Коллаборационисты Беларуси: боевой путь

1.00

Нет

Предлагаем вам окунуться в мир белорусских национально-освободительных движений и коллаборационизма периода Второй мировой войны. На самом деле, мало кто знает об этих ребятах, у вас есть возможность ознакомится с историей их движения.

Русскоязычной аудитории, интересующейся историей Второй мировой войны, в том числе, и такими её нетривиальными и малоизвестными в России страницами, как борьба национально-освободительных движений народов СССР и бывшей РИ за свою независимость и создание национальных государств; коллаборационизм и боевой путь военно-политических формирований, созданных из представителей этих народов и воевавших на стороне нацистской Германии; независимые военно-политические формирования этих народов, действовавшие как «Третья сила», боровшаяся как против нацистского, так и против коммунистического оккупационного режима – более-менее известна тема УПА, хотя бы в силу массового внимания к ней со стороны российской телепропаганды, остроты политического положения в Украине, к которому постоянно приковано внимание политизированной части общества, происходящей в последние годы в этой стране историософской революции, вызвавшей крайне неоднозначную реакцию в России и Польше, и большого количества публикаций по этому предмету на русском языке. Достаточно известным формированием, в том числе и в русском культурном пространстве, является также польская Армия Крайова.

При этом даже в среде русских правых интеллектуалов, антикоммунистов и людей, увлекающихся историей Второй мировой войны и национально-освободительных движений, мало кто знаком с такой темой, как белорусский национализм и белорусские военно-политические формирования, активно действовавшие в военный период и в первое послевоенное десятилетие.

Среди них были как те, которые ориентировались на сотрудничество с нацистской Германией (при этом чаще всего совершенно не разделяя нацистскую идеологию и поддерживая тайные связи с УПА, АК и\или западными союзниками), так и те, которые выбрали путь «Третьей силы» – войны на два фронта. Были и те, кто сначала воевал в белорусских частях в составе немецких вооружённых сил, а затем ушёл в лес, чтобы самостоятельно бороться с большевиками, не желая отступать с немцами на Запад в конце июня – начале июля 1944 года, или перешёл на сторону Армии Крайовой, французских партизан и западных союзников (июль-ноябрь 1944-го).

Этим материалом я начинаю серию публикаций о белорусском национально-освободительном движении и коллаборационизме в период Второй мировой войны и белорусском антисоветском сопротивлении в 1944-1955 годы.

В основу данной статьи легли отрывки из книги историка Олега Романько «Белорусские коллаборационисты» и мемуаров Франца Кушеля, а также некоторых других источников, в которых подробно рассказано о деятельности Белорусского батальона железнодорожной охраны, 13-го Белорусского полицейского батальона СД и 1-й (30-й) Белорусской гренадерской дивизии (бригады) СС (глава, рассказывающая о деятельности последнего формирования написана мной). Отдельного внимания заслуживает судьба одной из рот 13-го Белорусского полицейского батальона СД, в июле 1944 года ставшая частью польского и белорусского партизанского сопротивления. Также стоит выделить эпизод сотрудничества между белорусскими националистами из 1-й Белорусской дивизии СС и представителями Власовского движения – частями ВВС КОНР генерала Виктора Мальцева.

История боевого пути вышеперечисленных формирований примечательна тем, что в ней как в капле воды отражены взаимоотношения между белорусскими националистами и немецкими нацистами, показаны противоречия между ними и принципиальная разница в целях и интересах, которые преследовали обе стороны.

13-й Белорусский батальон СД марширует

В тему: 1941 год. Дневник архангельского пенсионера Паршинского [2]

Белорусский батальон железнодорожной охраны

«В конце октября 1942 года немецкая дирекция железных дорог в генеральном округе «Белоруссия» обратилась к Ивану Ермаченко с запросом: не мог бы он оказать помощь в организации батальона железнодорожной охраны (Bahnschutz). Условия, которые поставила дирекция, были, с точки зрения шефа «Белорусской народной самопомощи» [3](БНС) и его помощников, вполне приемлемыми. Поэтому на немецкое предложение он решил ответить согласием. Неделей позже состоялась встреча руководства БНС с начальником немецкой охраны железных дорог господином Штримке, который находился в подчинении у начальника полиции порядка генерального округа «Белоруссия».

На этой встрече были разработаны принципы организации батальона. Участвовавший во встрече начальник минских полицейских курсов капитан Ф. Кушель позднее вспоминал, что немцы были очень уступчивыми и приняли все выдвинутые белорусскими представителями условия. В результате было принято решение, согласно которому белорусы предоставляли личный состав для батальона и его командные кадры, а немцы обязались позаботиться об их обмундировании, вооружении, размещении и материальном содержании.

По мнению как немцев, так и белорусов, сформировать батальон было нетрудно, так как существующая сеть призывных пунктов полиции давала возможность быстро собрать нужное количество добровольцев. Что же касается кадрового персонала, то к октябрю 1942 года полицейской школой в Минске и школами в округах было выпущено достаточно офицерских и унтер-офицерских кадров. Примечательно, что не все белорусские офицеры с энтузиазмом отнеслись к этому новому проекту. Так, начальник унтер-офицерской школы в Новогрудке лейтенант Иосиф Сажич откровенно сказал Кушелю, что не верит немцам. Последний ответил, «что необходимо хватать оружие там, где это только возможно».

Уже к весне 1943 года число добровольцев достигло тысячи. По предложению Ермаченко командиром батальона был назначен Ф. Кушель. Однако уже в январе – феврале 1943 года немцы изменили свои условия и потребовали, чтобы командиром был офицер немецкой железнодорожной охраны, при котором от БНС должен был находиться только офицер связи. Ермаченко вынужден был согласиться, и таким офицером был назначен капитан В. Микула.

Личный состав батальона носил стандартную синюю униформу этого подразделения немецкой полиции, но с белорусскими петлицами и кокардами. В качестве кокарды был выбран белорусский национальный символ – «Погоня», а в качестве петлиц – «Ярыловский» крест. Погоны в батальоне были немецкими. Однако немцы неохотно признавали за белорусами персональные воинские звания, заменяя их должностными.

Вместо, например, «лейтенант» или «капитан» они употребляли zugführer или gruppenführer. Вооружение было также немецким, но его тип больше зависел от удалённости подразделений батальона от Минска: чем дальше, тем хуже. Несмотря на централизованное обеспечение и снабжение, в некоторых ротах были трудности материального характера. Так, в Барановичской роте половина личного состава не могла посещать занятия, поскольку не имела обуви.

В декабре 1942 года была подготовлена Минская рота (командир – лейтенант Д. Чайковский). Вслед за ней, в январе 1943 года, рота в Барановичах (командир – лейтенант Барбарыч). А в феврале 1943 года закончила своё обучение последняя рота – Лидская (командир – лейтенант И. Сажич) (Сажич в итоге согласился с доводами Кушеля о том, что необходимо вооружить как можно больше национально сознательных белорусов и дать им возможность получить боевой опыт, чтобы эти части в будущем послужили костяком белорусской национальной армии - прим. Р.В.)

На переговорах с немцами были установлены структура батальона и принципы его боевого применения. Он должен был располагаться поротно на всех крупных железнодорожных станциях генерального округа «Белоруссия»: в Минске, Столбцах, Барановичах, Лиде и Крулевщине. Закончив организацию и подготовку, каждая рота была разделена на небольшие группы (по 10-15 человек), которые разместили по всей белорусской железной дороге, а некоторые даже были направлены в Юго-Западную Россию. Каждая группа по численности не превышала одного отделения и располагалась на основных узловых станциях.

Так, первая группа Минской роты была направлена в Полоцк, вторая размещалась на станции Унеча под Орлом (Юго-Западная Россия), а последняя оставалась в Минске, где одно время несла охрану здания Центрального совета БНС. Барановичская рота была также разделена на группы и направлена в Полесье (Южная Белоруссия). Самая сильная группа этой роты была размещена в Калинковичах, где вела постоянную борьбу с советскими партизанами, дислоцировавшимися в полесских лесах. В результате к весне 1943 года все железные дороги на территории от Орла до Бреста и от Полоцка до Калинковичей охранялись белорусскими полицейскими. Одной из основных задач её личного состава была борьба с советскими и польскими партизанами.

В целом же по состоянию на март – апрель 1943 года командный состав батальона и дислокация его подразделений выглядели следующим образом:

Примечания:

* Оставался на этой должности до февраля 1944 года. ** Впоследствии был назначен на должность пропагандиста батальона.

По утверждениям некоторых офицеров батальона, его роль была намного значительнее той, которую отводили ему немцы. Уже само появление какой-нибудь из его частей в населённом пункте способствовало оживлению там белорусского национального движения.

Например, в Лиде, до зимы 1942 года оно находилось на полулегальном положении, и, как это ни парадоксально, не по вине немцев. Дело в том, что в городе проживало много поляков, которые занимали главенствующее положение в местной администрации и полиции и при всяком удобном случае терроризировали белорусов. После же того, как в Лиде была организована рота И. Сажича, местное белорусское население, по его словам, «сразу «подняло уши» и начало отважно говорить по-белорусски, имея за плечами своё войско». Поляки же, наоборот, заметно притихли.

Следует сказать, что взаимоотношения немецкого руководства и белорусских офицеров не всегда были нормальными. Так, убедившись, что организация и подготовка батальона идут по графику и он превращается в реальную военную силу, немцы решили забрать его из-под белорусского влияния. Поэтому уже весной 1943 года господин Штримке стал смещать белорусских офицеров с командных должностей и заменять их немецкими унтер-офицерами. Кроме того, офицеры с большими амбициями сами уходили из батальона.

Например, так поступили капитан Микула и лейтенанты Чайковский и Барбарыч (Чайковский позднее стал командиром 2-го батальона 1-й Белорусской дивизии СС – прим. Р.В.). Со временем все белорусские офицеры были удалены из батальона. По настоянию Кушеля для белорусов удалось сохранить только одну должность – пропагандист батальона. Им стал лейтенант Сажич, бывший командир Лидской роты.

Отношение немецких командиров к солдатам-белорусам было очень плохим. Немецкие унтер-офицеры били их, отбирали продуктовый паек и т. п. Вследствие этого многие белорусские унтер-офицеры увольнялись из батальона, а некоторые, разжалованные в рядовые, перешли к партизанам. Такой случай, например, произошёл на станции Выгода (между Барановичами и Минском).

Здесь командир взвода унтер-офицер Слонимский вместе со своими людьми (12 человек) напал на немецкое подразделение, которое вместе с ним охраняло станцию, разоружил его и ушёл в лес, прихватив с собой пять ручных пулемётов, двенадцать винтовок, несколько гранат и запас патронов. Там бывшие добровольцы создали партизанский отряд имени К. Калиновского, который некоторое время выступал под белорусскими национальными лозунгами, а затем был вынужден присоединиться к более крупному советскому партизанскому соединению.

«Тем не менее, – вспоминал Кушель, – благодаря пропагандистской работе Сажича батальон в целом самоотверженно выполнял свои обязанности до тех пор, пока из Белоруссии не ушёл последний немецкий поезд».

Одной из последних акций батальона была охрана 2-го Всебелорусского конгресса [4]. Руководство БЦР не без оснований опасалось, что его проведению могут помешать как советские партизаны, так и немцы. Поэтому из личного состава батальона были отобраны только самые надёжные офицеры, которые под командованием лейтенанта Сажича патрулировали вокруг места проведения конгресса или незаметно находились среди его делегатов.

После отступления немцев из Белоруссии батальон перевели в Прирейнскую область (Западная Германия), где его личный состав использовался как рабочая сила по ремонту железных дорог. Позже, в декабре 1944 – январе 1945 года, часть его бойцов влилась в 1-ю Белорусскую гренадёрскую бригаду войск СС, речь о которой пойдёт ниже».

Историю данного формирования будет нелишним дополнить яркими и интересными биографиями двух её офицеров – Виталия Микулы и Иосифа Сажича.

Иосиф Сажич

Иосиф Сажич родился в местечке Городечно, Новогрудский уезд Гродненской губернии. Обучался сперва в белорусской, а позже в польской гимназии им. Адама Мицкевича в Новогрудке, которую и окончил. В 1938 году был мобилизован в польскую армию и отправлен на учёбу в школу подхорунжих в Торуни, из которой выпустился в звании сержанта.

Сажич принимал участие во Второй мировой войне с самого её начала. В 1939 году, во время Немецко-польской войны, он командовал взводом, а 14 сентября был ранен и попал в немецкий плен, откуда позже был переведён в госпиталь в Лодзи. Когда военные действия прекратились, Сажич через Белосток и Барановичи вернулся в Новогрудок, к тому моменту вошедший в состав БССР. При советской власти он работал казначеем в сельпо, затем поступил на учётно-экономический факультет Львовского университета.

С началом Советско-германской войны Сажич был мобилизован в РККА, однако вскоре дезертировал и вернулся в оккупированный Львов. Здесь он начал сотрудничать с членами ОУН-Б, параллельно работал в продуктовом магазине. По его собственному признанию, которое он дал 11 января 2005 года [5], белорусским националистом он себя почувствовал во время пребывания во Львове, где ему довелось лично наблюдать попытку построения украинской государственности активистами бандеровской ОУН. Его поразила сплочённость, организованность, пассионарность и национальная сознательность украинцев, которой сильно не хватало белорусам, он почувствовал острое желание перенести украинский опыт на родную почву и бороться за независимость Белоруссии, так как украинцы борются за независимость Украины.

Позже он снова вернулся в Новогрудок, где участвовал в организации белорусских коллаборационистских военных формирований. По некоторым данным, служил в Белорусской вспомогательной полиции. Сам Сажич утверждает, что его соратник по Белорусской Незалежницкой Партии (БНП) Борис Рогуля, работавший в администрации Новогрудка, активно звал его в полицию, желая выдавить оттуда поляков, заменив их белорусскими националистами, но Сажич отказался от этого предложения под впечатлением от массовых репрессий против украинских националистов, развернутых нацистами в Галиции, заявив, что он ненавидит немцев и не верит им, и согласиться взять в руки оружие только при условии создания белорусской армии. При этом Сажич не отрицает своего сотрудничества с новогрудской администрацией и участия в других коллаборационистских формированиях, которое имело место позже.

Летом 1942 года Иосиф Сажич был назначен комендантом подофицерской школы «Белорусской Народной Самопомощи» (БНС), а в феврале 1943 года, выполняя приказ Франца Кушеля, сформировал в Лиде Белорусский батальон железнодорожной охраны. Впоследствии он участвовал в создании аналогичных формирований в таких городах, как Молодечно, Столбцы, Барановичи.

С июля 1943 года он также преподавал в офицерской школе в Минске. В конце 1943 года, после того как немцы отстранили белорусских офицеров от организации и руководства над вооружёнными формированиями и учреждениями, Сажич стал офицером-пропагандистом. В начале 1944 года примкнул к Белорусской Краевой Обороне (БКО), командовал ротой. В июне того же года участвовал в охране Второго Всебелорусского съезда вместе со своим батальоном железнодорожной охраны, который он временно возглавил. Тогда же вступил в БНП.

В июле 1944 года в составе своей части, насчитывавшей к тому моменту около 300 человек, был переправлен на французскую границу, в город Саарбрюкен, где получил приказ от главы ЦК БНП Всеволода Родько [6]при первой возможности перейти с подчинёнными на сторону Французского сопротивления и установить контакт с его руководителями от имени подпольных белорусских властей. Руководство БНП категорически не хотело допустить участия белорусских национальных формирований в военных действиях против западных союзников, на помощь которых они рассчитывали в будущем, так как поражение Германии и последующее противостояние СССР с западными державами казалось им неизбежным.

Они стремились также задекларировать антинацистскую позицию БНП перед демократическими странами, объяснить им подлинные причины, толкнувшие их на вынужденное сотрудничество с немцами, для чего было необходимо перевести часть своих людей «на ту сторону», чтобы они стали своего рода посредниками между белорусским национальным движением и Западом.

Когда об этих планах узнала СД, Сажич был переведён в Берлин. Здесь он принял участие в создании белорусского десантного батальона «Дальвитц», затем переведён в состав 1-го кадрового батальона БКО. В Баварии выполнял функции коменданта офицерской школы 30-й гренадерской дивизии Ваффен-СС (1-й белорусской), но в составе самой дивизии не воевал. Накануне окончания войны прошёл курсы в немецкой офицерской школе в Ростоке.

Окончание войны встретил в Тюрингии, где женился на Барбаре (Вере) Мазур. Узнав, что при разделе территории Германии на зоны оккупации Тюрингия перейдёт в советскую зону оккупации, перебрался с семьёй в Гессен, где у него родилась дочь Елена. Изучал медицину в Марбургском университете, параллельно работая на туберкулёзной станции.

В 1950 году с дипломом врача выехал в США. Работал анестезиологом. В 1961 году у него родился сын Иосиф (в будущем — протестантский миссионер). Сажич стал одним из основателей отдела Белорусско-американского объединения в штате Мичиган, организовав на его территории православный приход Святого Духа. В 1952 году был произведён в полковники белорусской армии, а в 1968 — в генералы. С 1953 года — член Рады БНР (в эмиграции). Основал отдел Объединения белорусских ветеранов в Детройте, исполнял обязанности секретаря по делам ветеранов в Раде БНР.

В 1982 году сменил Винцента Жук-Гришкевича на посту главы Рады БНР. В марте 1993 года был приглашён в Минск на празднование 75-й годовщины независимости Белоруссии. В 1997 году уступил свои полномочия Ивонке Сурвилле. Ушёл из жизни 19 ноября 2007 года в городе Сент-Клэр Шорз (Мичиган, США). Похоронен на белорусском кладбище в Ист-Брунсвике (Нью-Джерси, США).

Виталий Микула (в чёрной пилотке на заднем плане, отдаёт честь) и Виктор Чеботаревич (зачитывает новобранцам БКО текст присяги)

Виталий Микула родился в 1913 году в Несвижском районе. В 1939 году он окончил артиллерийскую школу в Грудзенце, получил звание поручика Польской армии. Участник польско-немецкой войны. С мая 1942 года заместитель начальника курсов по подготовке офицеров белорусской полиции в Минске. С декабря 1942-го в чине капитана – офицер связи при Белорусском батальоне железнодорожной охраны. В 1943 году подготовил и издал «Строевой воинский устав» для белорусских солдат и офицеров. С февраля 1944-го – заместитель начальника Штаба Белорусской Краевой Обороны [7](БКО). В конце июня – начале июля 1944-го отступил с немцами в Германию. В июле 1944-го стал офицером 30-й дивизии СС «Зиглинг», большая часть личного состава которой состояла из белорусов.

24 июля 1944 года прибыл на конференцию командного состава дивизии в город Эльбинг (Восточная Пруссия), созванной по инициативе генерального комиссара «Белоруссии» фон Готтберга, на которой русским, украинским и белорусским офицерам должны были сообщить, что отныне они – члены нового воинского формирования, и представить им их нового командира.

После того как командир дивизии Ганс Зиглинг произнёс новое название дивизии (а именно ту его часть, которая указывала на национальную принадлежность – «2-я Русская») возникла длительная и горячая дискуссия. Микула в категоричной и резкой форме воспротивился такому названию, заявив, что белорусских солдат в дивизии большинство и на этом основании он «отказывается подчиняться москалям» (т.е. русским офицерам).

Протест Микулы ни к чему не привёл, и этому есть целый ряд объяснений:

во-первых, почти все офицеры-белорусы не занимали высоких командных должностей и не пользовались большим авторитетом у немецкого руководства;
во-вторых, большинство даже этих офицеров не захотели поддержать своего соотечественника;
наконец, в-третьих, как пишет бывший офицер дивизии, белорусский националист Константин Акула, Зиглинг находился под большим влиянием русских офицеров (особенно своего бывшего сослуживца по 57-му полку и «правой руки» майора Вячеслава Муравьева [8]), которые убедили его, что не следует принимать во внимание белорусский протест. Впоследствии, в ноябре-декабре 1944 года, около 3500 тысяч военнослужащих формирования были включены в состав 1-й дивизии ВС КОНР (РОА), что подтверждает факт низкого уровня национального сознания большинства белорусских солдат этой части.

Немцы понизили Микулу в должности и отправили командовать одним из взводов дивизии, где он, естественно, не мог оказывать большого влияния на весь белорусский персонал. В конце августа – начале сентября 1944 года значительная часть националистически настроенных белорусов, среди которых было немало бывших военнослужащих БКО, в том числе и многие солдаты из взвода Микулы, перешли на сторону французских партизан, не желая напрасно проливать кровь за немецкие интересы. Немцы, не забывшие дерзкой выходки Микулы на конференции офицеров дивизии, арестовали его и сожгли в крематории Дахау. Казнь Микулы, по неподтвержденным источникам, состоялась примерно в декабре 1944-го.

13-й Белорусский полицейский батальон СД

Один из взводов 13-го батальона СД

«Установление на большей части Белоруссии гражданской оккупационной администрации означало, по сути, окончание существования белорусских частей специального назначения в составе абвера. Фронт проходил далеко на востоке, и необходимость в проведении диверсионно-разведывательных акций отпала. Однако из-за подъёма движения Сопротивления возникла необходимость проведения специальных акций в рамках антипартизанской войны.

В декабре 1942 года начальник полиции безопасности и СД генерального округа «Белоруссия» СС-оберштурмбаннфюрер Э. Штраух и руководство БНС договорились о создании отдельного белорусского батальона СД. Цель создания: проведение специальных операций против партизанского движения. В ходе последующих встреч лидеры белорусских коллаборационистов выдвинули ряд условий, на основе которых они брались оказать содействие в деле создания батальона:

Командиром батальона назначался немец, а все остальные командные должности занимались белорусами.
Командный и служебный язык в батальоне – исключительно белорусский.
Кандидатов на командные должности представляет главный референт БНС по военным вопросам.
За моральным состоянием личного состава батальона наблюдает чиновник, специально назначенный для этого руководством БНС. Он же отвечает и за пропаганду в батальоне.
Вооружение, обмундирование и снабжение в батальоне – немецкое и по немецким нормам.
Знаки различия на мундирах должны быть белорусскими: в качестве кокард «Погоня», а на левом рукаве – бело-красно-белый национальный щиток.
Батальон может использоваться только на территории Белоруссии и только «против врагов белорусского народа – советских партизан».

На следующий день после последнего совещания, в конце декабря 1942 года, главный военный референт БНС Франц Кушель [9] выехал в округа. В ходе поездки он провёл ряд встреч с местными руководителями БНС, на которых обсудил вопросы, связанные с набором добровольцев в батальон. В начале февраля 1943 года из округов стали прибывать первые добровольцы, которых сразу же отправляли на переподготовку. В результате в первой половине марта батальон был уже сформирован. Организационно он состоял из двух рот, в каждой из которых проходило службу по 200 человек. Командирами рот были назначены старшие лейтенанты Орсич и Мазур. В начале апреля в батальоне ввели должность пропагандиста. По предложению Кушеля, им стал лейтенант Виктор Чеботаревич».

Виктор Чеботаревич, член БНП, пропагандист 13-го батальона СД, офицер БКА

Виктор Чеботаревич родился в 1906 году в Новом Свержене Минского уезда. Окончил учительскую семинарию в Несвиже. К 1939 году работал учителем в деревне на севере Виленщины, за национальную деятельность среди учеников-белорусов был переведён на работу в Польшу. Присылал свои корреспонденции в виленские издания «Белорусский источник» и «Путь молодёжи». Летом 1941 по доносу поляков арестован немцами. Позже работал в Генеральном школьным инспектором «Белорусской Народной Самопомощи». Присоединяется к подпольной «Белорусской Незалежницкой Партии (БНП)».

В 1943 году офицер-пропагандист в 13-м Белорусском полицейском батальоне при SD, затем работал переводчиком в минском SD. В 1944 году старший лейтенант Чеботаревич возглавил офицерскую школу «Белорусской Краевой Обороны» [7](БКО) в Минске, принадлежал к главной военной комиссии Белорусской Центральной Рады (БЦР). В эмиграции – активный деятель «пробэцэеровского» направления, жил в США.Сотрудничал с газетами «Белорусская трибуна». Представлял белорусский эмиграцию в мировых антикоммунистических организациях. Был заместителем главы Белорусского Конгрессового Комитета Америки. Умер 7.10.1963 в Нью-Йорке.

В тему: Украинские коллаборационисты. Штрихи к портрету: мотивы, зарплаты, условия службы [10]

«Осенью 1943 года батальон пополнили ротой, созданной при отделении СД в Вилейке. Её командиром был назначен уже упоминавшийся лейтенант А. Кочан. Несколько позднее из Глубокого прибыло ещё 150 человек во главе с лейтенантом Якубенко. Позднее в структуру батальона было введено ещё несколько подразделений, созданных при отделениях СД в других районах генерального округа. Например, рота лейтенанта С. Бобко – бывшего сотрудника следственного отдела СД в Барановичах, который до зимы 1942/43 г. являлся комендантом концентрационного лагеря в Колдычеве, а потом – начальником его охраны.

Таким образом, к зиме 1943 года батальон был развернут в сильное спецподразделение, в рядах которого насчитывалось примерно тысяча добровольцев. После этого он получил порядковый номер и стал официально именоваться 13-й Белорусский полицейский батальон при СД. Немецким командиром батальона назначили офицера из аппарата Штрауха – СС-штурмбаннфюрера Юнкера. В целом же к концу 1943 года 13-й батальон имел такой командный состав:

Кандидаты в 13-й батальон проходили очень строгую селекцию, и поэтому он был полностью изолирован как от советского, так и от польского влияния. Эта часть по праву считалась наиболее боеспособным белорусским формированием. Личный состав батальона был очень хорошо обмундирован, вооружён и находился на полном материальном довольствии. Подготовка бойцов и командиров проходила на очень высоком уровне. Со стороны белорусского населения и представителей интеллигенции для них устраивались концерты и творческие вечера. По словам Кушеля, «это было образцовое воинское формирование – любимец белорусской общественности».

В мае 1943 года подразделения батальона были впервые использованы в антипартизанской операции в районе Минска. В ходе её как командиры, так и бойцы показали себя с наилучшей стороны. После окончания операции немецкий командир батальона очень хвалил белорусских солдат и офицеров. Во время боев погибло несколько десятков добровольцев. В Минске им устроили торжественные похороны, на которых присутствовали практически вся белорусская общественность города и представители немецких властей.

Неизвестный офицер 13-го батальона СД

Все лето 1943 года батальон провёл в антипартизанских операциях в Минском округе. Однако уже осенью он был переведен в Вилейку. Здесь, после небольшого отдыха, батальон был разбит на небольшие группы, по численности не больше взвода, чтобы вновь использоваться в боях. Большая часть этих групп осталась в Вилейке, тогда как остальные были распределены по окружным отделениям СД, где несли охранную службу. Командиром одного такого взвода, который нёс службу в Лиде, был лейтенант И. Мелешко. По словам его сослуживцев, он был очень толковым офицером, который погиб при трагических обстоятельствах.

В январе 1944 года фюрер СС и полиции округа «Лида» решил провести операцию против местных партизан. С этой целью он создал боевую группу, в которую, помимо взвода Мелешко, вошли другие формирования с более низкими боевыми качествами. В целом в операции должны были участвовать: взвод 13-го Белорусского полицейского батальона при СД, рота военно-строительной организации «Тодта», отряд местной вспомогательной полиции и сводный отряд служащих окружного комиссариата.

Командиром этой, на первый взгляд, довольно внушительной группы был назначен лейтенант Мелешко. Кроме того, в 10 км от Лиды стояла немецкая пехотная рота, которая также должна была принимать участие в операции. При этом инициатор акции – фюрер СС и полиции – не известил немецкого командира, с какого направления прибудет группа Мелешко. В результате тот получил от своего дозора донесение, что к району их расположения приближается подозрительный отряд.

Когда командир роты посмотрел в бинокль, то увидел вооружённых людей в разной униформе. Солдаты организации «Тодта» носили мундиры, по цвету похожие на польское обмундирование. А так как под Лидой действовало много польских партизан, то неудивительно, что командир немецкой роты приказал открыть огонь. Во главе отряда шёл лейтенант Мелешко, и он же первым был тяжело ранен. Солдат, который бросился на помощь своему командиру, был сразу же убит. Недоразумение быстро выяснилось, однако Мелешко тут же на месте скончался от ран.

Несмотря на то, что батальон был одним из самых лучших коллаборационистских формирований в генеральном округе «Белоруссия», его офицеры и солдаты также не избежали конфликтов с немецким кадровым персоналом. Причин для таких конфликтов было главным образом три.

Во-первых, немецкое руководство направило в каждую роту немецких унтер-офицеров, которые назывались шефами рот и формально считались инструкторами. Однако вместо инструктажа эти унтер-офицеры стали вмешиваться в обязанности командиров рот и взводов. Естественно, белорусские офицеры не хотели отказываться от своих прав в пользу немецких унтер-офицеров. Командир же батальона – немец – всегда принимал сторону своих соотечественников и налагал взыскания на офицеров-белорусов, даже если они были правы.

Одна из рот 13-го Белорусского батальона СД

Во-вторых, на всех хозяйственных должностях в батальоне находились немецкие унтер-офицеры, которые обворовывали белорусских солдат. Доходило до того, что сам главный референт БНС по военным вопросам Ф. Кушель несколько раз наблюдал такие случаи. По этой причине командир батальона также имел частые столкновения с белорусскими офицерами, наиболее неуступчивым из которых был командир 2-й роты лейтенант Мазур – человек очень амбициозный и импульсивный. В конце концов, дело закончилось тем, что Мазур исчез при загадочных обстоятельствах. Однако среди его сослуживцев ходили слухи, что его расстреляла СД.

В-третьих, начиная с определённого момента, командир батальона стал очень тенденциозно оценивать боевые заслуги белорусских офицеров, тем самым противопоставляя их немецким унтер-офицерам. В результате такое отношение привело к открытому бунту, который случился при следующих обстоятельствах. Начальник Вилейского СД СС-оберштурмфюрер Граве наехал на мину и был убит. На похороны Граве была прислана рота 13-го батальона. Командир роты лейтенант А. Бандык построил её и, когда пришёл командир батальона, сделал ему рапорт. Однако командир батальона приказал Бандыку встать в строй, а командование ротой передать немецкому унтер-офицеру.

Лейтенант в строй не встал. Видя это, другие офицеры-белорусы – командиры взводов – также вышли из строя и присоединились к Бандыку. Этот поступок лейтенанта-белоруса и его офицеров командир батальона посчитал открытым бунтом и, пригрозив им полевым судом, написал соответствующий рапорт начальнику полиции безопасности и СД. В результате только благодаря вмешательству Островского и Кушеля дело удалось прекратить, и оно закончилось безвредным для белорусов результатом.

Солдаты 13-го батальона СД

Кстати, недоразумения между немецким кадровым персоналом и белорусскими добровольцами привели к созданию одной из рот 13-го батальона. Выше уже упоминалось, что в 1942 году в местечке Колдычево под Барановичами был создан концентрационный лагерь, комендантом которого был лейтенант С. Бобко. Однако на рубеже 1942-1943 годов функции коменданта были переданы чиновнику СД из Барановичей по фамилии Йорн.

Бобко же был переведен на должность начальника лагерной охраны – всего в его подчинении находилось около ста человек. Йорн имел довольно незначительное звание – всего лишь СС-штурмана (или ефрейтора, по армейской иерархии). Уже одно это раздражало белорусский персонал. Кроме того, по свидетельству Бобко, уже только то, что «этот примитивный человек с одной лычкой» имел над ними и всем лагерем такую власть, очень раздражало белорусов. К тому же, Йорн часто вмешивался во внутреннюю жизнь роты и публично, даже перед заключёнными, бил полицейских.

Однако, как выяснилось, делал он это не потому, что был самодуром или садистом, каких, как мы видели выше, было достаточно. Как известно, в добровольческие формирования шли служить разные люди. Не была исключением и эта рота СД. Думая, что им теперь всё позволено, некоторые из её членов издевались над заключёнными, в большинстве своём евреями. Йорн же являлся типичным немецким службистом и не терпел беспорядка и своеволия. В конце концов, Бобко как главный «оппозиционер» Йорна был переведён на должность командира одной из рот 13-го батальона, которая дислоцировалась в Новой Вилейке. Этот случай весьма чётко показывает, что не всегда виновницей конфликта была немецкая сторона, а даже наоборот».

В этом месте я сделаю маленькое отступление от основного текста и вставлю в него отрывок из статьи другого российского историка Ивана Ковтуна «Белорусы на службе в СС» [11], в котором рассказано о характерных подробностях деятельности роты лейтенанта Бобко:

«Одно из подразделений батальона занималось охраной трудового лагеря в Колдычево (в 20 км от города Барановичи). Лагерь был создан на территории бывшего поместья польского дворянина Салевича. Для содержания заключённых здесь использовались конюшни, гумна и сараи.

Комендантом лагеря был обершарфюрер СС Франц Ерн. Ему подчинялись белорусские сотрудники СД, прошедшие подготовку на унтер-офицерских курсах в Минске. Ротой охраны (100 человек) командовал Н.А. Калько (сын царского жандарма). Вместе с ним уничтожали евреев, коммунистов и партизан унтер-офицеры Л.А. Сенкевич, М.М. Кухта, А.И. Королевич, а также рядовые сотрудники СД – Ворончак, Дыра, Ждан, Прончак, Гутырчикидр и другие. В качестве отличительного знака персонал лагеря носил на пилотках и фуражках эмблему мёртвой головы. За «успехи», проявленные в ходе ликвидации «врагов Рейха», главный военный референт БНС Франц Кушель вручил Калько награду – Муаровую ленту.

За время существования лагеря сотрудники белорусского СД и их немецкие коллеги казнили в Колдычево и в его окрестностях (деревня Арабовщина, урочище Лозы, хутор Нечехи) около 22 тысяч человек.

Белорусы, находившиеся на службе в СД, участвовали в уничтожении евреев из гетто Минска, где они действовали совместно со стрелковой командой (15 человек) из 26-го полка полиции порядка. Этим и ограничивается карательная деятельность белорусов, служивших в отделениях СД и оказавшихся в 13-м батальоне. Сам батальон в расстрелах не участвовал, а привлекался только к антипартизанским операциям.

В преступлениях, совершенных в Беларуси нацистами и их пособниками против гражданского населения, белорусы участвовали редко. Историк А.Т. Лейзеров пишет:

«…немцы избегали привлечения к массовым акциям, в том числе погромам, полиции из местных жителей. В связи с этим они вынуждены были привлекать привезенные в Белоруссию украинские и литовские полицейские батальоны».

Тут важно отметить, что Иван Ковтун отнюдь не является симпатизантом белорусских, русских и украинских коллаборационистов и сторонником их реабилитации (в отличии, например, от Кирилла Александрова), скорее наоборот – он довольно критично относится к подобным формированиям. Поэтому его замечанию о том, что 13-й Белорусский батальон СД не участвовал в карательных акциях против мирного населения, стоит верить.

Однако речь в данном случае идёт только о тех акциях, которые были изначально спланированы и осуществлены как карательные операции непосредственно против мирных граждан, в первую очередь, евреев. Это совершенно не исключает того, что бойцы батальона могли убивать поддерживавшее партизан гражданское население в ходе антипартизанских операций, в которых они принимали самое активное участие, хотя конкретные документальные данные с доказательствами их участия в военных преступлениях отсутствуют (за исключением упомянутой выше роты Бобко, которую следует рассматривать отдельно). Но вернёмся к тексту Олега Романько.

«Наконец, нельзя не отметить ещё одну причину немецко-белорусских недоразумений в 13-м батальоне. И связана она с польским подпольным движением. Чтобы хоть как-то нейтрализовать влияние его агентуры, белорусские националисты и немцы применяли разные методы. Так, кандидаты в тот же 13-й белорусский батальон проходили очень строгую селекцию. В целом здесь им сопутствовал успех.

И выше было указано, что эта часть по праву считалась наиболее боеспособным формированием военно-полицейского образца. Ещё одна белорусская часть СД – рота охраны Колдычевского лагеря – имела подобные условия набора личного состава. Но даже и это сверхлояльное к немцам формирование не было избавлено от агентуры Армии Крайовой. В качестве примера можно привести случай с разоблачением и арестом в 1943 году полицейского Я. Сухажевского, который возглавлял польскую ячейку в Колдычеве.

Рядовой 13-го батальона СД

В конце июня 1944 года началось отступление немецких войск из Белоруссии, и 13-й батальон получил приказ отходить из Вилейки на Запад. По дороге к нему присоединялись подразделения, которые ранее были отделены и несли службу в других округах. В это время отношения между командиром батальона и офицерами-белорусами становились всё хуже и хуже и, в конце концов, стали невыносимыми. Немецкие офицеры были полными хозяевами положения во всех подразделениях.

Это привело к тому, что, находясь в Августове (Польша), лейтенант Бандык поднял свою роту (150 человек) по тревоге и отказался подчиняться немцам. Видя это, к мятежникам присоединились лейтенанты Иваницкий, Дрозд и Мохарт и, отделившись от батальона, ушли в лес.

Двое последних, однако, передумали и на следующий день вернулись. Выйдя из леса, они присоединились к колонне беженцев, в которой находился отец лейтенанта Мохарта. Здесь их и нашёл патруль (два немецких офицера и белорусский унтер-офицер), посланные для поимки дезертиров. Лейтенанты были арестованы и расстреляны на следующий день белорусским унтер-офицером, который, чтобы выслужиться перед немцами, исполнил роль палача.

В тему: Нацисты и коммунисты убили 14 миллионов. Русские и немцы пострадали меньше всех [12]

По мнению Кушеля, эти офицеры не имели намерения нарушить присягу. К такому шагу их вынудило только неадекватное отношение со стороны немцев. Об этом свидетельствует тот факт, что они вернулись и продолжили отступление на Запад в колонне беженцев. Однако командир батальона рассудил иначе. Кроме Мохарта и Дрозда, в руки к немцам попало ещё несколько унтер-офицеров и рядовых, которые отстали от мятежников. С ними немцы расправились на месте.

После этого инцидента командир батальона отстранил от исполнения своих обязанностей всех белорусских офицеров и отдал им последний приказ – следовать в распоряжение командования РОА. Получив железнодорожные билеты, большинство так и сделало. Только трое из них – лейтенанты Сасукевич, Кушнирович и Клинцевич – приехали в Берлин, где поступили в распоряжение БЦР и были зачислены в 1-й Кадровый батальон БКА.

Они-то и рассказали Кушелю о тех событиях, которые произошли в Августове во время отступления.

Оставшиеся без своих офицеров солдаты батальона были собраны в районе местечка Альбертсдорф (Восточная Пруссия). Здесь их в октябре 1944 года посетил Кушель, который был очень обеспокоен рассказом белорусских офицеров. Командир одной из рот, немецкий СС-гауптштурмфюрер, очень обрадовался приезду эмиссара БЦР и попросил его поднять боевой дух личного состава батальона, который очень упал. На вопрос Кушеля, как это могло произойти и почему в ротах нет белорусских офицеров, немец дал невразумительный ответ. Как и в предыдущих конфликтах, он обвинил во всём белорусов, которые не хотели подчиняться немецким инструкторам. Чтобы выяснить истинное положение дел в батальоне, Кушель, с согласия немецкого руководства, собрал его личный состав и обратился к нему с речью.

В последующем за тем разговоре с белорусскими солдатами и унтер-офицерами выяснилось, что больше всего они желают возвращения своих офицеров и просят в лице Кушеля весь БЦР приложить максимум усилий для этого. Однако просьба эта так и осталась невыполненной. В этот период в батальоне ещё оставалось примерно 600 человек. Однако немецкое командование вновь решило разделить его на роты и рассредоточить по всей Германии, в результате чего две роты оказались в Лесляу, по одной – в Лебрехсдорфе, Нихачеве и Триесте, а один взвод был переведен в Берлин. Позднее, в декабре 1944 – январе 1945 года, эти подразделения были включены в состав 1-й Белорусской гренадерской бригады войск СС, речь о которой пойдёт ниже.

Дальнейшая судьба роты Антона Бандыка

Интересно сложилась судьба лейтенанта Бандыка и тех людей, которым всё-таки удалось уйти с ним в августовские леса. Известно, что они не пропали без вести, а создали националистический партизанский отряд с целью развернуть в дальнейшем боевые действия в тылу наступающей Красной армии. Тем не менее, этот отряд действовал самостоятельно очень недолго. Так, из документов АК (отчёт отряда 1-го уланского полка от 25 февраля 1945 г.) известно, что 14 июля 1944 года на его сторону перешла группа бывших «белорусских эсэсовцев» – примерно 4 офицера, 19 унтер-офицеров и 90 рядовых.

Интересно, что поляки в своём отчёте поспешили поставить себе в заслугу этот переход. Якобы в данном случае сработали листовки АК. Поверить в это трудно. Как говорилось выше, мятеж в батальоне произошёл в конце июня, а к полякам люди Бандыка перешли только через две недели.

Вероятнее всего, белорусы встретились с ними уже в лесу. Поляки приняли формирование Бандыка, но не оставили его самостоятельной боевой единицей. На основе этой неполной роты был сформирован отряд «Шчапа» под командованием подпоручика С. Кота. Теперь новый отряд состоял из 60 человек и действовал в районах Саенек – Августов и Балинка – Кольница – Августов. Так как люди Бандыка были довольно хорошо подготовлены, руководство АК кинуло их в бой буквально уже на следующий день – 15 июля.

Из документов известно, что в этот день отряд «Шчапа» разоружил пост немецкой железнодорожной охраны на станции Саенек, захватив оружие, боеприпасы и семерых пленных. В тот же день партизаны сделали засаду на шоссе Саенек – Липск, в результате чего им удалось уничтожить четыре немецкие автомашины. О том, что эти операции были действительно удачными, свидетельствует тот факт, что ни белорусы, ни поляки не понесли никаких потерь и вполне благополучно отошли на свою лесную базу.

В дальнейшем, после того как вышел приказ о расформировании АК, все партизаны этого отряда были демобилизованы и распущены по домам. Эти документы в целом проливают свет на судьбу мятежной роты 13-го белорусского батальона. Но не до конца. До сих пор неизвестна судьба самого лейтенанта Бандыка и остальных (более чем полусотни) бывших белорусских эсэсовцев. На этот счёт есть несколько версий. Либо поляки распределили их по другим отрядам, либо они вернулись к немцам, как лейтенанты Мохарт и Дрозд, либо, что тоже весьма вероятно, оставшиеся белорусские солдаты и офицеры стали организованным порядком пробираться в Восточную Белоруссию».

При подготовке своей работы о белорусском коллаборационизме Олег Романько, очевидно, недостаточно хорошо изучил исторические материалы, опубликованные в различных источниках, из которых можно кое-что узнать о дальнейшей судьбе Антона Бандыка. Сразу в нескольких мемуарных и исследовательских публикациях Антон Бандык упоминается как один из лидеров послевоенного антисоветского сопротивления в Белоруссии – Белорусской Освободительной Армии [13] (БОА) (эта структура ещё называлась «Чёрный кот»).

В частности, в белорусской и российской википедии, в статьях о БОА, рассказывающих, в том числе, об операциях белорусских повстанцев против советского оккупационного режима, можно прочесть следующую строку: «В конце 1946 года отряд во главе с Антоном Бандыком освободил более трёхсот белорусов, которых власти везли для допросов из Германии через Варшаву. В этих же статьях Антон Бандык упомянут в списке известных командиров БОА, убитых в ходе боев с большевиками (точная дата смерти неизвестна).

Нет никаких сомнений в том, что речь идёт о том же самом Антоне Бандыке То есть, по всей видимости, Бандык, будучи твёрдым белорусским самостийником по убеждениям, сбежал из АК вместе с группой своих солдат, не желая воевать за поляков и присоединился к белорусским антисоветским партизанским отрядам, которые уже летом 1944 года действовали в лесных массивах её западных и центральных регионов.

Именно этим, скорее всего, и объясняется загадка о том, куда делась другая половина роты Бандыка, о которой не упомянуто в документах АК. Очевидно, эта половина ушла вслед за своим командиром, чтобы сражаться с большевиками в своей «родной», а не в польской партизанке, особенно учитывая враждебные на тот момент отношения между большей частью белорусских и польских националистов. К сожалению, мне не удалось найти более подробных сведений о боевой деятельности Бандыка и обстоятельствах его смерти.

30-я Гренадерская дивизия СС (1-я Белорусская)

В декабре 1944 года все обязанности по созданию белорусских добровольческих формирований были переданы в ведение Главного управления СС. 24 января 1945 года в Берлине состоялось совещание между представителями СС и БЦР, которую представляли президент Радослав Островский [14]и военный министр Константин Езовитов [15]. В результате переговоров было принято решение о формировании новой дивизии войск СС, на этот раз – «чисто белорусской». В результате длительных переговоров стороны договорились о создании дивизии на следующих условиях:

Командиром дивизии должен быть немец.
Штаб дивизии – смешанный.
Командиры полков и ниже – только белорусы; однако при каждом из них должен был находиться немецкий офицер связи.
Все команды – только на белорусском языке.
В названии дивизии обязательно должно быть слово «белорусская».
Дивизия может быть использована только на Восточном фронте и только против СССР.

Последние четыре пункта были совершенно принципиальны для белорусской стороны, которая на них настаивала.

Особенно это касалось 3 и 6 пунктов, поскольку белорусские националисты осознавали неизбежность поражения Германии в войне и рассчитывали в будущем на помощь западных союзников в борьбе с большевиками. Война между СССР и англо-американцами казалась им неизбежной.

В состав дивизии вошла часть бывших солдат и офицеров из расформированных белорусских частей: Белорусского батальона железнодорожной охраны, 13-го Белорусского батальона СД, остатки 75 и 76-го полков 2-й русской дивизии СС (30-я дивизия СС «Зиглинг»), [16]большинство солдат которой состояло из этнических белорусов и участвовавших в боях против французских партизан и англо-американских войск во Франции, а также некоторое количество добровольцев, завербованных в формирование в лагерях «восточных рабочих». Стоит заметить, что военнослужащие 13-го батальона СД и батальона железнодорожной охраны, в отличие от солдат из 30-й дивизии «Зиглинга», не воевали против войск Альянтов и антигитлеровских партизан в странах Европы, а использовались только на Восточном фронте.

В целом вербовка добровольцев в лагерях восточных рабочих провалилась, а немцы совершенно не помогали белорусам увеличить состав формирования, поэтому «дивизией» оно было исключительно по названию и фактически состояло только из одного трёхбатальонного полка и нескольких более мелких частей (30-й конный разведдивизион, саперная рота, 30-я противотанковая рота, 30-я санитарная рота и взвод химической защиты).

Командиром дивизии был назначен идейный нацист, член НСДАП Ганс Зиглинг, [17] который совершенно не считался с интересами националистов из числа «восточных» народов», сотрудничавших с Германией, и относился к ним как к дешёвому пушечному мясу.

До этого он командовал смешанной русско-украинско-белорусской 30-й дивизией СС «Зиглинг», позже переименованной во «2-ю русскую», и пользовался среди белорусов дурной славой. Всех прибывших белорусских офицеров он выделил в особую группу и отправил на переподготовку, а унтер-офицеров распределил на разные хозяйственные должности. Со временем белорусская офицерская школа была низведена Зиглингом до уровня унтер-офицерской, а унтер-офицерская вообще ликвидирована.

Ещё в период развертывания части Зиглинг выбрал наилучших белорусских офицеров, унтер-офицеров и рядовых и сформировал из них специальное подразделение, так называемую «Охотничью команду» (Jagd-kommando). Эта команда была присоединена к 38-й дивизии СС «Нибелунги». В неё вошли артиллерийское и противотанковое подразделения белорусского формирования. Поскольку в 38-й дивизии не хватало оружия, немцы отобрали большую его часть у солдат 1-й Белорусской дивизии, пообещав вооружить их позже.

Нацисты остались верны себе до конца и проявили к своим белорусским «союзникам» максимальную подлость.

Дивизию, в составе которой было белорусское подразделение, бросили на западный фронт воевать против американцев, тем самым нарушив данные белорусам обещания и подписанный ранее договор о том, что белорусские солдаты будут использоваться только в военных действиях против Красной Армии. Позднее глава военного отдела Белорусской Центральной Рады [18] (БЦР) Франц Кушель узнал от белорусских солдат, которые дезертировали из этой команды, что во время американского наступления в Баварии немцы бросили её на произвол судьбы. Однако белорусы не захотели воевать с американцами: часть рядовых и унтер-офицеров сдалась без боя, а другие разбежались. Офицеры-белорусы же были увезены немцами в неизвестном направлении.

Стоит отметить, что военнослужащие дивизии, в нарушении договорённостей переданные в другое формирование, уже тогда вполне могли отказаться от выполнения немецких приказов и организовать переход на сторону войск союзников, как это сделали многие белорусские националисты, воевавшие в 30-й дивизии СС или роте Антона Бандыка из 13-го Белорусского батальона СД в июне 1944 года, однако белорусские офицеры проявили удивительное малодушие и откровенную трусость.

3 апреля в часть прибыл Франц Кушель, назначенный уполномоченным от БЦР при дивизии. На собранном им офицерском собрании белорусские военные доложили ему, что «в связи с разоружением белорусов и выделением их в отдельные группы ходят слухи, что они будут использованы только как рабочая сила при строительстве оборонных укреплений, что белорусские батальоны будут не воинскими единицами, а просто трудовыми отделами, что это реорганизация есть ничто иное, как просто ликвидация белорусской дивизии. На это указывал и тот факт, что при белорусских батальонах остаются вооружённые отряды немцев в силе до 50 человек, подчинённые непосредственно немецкому командованию дивизии».

На офицерском собрании было принято решение, что дивизия ни при каких обстоятельствах не будет воевать против англо-американцев и при первой же удобной возможности перейдёт на их сторону, поскольку немцы не сдержали своё слово, что формирование будет использоваться только на восточном фронте. Ненависть к немцам среди солдат и офицеров части к тому моменту достигла пика. Опять-таки бросается в глаза безволие белорусских офицеров, которые вполне могли не отдавать нацистам оружие и выйти из подчинения немецкому военному командованию.

Франц Кушель

15 апреля начальник штаба дивизии Геннингфельд, который исполнял обязанности командира части (Зиглинг к тому моменту покинул дивизию), получил приказ перевести формирование в район Вальдмюнхэна в Южной Германии, где в это время немецкое военно-политическое руководство вынашивало план так называемого «Альпийского редута» [19].

Далее процитирую отрывок из мемуаров Кушеля: «21-го апреля 1945 года Геннингфельд получил приказ перевести батальон в местность Пассо, где будет получено дальнейшее направление. Для меня стало ясным, что немцы хотят перебросить наши батальоны в Тирольские горы, где они собирались защищаться до конца. Для нас, белорусов, не было никакого интереса погибнуть вместе с СС в безнадёжной борьбе с англо-американцами. Надо было что-то предпринять для спасения наших солдат. Но пока что ничего нельзя было сделать, так как при каждом батальоне был отдел вооружённых немцев, кроме того недалеко от нас находилась СС дивизия «Нибелунги», также сильно вооружённая. Надо было подчиниться приказу. (...)

В Эйзенштайндорфе я окончательно убедился, что дальнейший марш будет бесцельным. Тем временем офицеры для связи третьего и второго батальона настойчиво требовали маршировать далее. Противиться им было трудно, потому что при них находился вооружённый отдел немцев. Кроме того, в окрестностях было много войск СС, которые в любую минуту, в случае применения какого-либо насилия с нашей стороны относительно немцев, могли прийти им на помощь.

В момент моего размышления о том, как выйти из положения, офицеры доложили, что в Шпицбергене, который находился в двух километрах от нас, расположился штаб генерала Мальцева, командира дивизии РОА. Я решил переговорить с генералом Мальцевым и сейчас же в обществе командира третьего батальона капитана Тамилы и моего адъютанта лейтенанта Сасукевича отправился к нему в штаб».

Сотрудничество русских и белорусских антикоммунистов

На самом деле Мальцев был командиром военно-воздушных сил КОНР и играл значительную роль во Власовском движении. Мальцев принял Кушеля «очень любезно» и сообщил ему о том, что он уже установил связь со штабом американского корпуса и ведёт переговоры о переходе его формирования на сторону американцев. Также Мальцев пообещал Кушелю, что подчинённые ему части окажут белорусам защиту в случае возможной атаки со стороны эсэсовцев. Кушель и Мальцев договорились о присоединении белорусской дивизии к ВВС КОНР в качестве отдельной автономной части и разработали совместный план действий, который состоял из следующих пунктов:

Общий переход немецкого фронта, при этом на случай, если немцы окажут сопротивление, ломать его совместными силами.
Скоординированная защита от войск СС до времени перехода обоих формирований на американскую сторону.
После перехода частей на американскую сторону они остаются самостоятельными и отдельными друг от друга формированиями.

Мальцев согласился исполнить просьбу Кушеля о том, чтобы вести переговоры и от имени белорусской дивизии как отдельного формирования. Тут важно отметить, что Мальцев не пытался проявлять к своим нежданным союзникам никакой имперской спеси, высокомерия и шовинизма, относясь к белорусской стороне как к равноправному партнёру, что, безусловно, делает ему честь. Хотя, по словам Кушеля, он «начал убеждать» его в том, что «белорусы и русские – это одно и то же», на что Кушель, не желавший вступать в идеологические споры, мягко заметил, что «он солдат и не занимается политическими делами», и обращается к Мальцеву «как солдат к солдату» (тут Кушель, разумеется, слукавил, так как он был активным политиком и ярым белорусским националистом). Мальцев согласился с ним, оставив политические разговоры и сказал, что с этого момента Кушель может рассчитывать на его помощь при любых раскладах. Справедливости ради, заметим, что слова Мальцева в изложении Кушеля могут отличаться от того, что Мальцев говорил на самом деле, особенно если учитывать антироссийские взгляды Кушеля. Эта встреча двух командиров состоялась 25 апреля.

Хотелось бы заострить внимание на том, что подобное конструктивное сотрудничество русских и белорусских антикоммунистов является довольно любопытным и важным историческим прецедентом в русско-белорусских отношениях, когда обе стороны сумели перешагнуть через обоюдные стереотипы и плодотворно взаимодействовать в интересах общего дела борьбы с большевизмом. Кстати, среди офицеров ВВС КОНР было много белых эмигрантов, а командир 1-го батальона белорусской дивизии Антон Сокол-Кутыловский [20] воевал на стороне Белой Армии до июля 1920-го и только во второй половине этого года присоединился к белорусскому национально-освободительному движению.

Виктор Мальцев

Известие о союзе с власовцами резко укрепило моральный настрой и подняло боевой дух солдат и офицеров формирования. Узнав, что на находящейся неподалеку железнодорожной станции стоит транспорт с оружием, Кушель послал роту своих солдат забрать его. Белорусы захватили 80 винтовок, несколько ручных пулемётов и немного амуниции, что позволило им смелее держаться с немцами.

Ещё во время переговоров Кушеля с Мальцевым немецкие офицеры 1-го батальона дивизии забрали обоз с продовольствием и отошли. Во 2-м и 3-м батальоне белорусские офицеры не позволили им этого сделать. К тому моменту служившие в формировании немцы уже чувствовали готовность белорусов к бунту и понимали, что они собираются перейти на сторону американцев.

Сбежавшие из дивизии немецкие офицеры пожаловались на белорусов стоявшему недалеко, хорошо вооружённому отделу СС, который грозил взбунтовавшимся бывшим «союзникам» напасть на них и «уничтожить как предателей». Узнав об этом, Кушель прибыл в штаб генерала Мальцева, где они вместе с его начальником полковником Ванюшиным [21]разработали план защиты на случай возможного боя с СС.

По словам Кушеля, Ванюшин сказал ему, что власовцам тоже грозили эсэсовцы (хотя в мемуарах адъютанта Мальцева Бориса Плющева-Власенко, в которых упоминается о сотрудничестве штаба Мальцева с белорусскими националистами, не было упомянуто о трениях между эсэсовцами и частями ВВС КОНР, в них было сказано только о том, что Мальцев согласился взять белорусов под свою защиту). Однако эсэсовцы не решились связываться со столь крупным отделом (около 4 тысяч русских и 1110 белорусов), к тому же неплохо вооружённым, да ещё и в условиях фактически проигранной войны, теснимые с двух сторон англо-американцами и красноармейцами. До боя дело не дошло.

29 апреля на общем собрании офицеров ВВС КОНР и белорусской дивизии генерал Мальцев объявил о том, что договорился с американским военным командованием об условиях перехода подчинённых ему частей и части Кушеля на сторону американцев, которое должно быть осуществлено завтра. Белорусская дивизия пришла на собрание с белорусскими национальными флагами, а на следующий день, во время марша, шла отдельной колонной. Солдаты выкрикивали лозунг белорусских националистов: «Жыве Беларусь!», эхо которого отдавалось в горах. Военнослужащие ВВС КОНР вполне лояльно (во всяком случае внешне) отнеслись к своим ситуативным союзникам и их самостийницкой позиции.

По воспоминаниям Кушеля, «марш был очень медленный, потому что вся дорога была заминирована и застроена противотанковыми препятствиями, поэтому во главе колонны маршировали саперы, которые все эти препятствия устраняли. Немецкие позиции отделялись от американских рекою Реген. Наиболее опасным пунктом был мост через эту реку».

Генерал Мальцев отдал приказ белорусам захватить мост через реку, которая разделяла немецкие и американские войска, и охранять его до тех пор, пока вся группа войск вместе с обозами не перейдёт на ту сторону реки. Характерно, что в своих мемуарах Кушель отмечал, что Мальцев дал белорусам наиболее опасное задание, так в случае возможной атаки со стороны СС во время перехода моста она пришлась бы в первую очередь на белорусских солдат. Возможно, что в понимании Мальцева это была своеобразная «плата» за защиту, оказанную белорусским националистам со стороны власовцев.

Процитирую отрывок из воспоминаний [22] адъютанта Мальцева Бориса Плющева-Власенко: «Разведка доложила, что мост заминирован и его охраняет рота немецких солдат. Генерал Мальцев выслал вперёд роту от зенитного полка (им командовал белый эмигрант Ростислав Васильев, командированный в ВВС КОНР из Русского Корпуса, в котором он служил начальником связи) и роту от белорусской дивизии.

Увидев, что к ним приближаются хорошо вооружённые и численно превосходящие силы, немцы вышли из своих укрепленных пунктов и подняли руки вверх. Им было приказано мост разминировать, что они и сделали. После этого их разоружили и приказали уйти в лес. Благополучно перейдя через мост, колонна вошла в предместья Цвиселя, куда навстречу подошли американские танки. Было приказано сдающимся в плен бросать оружие при переходе назначенного места, после чего всех направили на территорию огромной фабрики для отдыха до следующего дня».

В своих воспоминаниях Кушель отмечал, что американские офицеры отделили солдат его дивизии от власовцев и этот факт его «очень радовал», поскольку, на его взгляд, являлся «доказательством, что белорусов американцы рассматривали как отдельную от русских нацию».

Части авиационной группы Мальцева и белорусский полк были разделены американцами на три группы, погружены в машины и отправлены в лагеря военнопленных. Первая и вторая группы (800 и 1600 человек) включали в себя лётчиков-власовцев. Третья, самая большая, группа (3400 человек) была смешанного состава: в неё были включены как русские, так и белорусские добровольцы. Сначала американцы отправили её в лагерь военнопленных в город Хам, а оттуда – через Нюрнберг, Вюрцбург, Ашаффенбург и Майнц – в район Трибур-Нирштейн (южнее Майнца).

По мнению Плющева, все эти мероприятия американцы проделывали намеренно, чтобы спасти сдавшихся русских и белорусов от немедленной выдачи в СССР. «Иначе нельзя понять, – пишет он, – зачем было американскому командованию перебрасывать такое большое количество военнопленных на такое дальнее расстояние в то время, когда боевые действия ещё продолжались и транспорт был нужен для военных целей».

В тему: Советский Союз и Красный Крест. «…Отвечать не следует» [23]

Некоторое время после сдачи в плен эта группа пыталась поддерживать воинскую организацию в надежде, что генералы Власов и Мальцев договорятся с западными союзниками о сохранении Вооружённых сил КОНР и других национальных частей для дальнейшего их использования в боевых действиях против большевиков. Почти все они были уверены, что скоро начнётся война СССР с западными демократиями, в которой русские и белорусские антикоммунисты планировали принять самое деятельное участие.

Однако после капитуляции Германии надежды на такой исход событий рассеялись, и пленные стали в одиночку или группами уходить из лагеря, пользуясь попустительством охраны. В конце концов, летом 1945 года сами американцы распределили оставшихся власовцев и белорусов по лагерям «перемещённых лиц», где они, переодетые в гражданскую одежду, смешались с общей массой беженцев и тем самым избежали немедленной насильственной репатриации. Таким образом, судьба большей части этой группы оказалась менее трагической, чем судьба участников многих других коллаборационистских формирований из народов СССР.

Тем не менее, выдачи сумели избежать далеко не все власовцы и белорусы. Часть русских и белорусских солдат в силу ряда обстоятельств всё-таки попала в лапы большевиков, несмотря на искренние старания некоторых американских офицеров их спасти. Одним из них оказался командир 1-го батальона белорусской дивизии Антон Сокол-Кутыловский, который присоединился к ней только 18 апреля.

Он был выдан большевикам 15 августа 1945-го, отсидел в тюрьме 12 лет и вышел на свободу в 1957 году в возрасте 65 лет. Был выдан генерал Мальцев, пытавшийся покончить жизнь самоубийством, вскрыв себе горло и вены спрятанной бритвой, но его спасли, вывезли в СССР, судили и приговорили к смертной казни 1 августа 1946 года – в один день с генералами А.А. Власовым, Ф.И. Трухиным, С.К. Буняченко и другими лидерами КОНР.

Такая же судьба постигла начальника штаба ВВС КОНР полковника А.Ф. Ванюшина и ряд других старших офицеров части. В то же время многим солдатам и младшим офицерам формирования удалось избежать этой участи, как и подавляющему большинству белых эмигрантов, служивших в нём. Значительную роль в их спасении сыграли американские офицеры, охранявшие лагеря военнопленных, в которых содержались бывшие коллаборационисты.

Антон Сокол-Кутыловский, командир 1-го батальона 1-й Белорусской дивизии СС

В этой связи нельзя не упомянуть об одном интересном нюансе. Когда немцы в конце 1944 года уговаривали белорусских националистов присоединиться к КОНРу, Кушель был одним из тех, кто наотрез отказался подчиняться Власову, поддержав позицию президента БЦР Островского. Это не помешало ему в своих послевоенных мемуарах выразить Мальцеву благодарность за оказанную помощь, которая в тот момент вполне возможно спасла белорусов от уничтожения нацистами или бессмысленной гибели на фронте.

О Мальцеве и офицерах ВВС КОНР довольно уважительно отзывается также и другой известный в эмиграции белорусский националист Константин Акула [24](ветеран 30-й дивизии СС «Зиглинг» (2-я русская), сдавшийся американцам в конце октября 1944-го, и затем, с января 1945-го воевавший в Италии в Польском корпусе генерала Владислава Андерса в составе Британских вооружённых сил, куда перевели плененных белорусских эсэсовцев как граждан Польши), несмотря на свою радикально антироссийскую и даже антирусскую позицию. Сам Акула не участвовал в описываемых событиях и рассказывал о них со слов других людей.

Послесловие

Так закончился боевой путь солдат и офицеров 1-й Белорусской дивизии СС, Белорусского батальона железнодорожной охраны и 13-го Белорусского батальона СД. Трудно сказать, каков среди них был процент военных преступников, замаравшихся в убийствах мирного населения. Учитывая тот факт, что 13-й Белорусский батальон СД и 2-я Русская дивизия СС (30-я дивизия СС «Зиглинг»), часть бойцов которых пополнили личный состав 1-й Белорусской дивизии СС, активно использовались в антипартизанских операциях, можно предположить, что он был значителен.

Тем не менее, нельзя не отметить отсутствия конкретных документальных данных и доказательств этих преступлений в отношении трёх представленных формирований (дивизию «Зиглинг» я в данном случае не рассматриваю, так как её история выходит за тематические рамки статьи), за исключением роты охраны концлагеря, вошедшую в 13-й Белорусский батальон СД и состоявшую из отборных палачей и карателей.

Подводя итоги военной деятельности данного сегмента белорусских коллаборационистов, которые в отличие от своих единомышленников, оставшихся воевать в белорусских лесах после отступления немцев или позже с помощью Абвера десантированные в Белоруссию в сентябре-декабре 1944 года [25] (о них я расскажу в следующих своих материалах о белорусском национально-освободительном движении и коллаборационизме), пошли с немцами до конца – можно сделать вывод, что судьба этой части белорусских националистов оказалась наиболее нелепой, а их борьба совершенно бессмысленной, поскольку велась фактически не за белорусские, а за немецкие интересы.

В качестве исключений в данном случае можно назвать разве что роту Антона Бандыка, Иосифа Сажича (биография которого была подробно изложена выше) и Франца Кушеля, который, несмотря на свою явно пронемецкую ориентацию в течение большей части войны, сумел подготовить и дать дорогу в жизнь множеству белорусских офицеров, обучавшихся на различных организованных им офицерских и унтер-офицерских курсах, ставших кузницей командирских кадров для всех белорусских формирований на немецкой стороне.

Некоторые подготовленные на этих курсах офицеры в 1944-1945 годы стали воинами Белорусской Освободительной Армии и героически сражались против советских оккупантов под белорусским национальным командованием без всякой внешней помощи.

Другая часть этих офицеров вступила в БКО, отступила с немцами на Запад, в июле 1944 года была присоединена к 30-й русско-украинско-белорусской дивизии СС «Зиглинг» и после переброски этого формирования во Францию 15-20 августа перешла на сторону французских партизан, поучаствовав в освобождении Франции от нацистской оккупации, а затем, будучи зачисленными англо-американцами в Польский корпус Британской Армии, воевала против немцев в Италии.

После войны они остались на Западе и приняли активное участие в белорусском национальном движении за рубежом. Помимо этого, Кушель оставил после себя яркие и интересные мемуары, подробно рассказывающие об истории белорусского коллаборационизма и ставшие важным свидетельством эпохи и ценным источником информации для многих историков.

Подавляющее большинство остальных участников рассматриваемых формирований оказалось в лучшем случае жертвами трагических обстоятельств, а в худшем – пособниками и непосредственными соучастниками нацистских преступлений.

—

Роман Вольнодумов, опубликовано в издании Петр и Мазепа [26]

В тему: