Григорий Соляник: «Ради чего ты идешь воевать?..»

1.00

Нет

Соляник - один из непосредственных участников тех событий, рассказывает о последствиях Иловайской трагедии.

Старший прапорщик ВСУ Григорий Соляник назначает встречу возле «Зала памяти». Мемориальный комплекс [2] на территории Минобороны открыли в октябре 2018-го. На стенах помещения - таблички с фамилиями военных Вооруженных Сил, погибших с 1992 по 2018-й годы. Самый длинный перечень имен - за 2014-й, первый год российской агрессии в Украине.

«Вот смотрите, первое имя: Абашин Герман Эдуардович (верхний в списке погибших за 2014-й год. В «Зале памяти» имена размещены по алфавиту. - Ред.). Это мой бывший солдат, подчиненный, водитель бензовоза. Родом из Днепра. Жил без родителей, с дедушкой, бабушкой и тетей. Сирота. 29 августа пошел на прорыв и погиб. Долгое время думали, что он в плену, но ... Но оказалось - погиб. С 2012-го вместе служили в 93-й бригаде», - рассказывает Соляник, ища глазами знакомые имена, высеченные на табличках: «Вот Сидоренко Сергей Иванович. Был ранен. Вступился за солдата, когда того начали бить. Расстреляли ... Родом из Межевой Днепропетровской области. Именно на границе с Донецкой областью. Ежегодно 29 августа мы ездим с однополчанами к его родителям в гости, посещаем могилу. Вот полковник Пивоваренко Павел [3]. Был командиром в 51-й бригаде. Он шел во главе нашей колонны во время выхода из Иловайска. Исчез, и только в 2018-м установили его личность и перезахоронили».

В тему: Как геройски сражался и погиб командир 51-й бригады Павел Пивоваренко [4]

Собеседник издания "Тиждень [5]" еще долго всматривается в высеченные имена. Наша встреча происходит накануне годовщины боев за Иловайск, в которых погибли сотни украинских военных. Соляник - один из непосредственных участников тех событий. Далее в материале его рассказ от первого лица.

О первых впечатлениях от войны и том, как попал под Иловайск

Свою жизнь я связываю с армией. На службе, начиная с 1992 года. Неоднократно был в горячих точках и могу сравнить чужую войну и войну на своей земле. Например, дважды я был на территории бывшей Югославии. В 1995-м - в Боснии и Герцеговине, а затем, в 2008 году, в Косово. Также был в Ираке. Кстати, наша война напоминает мне то, что происходило именно в Боснии. Там город за короткое время мог трижды переходить от одних к другим, и это сопровождалось большой жестокостью. А еще было непонятно, за что именно воюют эти люди. Хотя там, в отличие от нас, был религиозный подтекст.

На мой взгляд, в первые месяцы АТО все думали, что это быстро и скоро пройдет. Но когда мы попали под Иловайск, то поняли, что сопротивление будет очень серьезным. Так оно и произошло.

На тот момент я выполнял обязанности водителя командующего сектора Б генерал-лейтенанта Руслана Хомчака. Там, где был он, был и я. Мы служили вместе с начала АТО, а под сам Иловайск попали в начале августа. Это произошло после первого поражения при взятии города, когда на штурм пошел 40-й батальон теробороны. Тогда мы вместе и уехали в район проведения операции, где Хомчак взял ситуацию под свой контроль.

О переломном моменте в войне

Никто не рассчитывал на то, что потом сделали россияне. Я не могу говорить о верхушке командования, но мы (бойцы низшего звена - Ред.) думали, что есть сопротивление рядовых людей, не военных. Ну как тогда говорили? «Простые шахтеры вылезли ...» Конечно, никогда нельзя недооценивать врага, однако масштабного военного сопротивления, которое произошло со временем, не ожидал никто. И вот накануне Дня Независимости становится все жестче и жестче. Это произошло не в один момент и началось примерно с 20-х чисел августа. На самом деле мы даже несколько привыкли к этому. Понимали, куда летит, откуда летит. Пролетает или нет. Поэтому могли приготовиться. Однако 24 августа мы осознали, что это просто катастрофа. И конечно же, все поняли, что такого вооружения, которым нас накрывают, «простые шахтеры» в принципе иметь не могут. Тем более, что тогда ни в Донецкой области, ни на Луганщине не было столь крупных группировок ВСУ, чье захваченное вооружение могли бы использовать. Словом, там просто не стояли столь мощные военные части. И было очевидно, что это вооружение [6] пришло от соседей ... Потом уже и разведка доложила, откуда летит.

Поэтому характер войны полностью изменился в 20-х числах августа. Если коротко, то до того они натаскивали своих боевиков, например, для захвата того же Иловайска. Да, они его отстаивали. Это стратегический объект, узловая станция, мощная железнодорожная ветка и трасса на Донецк. Это все понятно. Однако когда у них уже исчерпывались силы, то из-за границы им уже просто открыто пришли на помощь.

В окружении

Уже 25 августа мы поняли, что в окружении. К тому времени мы стояли под Многопольем. Утром отправили машину с «грузом 200»: кажется, там 11 погибших было. За ней отправили машину с ранеными, однако она уже не прошла и вернулась обратно. Почти в то же время с другой стороны к нам пришли остатки разбитой 1-й БТГр 93-й бригады. Тогда мы и поняли, что уже в кольце. Вечером того дня уже никто не мог никуда передвигаться. Все просто стояли на месте и заняли круговую оборону. Наши побратимы стояли блокпостами вокруг Иловайска, а мы защищали их со спины, со стороны, где надвигались россияне, которые уже реально зашли. Кстати, в тот же день мы уже имели и пленных российских десантников, и их подбитую технику.

Среди наших ажиотажа никакого не было. Мне хорошо запомнилось после ночи 24 августа, когда нас начали «приветствовать» с Днем Независимости, что никакой паники не было. И это очень понравилось. Все старались, во-первых, починить технику. Вместе сливали топливо с тех машин, которые уже не были на ходу, и раздавали по машинам, которые еще могли ездить. Во-вторых, разбирали боекомплект, догружали автомобили, собирали мины, минометы ... Все, что могли собрать, все собирали, считали, распределяли. Ведь было неизвестно, сколько еще там оставаться. Кроме того, мы уже прекрасно понимали, что новых поставок не будет. Вот и не было ни расхлябанности, ни паники.

Некоторые подразделения просто отошли раньше, когда обстрелы значительно усилились. Это произошло до 24 августа. Они заранее почувствовали удар и просто ушли. Среди тех, кто остался с нами и вокруг Иловайска, такого уже не было. Работали, если честно, совсем иначе, чем до того. Те же добровольческие батальоны [7] в начале и в середине августа по-другому себя вели. Например, когда они пытались штурмовать тот же Иловайск. Приходили, отдыхали, фотографировались и шли. Затем снова приходили. А здесь уже как встали ... Ну и деваться им было некуда. Все понимали: или мы все вместе - и выстоим, или в одиночку - и тогда вообще шансов нет. И все не то, что приказы выполняли, а в принципе все, что было расписано командованием. Поэтому я считаю главным, что был человек, который это все возглавил, сумел удержать и сама не оставил нас.

О выходе из окружения и пленных россиянах

Знаете, у меня даже есть желание проехать по маршруту, которым я тогда проходил. Думаю, что ни один поворот не пропущу ... Это осталось как впечатление о рождении сына. Ты никогда не забудешь момент, когда впервые берешь ребенка на руки или когда он делает первый шаг. Это то же самое. Это всегда стоит перед глазами.

Я вам могу одно сказать: очевидно, что решение было принято не за час до выхода. Это обсуждалось, открывали карту местности, отправляли разведчиков по различным направлениям. Составляли сведения от каждого командира отделения об остатках людей, техники. Что может идти, что может двигаться. Это все сводили в единое целое. Если выход был назначен на 29-е число, то эта дата не взялась с потолка. То, что пошли две колонны, то это изначально так и расписали. С кем именно это согласовали, я не могу сказать.

Россияне, которые зашли на Донбасс, вряд ли тогда сильно задумывались над своими действиями. У них был маршрут, поэтому они шли туда, куда им сказали. И как кадровые военные они не думали, что это и где это. Двух их раненых мы вывозили в колонне во время выхода. Один обгоревший был, другому наши хирурги раненую ногу ампутировали, пытались его спасти. Те двое от своих же и погибли.

О памяти и различных версиях событий

Почему я выбрал это место для встречи («Зал памяти». - Ред.)? Потому что это правильно сделано. У меня много товарищей тогда погибло. До сих пор есть те, кого считают пропавшими без вести. Многих похоронили на общем кладбище, ведь до сих пор продолжается ДНК-экспертиза [8], некоторых не могут распознать. И для меня крайне важно знать, как погиб мой товарищ. Я узнал, что он вступился за солдата ... Кроме того, это страница нашей общей истории. Мы должны это постоянно освещать просто, чтобы такого больше не произошло. Это должны знать и наши дети, и внуки, и правнуки. О всех проблемах, все просчетах - это все тоже должно быть, ведь это действительно история. Ее никуда не денешь. Это не событие, которое произошло с одним человеком или даже подразделением, это произошло со страной.

В тему: В усьому винна Росія: ГПУ оприлюднила офіційні результати розслідування Іловайської трагедії [9]

Лично я не хочу лжи или на кого наговаривать. Доказывать, кто был круче. Иногда думаю: плохо, что я пять лет назад с камерой не дружил. Можно было просто снять и показывать потом, и все. Я хочу простой правды. И это должно звучать не от одного человека, как сейчас часто бывает. Человек, может, уже и изменил свои взгляды, а его таскают по эфирам на телевидении, и он другого сказать уже не может, потому что это будут считать вилянием хвостом. Поэтому я считаю, что прежде всего сами участники должны собраться в широком кругу и обсудить те события. Знаете, как раньше, когда садились за круглый стол, смотрели друг другу в глаза и просто разговаривали. Не так, как на телевидении, не для пиара. Чтобы так же: открыли карту, смотрели на нее и руководили войсками. И обсуждение было бы совсем другим. Все должны собраться и просто пообщаться. Уже пять лет прошло.

И еще одно. Всегда надо помнить, что тебя ждут дома. Что у тебя есть семья. Ты всегда должен ставить цель перед собой. Ради чего ты идешь воевать? Ради наживы или ради свободы? Если нажива, то это не та страна, где такое допустят. Я уверен, что в этой стране мы ради наживы никогда не начинать войны и не будем в руки оружие брать. Ради свободы - я согласен. Будем.

------------

Григорий Соляник - старший прапорщик, с 1992 на службе в Вооруженных Силах Украины. За этот период неоднократно был командирован за границу для выполнения миротворческих задач. Ветеран российско-украинской войны. Участник боев за Иловайск 2014 года. До последнего времени работал в должности сержанта-инструктора учебной роты учебного батальона 239-го общевойскового полигона.

—

Андрій Голуб [10]; опубликовано в издании Тиждень [5]

Перевод: Аргумент

В тему: