Когда Украина правила Россией: регионализм и пост-сталинская партийная политика. Часть 2

1.00

Нет

… Когда Михаил Горбачев в 1985 году стал генеральным секретарем, он был поражен ситуацией в Украине. Он пожаловался, что там было много «экспертов по бюрократии и беспринципных дилеров», которые стремились прежде всего поддерживать древнюю систему и враждебно воспринимали перестройку и реформы, которые он предложил. По данным Горбачева, республике угрожала коррупция, но Брежнев «закрыл глаза на то, что происходит», из-за особой приверженности Украине».

(Окончание. Начало: Когда Украина правила Россией: регионализм и пост-сталинская партийная политика [2])

Движущей силой изменений в СССР были реформы, которые происходили во многих государственных учреждениях, экономических советах и на производственных мощностях. Одной из них была деятельность «совнархозов» - крупных региональных экономических советов, созданных в 1957 году, чтобы взять обязанности по экономическому планированию и распределению ресурсов, и, таким образом, перенести принятие части экономических решений из Москвы на места. Сначала эти региональные экономические советы существовали в трех-четырех областях Украины, а со временем их становилось все больше. Теоретически, это было стимулом для экономики в ускорении процесса принятия решений, но поскольку без координации в плановой экономике не обойтись, то процесс таки усложнялся [30]. Однако ясно, что «совнархозовские» реформы Хрущева нанесли удар по министерским привилегиям.

На эту тему: Дорогой наш Леонид Ильич [3]

Одной из важнейших дилемм была сложность передачи полномочий Министерством обороны региональной власти, ведь часто это касалось важных экономических решений. Стратегически важные предприятия, связанные с вооружением, электроэнергией и химической промышленностью, оставались вне комплексного воздействия этих реформ, поскольку были подчинены оборонном министерству, а не областным советам. Кроме этого, директорам заводов приходилось координировать свои действия с местными чиновниками, что приводило к путанице и безысходности [31]. Среди местных и региональных существовала борьба за влияние в новосозданных учреждениях. Так, чтобы местные предприятия могли функционировать, они должны были балансировать между внедрением нового устройства и лояльностью к этим элитам.

Поэтому неудивительно, что в этот период большой экономической реорганизации распространялись критика и идеи о неуместности этих реформ, которые, в конце концов, стали обоснованием для отмены «совнархозов» [32]. Наталья Кибита показала, что в этом институциональном хаосе киевские республиканские чиновники рассматривали возможность расширить собственное влияние, предложив побороть эту экономическую неэффективность, за которой вслед шла формализация экономической и политической автономии Украины в советской системе. Это позволило республиканским элитам Киева контролировать планирование и распределение в пределах административных границ Украинской ССР. По сути, как утверждает Кибита, киевские элиты превратили свои экономические претензии в политические, и это становилось первоочередной вызовом. Именно этот вызов со мотивировал московских чиновников отменить «совнархозовский» эксперимент. И произошло это почти сразу после отставки Хрущева в 1964 году [33].

Взаимодействие между игроками огромной советской бюрократической машины, которые реализовали очень разные программы в период Хрущева, стало той силой, которая создавала украинский номенклатуру. Еще одна важная вещь, которую показывает исследование Н. Кибиты, заключается в том, что республиканские элиты в Киеве консолидировались в более эффективную мощь в пределах большой советской системы того времени. Как структуры среднего уровня, которые были посредниками между Москвой и регионами, они окрепли благодаря этим внешне хаотичным реформам. Вот почему этот момент на рубеже эпох Хрущева и Брежнева настолько важен для понимания этой темы, ведь речь шла не только о региональных элитах, но и о том, что происходило со всей УССР до и после 1964 года.

Подъем Днепропетровска

В течение 1960-1970-х годов Днепропетровск стал региональной силой. Хотя в начале 1950-х годов производство ракет в городе началось с определенными трудностями, но впоследствии завод и конструкторское бюро под руководством Янгеля стали работать гораздо эффективнее. Он получил авторитет щедрого директора, который заботится о материальных нуждах своих сотрудников, в отличие от тех региональных функционеров и руководителей, которыеиспользуют любую возможность для обеспечения собственных материальных и жилищных потребностей, а также потребностей своих семей [34]. Подход Янгеля был настолько эффективным, что на предприятии начал формироваться новый стиль руководства, который также начали перенимать местные чиновники, лучше понимавшие тонкости региональных экономических реалий, чем бюрократы в Москве [35].

Молодые специалисты описывали Янгеля как эффективного менеджера, жесткого, но с личностным и коллегиальным подходом, который поощрял к дискуссии, а не подавлял ее. В отличие от Лаврентия Берии или Сергея Королева, об остром характере которых в ОКБ-1 ходили легенды, Янгель был более склонен управлять конструкторским бюро, опираясь на обсуждение, а не на диктат и страх. Этот подход формировал лояльность работников к нему и отвечал духу того времени.

Сын Александра Макарова вспоминает, как его отец отказался от великодушного предложения Королева переехать в Москву («Приходите и работайте на меня, и мы пошлем человека на Луну ..., а потом пойдете в хорошо оплачиваемый отпуск»). Макаров отказался, как он сказал «предать своего покровителя и друга Янгеля». Историк Кость Бондаренко утверждает, что эта разновидность преданности можно трактовать как признак того, что «среди днепропетровцев, особенно тех, которые были вовлечены в оборонную отрасль, постепенно формировалась уникальная производственная этика» [36].

Это помогло поднять рейтинг Днепропетровска, поскольку временное преодоление враждебности между Москвой и Западом сразу после окончания Второй мировой войны до середины 1950-х годов, впоследствии переросло в холодную войну. Ядерные гонки с расширением влияния США и НАТО на европейском континенте дали мощный повод для выпуска МБР и ракет среднего радиуса.

Периодические волны протестов в Венгрии, Польше и Чехословакии показали уязвимость западного фланга СССР. Как следствие, к 1959 году советское руководство снова сделало приоритетными военные расходы, а Днепропетровск, который поразил Хрущева своими мощностями производства ракет («выпекая их, как колбаски»), получил статус закрытого города. Баллистические ракеты средней дальности (БРСД), которые были созданы и разработаны командой Янгеля в Днепропетровске, позже разместили на Кубе в 1962 году [37].

Как статусное предприятие, которое работало на оборонную промышленность, ОКБ-586 стало очень заметным в местных отчетах по объемам строительства жилых и других помещений в Днепропетровске. Жилстроительство является хорошим материалом для сравнительного анализа, который позволяет увидеть политику экономического расслоения. Например, многоквартирные дома для инженеров и специалистов, работающих на Янгеля, были (и остаются) более привлекательными для жителей. Они сконструированы из высококачественных материалов (кирпич вместо бетонных плит), и зимой в них теплее. Кроме того, более продуманным было планирование таких микрорайонов, их транспортного сообщения, общественного пространства и детских площадок. Также бюджет строительства был значительно больше, и при возведении сооружений осуществляли тщательный надзор и контроль [38].

Эта разница свидетельствует о значительных различиях в привлеченных на строительство ресурсах: их объем зависел от поставленных приоритетов, а это можно считать побочным следствием применения в СССР системы экономического распределения. Как отмечает Виктор Заславский, эта «система приоритетов» привела к стратификации в государстве, из-за чего некоторые регионы и профессии были более привилегированными. Именно это и характеризовало советскую систему управления [39]. Однако непропорционально большое внимание к оборонной промышленности и военно-промышленному комплексу в государственном планировании имело значительное влияние на неравное распределение ресурсов, ведь те предприятия и регионы, которые были привлечены к оборонке, превращались в привилегированные зоны. А в странах с тотальным дефицитом эти зоны становятся сферами, где процветает теневая экономика.

На эту тему: Ликвидация УБОП: о покойнике только плохо [4]

Здесь мы касаемся общеизвестных фактов о советской системе, которые, впрочем, стоит исследовать глубже. По мнению Виктора Заславского, отсутствие диверсификации в экономике привела к серьезным последствиям. Большой комплекс вооружения Советского Союза был не просто угрозой для мирового мира и стабильности, но и дестабилизировал и ослабил самую советскую систему [40].

Со временем эта чрезмерная ориентированность экономики на оборону ослабила основные компетенции местных и региональных органов власти и побудила их решать проблемы в тени и использовать свои властные позиции для личной выгоды. Хотя, как считает Сергей Жук, «Южмаш» использовал часть из выделенной ему суммы (что составляло миллиарды рублей) на спонсорство «новых программ города, ремонтных работ и новых архитектурных проектов, включая дворец спорта «Метеор» с большим крытым бассейном, футбольной командой «Днепр», городским аэропортом, городским театром оперы и балета», а также библиотеками, музеями и строительством современных многоквартирных домов, и список достижений можно продолжить [41]. Однако Днепропетровск был слишком большим городом для Южмаша, чтобы завод мог решить все его проблемы [42].

Территориальная стратификация и формирования кланов

Важно отметить, что влияние Днепропетровска распространялось не только на экономические вопросы, а на множество прочих дел. Территориальная стратификация (расслоение), которая появилась вследствие существования системы закрытых и открытых городов и сел в Советском Союзе, не только вызвала неравномерное распределение привилегий и ресурсов.

В начале 1970-х годов между Военно-промышленной комиссией, Политбюро, Секретариатом и днепропетровскими чиновниками высокого ранга сформировались очень тесные взаимоотношения. Выходцы из этого региона стали очень влиятельными в Кремле. Николай Тихонов, руководитель Днепропетровского «совнархоза» (в 1950-х годах), в 1966-1976 годах был избран в Совет Министров Советского Союза, впоследствии (в 1976-1980 годах) стал первым заместителем и председателем Совета Министров СССР (в 1980-1985 годах). Николай Щелоков, который работал с Брежневым в Днепропетровске и Молдове, стал всесоюзным Министром общественного порядка в 1966-1968 годах, а затем министром внутренних дел СССР в 1968-1982 годах.

Георгий Цинев родился и учился в Днепропетровске, именно здесь он впервые назначен на государственные должности. С июня 1964 до февраля 1966 был начальником 3-го управления КГБ, а в 1967-1970 годах - начальником 2-го Главного управления КГБ. В 1970-1982 годах был заместителем председателя КГБ при Совете Министров СССР. С января 1982 по ноябрь 1985 года - первый заместитель Председателя КГБ СССР. Виктор Чебриков тоже родился в Екатеринославе, где он в 1941 году поступил в Днепропетровский металлургический институт. Его учебу прервала война.

На фронте он был трижды ранен, получил ряд боевых наград, в том числе орден Александра Невского. После войны он по вернулся в Днепропетровск, продолжил обучение, закончив институт в 1950 году. Поэтому перешел на партийную работу в райкоме (1951-1960) и затем возглавил горком партии в Днепропетровске (1961-1963). После смещения Хрущева стал вторым секретарем Днепропетровского обкома (1964-1967). В 1967 году его назначили начальником отдела кадров управления КГБ СССР [5] и через год одновременно был заместителем председателя КГБ при Совете Министров СССР.

В январе 1982 года он стал первым заместителем председателя КГБ СССР. С 1982 по 1989 год Чебриков занимал должность председателя КГБ СССР [43]. Андрей Кириленко, который родился в городе Алексеевка возле Белгорода в России, в 1950-1955 годах был предшественником Брежнева как секретарь Днепропетровского обкома, а впоследствии стал одним из ближайших союзников Брежнева в Политбюро и возглавил одну из самых мощных политических машин в Москве в 1970-х и 1980-х годах [44].

Кадровые изменения в Украине в 1965-1967 годах отразили эту общую тенденцию, показывая, что республика была важным звеном для усилий Брежнева, направленных на консолидацию политического контроля [45]. Например, в октября 1965 года Брежнев лично позвонил Шелесту, чтобы обсудить назначение нового председателя совета министров УССР. Шелест и Николай Подгорный рекомендовали Александра Ляшко, первого секретаря Донецкого обкома и секретаря ЦК КПУ, но Брежнев "заставил" их поддержать Владимира Щербицкого из Днепропетровска. Ляшко описал в своих воспоминаниях отдельные беседы с Шелестом и чиновниками в Москве об этой встрече. Он чувствовал явный дискомфорт от того, как проходили переговоры, и с осторожностью маневрировал между партийными лидерами в Киеве и Москве, которые были в открытом конфликте относительно его назначения [46].

Восстановлении порядка в Советской Украине

Преобладание после 1970 года представителей Днепропетровска, откуда был родом Брежнев, в московской и киевской элитах было особенно знаковым, если принять во внимание взаимосвязь советской украинской экономики и военно-промышленного комплекса. Высокая концентрация оборонных производственных мощностей в республике объясняет усиление влияния украинцев в целом, начиная с середины 1950-х годов [47]. Однако Днепропетровск был лишь одним городом в разветвленной сети из около 50 городов и городков, которые «принадлежали государству», производя вооружение и другую военную технику [48]. Теоретически, такая развитая сеть должна была привести к более сбалансированному распределению власти.

Доминирование представителей Днепропетровска во властной вертикали указывает на то, что в этом процессе действовали и другие факторы. В своей книге я доказываю, что центральная роль региона в восстановлении порядка в Советской Украине - не только второй по размерам, но и одной из самых уязвимых к социально-политическим потрясениям в Восточной Европе республики - принадлежит еще одному фактору, который объединяет различные составляющие - регионализм, экономическое производство и территориальность [49].

Значительная часть высшего руководства Киева открыто способствовала хрущевским реформам, и со временем их стали воспринимать как откровенных поборников экономической и политической автономии. В 1965 году Петр Шелест [6] написал письмо в ЦК КПСС [7], в котором предложил разрешить Украине непосредственно торговать с дружественными социалистическими странами ближнего зарубежья (такими как Югославия), чтобы упростить торговые связи.

Эта идея, конечно, была отвергнута лидерами, которые только что устранили Хрущева именно за воплощение такой политики. Более того, они активно развернули в другую сторону политику децентрализации, проводимую под его руководством [50]. Для Украины это означало, что киевский-харьковский «клан», который успешно руководил при Хрущеве (а это - Шелест, Подгорный, Семичастный и другие) больше не рассматривался как надежный - его постепенно устраняли с орбиты и заменяли лицами из других регионов, преимущественно из Днепропетровска.

С одной стороны, Днепропетровск был средой отбора для руководства Советской Украины из-за тесных связей с оборонным производством. Здешние чиновники, например, Владимир Щербицкий, с большим скептицизмом воспринимали различные мероприятия Хрущева - например, «совнархозы», разветвление партии на промышленное и аграрное крыло. С точки зрения политических взглядов, они были сторонниками возвращения к централизации, которая осуществлялась в брежневскую эпоху.

Однако тот факт, что его региональные функционеры заняли важнейшие должности в Киеве в начале 1970-х годов, привел к еще одному последствию - ликвидации остатков политического плюрализма и в республике, и, можно сказать, шире - в СССР. Подобно городу Днепропетровску, Украина и СССР не смогли гармонично развиваться благодаря нелепой модели советской экономики.

Как писал в своих мемуарах Виталий Катаев, бывший инженер КБ «Южное», который стал функционером ЦК, к концу 1980-х годов оборонная промышленность «значительно износилась» [51]. Ее руководство было нерешительным и непрозрачным в принятии решений, а также поражено непотизмом при распределении контрактов. Такие же черты прослеживались в советской политике - симбиотическая связь между оборонным производством и политической властью, которые агрессивно создавали собственную завесу секретности на высшем уровне.

"Центр" и "периферия" на фоне Горбачевских реформ

Когда Михаил Горбачев в 1985 году стал генеральным секретарем, он был поражен ситуацией в Украине. Он пожаловался, что там было много «экспертов по бюрократии и беспринципных дилеров», которые стремились прежде всего поддерживать древнюю систему и враждебно воспринимали перестройку и реформы, которые он предложил. По данным Горбачева, республике угрожала коррупция, но Брежнев «закрыл глаза на то, что происходит», из-за особой приверженности Украине [52].

Эта динамика не ограничивалась Украиной. Важнейшие сферы общесоюзного бюджета были тайными и доступны только нескольким членам Политбюро. Отрасли, неподконтрольные генсеку Горбачеву, включая расходы на оборону, внешнюю торговлю, информацию, которая касалась КГБ, или в отношении других лиц «в верхних эшелонах власти», от кого Брежнев был зависим», как первый секретарь КПУ Владимир Щербицкий, родом Днепропетровска, или Динмухамед Кунаев из Казахстана [53].

По показаниям Горбачева, министром обороны Дмитрий Устинов [8] установил монополию на все военные расходы, на развитие научных исследований и засекретил любые данные об использовании финансовых и материальных ресурсов, предназначенных на оборону [54]. Военные расходы стали настолько изолированы от партийного контроля, что в 1972 году советским ученым пришлось обращаться непосредственно в Министерство обороны для финансирования новой программы исследования генетики.

Отрасль генетики была парализована после истории с лысенковщиной, поэтому ученые знали, что они могут рассчитывать на финансирование своих исследований только в том случае, если их работа будет как-то защищена от влияния партии. Генетические исследования в Советском Союзе были легализованы в 1973 году по тайной программе, которая была принята тайным указом. Целью программы была модернизация существующего биологического оружия и разработка генетически измененных патогенов, устойчивых к антибиотикам и вакцинам. [55]

Если важная информация, касающаяся обороны, была настолько тайной, то возникают серьезные вопросы относительно степени партийного контроля над экономикой и государственной безопасностью, а также советской политикой. Ответ Горбачева на эту схему и отсутствие прозрачности во многом похож на реакцию Хрущева в послесталинские годы - демократизировать, передать власть, а политическую систему сделать открытой [56]. В отличие от Хрущева, который стремился увеличить партийный надзор над экономикой, Горбачев решил полностью освободить партию от выполнения ею административных функций. Таким образом, «саботируя» центральный партийный аппарат, как утверждает Стивен Коткин, Горбачев поставил республики за пределы влияния Кремля и открыл возможность для республиканских чиновников действовать в соответствии с положениями советской конституции, которая позволяла отделиться от Союза [57].

Горбачевская реорганизация бюрократической машины мобилизовала некоторые государственные институты, такие как Верховная Рада УССР, которая в 1990 году объявила суверенитет и постановила в пределах Украины союзные законы заменить республиканскими. Рада также заявила, что имеет полномочия сформировать отдельную армию и, если необходимо, ввести новую денежную единицу для Украины [58]. Это была декларация полномочий суверенного государства, которые свидетельствуют о том, что принципы союзных суверенитетов несли в себе некоторые внутренние противоречия. На самом деле, идея о выходе Украины из Советского Союза не была новой.

Например, в 1960 году Левко Лукьяненко [9], Иван Кандыба и некоторые другие основали Украинский рабоче-крестьянский союз, небольшую и нелегальную подпольную организацию, которая призвала республику выйти из Советского Союза на основании статьи 72 Конституции от 1936 года [59]. Призывы к более широкой федерализации в конце 1980-х годов в конце концов привели к «параду суверенитетов» в 1990 году, во время которого советские республики требовали формального юридического отделения, а это, в свою очередь, привело к распаду Союза в следующем, 1991 году [60].

На эту тему: «Мы проиграли». Ракеты средней дальности не укрепили, а подорвали безопасность СССР [10]

Вместо выводов: советское наследие, постсоветская эволюция

В этой статье я пыталась показать, что в прошлом и теперь важно учитывать изменения в конфигурации местных властных структур в регионах Украины. Внимание к меняющимся взаимоотношениям между Украиной, Россией и регионами не только поможет очертить контуры будущей борьбы, но и побуждает исследовать то, что выходит за рамки корыстных побуждений элит в принятии решений, или, как в случае советской бюрократии, сосредоточении на покровительстве как единственном объяснении.

Решения региональных чиновников формировали местную инфраструктуру, а изменения в строительной сфере в свою очередь улучшали или ухудшали их позиции по отношению к Киеву, Москве или другим мощным столицам. Наконец, когда кто-то признает, что советская Украина, ее столица Киев и ее регионы в действительности не являлись периферией Советского Союза в плане управления и безопасности, тогда понятнее становятся более глубокие причины противостояния между Россией и Украиной. Ведь это не ссора между центром и периферией; это конфронтация, которая разворачивается в сердце бывшего Советского Союза со всеми вытекающими последствиями.

________________________

Статья подготовлена на основе диссертационного исследования автора "Когда Украина правила Россией: регионализм и номенклатурная политика после Сталина, 1944-1990". Этот текст частично был опубликован на английском языке: Kulick, Orysia. Global Arms Productionand Ukraine’s Unpredictable Soviet Inheritance [11]. Jahrbuch für Wirtschaftsgeschichte / Economic History Yearbook.Vol. 60(2), 2019.

Перевела с английского Ольга Зброжко.

Орися Кулик, опубликовано в издании Україна модерна [12]

Перевод: Аргумент [13]

В публикации использованы фотографии, предоставленные автором. Часть фотографий, использованных в этой статье, заимствована из Архива РИА “Новости” [14], отдельные фото происходят из Bundesarchiv [15], а также из интернет-ресурсов Creative Commons [16] и Wikimedia Commons [17], где можно найти полную информацию о каждом изображении.

________________________

Орыся Кулик - историкиня, директор научных исследований в Украинском музее-архиве Кливленда (США), где работает со специальными коллекциями документов по истории лагерей DP и двух мировых войн. Получила научную степень Ph.D. по истории в 2017 году в Стэнфордском университете, успешно защитив диссертацию на тему "Когда Украина правила Россией: регионализм и номенклатурная политика после Сталина, 1944-1990". После этого занимала должность постдокторантки в Тринити Колледже в Дублине, где работала в проекте "COURAGE" в рамках программы "Горизонт 2020" и исследовала культурное наследие неповиновения в бывших социалистических державах. В 2018-2019 годах была постдокторанткой стипендии Петра Яцика в Университете Торонто, работая над трансформацией своей диссертации в монографию. В то же время развивает второй проект - микроисторию лагеря Дора-Миттельбау, с акцентом на группе рядовых членов ОУН, закончивших свой путь в этом лагере по обе стороны фронта.

______________________

[30] Детальніше про децентралізацію в Україні можна звернутися тут: Nataliya Kibita, Soviet Economic Management Under Khrushchev: The Sovnarkhoz Reform (Routledge/Taylor & Francis Group: London and New York, 2013); Alec Nove, An Economic History of the USSR (Hazell Watson & Viney Ltd.: Great Britain, 1969).

[31] “№ 229: Из постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 726-348 «О создании баллистической ракеты Р-14», 2 июля 1958” в Задача особой государственной важности, 681.

[32] Kibita, Soviet Economic Management Under Khrushchev, 11-15.

[33] Там же.

[34] Михаил Янгель. Воспоминания о первом Главном конструкторе КБ "Южное," под общ. ред. С. Н. Конюхова, сост. А. Ф. Белый и др. (Днепропетровск: ГКБ «Южное», 2006), 45-48, 90-94, 173-180, 183-186, 194-195, 241-242, 256-265; Владимир Платонов, Южное созвездие: Кн. 2: Соратники (Днепропетровск: Проспект, 2008), 41.

[35] Кость Бондаренко, Леонид Кучма: портрет на фоне эпохи (Харков: Фолио, 2007), 16-17.

[36] Там же.

[37] Boris Chertok, Rockets and People: Volume III: Hot Days of the Cold War (Washington DC, The NASA History Series, 2009), 90.

[38] ДАДО ф. 5727, оп. 1, спр. 123, арк. 2, 20, 21, 47, 70-1, 78, 82-6.

[39] Victor Zaslavsky, The Neo-Stalinist State: Class, Ethnicity, and Consensus in Soviet Society (Armonk, NY: ME Sharpe, 1994), xi-xii.

[40] Там же.

[41] Sergei Zhuk, Rock and Roll In the Rocket City, 20-22.

[42] Katayev, A Memoir of the Missile Age, 119.

[43] Sergei Zhuk, “Soviet Baby Boomers – Closed Cities, CHMO and Soviet Regionalism [18],”Russian History Blog, December 17, 2012; See also: Dnipropetrovsk vs. Security Service, Ed. by Vyacheslav Pikhovshek et al. (Kyiv, 1996), 8; Лозицький, Політбюро ЦК Компартії України.

[44] Jerry Hough, Democratization and Revolution In the USSR, 1985-1991 (Washington, DC: Brookings Institution, 1997), 86-99.

[45] Володимир Щербицький: Спогади сучасників. За ред. В. Ф. Возіанова, В. К. Врублевського, Ю. Н. Єльченка, Б. В. Іваненка, (Київ: Видавничий Дім “Ін Юре”, 2003), 245; Ляшко, Груз памяти: Кн. 3, ч. 2: на ступенях власти, 183-191.

[46] Ляшко, Груз памяти: Трилогия. Воспоминания. Кн. 3, ч. 1, 107-110; Hough and Fainsod, How the Soviet Union is Governed, 382. Геф і Файнсод припускають: “З причин, не зовсім зрозумілих, Президія Ради Міністрів була більш тіньовою інституцією.” Її склад часто загадковий, але мало того, що вони знали мало про Президію Ради Міністрів наприкінці 1970-х, припускають, що “тип чиновників, які сиділи в Президії РМ, були «дуже важливими людьми». Їх аналіз свідчить, що втручання Брежнєва у призначення глави українського колеги цього органу було насправді досить значним.

[47] Ronald Amann and Julian Cooper, Industrial Innovation in the Soviet Union (New Haven: Yale University Press, 1982).

[48] Katayev, A Memoir of the Missile Age, 111-119.

[49] Про вразливість України до заворушень у Чехословаччині, дивіться: Mark Kramer, “Ukraine and the Soviet-Czechoslovak Crisis of 1968 (Part 1): New Evidence from the Diary of Petro Shelest,” Cold War International History Project Bulletin, 10 (1998) 234–248; Mark Kramer, “Ukraine and the Czechoslovak Crisis of 1968 (Part 2),” Cold War International History Project Bulletin, 14/15 (2003/4), 273–368: Amir Weiner, “Déjà Vu All Over Again: Prague Spring, Romanian Summer, and Soviet Autumn on Russia's Western Frontier,” Journal of Contemporary European History 15:2 (June 2006).

[50] П.Е. Шелест, “Письмо первого секретаря ЦК КПУ П.Е. Шелеста в ЦК КПСС о внешней

торговле УССР. 2 августа 1965 г.,” в В. Ю. Васильев, Политическое руководство Украины.

1938–1989 (Москва: РОССПЭН, 2006), 330-333.

[51] Vitalii Katayev, A Memoir of the Missile Age: One Man's Journey (Hoover Institution Press, Stanford University, Stanford, 2015).

[52] Mikhail Sergeevich Gorbachev, Memoirs (London: Bantam Books, 1997), 176-177.

[53] Там же, 203-204.

[54] Там же, 262-264.

[55] Monica Eppinger, “Cold War GMOs: Regulation and Use of Synthetic Biology in Comparative Perspective,” February 12, 2016, Unpublished manuscript. She cites: Ken Alibek (with Stephen Handelman), BIOHAZARD, (New York: Random House, 1999), 40-41.

[56] Stephen Kotkin, “Stealing the State: The Soviet Collapse and the Russian Collapse,” The New Republic, April 13, 1998, 26.

[57] Там же.

[58] “Ukraine proclaims sovereignty,” The Ukrainian Weekly, July 22, 1990, No. 29, Vol. LVIII.

[59] Ivan Kandyba, Russian Unlawfulness in Ukraine: The Life of a Martyr (München: Ukrainisches Institute für Bildungspolitik, 1980), 1-8; Eduard Walker, Dissolution: Sovereignty and the Breakup of the Soviet Union (Lanham: Rowman & Littlefield, 2003), 33-34. Michael Brown, ed., Ferment in the Ukraine: Documents by V. Chornovil [and others] (London: Macmillan, 1971), 51.

[60] Walker, Dissolution, 55-86.

На эту тему: