Двигатели процветания. Почему одни страны богатые, а другие бедные

1.00

Нет

Причина того, что Ногалес, штат Аризона, гораздо богаче, чем Ногалес, штат Сонора, проста: совершенно разные институты по обе стороны границы создают совершенно разные стимулы для граждан. Соединённые Штаты гораздо богаче Мексики или Перу благодаря стимулам, которые их институты, и политические, и экономические, создают для граждан, бизнесменов и политиков.

[2]

Дайджест книги Дарона Аджемоглу и Джеймса А. Робинсона «Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты» (Издательство АСТ, 2016 – Х, 693, (2) с.).

Мы живём в мире, полном неравенства. Различия между разными странами напоминают различия между двумя частями Ногалеса (город, разделённый границей между Мексикой и США), только в большем масштабе.

Подходы к теории мирового неравенства

Каждое общество живёт по экономическим и политическим правилам, которые поддерживаются государством и — коллективно — всеми гражданами.

Например, от политических институтов зависит, могут ли граждане контролировать политиков и влиять на принимаемые ими решения. Иначе говоря, будут ли политики (пусть и с оговорками) действовать в интересах и по поручениям граждан или они смогут использовать власть, вверенную им обществом (а то и узурпированную ими), для собственного обогащения и проведения политики, которая выгодна только им, но совершенно не выгодна избирателям. Институты влияют на поведение и стимулы людей, от них зависит успех или крах страны.

Различные сочетания институтов, существующие сегодня в разных странах, глубоко укоренены в истории, поскольку после того как общество было организовано определённым образом, эти институты меняются редко и медленно.

Эта институциональная устойчивость и силы, стоящие за ней, помогают объяснить и то, почему с неравенством так трудно бороться и почему так трудно сделать бедные страны богатыми.

С точки зрения тех, кто контролирует политическую власть, нет никакой необходимости вводить более полезные для экономического роста или благосостояния граждан институты, если действующие институты гораздо лучше служат интересам самой власти.

В тему: Почему бедные кормят богатых? Украинский опыт [3]

Теории, которые не работают

Большая часть теорий, предложенных учёными специалистами в различных общественных науках, которые пытаются найти истоки богатства и бедности, попросту не работают и не могут объяснить сложившееся положение вещей.

Географическая теория: Шарль де Монтескье (XVIII век) обратил внимание на географическое распределение бедности и богатства в мире и предложил своё объяснение. Он утверждал, что жители тропических стран, как правило, ленивы и нелюбознательны. И «что людьми, не склонными к труду, чаще всего правят деспоты».

Теория о том, что жаркий климат неизбежно ведёт к бедности, хотя и опровергнута недавними экономическими успехами Сингапура, Малайзии и Ботсваны, всё ещё находит активных сторонников, таких как экономист Джеффри Сакс, например.

Влияние культуры: Другая популярная теория связывает процветание народов с культурными факторами. Полезна ли теория о влиянии культуры для понимания природы мирового неравенства?

И да и нет. Полезна, в том смысле, что связанные с культурой социальные нормы имеют большое значение, с трудом меняются и часто поддерживают институциональные различия, которые, как мы утверждаем, могут объяснить мировое неравенство. Но по большей части эта теория бесполезна, поскольку те аспекты культуры, которые особенно часто привлекают к себе внимание — религия, этические принципы, «африканские» или «латиноамериканские» ценности, — как раз не особенно важны для понимания того, как возникло нынешнее неравенство и почему оно столь устойчиво.

Другие аспекты культуры — такие как уровень доверия в обществе и склонность членов этого общества к кооперации друг с другом — важнее, но они в основном суть следствие работы определённых институтов, а не самостоятельная причина неравенства.

Наконец, культурные установки, которые обычно меняются очень медленно, вряд ли могут объяснить недавнее экономическое чудо в Восточной Азии и Китае. Хотя институты тоже проявляют историческую устойчивость, при определённых условиях, как мы увидим, они могут меняться быстро.

Теория о невежестве: Теория невежества настаивает на том, что бедные страны бедны потому, что в них часто случаются сбои рыночных механизмов, а местные экономисты и властные элиты не знают, как это исправить, и в прошлом следовали неверным советам о том, как следует это исправлять. Богатые стран, соответственно, богаты благодаря именно тому, что сумели понять, какую политику нужно проводить, чтобы успешно исправлять провалы рынка.

Большинство экономистов и советников при правительствах всегда сосредоточены на том, как сделать «всё правильно», однако, что действительно нужно — так это понять, почему бедные страны делают «всё неправильно». А они делают «всё неправильно» чаще всего не из-за невежества своих правителей или культуры народа. Они делают «всё неправильно» не по ошибке, а абсолютно намеренно.

Традиционно экономисты игнорировали политику, но именно понимание того, как работает политическая система, является ключом к тому, чтобы объяснить мировое экономическое неравенство. Мы утверждаем, что путь к процветанию лежит через решение базовых политических проблем.

Экстрактивные и инклюзивные экономические институты

Экономический успех той или иной страны зависит от институтов — правил, по которым работает экономика — и стимулов, которые получают её граждане.

Экономические институты, подобные тем, что существуют в США или Южной Корее, мы называем инклюзивными (от англ. Inclusive – «включающие в себя», «объединяющие»).

Они разрешают и, более того, стимулируют участие больших групп населения в экономической активности, а это позволяет наилучшим образом использовать их таланты и навыки, при этом оставляя право выбора — где именно работать и что именно покупать — за отдельным человеком. Частью инклюзивных институтов обязательно являются защищённые права частной собственности, беспристрастная система правосудия и равные возможности для участия всех граждан в экономической активности. Эти институты должны также обеспечивать свободный выход на рынок для новых компаний и свободный выбор профессий и карьеры для всех граждан.

Инклюзивные институты способствуют экономическому росту, повышению производительности труда и процветанию. Защищённые права частной собственности являются их центральным элементом потому, что только те, чьи права собственности защищены, будут готовы инвестировать и повышать производительность труда.

Бизнесмен, который предполагает, что всё, что он сможет заработать, украдут, экспроприируют или обложат непосильным налогом, не имеет стимулов к работе, не говоря уже об инвестициях и инновациях. Защита прав собственности (и вообще судебная система), общественные блага, свобода контрактов и торговли — всё это зависит от государства, то есть институции, которая может применить силу для установления порядка, предотвращения хищения и мошенничества и, наконец, для принуждения к исполнению контрактов, заключённых частными лицами и компаниями.

Инклюзивные (объединяющие) экономические институты нуждаются в государстве и используют его.

Ни в Северной Корее, ни в колониальной Латинской Америке у широких слоёв населения не было возможности принимать экономические решения, исходя из своих собственных желаний и предпочтений; наоборот, они стали жертвами жестокого принуждения.

Мы называем подобные институты — те, которые имеют свойства, противоположные инклюзивным — экстрактивными институтами (от англ. to extract – «извлекать», «выжимать»). То есть направленными на то, чтобы выжать максимальный доход из эксплуатации одной части общества и направить его на обогащение другой части.

Экстрактивность. Примеры в политике и экономике разных стран и в разные времена:

1) После первоначального периода грабежей и охоты за золотом и серебром испанцы создали сеть институтов, нацеленных на эксплуатацию коренного населения (в американских колониях). Все меры в диапазоне от энкомьенды (попечительство, защита) и миты (на языке инков «поочерёдно» — работа на государство) до распределения товаров и трахита (перевозка грузов на людях) были направлены на снижение жизненного уровня коренных жителей до минимума и удержание всех доходов сверх этого минимума в пользу испанцев.

Такой результат достигался экспроприацией земель, принуждением к труду, высокими налогами и высокими ценами на товары, покупка которых также была принудительной.

Хотя эти институты обогатили испанскую корону и сделали конкистадоров и их потомков очень состоятельными людьми, они же превратили Латинскую Америку в континент с самым высоким уровнем неравенства в мире и подорвали её экономический потенциал.

Эти институты, закрепив эксплуатацию коренного населения как основу экономики и всего общества,заблокировали стимулы, которые бы побуждали граждан проявлять инициативу. И хотя в течение ХХ столетия наметился постоянный тренд в сторону предоставления гражданам более широких политических прав, только к 1990-м годам большинство стран Латинской Америки стали наконец демократическими — но даже при этом так и не смогли вырваться из трясины нестабильности.

2) Когда в 1960 году Бельгийское Конго обрело независимость, привычная система экономических институтов и стимулов снова воспроизвела себя и привела к тем же плачевным результатам. И вновь суперэкстрактивные экономические институты поддерживались суперэкстрактивными политическими институтами.

Жозеф Мобуту (президент Демократической Республики Конго с 1965 по 1997 гг., при котором республика переживала почти непрерывный экономический спад) создал в стране экстрактивные экономические институты, отличавшиеся крайне высокой степенью эксплуатации элитой остального населения. Почти всё население было низведено до полной нищеты, в то время как приближённые Мобуту фантастически разбогатели.

В своём родном городе Гбадолите на севере Конго Мобуту построил себе дворец с огромным аэропортом, способным принимать даже сверхзвуковой лайнер «Конкорд», который он частенько арендовал для путешествий по Европе. В Европе он покупал дворцы и был собственником целых кварталов в Брюсселе.

Инклюзивность. Примеры в политике и экономике разных стран:

Потребовалось двенадцать лет, чтобы Вирджинская компания усвоила свой первый урок: то, что работало у испанцев в Мексике, Центральной и Южной Америке, не работает на севере. (Плотность населения 3\4 человека коренного населения на квадратную милю против четырёхсот человек в испанских колониях.)

На протяжении XVII века компания пережила целый ряд трудностей — лишь ради того, чтобы усвоить второй урок: единственный способ построить жизнеспособную колонию – это дать колонистам стимулы усердно работать и инвестировать.

В 1618 году компания утвердила «подушную систему», согласно которой каждый мужчина-поселенец получал по 50 акров земли плюс ещё по столько же за каждого члена семьи и за каждого слугу, которого семья могла привезти с собой в Вирджинию.

Поселенцы получили в собственность свои дома и были освобождены от принудительного труда, а в 1619 году в компании была учреждена Генеральная ассамблея и каждый взрослый мужчина теперь мог участвовать в разработке законов и управлении колонией.

Это событие положило начало демократии в (будущих) Соединённых Штатах.

К 1720-м годам все колонии, которые впоследствии составят Соединённые Штаты, имели схожие формы государственного устройства. Во всех были губернаторы и ассамблеи, основанные на представительстве всех мужчин, владевших какой-либо собственностью.

Именно эти ассамблеи и их лидеры объединились, чтобы провести в 1774 году Первый Континентальный конгресс, ставший прелюдией к провозглашению независимости США.

Двигатели процветания

Устойчивый экономический рост почти всегда сопровождается технологическими инновациями, которые помогают повысить производительность всех трёх факторов производства: человеческого труда, земли и капитала. Повышение уровня технологического развития происходит благодаря науке и таким предпринимателям, как Томас Эдисон, который использовал научные идеи, чтобы создать прибыльный бизнес. Однако все технологии на свете были бы бесполезны, если бы рабочие не знали, как управлять построенными на основе этих технологий станками.

Низкий уровень образования в бедных странах связан с тем, что экономические институты не создают стимулов, которые побудили бы родителей инвестировать в обучение своих детей, а политические институты не заставляют правительство строить школы, нанимать учителей и требовать, чтобы эти учителя соответствовали требованиям родителей и самих детей.

За низкий уровень образования и отсутствие инклюзивных рынков такие страны платят высокую цену: они не могут применить таланты своих граждан.

Экстрактивные и инклюзивные политические институты

Политика — это процесс, в ходе которого определяется, кто будет управлять страной.

Политические институты — это совокупность правил, которые формируют систему стимулов для различных политических игроков. Они определяют, как именно формируется правительство и какие права есть у различных его ведомств. Иными словами, политические институты определяют, у кого в обществе есть власть и как ее можно использовать.

Если власть сосредоточена в одних руках и ничем не ограничена — значит, мы имеем дело с институтом абсолютной монархии (именно эта форма правления была распространена по всему миру на протяжении большей части его истории). Абсолютистские политические институты, такие как в Северной Корее или колониальной Латинской Америке, помогают тем, кто обладает властью, подстроить экономические институты «под себя», то есть приспособить их для обогащения и для дальнейшего укрепления своей власти за счёт всех остальных.

Политические институты, которые распределяют власть между разными силами и группами в обществе и при этом ограничивают все эти группы в применении этой власти, порождают плюралистические политические системы. Вместо того чтобы сосредоточиться в одних руках, власть в таких странах принадлежит широкой коалиции политиков или даже распределена среди множества общественных групп. Разумеется, между политическим плюрализмом и инклюзивными экономическими институтами существуетпрямая связь.

Мы будем называть инклюзивными (объединяющими) политические институты, которые являются одновременно достаточно плюралистическими и централизованными. Если хотя бы одно из этих условий не соблюдается, мы будем классифицировать политические институты как экстрактивные(выжимающие).

Между экономическими и политическими институтами существует сильная синергия. На самом деле первые не могут выжить без вторых.

Такая же синергия существует и между экстрактивными экономическими и экстрактивными политическими институтами, способствует их взаимному укреплению: политические институты позволяют властной элите сформировать экономические институты, которые не накладывают ограничений на саму элиту и препятствуют появлению новых крупных игроков. Кроме того, появляется возможность определять направление эволюции самих политических институтов. В свою очередь, экстрактивные экономические институты обогащают элиту, что позволяет использовать накопленные богатства для закрепления политического доминирования. Очевидный вывод состоит в том, что экстрактивные политические и экстрактивные экономические институты поддерживают друг друга и поэтому отличаются устойчивостью.

В свою очередь, инклюзивные экономические институты появляются в результате работы инклюзивных политических институтов, которые распределяют власть среди широкого круга граждан и накладывают ограничения на её произвольное применение. Они также затрудняют узурпацию власти какой-либо одной группой и препятствуют разрушению собственных основ. Иначе говоря, власть не может в таких условиях построить экстрактивные экономические институты, которые будут выгодны только ей одной. А инклюзивные экономические институты тем временем распределяют доходы и активы среди более широкого круга лиц, что обеспечивает устойчивость инклюзивных политических институтов.

Также и инклюзивные экономические институты не могут стать ни основой, ни результатом работы экстрактивных политических институтов. Либо они будут превращены в экстрактивные и станут служить только интересам узкой группы властной элиты, либо экономическая динамика, которую они породят в системе, в конце концов дестабилизирует экстрактивные политические институты и трансформирует их в инклюзивные.

Почему выбор в пользу процветания делается не всегда

Дело в том, что экономические институты, которые способствуют росту, могут изменить баланс богатства и власти в обществе таким образом, что диктатор и другие властные элиты от этого только пострадают. Если институты способствуют экономическому росту, они помогают кому-то выиграть, но кто-то другой может и проиграть.

Экономический рост и технологические инновации создаются в результате процесса, который великий экономист Джозеф Шумпетер назвал созидательным разрушением. В ходе этого процесса старые технологии заменяются новыми; новые сектора экономики привлекают ресурсы за счёт старых; новые компании вытесняют признанных ранее лидеров. Новые технологии делают старое оборудование и навыки обращения с ним ненужными.

Таким образом, инклюзивные институты и экономический рост, который они подстёгивают, порождают как победителей, так и проигравших, как среди экономических, так и среди политических игроков. Боязнь созидательного разрушения часто лежит в основе сопротивления созданию инклюзивных экономических и политических институтов.

Так или иначе, ясно одно: влиятельные группы в обществе часто противостоят техническому прогрессу и пытаются остановить движение к процветанию. Поэтому экономический рост будет происходить, толькоесли его не удалось заблокировать тем, кто боится от него проиграть и потерять привилегии, на которых основаны их богатство и власть.

Если удастся одержать верх тем, кто проигрывает от экономического роста, они могут его заблокировать и надолго погрузить страну в эпоху застоя.

Люди, которые страдают от экстрактивных экономических институтов, вряд ли могут надеяться, что их правители добровольно изменят политические институты и перераспределят власть в пользу конкурентов. Единственный способ сделать политические институты более плюралистическими –заставить элиту пойти на уступки.

Экономический рост при экстрактивных политических институтах

Наша главная идея состоит в том, что экономический рост и процветание приходят вместе с инклюзивными политическими и экономическими институтами, тогда как экстрактивные институты ведут к стагнации и нищете. Это, однако, не означает ни того, что при экстрактивных институтах рост невозможен, ни того, что все эти институты одинаковы.

Есть два разных, хотя и дополняющих друг друга механизма, которые ведут к экономическому росту при экстрактивных институтах.

Во-первых, элита может направить ресурсы в высокопроизводительные секторы экономики, которые она контролирует. Известный пример экономического роста такого типа — Карибские острова в XVII и XVIII веках. Большую часть населения там составляли рабы, в тяжелейших условиях работавшие на плантациях и поставленные на грань выживания. Многие из них умирали от недоедания и переутомления.

Несмотря на экстрактивные экономические институты, которые позволяли варварски эксплуатировать большую часть населения, эти острова были одними из самых богатых колоний в мире, поскольку могли дёшево производить сахар и продавать его на мировом рынке. Экономика островов начала стагнировать только тогда, когда появилась необходимость переключиться на новые виды экономической активности, а это угрожало и доходам, и власти сахарных плантаторов.

В тему: Политики не виноваты [4]

Другой пример такого типа — это индустриализация и экономический рост в СССР [5], начиная с первой пятилетки (1928-1932) и вплоть до 1970-х годов. Политические и экономические институты в СССР [6] были в высшей степени экстрактивными, а рыночные отношения были почти полностью запрещены. Тем не менее, Советский Союз [7] достиг довольно высоких темпов экономического роста, поскольку смог использовать силу государства, чтобы перебросить трудовые ресурсы из сельского хозяйства, где они использовались неэффективно, в промышленность [8].

Во-вторых, экономический рост может начаться и в том случае, если инклюзивные институты каким-то образом, хотя бы частично, возникают в условиях экстрактивных политических институтов. Многие страны с экстрактивными политическими институтами никогда не решатся выстроить инклюзивные экономические институты, поскольку элите угрожает процесс созидательного разрушения. Однако степень сосредоточения власти в одних руках меняется от страны к стране. В некоторых странах позиции элиты настолько крепки, что она может пойти в сторону формирования инклюзивных экономических институтов, поскольку уверена, что даже это не будет угрожать её политической власти.

Быстрая индустриализация Южной Кореи при генерале Пак Чон Хи — хороший тому пример. В отличие от СССР и большинства других примеров роста в условиях экстрактивных институтов Южная Корея [9] в 1980-х годах смогла успешно перейти к инклюзивным политическим институтам.

Китайский экономический рост сегодня имеет много общего и с советским, и с южнокорейским опытом. Даже сегодня государство и коммунистическая партия играют главную роль в определении того, какие отрасли и компании получат дополнительные ресурсы для развития и начнут быстро расширяться, создавая состояния для одних и разоряя других».

Тот факт, что и экономические институты Китая всё ещё далеки от полной инклюзивности, также предполагает, что южнокорейский вариант перехода к полностью инклюзивным институтам менее вероятен, хотя исключить его, конечно, нельзя.

Важно отметить, чтополитическая централизацияважна для обоих упомянутых нами механизмов экономического роста при экстрактивных институтах. Без значительной централизации и уверенного контроля над всеми властными ресурсами ни южнокорейские военные, ни китайские коммунисты не чувствовали бы себя в достаточной безопасности, чтобы проводить масштабные экономические реформы и при этом не бояться потерять власть.

Таким образом, главная черта, которая отделяет одни экстрактивные политические институты от других, это степень политической централизации. В тех странах, где она низка, как, например, в странах Африки южнее Сахары, трудно достичь высокого экономического роста даже на короткий промежуток времени.

На самом деле, экстрактивные политические и экономические институты всегда способствуют конфликтам, поскольку концентрируют огромную власть и все доходы в руках узкой группы. Если другая группа сможет одержать победу в схватке, вся власть и все ресурсы достанутся ей. Соблазн велик.

Практика показывает, что конфликты над экстрактивными институтами часто приводят к гражданской войне и росту беззакония, закрепляют развал центральной власти, как это произошло в большинстве стран Африки южнее Сахары и в некоторых странах Южной Азии и Латинской Америки». Стр.133

Те, в чьих руках власть, рано или поздно придут к выводу, что им выгоднее использовать её не для поддержания экономического роста, а для ограничения конкуренции, увеличения своей доли в общем пироге или даже просто для ограбления успешных предпринимателей.

В 1346 году бубонная чума, «чёрная смерть», достигла генуэзской колонии Тана в устье реки Дон на Азовском море. Чума, переносчиками которой были жившие на крысах блохи, пришла в Европу из Восточной Азии вместе с товарами, которые шли по великой трансазиатской торговой артерии — Шёлковому пути. Весной 1348 года она распространилась по Франции, Северной Африке и Италии и убивала примерно половину населения каждой территории, которой она достигала.

Груз истории: небольшие отличия и точки перелома

Мир, который сотворила чума

В начале XIV века в Европе сохранялся феодализм. Эта система носила ярко выраженный экстрактивный характер: богатство, созданное руками множества крестьян, присваивалось узким слоем землевладельцев.

Огромный дефицит рабочей силы, к которому привела чума, пошатнул основы феодального порядка и побудил крестьян требовать изменения своего положения. Например, в аббатстве Эйншем крестьяне требовали сокращения многих податей и штрафов, а также отмены повинностей в виде бесплатной работы на сеньора.

Требования крестьян были выполнены.

То же самое происходило повсеместно. Правительство пыталось положить этому конец и в 1351 году приняло Статут о работниках. Фактически Статут пытался закрепить оплату крестьянского труда на уровне, который существовал до прихода «чёрной смерти». Английскую элиту особенно волновали случаи, когда один феодал переманивал крестьян другого. Решение было простым — наказывать переход… тюрьмой.

Попытка властей остановить спровоцированный «чёрной смертью» процесс изменения социальных институтов и системы распределения доходов провалилась. В 1381 году разразилось крестьянское восстание, и мятежникам во главе с Уотом Тайлером удалось даже захватить большую часть Лондона. Восстание было подавлено, а Тайлер убит, однако попыток применить Статут о работниках больше не делалось. Феодальные повинности сокращались, в Англии стал формироваться инклюзивный рынок труда, а значит, начали расти и заработки крестьян.

Пандемия чумы, по-видимому, прокатилась по всему миру, и повсюду погибла примерно одна и та же доля населения. Теми же самыми были и социально-экономические следствия чумы: рабочих рук не хватало и люди стали требовать большей свободы от хозяев. Однако на востоке Европы более мощным оказался другой механизм.

Хотя в 1346 году большой разницы между политическими и экономическими институтами Западной и Восточной Европы не было, к началу XVII столетия это были уже два разных мира. На Западе работники были свободны от феодальных повинностей и пут феодального права и им скоро предстояло оказаться в самом центре бурно развивающейся рыночной экономики.

Крестьяне Восточной Европы тоже становились частью рыночной экономики, но лишь в качестве крепостных, которых силой заставляют работать на хозяина и выращивать сельскохозяйственные продукты, пользующиеся спросом на Западе. Это тоже была рыночная экономика, но она не была инклюзивной.

Интересно, что такая институциональная дивергенция случилась как раз с теми двумя регионами, которые очень мало различались в начале пути: на востоке феодалы были немного более сплочёнными, у них было несколько больше прав, а их земельные владения были менее рассредоточены территориально. В то же время города Восточной Европы были меньше по размеру и более бедными, а крестьяне — хуже организованы.

В масштабах истории эти различия кажутся небольшими. Однако они оказались очень важными для жителей обоих регионов: когда феодальный порядок был подорван «чёрной смертью», эти небольшие различия направили Западную и Восточную Европу по разным траекториям институционального развития.

«Чёрная смерть» — это яркий пример исторической «точки перелома»: важного события или стечения обстоятельств, которые разрушают существующий экономический и политический порядок. Точка перелома подобна обоюдоострому мечу, удар которого может резко повернуть траекторию развития страны как в одну, так и в другую сторону.

С одной стороны, в точке перелома замкнутый круг воспроизводства экстрактивных институтов может быть разрушен и им на смену могут прийти более инклюзивные институты, как это произошло в Англии. С другой стороны, экстрактивные институты могут ещё более укрепиться, как это произошло в случае со «вторым изданием» крепостничества в Восточной Европе.

Как появляются инклюзивные политические институты

Англия была первой страной, которая смогла совершить прорыв и добиться устойчивого экономического роста в XVII веке. Масштабным сдвигам в английской экономике предшествовали английские революции, которые изменили экономические и политические институты страны, сделав их гораздо более инклюзивными, чем когда-либо прежде.

Эти институты возникли не как результат консенсуса; наоборот, их породила ожесточённая борьба за власть между различными группировками, которые оспаривали легитимность друг друга и добивались установления таких институтов, которые будут выгодны только им самим.

Кульминацией конфликта, развернувшегося в XVI-XVII веках, стали два события: Английская гражданская война (1642-1651) и Славная революция (1688).

Славная революция ограничила власть короля и его министров и передала парламенту полномочия для формирования экономических институтов. В то же время она открыла возможности для участия широких слоёв граждан в политике и позволила им оказывать значительное влияние на работу правительства и на функционирование государства в целом.

Славная революция заложила основы плюралистического общества, одновременно запустив быстрый процесс политической централизации. Она создала первый в мире более или менее полный набор инклюзивных политических институтов.

Ни крепостное право, ни жёсткие феодальные ограничения эпохи Средних веков не продержались в Англии даже до начала XVII века. Тем не менее, в стране оставалось ещё много препятствий для свободной экономической деятельности. Как внутренняя, так и международная торговля заметно страдали от монополизма. Король и его министры произвольно устанавливали налоги и манипулировали правосудием. Архаичная система прав собственности на большую часть земли делала инвестиции в неё рискованными, поскольку землю во многих случаях нельзя было продать.

Всё изменилось после Славной революции. Государство создало систему институтов, которые стимулировали инвестиции, инновации и торговлю. Оно твёрдо защищало права собственности, включая права собственности на идеи, закреплённые в патентах, что было необыкновенно важно для стимулирования инноваций.

Государство поддерживало правопорядок в стране. Беспрецедентным в истории было распространение принципов английского права на всех граждан. Прекратилось произвольное установление новых налогов, а почти все монополии были упразднены.

Правительство активно помогало развитию коммерции, в особенности промышленности и торговли, не только устраняя барьеры на пути предпринимателей, но и поставив им на службу мощный английский военно-морской флот. Чётко определяя права собственности на все активы, правительство способствовало быстрому развитию инфраструктуры, особенно дорог, каналов и позже железных дорог, которые стали главным двигателем следующего этапа индустриального развития экономики.

Инклюзивный характер институтов рыночной экономики позволил людям найти своим талантам наилучшее применение. Не случайно, что промышленная революция началась в Англии спустя всего несколько десятилетий после Славной революции.

Значительные последствия незначительных различий

«Чёрная смерть» и развитие мировой торговли после 1600 года были точками перелома в судьбе европейских держав и, наложившись на уже имевшиеся институциональные различия между ними, предопределили разделение траекторий их развития. Поскольку в 1346 году крепостные Западной Европы обладали большей независимостью и большей переговорной силой, чем их собратья на востоке, «чёрная смерть» на западе привела к ликвидации феодализма, а в Восточной Европе — ко «второму изданию» крепостничества.

Однако ошибочно было бы думать, что точка перелома всегда сулит политическую революцию, которая принесёт изменения к лучшему. В истории полно примеров того, как революция или радикальное социальное движение приводили к смене одной тирании на другую. Немецкий социолог Роберт Михельс назвал это явление «железным законом олигархии» — особенно пагубным вариантом порочного круга.

Окончание эпохи колониализма после Второй мировой войны стало точкой перелома для многих бывших колоний. Однако в большинстве стран Африки южнее Сахары и во многих странах Азии независимые правительства подтверждали закон Михельса, воспроизводя или даже усугубляя худшие черты колониальных администраций: они сосредоточили власть в своих руках, избавились от любых ограничений собственного произвола и уничтожили даже те слабые стимулы для инвестиций, которые имелись в стране. Лишь в нескольких бывших колониях, например в Ботсване, точка перелома направила страну на путь создания политических институтов, которые способствуют экономическому росту.

Точка перелома может дать старт движению в сторону экстрактивных, а не инклюзивных институтов. Инклюзивные институты, хотя они и запускают свой собственный «круг благоразумия» (virtuous circle) — механизм самовоспроизводства и самоусиления, всё же могут, столкнувшись с препятствиями в точке перелома, изменить направление развития и постепенно становиться всё более экстрактивными. Это, однако, тоже не предопределено исторически, а зависит от обстоятельств.

Так же, как решительные шаги в пользу установления инклюзивных институтов могут вывести страну на траекторию быстрого роста, крутой поворот в сторону от этой траектории может привести к длительной стагнации экономики. Но ещё чаще, как это было в Аргентине или Советском Союзе, быстрый рост прекращался потому, что он происходил в рамках экстрактивных институтов и не мог преодолеть внутренние ограничения системы.

Вечный политический конфликт

Конфликт вокруг институтов и распределения ресурсов можно проследить на протяжении всей истории человечества. История Англии тоже полна конфликтов между монархией и её подданными, между различными фракциями, борющимися за власть, между элитами и простыми гражданами. Однако результатом таких конфликтов не всегда было усиление могущества тех, кто находился у власти.

В 1215 году бароны — феодалы, стоящие ниже короля — восстали против короля Иоанна и заставили его подписать на лугу Раннимед близ Лондона Великую хартию вольностей. В этом документе провозглашались некоторые базовые принципы, которые стали серьёзным вызовом королевской власти. Самым важным было то, что король был обязан советоваться с баронами, если хотел поднять налоги. Бароны составили совет, функцией которого было гарантировать королём выполнение хартии.

Королю Иоанну Великая хартия совсем не понравилась, и, как только бароны разошлись, он убедил папу аннулировать её. Однако и политическое могущество баронов, и влияние Великой хартии остались в силе. Англия сделала первый неуверенный шаг в сторону плюрализма.

Борьба за политические институты продолжалась, и власть монарха была ограничена в ещё большей степени, когда в 1265 году был учреждён выборный парламент. В отличие от народного собрания плебеев в Древнем Риме или от законодательных органов нашего времени английский парламент первоначально пополнялся исключительно из числа феодальной знати, то есть его членами становились рыцари и наиболее богатые аристократы страны.

Но, несмотря на то, что английский парламент состоял из знати, в его деятельности можно увидеть две основополагающие черты.

Во-первых, он представлял интересы не только придворной элиты, окружавшей монарха, но и более широких кругов знати, многие представители которой были заняты различными видами предпринимательства, такими как торговля или производство. Позднее в этот круг вошли и джентри, мелкопоместное дворянство, то есть сформировался новый класс коммерчески ориентированных и более мобильных землевладельцев.

Таким образом, парламент обеспечивал соблюдение интересов достаточно широких слоёв общества — во всяком случае, по стандартам того времени.

Во-вторых (и это в какой-то степени следствие первого пункта), многим членам парламента совершенно не нравились попытки короны усилить собственную власть, и они-то и составили то ядро сопротивления монархии, сила которого проявилась гораздо позже в ходе Английской революции, а затем и Славной революции.

Великая хартия и парламент не смогли остановить конфликты в элите и борьбу между претендентами на престол. Эта борьба внутри элиты вылилась в Войну роз — длительное противостояние домов Ланкастер и Йорк, двух семейств, претендовавших на королевскую власть. Победителями оказались Ланкастеры, чей претендент на престол Генрих Тюдор стал в 1485 году королём Генрихом VII.

В эту эпоху начались и ещё два связанных один с другим процесса. Первый — это рост политической централизации, который начался при Тюдорах. Вскоре после восшествия на престол Генрих VII принудил могущественных феодалов распустить свои частные армии, укрепив и обезопасив таким образом власть короля.

Затем его сын Генрих VIII с помощью своего министра Томаса Кромвеля произвёл административный переворот в правительстве. В 1530-х годах Кромвель начал построение бюрократического государства. Министры, ранее представлявшие собой не более чем челядь короля, стали теперь частью независимой системы прочных институтов.

Это сопровождалось разрывом Генриха VIII с католической церковью и «роспуском» (секуляризацией) монастырей, в ходе которого Генрих экспроприировал все церковные земли. Церковь перестала быть соперником светской власти, и это тоже стало частью мер по обустройству централизованного государства.

А эта централизация означала, прежде всего, что возникает почва для возникновения инклюзивных институтов. Процесс, начатый Генрихом VII и Генрихом VIII, был не просто консолидацией государственных институтов, он в то же время увеличивал общественный спрос на более широкое общественное представительство.

В принципе политическая централизация может привести к установлению абсолютизма, когда король и его приближённые способны сокрушить любую могущественную группу общества. Естественно, по этой причине всегда будет существовать оппозиция государственной централизации. Однако централизация государственных институтов может породить и спрос на появление определённых форм плюрализма, и именно это случилось в Англии эпохи Тюдоров.

Когда бароны и местные элиты осознали, что политическая власть становится всё более централизованной и что этот процесс не остановить, они пожелали иметь право голоса в определении того, как эта власть будет использоваться.

В Англии XV и XVI веков это означало, что группы оппозиции будут предпринимать энергичные усилия, чтобы превратить парламент в противовес короне и, хотя бы частично, контролировать работу государственных органов.

Таким образом, Тюдоры не только запустили процесс политической централизации — одного из ключевых условий для образования инклюзивных институтов, — но и косвенным образом повлияли на зарождение плюрализма, ещё одной опоры этих институтов.

Развитие политических институтов происходило на фоне других крупных изменений в самой природе общества. Самым значительным из них было усиление конкуренции, в результате чего широкие слои населения получили возможность предъявлять свои требования монарху и политической элите.

Крестьянское восстание 1381 года было важнейшим историческим событием; впоследствии английская элита столкнулась ещё с целым рядом народных восстаний. Политическая власть стала распределяться не только от короля к лордам, но и от элиты к простому народу.

Хотя и с некоторыми оговорками, политические институты, которые были унаследованы и развиты Тюдорами, оставались вполне экстрактивными.

В 1603 году умерла Елизавета I, дочь Генриха VIII, вступившая на престол в 1558 году. Она не оставила наследника, и на смену Тюдорам пришла династия Стюартов. Первому королю этой династии, Якову I, достались в наследство не только старые институты, но и конфликт вокруг них. Яков хотел быть абсолютным монархом.

Как Яков I, так и его сын и наследник Карл I, стремились усилить монархию, уменьшить влияние парламента и установить абсолютистские институты, похожие на те, что возникли в Испании и во Франции, чтобы ещё больше усилить свой контроль над экономикой и сделать её ещё более экстрактивной.

Пик конфликта между Яковом I и парламентом пришёлся на 1620-е годы. Центральным пунктом этого конфликта был контроль над торговлей — как заморской, так и на Британских островах. Полномочия короны по установлению монополий были главным источником доходов государства, кроме того, часто использовались для поощрения сторонников короля.

В 1623 году парламент одержал серьёзную победу, принявСтатут о монополиях, запрещавший Якову I устанавливать новые монополии на территории Британии. Тем не менее, прерогативой короля осталось пожалование монополий в международной торговле, так как полномочия парламента не распространялись на международные дела. Уже существующие монополии — как внутренние, так и международные — оставались в силе.

В 1629 году, через четыре года после вступления на престол, Карл I отказался созывать парламент, продолжая политику своего отца Якова I по укреплению абсолютистского режима. Он также стремился уничтожить независимость судебной системы и пытался влиять на решение судебных дел.

В 1642 году между королём и парламентом разразилась гражданская война. Развитие этого конфликта показывает, что это была борьба за развитие политических институтов.Парламент хотел положить конец абсолютистским политическим институтам, король стремился усилить их. Корни же этого конфликта были экономические.

Под предводительством Оливера Кромвеля сторонники парламента победили роялистов. Карла судили и казнили в 1649 году.

Однако поражение и падение монархии не привело к установлению инклюзивных институтов. Напротив, монархию сменила диктатура Кромвеля, а через два года после смерти последнего, в 1660 году, монархический строй был восстановлен, а многие привилегии, отменённые в 1649 году, возвращены. Карл II, сын казнённого короля, вступил на престол с тем же намерением установить в Англии абсолютизм. Его усилия были продолжены его братом и наследником Яковом II, который стал королём в 1685 году.

В 1688 году попытка Якова восстановить абсолютную монархию вызвала очередной кризис и ещё одну гражданскую войну. На сей раз парламент был более организован и един. Парламентарии призвали в Англию голландского штатгальтера Вильгельма Оранского и его жену Марию, дочь Якова и протестантку, чтобы они заняли английский трон.

Вильгельм с армией высадился в Бриксэме (графство Девон) и объявил себя королём, пообещав, что он будет править в рамках конституционной монархии при верховенстве парламента. Через два месяца после этого армия низложенного короля Якова развалилась, а сам он бежал во Францию.

Славная революция

После победы парламент и Вильгельм начали переговоры о новом государственном устройстве. Будущие изменения Вильгельм изложил в своей Декларации, которую он опубликовал незадолго до высадки в Англии. Затем они были закреплены в Декларации прав, которую парламент принял в феврале 1689 года и которая была зачитана Вильгельму на том же заседании, на котором ему была предложена корона Англии. Декларация, которую впоследствии, когда она получила силу закона, назвалиБилль о правах, была во многих смыслах неопределённой. И тем не менее она в целом устанавливала некоторые важнейшие конституционные принципы. Она определяла порядок престолонаследия, который отличался от принятых в то время правил. Если парламент смог сместить одного монарха и заменить его другим, то почему бы ему не сделать этого снова?

В Биле о правах также утверждалось, что монарх не может отменять или нарушать законы и что никакой новый налог не действителен без одобрения парламента.

Даже в отсутствие особых конституционных правил и законов Вильгельм сам уступил многие полномочия, которыми обладали прежние короли Англии. Он перестал вмешиваться в решения судебных властей и отказался от старинных привилегий, в том числе от обращения в пользу монарха таможенных пошлин. Все вместе эти изменения в политических институтах знаменовали триумф парламента в борьбе с королевской властью и конец абсолютизма в Англии, а впоследствии и во всей Великобритании.

С этих пор парламент твёрдо контролировал политику государства. Поскольку многие из членов парламента занимались торговлей и производством, в их интересах было соблюдение прав собственности. Теперь, когда государственный бюджет контролировал сам парламент, он охотно повышал налоги (а прежде сопротивлялся этому) и выделял деньги на то, что считал нужным. Главной из этих насущных нужд было усиление флота в интересах заморской торговли, которую вели многие члены парламента.

Ещё более важным стало развитие плюралистических политических институтов. Теперь рядовой гражданин Англии получил возможность доступа к парламенту и к политическим и экономическим институтам, формируемым в парламенте, в таком масштабе, который был невозможен, когда власть была сосредоточена в руках короля. Но так как Англия того времени была ещё далеко не демократией, доступ к парламенту подразумевал лишь весьма умеренную степень обратной связи парламентариев с избирателями. В ряду прочих признаков неравноправия и тот факт, что в XVIII веке менее 2% населения имели избирательные права, причём это были только мужчины.

В тему: Зависимость от экспорта сырья тормозит процесс индустриализации бедных стран [10]

Но были и другие способы влиять на парламент и, следовательно, на экономические институты. Важнейшим из них была подача петиций, и для развития плюрализма после Славной революции это был более значимый механизм, чем ограниченная выборная демократия.

Любой гражданин мог обратиться с петицией к парламенту, и многие так и поступали.

Важно, что, когда люди обращались с петицией, парламент был обязан выслушать их. Именно это в большей степени, чем что-нибудь ещё, знаменовало собой падение абсолютизма, вовлечение в политическую жизнь действительно широких слоёв общества и рост плюрализма в Англии после 1688 года. Чрезвычайная активность в подаче петиций показывает, что по-настоящему широкие слои общества, которые не могли ни заседать, ни даже быть представленными в парламенте, всё-таки имели способы влиять на работу государственных органов. И они использовали эти способы.

Права собственности, недостаточно защищённые при Стюартах, охранялись теперь более надёжно. Парламент начал процесс реформ экономических институтов, способствуя развитию мануфактурного производства, а не удушая его налогами. Парламент также принял законы, открывшие дорогу для полного пересмотра прав собственности на землю и позволявшие избавиться от многих архаических форм землепользования и землевладения.

Ещё одним приоритетом для парламента стало реформирование финансовой сферы. Хотя в период до Славной революции банковская и финансовая деятельность развивались, однако этот процесс был ускорен созданием в 1694 годуБанка Англии, который стал источником средств для промышленности. Это было ещё одним прямым следствием Славной революции. К началу XVIII столетия кредиты стали доступны для любого человека, способного предоставить залог.

Итак, мы показали, как Славная революция изменила английские политические институты, сделав их более плюралистическими, и тем самым заложила основу их инклюзивности. Этот факт снова демонстрирует связь между политической централизацией и плюрализмом: до 1688 года парламент противился тому, чтобы государственная власть стала более эффективной и была более обеспечена ресурсами, потому что он не мог контролировать её. После же 1688 года ситуация кардинально изменилась.

После 1688 года парламент стал совершенствовать свои возможности по изысканию доходов, которые могли бы быть обложены налогом, и этот процесс хорошо проиллюстрирован ростом налоговой бюрократии: число налоговых инспекторов выросло с 1211 человек в 1690 году до 4800 в 1780-м. Сборщики акцизных налогов действовали по всей стране, и их контролировали налоговые контролёры, которые ездили с инспекциями, измеряя и регистрируя количество зерна, пива и других товаров, подлежащих акцизному налогообложению.

Столь высокий уровень государственного надзора за обществом некоторым бедным странам не удаётся достичь и в наши дни,а это ведь 1710 год!

(Продолжение следует)

—

Геннадий Погожаев, опубликовано в издании Ежедневный журнал [11]

В тему: