Киевский Баухауз

1.00

Острая тема

В период с 1924 по 1930 год главная художественная высшая школа Украины называлась Киевским художественным институтом, который часто называют «Киевский Баухауз». Александр Богомазов, Михаил Бойчук, Василий и Федор Кричевские, Владимир Татлин, Виктор Пальмов, Павел Голубятников, Казимир Малевич… Какие имена!

Сто лет назад была основана “Українська академія мистецтв” (УАМ - “Украинская академия искусств” - русск.). Впервые наша страна смогла иметь собственную художественную высшую школу. В истории УАМ, которая сегодня называется «Національна академія образотворчого мистецтва і архітектури» (НАОМА) («Национальная академия изобразительного искусства и архитектуры» - русск.), много интересных периодов. Но только один из них стал известен всему миру. В 1924-1930 годах среди преподавателей Киевского художественного института были выдающиеся художники своего времени Александр Богомазов, Михаил Бойчук, Василий и Федор Кричевские, Владимир Татлин, Виктор Пальмов, Павел Голубятников, Казимир Малевич и др.

Если немецкий Баухауз просуществовал с 1919 по 1933 год, успев фактически создать архитектуру модернизма и развить промышленный дизайн, то в его киевском аналоге учили практически всем художественным специальностям (от монументальной живописи до теафотокинофакультетских), однако его возраст был значительно короче.

Практиковали как традиционные учебные методы, так и новейшие экспериментальные подходы. Атмосфера почти полной свободы и поддержки инициатив давала плодотворные результаты. В конце 1927 года КХИ посетила бельгийская исследовательница искусства С. Корбио, и гостью поразил широкий размах его организации. Сравнивая украинский вуз с западными академиями, она воскликнула: «Но это же целый университет». Один из номеров бельгийского франкоязычного художественного журнала La Nervie был посвящен КХИ.

УАМ положила начало становлению и развитию высшего художественного образования в Украине. Первые годы академия была ориентирована преимущественно на традиционализм, образцы народного искусства и классическое искусство. С приходом большевистской власти ее превратили в государственную организацию, которая должна была выполнять соответствующие функции. Поскольку СССР стремился ввести новое оформление жизни и быта, академии добавили прикладных специальностей, реорганизовав ее в институт. Сначала, в 1922 году, в Институт пластических искусств. А в 1924-м его объединили с Украинским архитектурным институтом, который существовал с 1918-го, и назвали Киевским художественным институтом. Это был самый большой в Украине художественный вуз, который собрал наиболее квалифицированных преподавателей.

С 1924 по 1930 год в жизни заведения происходят изменения, которые превращают его в совершенно уникальное явление. Связаны они с именем ректора Ивана Ивановича Вроны.

Хвылевой в архитектуре

Именно Врона выбивает для института собственное помещение (первые семь лет занятия проходили во временно арендованных помещениях или дома у преподавателей). Благодаря ему осенью 1925 года КХИ переезжает на Вознесенский спуск, где раньше работала Киевская духовная семинария. Начав в 1924 году только с двух факультетов, уже в 1925-м институт стал многопрофильным учебным заведением и имел их пять: архитектурный, малярный, педагогический, полиграфический и скульптурный. В 1929-1930 годах в КХИ было более 900 студентов, более 100 преподавателей и лиц учебно-технического персонала.

Для внедрения в учебный процесс мировых художественных концепций Наркомат образования выделил финансирование на зарубежную поездку профессорам института Михаилу Бойчуку и Андрею Тарану, а также выпускнику - директору Межигорского художественно-керамического техникума Василию Седляру. Командировка продолжалась с ноября 1926 по май 1927 года. Они посетили Прагу, Варшаву, Рим, Страсбург, Лейпциг, Мюнхен, Париж, Дрезден, Палермо и Вену. Кроме обмена опытом с западными специалистами киевляне читали лекции о состоянии художественного образования в Украине.

Но Вроне мало было узнать о новых подходах в Европе. Он хотел также получить все новейшие художественные находки из первых рук, поэтому объявил конкурс для преподавателей по всему новосозданному Советскому Союзу. И скоро из Москвы, Ленинграда, других городов в Киев собираются «варяги»: основатель конструктивизма Владимир Татлин приезжает и возглавляет теакинофотофакультет КХИ; ближайший ученик Кузьмы Петрова-Водкина Павел Голубятников преподает спектральную живопись учителя и разрабатывает собственную теорию цвета; после японских странствий с Давидом Бурлюком в Киев переселяется россиянин Виктор Пальмов, который остается здесь до конца жизни.

В конце 1920-х как почетный профессор прибыл Казимир Малевич, который открыл здесь свой исследовательский кабинет экспериментального ИЗО. Получил ректор Врона согласие на приезд и от Александра Архипенко, который к тому времени уже жил в Нью-Йорке, но, пока согласовывали договоренности, ситуация в КХИ резко изменилась, и планы не были реализованы.

Жизнь, деятельность и заметное теоретическое наследие Ивана Вроны остаются в тени истории, хотя это именно та фигура, которая заслуживает наибольшее внимание. Дмитрий Горбачев говорит о нем «культуртрегер с партбилетом». Историк искусства, он знал его лично, и пересказывает несколько баек: «В 1905-м его, студента, как революционера посадили в тюрьму.

Начальник тюрьмы, как рассказывал Врона, был одним из самых добрейших людей в его жизни. Отпускал заключенного под честное слово для сдачи экзаменов в университете. В 1933 году Иван Иванович был репрессирован во время «искусствоведческого набора», строил БАМЛАГ [2] и сделал зарисовки строительства. Однажды зэков отогнали от железнодорожного полотна на 30 километров: должен был приехать нарком Каганович, который не любил смотреть на толпы в лохмотьях. Когда Каганович налюбовался безлюдным пейзажем, зэков вернули. Они называли это «великое переселение народов».

В тему: Врата ада [3]

Приближенный к высшим партийным уровням в 1920-е, Вроно оказывается под особым прицелом в начале 1930-х. Сначала, в 1930-м, неожиданное увольнение с должности ректора КХИ, затем обвинения и длинные «каникулы» на строительстве БАМЛАГа, а затем в Ташкенте. Как утверждала газета «Коммунист», «на ниве изобразительного искусства Врона делал то, что Хвылевой в литературе». Даже после ссылки на него писали анонимки как на буржуазного националиста, космополита и сторонника формализма: «К сожалению, И. Врона является живым примером неразрывного сочетания идеологии украинского буржуазного национализма и формализма. Давний враг русского искусства, он видел одно из так называемых достижений АРМУ (Асоціація революційного мистецтва України. - Ред.) в том, что оно локализовало влияние на Украину русских советских художников».

Лишь в 1949 году его снова пригласят в Киев, даже восстановят в партии и полностью реабилитируют, но в советских «санаториях» Ивану Ивановичу хорошо почистили память: тот, кто позвал в Киев преподавать основателей супрематизма и конструктивизма, был одним из апологетов бойчукизма, создал условия для работы свободной художественной школы, через 20 лет станет ярым критиком всех формализмов и добрым словом не вспомнит приглашенного им почетного профессора Малевича. Лишь в одном из черновиков к истории украинской живописи 1917-1932 годов посвятит несколько скупых строк «врагу пролетарского искусства». Кстати, его архив, хранящийся в ЦДАМЛМ, почти не содержит документов или текстов, датированных 1920-ми - началом 1930-х годов.

В тему: «Сейчас на въезде в города Украины видишь рекламу водки, а не шедевров из местных музеев» [4]

Фортех

Еще один «варяг» - Михаил Бернштейн - привез с собой идею ФОРТЕХ. Фортех - сокращенное название факультета формально-технических элементов изобразительного мастерства и одновременно курса формально-технических дисциплин. Ректор Иван Врона началосновал фортех сразу в 1924/25 учебном году. Это была одна из главных его реформ, факультет играл важную роль в плане КХИ.

Курс состоял из таких дисциплин: рисунок, цвет, объем, пространство и живопись. Его обязаны были посещать студенты всех факультетов двух первых лет обучения. По мнению Вроны, именно эти предметы составляют «основные элементы художественного развития и художественной грамоты. Эти дисциплины, как оказалось весной, примерно в такой трактовке в Москве, ВХУТЕМАСе, также выделены и дают там основание для организации так называемого основного факультета с двухгодичным курсом, предшествующего специальным факультетам, как общая пространственная художественная база».

Курс формально-технических дисциплин прежде всего знакомил студентов с основными элементами художественной грамоты. Они получали также ощущение обобщенной формы и понимания развития ее закономерностей и взаимодействий в пространстве, изучали методы и язык композиции: ритм, статику, динамику, контрасты, пропорции и тому подобное.

До 1924 года большинство абитуриентов получали базовую профессиональную подготовку в художественной школе, училище или в частных студиях. С начала 1920-х до КХИ принимают крестьян и рабочих без такого багажа.

Поэтому руководство института выделило средства на организацию мастерской по изучению формально-технических элементов художественного творчества с четырьмя лабораториями (рисунка и цвета, объема, чертежа, макетирования).

Исследовательница Елена Кашуба-Вольвач пишет так: «Фактически создание нового факультета и внедрение одноименного курса стали квинтэссенцией новой педагогической системы в Украине, которая закладывала универсальные основы для всех художественных специальностей. Целью была задача подготовить художника нового типа, способного работать в создании всей предметной среды, окружающей человека. Совпадающие идеи о современных формах преподавания и воспитания художественной молодежи уже существовали и воплощались в немецком Баухаузе и московском ВХУТЕМАСе-ВХУТЕИН.

Эти художественные школы, так же как и КХИ, ставили перед собой целью формообразующие задачи, связанные с индустриализацией, производством и были направлены на решение социальных программ. Одной из главных составляющих педагогических реформ в этих заведениях была организация предшествующего курса (Vorkurs) в Баухаузе и «основного отделения» в ВХУТЕМАСе, где преподавался так называемый пропедевтический курс. При сравнивании этих курсов с украинским ФОРТЕХ тождество как самой идеи курса, так и его формальных составляющих становится вполне очевидным».

Исследовательский кабинет экспериментального ИЗО Малевича

Особым приглашенным профессором КХИ в конце 1920-х был Казимир Малевич. Из-за нехватки архивных документов до недавнего времени об экспериментах супрематиста в КХИ знали преимущественно из воспоминаний некоторых студентов. Написаны они были в более поздние годы и, очевидно, отвечали не так действительности, как политике партии.

Например, классик соцреализма Сергей Григорьев вспоминал лекции Малевича: «Когда я был на I курсе, цикл лекций прочитал в нашем институте Казимир Малевич. Закончив их показом своего знаменитого черного квадрата на белом полотне, он доказывал, что это и есть конец «искусству изображения» старого времени, это тупик - даже идти некуда, нет смысла гальванизировать труп старого искусства. С особой ненавистью он относился к искусству XIX в. с его человечностью, любовью к прекрасному в человеке и в природе. К искусству, что породило великанов.

Малевич искал спасения в отказе от образа, от подражания реальности. Он считал, что спасение в абстракционизме, иррационализме цифр, математизированных линий и предметов - это и есть клич эпохи, знамение времени.

Вообще трудно назвать выступления Малевича лекциями. Это было больше похоже на проповедь своего учения. В затемненной аудитории он пускал через проекционный фонарь репродукции своих произведений, давая им свой анализ. Рисовал воображаемую широкую картину постепенного разрушения и неумолимой гибели мирового искусства, доводя весь процесс его развития до черного квадрата на белом фоне. Доверия к нему у меня не было. Его фанатичные проповеди казались каким-то ненадежным сборищем тем, взятых из разных источников, философской эклектикой. Удивлял апломб его левацкой самоуверенности.

И все же тогда он производил большое впечатление, давая многим слушателям путь выхода из художественных бурь, характерных для того времени. И теперь в некоторых странах существуют кружки им. Малевича. Непонятно, что они делают. Ведь после черного квадрата, этого надгробия искусству, делать уже нечого. Разве только изучать жизнь и деяния Малевича. Один финский художник рассказывал мне, что в их стране есть «общество имени Малевича», которое занимается «отрицанием отрицания». Но это же то самое, если бы существовало общество алкоголиков по отрицанию пьянства».

Похожими были воспоминания другого советского художника - Василия Касияна: «В Киеве я нашел полное «перевоплощение» искусства и художественной школы. Всевозможные формалисты просто сошли с ума, наделали немало такого, что обычно людям совсем не нужно. Вся предшествующая культура игнорировалась как буржуазная. Помню, пришел я к автору скандально известного «Черного квадрата» К. С. Малевичу. Он внедрял среди художественной молодежи абстракционизм. В его кабинете висели произведения, одно глупее другого. Спрашиваю:

- Что вы здесь делаете?

Он отвечает:

- Здесь я лечу студентов от реализма.

Я говорю:

- Кого вы лечите: больных или здоровых? Как можно лечить здоровых людей, ведь реализм - это здоровье, телесное и духовное?!

Тогда же в музее русского искусства была организована выставка «нового» искусства, где многих авторов в действительности можно было воспринимать как сумасшедших. Конечно, так долго продолжаться не могло, народ не мог принять ни таких произведений, ни их шумных создателей. Кабинет Малевича был закрыт. Памятники, которые сооружались формалистами, рабочие разрушали в тот же день, когда они помпезно открывались. Малевич и такие, как он, считали, что развитие искусства пойдет теми путями,которые они для него определили. Но пошло по-другому. Не помог им и Запад, куда они отправились. И там вскоре их забудут».

Впрочем, история делает собственные выводы, и, вероятно, именно классиков соцреализма вскоре забудут, а вот Малевич своей актуальности не теряет. И даже уничтожение архивов не помешало. Только в 2015 году были чудом найдены документы, касающиеся работы Казимира Севериновича в КХИ. Сохранились они благодаря Марьяну Кропивницкому, художнику и молодому преподавателю института, которого ректор Врона назначил ассистентом Малевича в Киеве, попросив записывать всезао выдающимся профессором.

Опубликованные издательством «Родовід» уже и в переводе на английский, новые тексты рассказывают об исследовательском кабинете экспериментального ИЗО, где основатель супрематизма «лечил студентов от реализма и цветостраха». В протоколе заседания преподавателей КХИ читаем: «Научно-исследовательский кабинет КХИ под руководством пр [офесора] Малевича должен исследовать и внести коррективы как в преподавание ФОРТЕХ, связь его со специальностью, так и вообще с постановкой всего обучения художественных дисциплин и художественных течений в КХИ».

Малевич намеревался переехать в Киев со всеми своими учениками и продолжить студии исторического развития искусства и супрематической архитектуры на базе новосозданного кабинета, но наступил 1930 год, а с ним увольнения, репрессии и не наши 1930-е.

Не наши 1930-е

В 1930 году по Советскому Союзу прокатилась волна «разукрупнения вузов», поэтому КХИ безжалостно препарировали, исказили его структуру и преждевременно прервали проект создания «киевского Баухауза». Архитектурный

факультет отдали строительному институту, где инициатива по синтезированию архитектуры и строительства была утрачена. Полиграфический факультет отделили, создав полиграфический институт с собственно технологическим уклоном. Текстильное отделение перевели в Политехнический институт, где оно погибло как художественная специальность. Так же случилось с деревообрабатывающим. Теафотокинофакультет был полностью ликвидирован. За ненадобностью закрыли и педагогический, которым руководил Александр Богомазов.

В 1930 году состоялась первая чистка педагогического состава: уволили самых известных преподавателей, сменили самого ректора. На это место пришел С. Томах, которого Малевич в шутку называл «социологом томатов». Несколько лет спустя, в 1934-м, состоялась очередная реорганизация, которая зафиксировала господство в КХИ соцреализма как единственно возможного художественного метода. Через два с половиной десятилетия добавили факультет искусствоведения.

После распада Советского Союза институт переименовали в Национальную академию изобразительного искусства и архитектуры, но изменения касались только внешних признаков и не коснулись, к сожалению, заложенной в 1934 году системы. До сих пор реформы Вроны не получили надлежащего изучения и осознания, и уж тем более не стоит говорить об их полноценном воплощении и продолжении.

Так будет ли все же проект «киевский Баухауз» осуществлен?

Поставим этот вопрос самим себе.

—

Тетяна Філевська, опубликовано в издании Тиждень.UA [5]

Перевод: Аргумент [6]

В тему: