Когда один мир — нормальный, а другой

1.00

Нет

Когда один мир — нормальный, а другой — русский

Преследованием и разрушением культа своей вины адепты «Русского мира» демонстрируют фиктивность и уродливую искусственность такого мира. Старое клише советского агитпропа замечательно подходит нашему времени, когда один мир — нормальный, а другой — русский.

Если в Америке убирают с глаз долой памятники деятелям Конфедерации, каковые (памятники) считаются тем более неуместными, чем больше времени отделяет американцев от рабовладельческих времен, то в Германии депутат бундестага от партии «Альтернатива для Германии» призывает разрушить культ немецкий вины.

При чем тут Германия, спросите вы? А депутат-то, оказывается, русскоязычный. А границы «Русского мира» [2], как нам объяснили, определяются беспредельно длинным русским языком, дотянувшимся в данном случае аж до Берлина.

В свое время вице-спикер российской Думы Любовь Слиска заявила в Киеве по поводу вины России за Голодомор: «Почему-то Россию заставляют всегда и за все извиняться... Я должна сказать, что никому ничего плохого не сделала, и мое поколение в России тоже. И я ни за что извиняться ни перед кем не должна».

Русскоязычный немец сегодня в Берлине (на маргинесе «Русского мира») конгениально постулирует: «Повинность, чувство вины — это такой моральный термин, и он не передается из поколения в поколение, как известно каждому, кто занимается моральной философией. Вина — это всегда персональное, и мы не должны создавать культ вины и говорить, что это поколение до сих пор несет вину за то, что сделали их прадеды».

Чтобы ощущать вину за деяния прадедов, правнуки должны неким образом быть тем же самым, что и прадеды. Иммануил Кант называл единство самосознания (единство апперцепции) основой всякого знания: ведь данные опыта должны быть воспринимаемы одним и тем же Я.

Одним и тем же «Я» в истории есть длящиеся, временные сущности — народ, нация, класс. При условии, конечно, что таковыми они себя осознают (или «воображают»; см. воображаемые общности Бенедикта Андерсона). Тогда и наступает историческая ответственность, несправедливая с точки зрения человеческого индивида, но, безусловно, принимаемая человеком общественным.

Как в Ветхом Завете принял избранный народ ответственность будущих поколений за прошлые грехи отцов. «Ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода» (Исх.20:5). Только такой народ — связанная историческим единством совокупность «і мертвих, і живих, і ненароджених» — нашел в себе силы сбросить путы рабства и с оружием в руках обрел Землю обетованную.

Народу Израилевому эпохи упадка Господь говорит нечто прямо противоположное: «Зачем вы употребляете в земле Израилевой эту пословицу, говоря: „отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина“?... — не будут вперед говорить пословицу эту в Израиле» (Иез.18:1-3). Новый Завет с домом Израиля и домом Иуды рассеивает народ на атомарные единицы, конечные во времени. Отныне «каждый будет умирать за свое собственное беззаконие; кто будет есть кислый виноград, у того на зубах и оскомина будет» (Иер.31:30). Сын за отца не отвечает. С этим согласился даже вождь всех народов.

Бог Синайского Завета видит Свой народ сущностью временной. Изменчивой, даже изменяющей Ему, но остающейся одним и тем же. Бог Иезекииля и Иеремии видит не народ, но лишь совокупность людей.

Бог Нового Завета вообще ликвидирует человеческие общности как таковые. «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал.3:28). Нет уже сущностей, длящихся во времени, а значит во времени соразмерных вечному Богу. И выходит так, что с Моисеевых времен, когда Бог был в постоянном контакте с избранным народом Своим, не творилась более Божеская справедливость на земле. Все переносится на тот последний день, когда время остановится. Morgen, morgen, nur nicht heute (завтра, завтра, только не сегодня)...

Однако человеческий рассудок не в состоянии смириться с существованием такого временного разрыва между деянием и воздаянием. Мы говорим о бессмертной (вечной, длящейся во времени) бестелесной душе, вполне так отвечающей за грехи «плотской юности». А для человеческих общностей мы учреждаем Суд истории — он-то и репрезентует Божеское правосудие на земле, пока длится время и не настал еще час Суда Страшного.

«Належний відповідач» на суде истории суть народ, нация. Следовательно, национализм — истинно Божеская идея, позволяющая вершиться Суду истории. Та, что заставляет сегодня немцев каяться за грехи нацистов, а современных американцев — за позор рабовладения.

И обратно: отрицание нынешними поколениями повинности, вины за деяния прошлых поколений, будь то Холокост или Голодомор, — есть отрицание исторической связности, саморазрушение воображения, создающего общность людей. Преследованием и разрушением культа своей вины адепты «Русского мира» демонстрируют фиктивность и уродливую искусственность такого мира.

—

Евген Зарудный, опубликовано в издании ZN.ua [3]

В тему: