75 лет назад, в ночь на 18 мая 1944 года, по приказу Сталина началась депортация крымских татар из Крыма. Зейнеп Османова, которой тогда было 10 лет, рассказала, как ребенком попала на уральский лесоповал и почему на возвращение в Крым у ее семьи ушло полвека.

— Какой была ваша жизнь до депортации?

— Мы жили в деревне Кутлак в Судакском районе. Отец работал председателем колхоза и председателем местного отделения партии. У нас был большой двухэтажный дом, бараны, виноградные сады. Когда в 1941 году началась война, папа ушел на войну, а мы остались — бабушка, мама и трое нас, детей. Все на войну ушли — и молодые ребята, и мужики. Папа мой, мамины два брата. Одни старики остались и женщины с детьми. Когда немцы взяли Крым, они нас мучили, потому что отец был коммунистом. Много раз приходили, обыски делали. Когда уже снова русские взяли Крым, мы с бабушкой на несколько дней ездили в Дачное, к ее братьям. А когда вернулись в Кутлак, через день как началось: машины, кругом грузовых машин полно.

11 мая 1944 года, после освобождения Крыма от нацистских войск, Сталин подписал постановление № ГОКО-5859 о выселении всех крымских татар с территории Крыма. В ночь на 18 мая 1944 года в дома крымских татар вломились бойцы войск НКВД [2].

— Что вы помните про депортацию?

— Вечером заходила папина сестра. «Эти, — говорит, — машины не просто так приехали».

Эти машины не просто так приехали

Мы только пришли домой, мама меня помыла, уложила спать. Ночью, под утро постучали в дверь. Мама боится открыть, они начали дверь ломать. Говорят: «Берите одежду, вас вывозят с Крыма». Пятнадцать минут дали! За пятнадцать минут чего возьмешь? Ничего! Бабушка взяла свою гольмек (длинную погребальную рубашку — прим. Coda), которую у нас на смерть надевают. Мама только самое ценное успела схватить — немного золотых украшений. Она их потом по чуть-чуть продавала, и мы на эти деньги два-три года выживали. Где-то, наверное, часов в пять утра нас вывели из дома, привели на площадку, где собирали всех татар, посадили в эти грузовики и повезли в Феодосию, на вокзал. И с машины нас прямо в поезда кидали — как мешки. Мы плакали. Они нам закрыли все двери, все окна закрыли. Мы начали кричать. Но кричи, не кричи…

В тему: Депортация крымскотатарского народа - как это происходило [3]

По официальным данным, за три дня были депортированы 183 155 человек. В товарных вагонах их вывезли в Узбекистан, Казахстан и на Урал. В дороге погибли около 8000 крымских татар, в основном — дети и старики.

Окна и двери вагонов открыли, когда составы выехали из Крыма

— Сколько вы так ехали?

— Нас долго везли — наверное, неделю. Когда уже с Крыма выехали, открыли окна, двери. В конце мая нас привезли на Урал. На поезде до Соликамска — тогда это была Молотовская область, сейчас Пермская, потом на пароходе в Красновишерск. А там распределяли по поселкам. Мы попали в Вайский лесхоз. Там мама пошла в лес работать, мы с бабушкой — на подсобное хозяйство: капусту, морковку, картошку выращивали. С десяти лет я работала.

— Вам объясняли, почему вас выселили из Крыма?

— Сказали, что за предательство, как будто мы немцам помогали. Какая там помощь? Один раз мы, маленькие девочки, за дровами пошли, три подружки нас было. И мы пошли сучья собирать, чтобы разжигать печки. И видим — один мужик стоит. Мы говорим ему: «А что вы здесь делаете?» Он увидел нас и убежал. Партизан [4] был. Мы все трое друг на друга посмотрели, быстро дрова забрали и тоже убежали. А многие наши девчата, которые постарше были, лет по 18-20, они как по дрова пойдут, так партизанам кушать таскали. Они знали, куда приходить, и еду им носили. Вот как было. А еще говорили: мы немцам помогали. Наоборот, партизанам помогали, да. Так и жили. Все видела.

В тему: Зачем расстрельные команды НКВД прятали места захоронений [5]

— Как вас встретили на Урале?

— Когда нас на Урал привезли, местным сказали: это такие страшные людоеды. Мы приехали — нигде никого не видать. А потом через несколько дней девчонки вышли на улицу, и мы начали с ними играть в мячики. Потом они сами нам говорили, что их пугали, что мы предатели, за то и вывезли нас, что людей убивали. На самом деле, нам очень помогли местные люди. Потому что эти местные были такие же, как и мы, — они были раскулаченными и ссыльными. Они это все перенесли, и нам сильно помогли. Трудности были в Вае, но голодом никто не умер. Все жили средне. С этого поселка через три года перевели нас в другой поселок, и в 15 лет я пошла работать в лес.

С 15 лет я пошла работать в лес

А снег — метра полтора, до двух метров снег падал там. Я туда провалюсь — меня вытаскивали. Деревья валили, а мы сучья обрубали. Река у нас была широкая, приток Камы. Весной по реке этот лес мы сплавляли в Красновишерск — там бумажный комбинат был. Помню, когда я работала в лесу, в 1953 году, приходит мастер, говорит нам: «Сталин умер [6]». Я засмеялась. А сосед русский спрашивает: «Что смеешься?» Я говорю: «Он же нас из Крыма выгнал». Поэтому смеялись. Ой, не дай бог, увидели бы, тогда… Знаешь, как строго было? Но все равно это молодость была. С лесу придем — в клуб пойдем, танцуем, пляшем. Баянист дядя Андрей начнет играть, а мы все — и русские, и немки, и татарочки — как начнем танцевать. Веселые такие были! Там я и с мужем и познакомилась. Он лес возил, я на обрубке работала, жили мы на одной улице, через дом, а познакомились в клубе. Поженились в 1955-м, и до 1960 года я родила троих сыновей.

Зейнеп с мужем

— Что изменилось после смерти Сталина?

— Мы же все в комендатуру ходили отмечаться. Когда Сталин умер, эту повинность сняли. С лесоповала меня перевели в хлебопекарню, два года там работала. А через три года разрешили ехать куда хочешь — только кроме Крыма. И люди стали уезжать — в Среднюю Азию, Казахстан [7], Киргизию. Мы в 1960 году поехали в Киргизию, уже там у нас родилась дочка.

С 1944 года крымские татары имели статус спецпереселенцев: они были обязаны регистрироваться в комендатурах. С 1947 года самовольное покидание поселения приравнивалось к побегу с места ссылки и наказывалось двадцатью годами каторги. Режим спецпоселения стал смягчаться в 1954 году и был снят в 1956-м.

— Как вам жилось в Киргизии?

— Пока приехали, пока дом построили, я хозяйством занималась, дочку родила. А в 1963 году устроилась в медсанчасть. Как пришла в одно детское отделение, так и ушла оттуда на пенсию в 1988-м. Хороший у нас там коллектив был. Муж мой работал бурильщиком. Детей вырастили, выучили. Старший сын пошел механиком, средний — инженером-электриком, меньший сын, сноха и дочка — на завод. В Киргизии мы хорошо жили.

Зейнеп на этой фотографии слева. Киргизия, 1975

— Про Крым вспоминали? Хотели вернуться?

— Я про Крым еще на Урале — лет, наверное, двадцать мне было — песню склала. Мы в клуб приходили, и эту песню пели. Про то, как я на Урале в лесу работала, вся молодость там осталась. Какие деревья огромные были — еле-еле их распиливали. Люди плакали, родину вспоминали. Все время Крым вспоминали! Все время. Оставили такой дом двухэтажный, столько баранов, корову, хозяйство большое. Какие виноградные сады были! Все оставили. А когда Горбачев пришел, он разрешил крымским татарам возвращаться в Крым, и все поехали.

28 ноября 1989 года Верховный Совет СССР [8] принял Постановление № 845-1 о политической реабилитации крымских татар, праве на возвращение в «места исторического проживания» и восстановлении Крымской АССР в составе Украинской ССР.

В тему: Депортация крымскотатарского народа. Воспоминания репрессированных: часть 2 [9]

— Когда вы впервые после депортации приехали в Крым?

— Сын старший приехал зимой, а я весной 1993 года. Мы с сестренкой пришли к нашему старому дому в Кутлаке (в 1945 году Кутлак был переименован в село Веселое — прим. Coda), там жили старик со старухой. Они нас хорошо встретили. Этот старик рассказывал: «Пришел в магазин, возле сидит мужик, а уже поздно. Я спрашиваю: чего сидишь? Он говорит: приехал сюда, на свою родину, в свою деревню, но никуда не пускают, вот и сижу». Он его забрал к себе, этот дед, который в нашем доме жил, сказал: «Живи сколько хочешь. Куда хочешь, сходи, посмотри». «Он, — говорит, — жил у меня неделю, потом уехал, а через некоторое время приходит почтальон: вам посылка. Получил — а там! Я таких гранатов в жизни не видел! Этот мужик мне послал». А потом старик умер, дом купили какие-то другие люди. Когда мы пришли, женщина нас даже во двор не пустила. Сестренка моя говорит: «Ты в моем доме живешь, а меня не хочешь даже во двор пустить?!» — «Пошли вы отсюда, откуда понаехали!» Вот так она нас и выгнала. Мне предлагали здесь участок взять, а я отказалась: «Я свой дом вижу, родительский дом двухэтажный стоит, я это не смогу перенести».

Зейнеп в своем виноградном саду, наши дни

Так мы в Лесном и остановились. Нам дали два участка — два сына дома построили. Потом этот участок дали нам с мужем, дети построили нам дом. Денег от продажи дома в Киргизии не хватало, и я в 60 лет бегала на пляж продавать выпечку: ночью пекла, днем бегала. Так и построили эти дома. Хозяйство у нас хорошее было, две коровы, пока муж не заболел. В 1999 году он умер. А я так и живу — рядом с моими детьми, внуками, снохами. Все они у меня хорошие, работящие. Я довольная мама. Так и живу уже 85 лет.

—

Оксана Баулина, фото: София Возная, Артем Гурьев; опубликовано в издании  Coda [10]

В тему:

• 3000 страниц о Крыме [11]
• Скоты против Человека, Российская Федерация против Мустафы Джемилева [12]
• Заявление МИД Украины по случаю Дня памяти жертв геноцида крымскотатарского народа [13]
• Департация крымских татар: истории выживших [14]
• Гордиться миллионами трупов?.. [15]