудовых колоний для несовершеннолетних, который должен был заниматься организацией трудовых колоний и приемников-распределителей для несовершеннолетних, возглавлять школьную, производственную и учебно-воспитательную работу.

В составе Отдела функционировали следующие отделения: организационное с сектором личного состава колоний и приемников-распределителей, учебно-воспитательное отделение с сектором учета и распределения детских контингентов, производственное отделение с сельскохозяйственным и промышленным секторами, отделение снабжения и сбыта, финансово-плановое отделение. В НКВД союзных республик в структуре административно-хозяйственного управления / отдела тоже организовывались подобные Отделы. Начальником Отдела трудовых колоний для несовершеннолетних НКВД СССР назначался П. Перепелкин, помощниками П. Алтарев и А. Николаева.

Руководству Отдела поручалось до 1 июля 1935 года принять на баланс от наркомата просвещения СССР, СНК союзных и автономных республик, краевых и областных исполкомов приемники-распределители и трудовые колонии, от ГУЛАГа НКВД СССР - трудовые колонии для несовершеннолетних, за исключением трудовых колоний, находящихся в лагерях [12].

В тему: Фотограф дьяволов. Зачем Александр Родченко тайно снимал строительство Беломорканала [5]

Таким образом, создание системы специальных детских учреждений в структуре НКВД СССР предусматривало «перевоспитание» детей всех социальных групп, формирование у них «коммунистического мировоззрения». Параллельно осуществлялась их эксплуатация. Наличие отделения снабжения и сбыта и финансово-плановое отделение в составе Отдела трудовых колоний для несовершеннолетних НКВД СССР свидетельствует об участии детских производственных мастерских в промышленном производстве. Так, государственный производственный план детских колоний в 1936 году составил 135 млн. руб. [13]. Таким образом, главный принцип сталинского ГУЛАГа - быть самоокупаемым - распространялся и на детские учреждения. В таких условиях трудно представить соблюдения 4-х часового рабочего дня, техники безопасности, материально-технического обеспечения и тому подобное.

Конечно, условия жизни побуждали детей к побегам. По информации Административно-хозяйственного управления НКВД СССР И.Островского от 31 октября 1935 года только в августе из детских заведений НКВД Украины зафиксировано 1380 побегов [14].

Если до «большого террора» органами НКВД СССР детей репрессированных граждан рассматривали как «беспризорных» и «безнадзорных», то в оперативном приказе № 00447 НКВД СССР «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов» от 30 июля 1937 года члены семей репрессированных по первой и второй категории подлежали наименшее - учету. Семьи осужденных граждан по первой категории автоматически выселяли из Москвы, Ленинграда, Киева, Тбилиси, Баку, Ростова-на-Дону, Таганрога, из районов Сочи, Гагры и Сухуми и приграничных районов СССР. Если чекисты считали членов семьи репрессированного способными «к активным антисоветским действиям», то постановлением «тройки» их направляли в лагеря или в трудовые поселения. Выселению подлежали также и несовершеннолетние члены семьи.

В тему: Врата ада [6]

Но масштабы «большого террора» постоянно росли, автоматически увеличивался круг семей, недовольных действиями высшего партийно-государственного руководства СССР. Многочисленные жалобы на необоснованные аресты сотнями поступали к лидерам ВКП(б), Председателю СНК СССР. Поэтому 15 августа 1937 года появился оперативный приказ НКВД СССР № 00486 «Об операции по репрессированию жен и детей изменников родины».

Он предусматривал аресты членов семей граждан, репрессированных военной коллегией и военными трибуналами по первой и второй категориям, начиная с 1 августа 1936 года. Приказ ярко показал стремление Сталина и его окружения в контексте приготовлений к предстоящим вооруженным конфликтам избавиться от потенциальной опасности одной из составляющих «пятой колонны» - семей репрессированных граждан.

Приказ подробно инструктировал сотрудников органов государственной безопасности относительно практики изъятия детей. Чекисты составляли два списка (дети дошкольного возраста и дети до 15 лет), где указывали количество детей, их возраст. Согласно оперативного приказа, дети автоматически считались сиротами.

Отдельно предоставляли характеристики на детей старше 15 лет, способных на «социально опасные и антисоветские действия». На таких подростков заводили отдельные следственные дела. Дальнейшую судьбу несовершеннолетнего решало Особое совещание НКВД СССР. В зависимости от возраста, степени опасности и возможностей «исправления», дети подлежали заключению в лагеря, исправительно-трудовые колонии и детские дома особого режима наркоматов просвещения союзных республик. К сожалению, пока не удалось установить, когда именно появились «детские дома особого режима наркомата образования». Возможно, они были созданы нас основе существующих детских домов, или же это были совершенно новые детдома. Персонал детского дома, который принимал детей, проверял местный УНКВД на предмет политической благонадежности.

Наркомы внутренних дел республик и начальники УНКВД краев и областей телеграфом сообщали лично заместителю начальника АГУ НКВД СССР М. Шнеерсону списки детей, подлежащих изъятию. В списках указывали фамилию, имя, отчество, год рождения, класс обучения. В списках дети комплектовались так, чтобы дети, которые были родственниками или знакомыми, не попадали в одно детское учреждение.

Так, по свидетельству Л. Бачук (Столяровой), уроженки Харькова, после ареста в ноябре 1937 года отца и ссылки матери, ее сначала направили в Харьковский приемник-распределитель, а затем в Черниговский детский дом. Ее брат вынужден был оставить школу и поехать на Донбасс. Попытки связаться с братом натыкались на запреты персонала [15]. Таким образом, подтверждается тезис о сознательном изъятия детей у родителей и воспитании своего рода «советских янычар».

После получения списков заместитель начальника АГУ НКВД СССР лично распределял детей по детским заведениям. Телеграфом он извещал наркомов НКВД республик и начальников УНКВД о направлении определенных детей в определенные им дома. Копию телеграммы присылали заведующему детского учреждения, и она была основанием для приема детей. Свидетельство о рождении ребенка, где указывали место рождения и родители, запечатывали в отдельный конверт и хранили у руководителя детского учреждения. Но типичными были случаи, когда дети приходили без документов. Так, начальник УНКВД по Черниговской области А. Егоров 23 июля 1938 года извещал заместителя наркома НКВД УССР И. Шапиро, что из Днепропетровского УНКВД в Борзненский детдом прибыло 80 детей, из них 33 - без документов, из Киевского УНКВД - 23 ребенка, Винницкого УНКВД - 6 детей [16].

Анализ опубликованных свидетельств показал, что детей пытались направлять в соседние республики, или, по крайней мере, в соседние области. В частности, детей из Москвы направляли в Днепропетровский, Таращанский детские дома, из Харькова - в Чернигов, из Магнитогорска - в Уральск, из Владивостока - в Одессу и т.д. [17].

Приказ отмечал, что начальники УНКВД определяют только перечень детских домов и яслей наркомата здравоохранения, где размещали детей до 3-летнего возраста. Они находились в населенных пунктах, где проживали осужденные. Детей в возрасте от 3 до 15 лет передавали в детские дома наркомата образования вне Москвы, Ленинграда, Киева, Тбилиси, Минска, приморских и пограничных городов.

Новорожденные дети находились с матерями в лагерях до 1-1,5 летнего возраста, затем их передавали в детские ясли.

Детей репрессированных обязательно учитывали в АГУ НКВД СССР, они подлежали политическому контролю (настроения, поведение и т.д.) [18]. Сначала оперативное обслуживание подростков и персонала детских учреждений оперативным приказом НКВД СССР № 00284 от 4 августа 1935 года возлагалось на аппарат особоуполномоченного. С 11 февраля 1938 года по приказу наркома внутренних дел СССР № 0058 «О агентурно-оперативном обслуживании колоний НКВД для несовершеннолетних и приемников-распределителей» работа возлагалась на районные и городские аппараты УГБ НКВД. В штате колонии ввели новую должность заместителя начальника по оперативной части.

Он подчинялся соответствующему местному аппарату УГБ НКВД. В случае необходимости следственные дела на подростков, через районные и городские аппараты УГБ НКВД, направляли на «тройку» УНКВД или через отдел трудовых колоний на Особое совещание НКВД СССР [19]. Чекисты пытались выявить настроения подростков, их склонность к побегам, предотвратить установление контактов с родственниками или попыткам прояснить судьбу родителей и выяснить свое происхождение.

Типичными стали показания об изменении, при разных обстоятельствах, фамилий и имен детей. В частности, в международном историко-просветительском правозащитном обществе «Мемориал» в Москве хранятся письма бывших детей репрессированных. Так, Евгения Дальская, 1933 рождения, родилась в г. Кузнецк (область или край не указаны). При получении паспорта в 1949 г. в паспортном отделении МВД бывшей воспитаннице детского дома Ульяновской области сказали, что в свидетельстве о рождении вписаны две фамилии.

После немногочисленных консультаций с руководством детского дома и местным аппаратом МГБ ей выдали паспорт на имя Евгении Дальской. После выпуска из детского дома ей отказали в предоставлении свидетельства о рождении, номер которого указали в ее паспорте. После обращения в соответствующий отдел ЗАГС о выдаче копии свидетельства о рождении, сотрудники учреждения ответили, что по указанному номеру числится совсем другое лицо [20].

Хотя при реализации оперативного приказа НКВД СССР № 00486 «Об операции по репрессированию жен и детей изменников родины» сотрудники органов государственной безопасности просчитывали возможное количество «детского контингента», но масштабы репрессий постоянно росли. Соответственно увеличивалось количество детей, подлежащих размещению в специальных детских учреждениях.

Нарком НКВД СССР Н. Ежов 1 июня 1938 года в письме к председателю СНК СССР В. Молотову писал, что начиная с июля 1937-го по 10 мая 1938 года НКВД СССР направил в детские дома наркомата образования 15 347 детей репрессированных родителей [21]. Ежов просил главу правительства СССР выделить средства на изъятие (арест) и размещение дополнительно 5 тыс. «детского контингента». Руководитель НКВД СССР планировал разместить в РСФСР - 3 тыс., в УССР - 2 тыс. детей.

На этапирование детей НКВД СССР просил выделить дополнительно 1,525 млн руб. [22] Из указанной суммы на железнодорожные билеты для детей планировалось потратить 300 тыс., на сопровождающих лиц - 600 тыс., питание детей в дороге - 250 тыс., суточные сопровождающих - 375 тыс. руб. [23] Председатель СНК СССР В. Молотов 9 августа 1938 года поддержал инициативу Н. Ежова и дополнительные средства для этапирование детей были выделены.

В тему: «Зачистка» палача. Как кончали наркома Ежова [7]

Однако, размещение детей в детских домах наркомата просвещения СССР оказалось несколько сложной проблемой. Председатель СНК РСФСР М. Булганин считал возможным разместить запланированное количество детей (3 тыс.) в существующих детдомах без дополнительных ассигнований.

В отличие от российского коллеги, председатель СНК УССР Д. Коротченко в письме к В. Молотову от 28 июня 1938 года отметил, что размещение 2 тыс. детей возможно лишь при условии создания дополнительной сети детских домов, поскольку «действующие уже перегружены». Поэтому необходимо выделить из государственного бюджета дополнительное финансирование в размере 2,650 млн. руб. Он предоставил даже смету расходов на содержание детей, начиная с 1 июля 1938 года [24].

Норма расходов текущего содержания на одного ребенка в детском доме

(с 1 июля 1938 г.)

Годовая норма	Проект наркомата финансов СССР
Зарплата	590	295
Хозяйственные расходы	135	85
Учебные расходы	45	45
Приобретение одежды	405400
Питание	1000	500
Всего	2175	1325

Одновременно Д. Коротченко направил и расчет дополнительных ассигнований для размещения 2 тыс. детей в детских заведениях Украины.

Расчет дополнительных средств на содержание

2 тыс. детей репрессированных родителей на 1938 год (по областям УССР)

Область	Контингент	Сумма затрат по проекту наркомата финансов УССР (в тыс. руб.)
Киевская	300	398
Черниговская	200	265
Винницкая	300	397
Полтавская	300	398
Харьковская	300	397
Сталинская	100	132
Ворошиловградская	100	133
Днепропетровская	100	132
Николаевская	100	133
Одесская	200	265
Всего	2000 детей	2,650 млн. руб.

Столь категорическая позиция украинского правительства была обусловлена переполнением детских домов наркомата образования детьми репрессированных родителей. Из-за перегруженности детских домов и отсутствия материально-финансовых ресурсов дети страдали от недоедания, были плохо одеты, размещались в неприспособленных помещениях.

Наркомат НКВД ССР был полностью проинформирован об условиях пребывания детей. Заместитель наркома НКВД СССР М. Фриновский в приказе № 00309 от 20 мая 1938 года отмечал: «В детских домах системы Наркомпроса, где размещены дети репрессированных врагов народа, имеют место грубейшие политические извращения в деле содержания и перевоспитания детей репрессированных родителей.

Извращения эти являются результатом того, что Наркомпросы не занимаются этими детдомами, а НКВД союзных республик совершенно недопустимым образом выпустили из своего поля зрения эти важнейшие объекты. Делу правильного политического воспитания этих детей и сохранения здоровой советской обстановки в указанных детдомах не уделяют почти никакого внимания, в результате чего в ряде детских домов имеет место враждебное отношение к детям репрессированных, переходящее в случаи прямого издевательства над ними».

Руководство НКВД СССР беспокоила грубость персонала, постоянные напоминания детям, что они «дети врагов народа» [25]. В такой ситуации главная задача «советского коллективного воспитания» - забвение родителей и «малой родины» и превращение в члена нового сообщества «советский человек» было неосуществленным.

Параллельно М. Фриновский требовал прекратить создавать детям репрессированных привилегированных условий: «Одновременно в ряде детских домов детям репрессированных родителей создают в сравнении с остальными детьми детдомов особые привилегированные условия в части питания, одежды, режима и т.д., выделяя на эти цели дополнительные ассигнования сверх бюджета, что совершенно недопустимо» [26]. Учитывая существующие перекручивания, М. Фриновский требовал:

«Первое - немедленно обеспечить оперативное, агентурное обслуживание детских домов, в которых содержатся дети репрессированных родителей. Второе - своевременно вскрывать и пресекать всякие антисоветские, террористические намерения и действия, в согласовании с приказом НКВД № 00486.

Третье - одновременно обеспечить правильный режим питания детей репрессированных, своевременно пресекая имевшие место издевательства над детьми, также попытки воспитательских составов детдомов создавать враждебную обстановку вокруг детей репрессированных.

Устранить привилегированное положение, созданное в некоторых домах для детей репрессированных родителей в сравнении с остальными детьми. Четвертое - проверить руководящий состав и кадры воспитателей детдомов, очистив их от непригодных работников» [27]. Он предупредил наркомов НКВД союзных республик, начальников краевых и областных УНКВД о личной ответственности в отношении условий содержания детей репрессированных родителей.

Массовые изъятия детей у репрессированных родителей прекратилось только после приказа НКВД СССР № 00689 от 17 октября 1938 года Теперь жена репрессированного гражданина подлежала аресту только в случае наличия подтвержденных данных о «сотрудничестве с осужденным», «была в курсе контрреволюционной работы мужа» или «ее высказывания могут быть расценены как социально опасные и политически сомнительные». При аресте жены порядок направления детей оставался в соответствии с приказом НКВД СССР № 00486 от 15 августа 1937 года «Об операции по репрессированию жен и детей изменников родины» [28].

Но проводя операцию по «репрессированию жен и детей изменников Родины» согласно оперативному приказу НКВД СССР № 00486 руководство НКВД не брало во внимание, что статья 46 Исправительно-трудового кодекса предусматривала возможность пребывания вместе матерями детей до четырех лет.

Кроме того, иногда под арест попадали беременные женщины, другие женщины при разных обстоятельствах забеременели уже в лагере. Были случаи направления женщин вместе с детьми в лагерь и тому подобное. Статья 46 Исправительно-трудового кодекса оговаривала наличие специальных организованных лагерных ясель. Такое несоответствие заметили только в 1939 году при наркоме НКВД СССР Л. Берии. В докладной записке Председателю СНК СССР В. Молотову от 20 марта 1939 года он писал, что в условиях лагеря невозможно организовать детские учреждения для детей от 1,5 до 4 лет и обеспечить их соответствующим воспитанием, питанием и уходом.

По договоренности руководства Главного управление лагерей НКВД СССР и наркомата просвещения СССР часть детей передали в соответствующие «гражданские» детские учреждения, где их содержали до окончания срока наказания матери. Л. Берия считал, что «пребывание детей в условиях исправительно-трудового лагеря плохо влияет на моральное и физическое состояние детского организма.

Бытовые и производственные условия, в которых находится мать, сказывается на детях, которые рождаются в лагерях. Среди новорожденных мы имеем большое количество детей с врожденными пороками, недоношенных и атрофических, которые требуют специального ухода и особого питания. При отсутствии специального квалифицированного медицинского и воспитательного персонала, соответственно оборудованных детских учреждений, а также необходимых особых условий для нормального и правильного развития детей, мы повышенную заболеваемость и смертность среди них, в основном на почве неправильного питания и ухода» [29].

Попытки персонала лагерей передать детей в соответствующие детские учреждения за пределами лагеря вызвали сопротивление матерей, которые ссылались на статью 46 Исправительно-трудового кодекса. Администрация лагерей была ознакомлена с постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия и приказом НКВД СССР № 00762 о порядке выполнения постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г.

«Об арестах, прокурорском надзоре и проведение следствия» [30]. К тому же, сотрудников органов государственной безопасности в 1939 году арестовывали за «нарушения социалистической законности» во время выполнения оперативных приказов в 1937-1938 гг. Поэтому администрация лагерей, пытаясь формально соблюдать действующее законодательство, поставила вопрос перед центральным руководством НКВД о судьбе малолетних заключенных. «Цена вопроса» составляли около 4,5 тыс. детей ясельного возраста, находившихся в лагерях ГУЛАГа [31].

Л. Берия предлагал законодательно закрепить посредством Указа Президиума Верховного Совета СССР право органов НКВД СССР на отлучение детей от 1,5 до 4 лет от матерей и передавать их в детские учреждения. Матери получили право оставлять детей только на период грудного вскармливания. Проект Указа предусматривал организацию яслей при лагерях и колониях НКВД для детей до 1,5 лет [32].

Инициативу наркома НКВД СССР Л. Берии 7 апреля 1939 года поддержал нарком юстиции СССР Н. Рычков. Он не возражал против инициативы НКВД СССР, однако предлагал осуществить такие изменения посредтвом постановления СНК СССР без указания об изменении статьи 46 Исправительно-трудового кодекса. Н. Рычков признал, что многие нормы Исправительно-трудового кодекса устаревшие и вообще не выполняются, хотя формально они не отменены [33].

На рассмотрение к В. Молотову документы попали только 22 мая 1939 года. Секретариат СНК СССР предлагал Председателю СНК принять предложение наркома НКВД СССР Л. Берии с поправкой наркома юстиции СССР Н. Рычкова. Был даже подготовлен проект постановления СНК СССР. Однако, на заседании СНК СССР 7 июня 1939 года вопрос был снят с рассмотрения [34]. Л. Берия присутствовал на заседании и наверняка согласился с решением СНК.

Учитывая дальнейшую практику изъятия детей от 1,5 лет из лагерей ГУЛАГа и передачу их в детские учреждения наркомата просвещения СССР, СНК не счел необходимым принимать решение, которое бы формально противоречило Исправительно-трудовому кодексу. Сам кодекс считали «большим достижением» советской карательно-воспитательной системы, основанной на идее «воспитания трудом на благо советской родины». Поэтому усиление режима содержания заключенных могло поставить под сомнение эту идею. В то же время, действовали тайные нормативные акты НКВД СССР, которые предусматривали отлучение детей с 1,5 летнего возраста от матерей.

Места и мероприятия в память жертв ГУЛАГа на Соловках (фото автора)

Итак, карательная политика большевиков была направлена на разрушение «социально чуждых семей», отрыв детей от родителей и передачу их в соответствующие детские и исправительно-трудовые учреждения для формирования большевистского мировоззрения и «коммунистического воспитания». В структуре НКВД СССР был создан специальный отдел, который руководил не только «перевоспитанием» детей-правонарушителей, но и детей «врагов народа». Основу «социалистического перевоспитания» составляла эксплуатация детского труда в производственных мастерских детских домов и колоний.

Наряду с наркоматом образования СССР ответственными за воспитание детей «социально чуждых категорий» и «врагов народа» были также органы государственной безопасности. Практика «перевоспитания» детей ярко продемонстрировала стремление высшего партийно-государственного руководства СССР воспитать неких «советских янычар», лишенных рода-племени и Родины. Они должны были стать предвестниками новой общности - «советского народа».

Эта статья была впервые опубликована в журнале “З архівів ВУЧК–ГПУ–НКВД–КГБ” (№ 1(28), 2007. - С. 189-204).

В публикации использованы фотографии, предоставленные автором, и иллюстрации, заимствованные из открытых источников.

Роман Подкур - историк, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института истории Украины НАН Украины, исследователь истории советских спецслужб, политической истории ХХ в., архивовед. Диссертация на тему «Документи радянських спецслужб як джерело вивчення політичних, соціально-економічних та культурних процесів в Україні (20–30-ті рр. ХХ ст.)» защитил в 1999 году. Автор десятков научных статей по истории советских органов госбезопасности, политических репрессий, реакции граждан на политику советской власти, в частности: "Органи державної безпеки СРСР у процесі реабілітації середини 1950-х років" (2009) [8]и "Реакція сільського населення на вимогу виконання обов’язкового мінімуму колгоспного трудодня у повоєнній УРСР"(2011). [9] Ответственный секретарь Главной редколлегии научно-документальной серии книг «Реабілітовані історією» [10]. Живет и работает в Киеве.

______________________________________

[1] См.: Исправительно-трудовой кодекс РСФСР [Текст] / Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика. – М.: Гос. изд-во Сов. законодательство, 1933. – 40 с.; Исправительно-трудовой кодекс РСФСР 1924 года // Сборник нормативных актов по советскому исправительно-трудовому праву. (1917–1959 гг.) / Сост.: П. М. Лосев, Г. И. Рагулин. – М.: Госюриздат, 1959. – 360 с.

[2] Арнаутов В.А. Голод и дети на Украине. – Харьков, 1922; Гернет М.Н. Социально-правовая охрана детства за границей и в России. – М., 1924; Калинина А.Д. Десять лет работы по борьбе с детской беспризорностью. – М.; Л., 1928; Лившиц Е. Социальные корни беспризорности. – М., 1925; Маро (Левитина) М.И. Работа с беспризорными: практика новой работы в СССР. – Харьков, 1921; Познышев СВ. Детская беспризорность и меры борьбы с ней. – М., 1926; Ионова В.Я. Педагогические высказывания Ф. Э. Дзержинского и его борьба с детской беспризорностью в СССР. – Омск, 1950; Арнаутов Г.Я. Забота коммунистической партии и Советского правительства об охране детей и строительстве детдомов в РСФСР в период 1917–1925 гг. – М., 1952; Марейн К.Н. Опыт воспитательной работы в коммуне им. Ф. Э. Дзержинского. – М.,1953; Коваленко С.С. История возникновения и развития детских домов в Украинской ССР в период с 1917 по 1929 годы. – М, 1954; Чех С.М. Мероприятия коммунистической партии и Советского правительства по борьбе с детской беспризорностью и безнадзорностью в период восстановления народного хозяйства в СССР (1917–1925 гг.). – К., 1954; Гусак А.А. Комсомол – помощник коммунистической партии в борьбе с детской беспризорностью на Украине (1921–1928 гг.). – Днепропетровск, 1976; Герасимова Г.Г. Борьба Коммунистической партии и советского правительства с детской беспризорностью в период восстановления народного хозяйства (1921–1925 гг.) (на материалах Московской и Ленинградской губерний). – М., 1971; Шишова Н.В. Борьба Советского государства за преодоление детской беспризорности в 1926–1936 гг. (на материалах Дона и Кубано-Черноморья). – Ростов-на-Дону, 1982; Диптан И.И. Деятельность чрезвычайных государственных органов борьбы с детской беспризорностью в Украинской ССР (1919–1932 гг.). – К., 1991 та ін.

[3] Дети ГУЛАГа. 1918–1956 / Под ред. акад. А. Н. Яковлева. – М.: МФД, 2002. – 631 c.

[4] Там само. – С. 9.

[5] Зінченко А.Г. Дитяча безпритульність в радянській Україні в 20-х –першій половині 30-х років ХХ століття: Автореф. дис… канд. іст. наук: 07.00.01 / Одес. нац. ун-т ім. І. І. Мечникова. – Одеса, 2002. – 17 с.

[6] Дети ГУЛАГа. 1918–1956. – С. 176.

[7] Див.: Зінченко А.Г. Вказ. праця. – С. 4.

[8] Державний архів Російської Федерації (далі – ДА РФ), ф. 8409, оп. 1, спр. 46, арк. 104. Див.: Дети ГУЛАГа. 1918–1956. – С. 74–75.

[9] В отоце океана моря… / Авт.-сост. М. Осипенко. – М.: О-во сохран. лит. наследия, 2008. – С. 246–247.

[10] Дети ГУЛАГа. 1918–1956. – С. 176.

[11] ДА РФ, ф. 9401, оп. 12, спр. 103, арк. 4.

[12] ДА РФ, ф. 9401, оп. 12, спр. 103, арк. 6.

[13] Дети ГУЛАГа. 1918–1956. – С. 202.

[14] Там само. – С. 199.

[15] Дети ГУЛАГа. 1918–1956. – С. 242.

[16] ГДА СБ України. – Ф.16, оп. 31. – Пор.58, арк. 201.

[17] Див. колекцію листів московського товариства «Меморіал» опубліковану у: Дети ГУЛАГа. 1918–1956. – С. 241–257.

[18] ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918–1960 / Под ред. акад. А. Н. Яковлева; Сост.: А. И. Кокурин, Н. В. Петров. – М.: МФД, 2000. – С. 106–110.

[19] ДА РФ, ф. 9401, оп. 1а, спр. 20, арк. 58.

[20] Дети ГУЛАГа. 1918–1956. – С. 241–242.

[21] У доповідній записці від 4 серпня 1938 р. керуючому справами РНКСРСР Петрунічеву заступник наркома НКВД СРСР Жуковський зазначив, що станом на 10 липня 1938 р. було вилучено 17355 дітей репресованих батьків.

[22] ДА РФ, ф. Р-5446, оп. 22а, спр. 95, арк. 8.

[23] Там само, арк. 6.

[24] Там само, арк. 4.

[25] ДА РФ, ф. 9401, оп. 1а, спр. 20, арк. 199.

[26] Там само.

[27] Там само, арк. 199–199 зв.

[28] Дети ГУЛАГа. 1918–1956. – С. 307.

[29] ДА РФ, ф. 5446, оп. 23а, спр. 120, арк. 2–3.

[30] Див.: Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938. – М.: МФД, 2004. – С. 607–615.

[31] ДА РФ, ф. 5446, оп. 23а, спр. 120, арк. 2–3.

[32] Там само, арк. 4–5.

[33] Там само, арк. 6.

[34] ДА РФ, ф. 5446, оп. 23а, спр. 120, арк. 7–8.

—

Роман Подкур, опубликовано в издании Україна модерна [11]

Перевод: Аргумент [12]

В тему: