Благотворительные акции как формат социальной солидарности в Западной Украине, 1939-1945 годы.

Человеческое общество функционирует благодаря плотным сетевым связям, в основе которых - взаимодействие и консенсус ради достижения общей цели. В структурированных социумах солидаризм является инструментом не только преодоления кризисных явлений, поддержки и «подтягивания» по крайней мере до минимальных жизненных стандартов тех его членов, которые оказались «за чертой»: одиноких пожилых людей, лиц с особыми потребностями, сирот, бедных и других категорий, но и стимулирования определенных социальных групп (одаренных детей, студентов, молодых ученых и художников, спортсменов), формирование условий для реализации их жизненных стратегий.

Особое значение это свойство общества приобретает во время масштабных вооруженных конфликтов, когда миллионы людей теряют значительную часть своих прав, имущества, жилья, становятся беженцами, жертвами террора и геноцида. Тотальный характер Второй мировой войны вообще поставил под удар судьбу целых народов, которые были обречены на колонизацию, а то и полное уничтожение.

Оказавшись в одном из эпицентров войны, Украина стала территорией, на которой не только разворачивались судьбоносные битвы, но и происходили сложные социально-экономические процессы, которые ставили местное население на грань выживания.

Германо-советская война была столкновением двух преступных режимов, каждый из которых по-своему, но все равно грубо уничтожал человеческое достоинство, естественные права, всячески ограничивал возможности общественной самоорганизации. Монополизировав регулирование практически всех социальных механизмов, и нацисты, и большевики лишали социум средств, благодаря которым он заполнял пробелы там, где у государства «не доходили руки», или же в тех ситуациях, которые целенаправленно моделировались для достижения каких-то военно-политических или социально экономических целей.

В тему: «Кровавые земли» Тимоти Снайдера: Польша между Гитлером и Сталиным; война Германии с СССР [2]

В современной научной литературе и публицистике понятие «солидарность» (от латинского «solid» - «твердый», «устойчивый», целостный») трактуется в широком содержательном диапазоне от классового - до индивидуального и корпоративного / группового. Эволюцию этого термина проследили социологи А. Мотель-Клингебиль, К. Тэш-Ремер, Г. фон Кондратовиц в монографии «Обеспечение солидарности между поколениями».

Они выделили три варианта дефиниции: а) классовое измерение солидарности в противостоянии пролетариата и буржуазии в XIX в.; б) учение Ж. Фурье, А. Канта и Э. Дюркгейма о солидарности как моральном фундаменте общества; в) социальная программа католицизма, которая определяла солидарность как норму поведения и необходимое условие социального консенсуса [1].

Не вдаваясь в более детального изложения теоретических аспектов этого явления, отметим лишь, что в этой статье речь идет о благотворительности как одном из проявлений социальной солидарности во время войны на территории Украины. Остановимся лишь на тех ее векторах, которые стали определяющими для сохранения и воспроизводства тогдашнего социума и продемонстрировали его способность к общественной самодеятельности в крайне неблагоприятных обстоятельствах.

Индивидуальные проявления гуманизма

«Воссоединение» Западной Украины с УССР «по-сталински» вызвало эйфорию у части жителей других регионов республики, но почти не сказалось на них. Зато на Буковине, Волыни, в Галичине началась советизация, методы которой быстро опровергли иллюзии местной общественности по всем «преимуществ социализма».

В тему: Советизация Западной Украины: как это было [3]

С началом Второй мировой войны десятки тысяч людей сорвались с насиженных мест и, став беженцами, пытались найти безопасные места. В конце 1939 - в течение 1940 годов на территорию Генерального губернаторства перебралось из подсоветской части Галичины от 20 до 30 тыс. только украинских политических беженцев.

Большие группы беженцев состояли из лиц определенной национальности (евреи, поляки, украинцы, немцы). Далеко не все они сумели добраться до вожделенных мест. Зафиксировано несколько случаев, когда группы из нескольких сот, а то и тысяч евреев, пытались перейти границу с Румынией, но советские пограничники открывали по ним огонь. Несмотря на жертвы, евреи и представители других этнических групп стремились вырваться из советского «рая».

Многие беженцы по разным причинам возвращались в Восточную Галицию, Буковину, Волынь, которые уже были под советской властью, где сразу же становились объектами пристального внимания спецслужб. Представителей бывших властных структур Румынии и Второй Речи Посполитой, интеллигенции, военных, полиции арестовывали и депортировали или бросали в тюрьмы.

Те, кто оставался на свободе, пытались вырвать из этих смертельных «когтей» своих родственников, друзей, коллег. Иногда это удавалось. Именно так случалось с Генриком Гешелесом (главным редактором газеты «Chwila», убитого в июле 1941 г. во время погромов во Львове [4]), писателем Станиславом Винцензом и его сыном Александром. Их арестовали органы НКВД [5]. Их коллеги на свободе сделали все, чтобы освободить пленников. Благодаря ходатайству председателя львовского Союза писателей УССР П. Панча это удалось сделать, поэтому через три месяца заключенных выпустили.  

Но были и другие случаи, свидетельствующие об императивах, которые не имели ничего общего с попытками консолидации перед общими угрозами. Известный языковед Василий Симович, назначенный проректором Львовского университета советскими властями, в середине июня 1941 года из-за командировки ректора Георгия Бычечко в Киев стал исполнять его обязанности.

Когда во Львов вступили немцы, он стал ответственным за имущество университета. Отказавшись занять место министра образования в правительстве Я. Стецько, В. Симович подписал объявление о «временном закрытии университета». Однако вместе с Ю. Полянским [2] он организовал выплаты украинским и польским преподавателям. Некоторые из польских профессоров, как Ежи Мантойфель, возмутились по поводу того, что средства предоставил украинский городской совет и отказались их принять. По словам А. Гнатюк, «жест солидарности со стороны украинских представителей академического сообщества попал в пустоту ...

Психолог Тадеуш Томашевский был единственным автором, который заметил этот факт. Языковед Здизслав Штибер в ноябре 1941 года получил от Симовича документ, удостоверяющмй его трудоустройство в университете. В воспоминаниях [Штибер - А.Е.] пропускает оба эти эпизода: выдачу зарплаты летом 1941 года и справки, которую Симович дал ему, хотя не имел на это права, так как в университете в то время был уже немецкий управляющий» [3].

В первый год советской оккупации на украинскую филологию во Львовском университете записалось немало беженцев-евреев. Таким образом они стремились избежать депортации. Через год часть из них уже пыталась перейти на неофилологию [4]. В декабре 1939 г. вместо математически-природного факультета во Львовском университете создали отдельные физико-математический и естественный факультет. Сначала первый из них возглавил Мирон Зарицкий (в начале 1940 года его сменил С. Банах).

Они способствовали трудоустройству нескольких давних коллег Г. Шайнгауза - беженцев из Варшавы профессоров Б. Кнастра, С. Сакса, Шпильрайна, ассистента Войдиславского, что дало тем возможность легализоваться (все беженцы, которые не имели паспорта и работы, подлежали депортации).

В конце 1939 года начались вступительные экзамены в университет и члены экзаменационной комиссии Г. Штайнгауз, Е. Жилинский, С. Банах и другие стремились способствовать поступлению на обучение хотя бы нескольких беженцев-студентов, что фактически спасало им жизнь. Сам Кнастер помог поступить на специальность «физика» выпускнику Варшавского университета С. Гартману и прятал его, когда депортация беженцев приобрела наибольший размах [5].

В тему: «Советизация» Львова - как это было [6]

До войны в Галиции действовало несколько художественных союзов, в том числе АНУМ, «Нова генерація», «Спілка десятьох», «Артес». После прихода большевиков все они были распущены, а их члены должны были пройти регистрацию в Союзе советских художников. Руководство львовской филиалом Союза возлагалось на художников разных национальностей: Романа Сельского, Генриха Штренга, Марианна Внука. Однако они «ушли не в искусство, а в оказание помощи беженцам, организацию столовой, поиски средств к существованию» [6].

Однако ценой вступления в Союз стала организация совместной выставки, которая должна продемонстрировать готовность к сотрудничеству с режимом и политическую лояльность. Бывший казначей Общества писателей и журналистов (ТОПІЖ), ликвидированного большевиками, проф. В. Смолич тайно собранные деньги передавал тем, кто не нашел работы в новых условиях и оказался без средств к существованию [7].

Многим своим знакомым и коллегам пытался помочь известный ученый, проректор Львовского университета, депутат Народного собрания Западной Украины (октябрь 1939 г.) и Верховного Совета СССР (1940-1941 гг.) Кирилл Студинский. Оля Гнатюк назвала его «человеком-институтом, покровительство которого для многих людей стало «последней надеждой» [8].

Люди тянулись во Львов, надеясь именно здесь найти решение своих проблем. А. Гнатюк охарактеризовала тогдашний центр Восточной Галиции как своеобразный «Ноев ковчег», и привела слова современника, М. Борвича, о том, что город «никогда раньше не приютил такое колличество различных знаменитых лиц, потерявшихся в уличной толпе и каким отвели второстепенную роль полностью дезориентированных и беззащитных серых людей» [9].

Беженцы могли отказаться от получения советского паспорта, но такой шаг мог иметь негативные последствия. Практически всех беженцев, которые не имели паспортов, депортировали вглубь страны в июне 1940 г.. Чтобы выжить без этого документа, человек должен был находиться только на нелегальном положении, а это еще больше усложняло возможности получения средств к существованию.

Еще более ярким проявлением гуманизма следует считать спасение евреев во время нацистской оккупации. Идя на риск для собственной жизни, тысячи украинцев и поляков, представителей других национальностей обнаружили сочувствие и готовность оказать помощь жертвам «окончательного решения еврейского вопроса». В июле 1941 г. немцы организовали два еврейских погрома, жертвами которых стали тысячи человек.

Их количество могло быть больше, если бы неравнодушные люди не проявили солидарность, которая не имела этнической основы. Многочисленные примеры такого действенного сочувствия находим в книге О. Гнатюк «Відвага і страх» [7]. В начале еврейского погрома во Львове митрополит греко-католической церкви Андрей Шептицкий [8] предложил раввину Левину переждать угрозу в его резиденции. Кроме того глава ГКЦ предоставил материальное содействие еврейской общине, от которой немецкие власти требовали контрибуцию в размере 30 тыс. руб. [10]

Некоторые польские деятели также проявили солидарность с евреями. [11] Примеров, когда авторитетные и влиятельные львовяне спасали и прятали евреев, немало. Административный директор Львовского оперного театра Андрей Петренко прятал работника сцены еврейского происхождения Шталя. Под крышей Оперного театра нашел приют художник Семен Гузбер (Грузбенко), который иллюстрировал буклеты и занимался оформлением сцены [12].

Болеслав Чурук (славист, преподаватель русского языка и переводчик, владелец адвокатского бюро во Львове) во время немецкой оккупации руководил переводческим бюро, куда устраивались его знакомые и коллеги, в том числе еврейского происхождения. Критик Михаил Рудницкий также до 1942 г. работал в нем, пока не уехал из опасного Львова в село. Восстановив адвокатскую деятельность, он изготавливал фальшивые документы, что спасло жизни нескольких десятков евреев.

В 2010 г. он был посмертно удостоен звания «Праведник народов мира» [13]. Краковский каноник о.Дамиан Лопатинский, друг семьи Рудницких, вместо уничтоженной метрики их матери Иды Шпигель выдал фальшивую, что спасло его жизнь [14]. М. Рудницкий жил у свояков Терпилякив в селе под Галичем. В течение всего 1942 года две женщины - Е. Левкивская (бабушка А. Гнатюк) и Я. Музыка посещали львовское еврейское гетто и чем могли, помогали его жителям. Более всего те нуждались в продуктах питания и медикаментах. Лекарства получала Я. Музыка, а Е. Лемкивска выменивала одежду и ценные вещи на продукты [15].

В конце 1941 г. каратели окружили г. Болехив (на Станиславщине) и начали вывозить местных евреев на станцию. Через объявления немцы обнародовали приказ о наказании всех, кто прятать евреев. Но запугать удалось далеко не всех. Так, поляк Ливандовский прятал в свой ​​квартире двух местных евреев, как и украинка Серлячка, проживавшая по ул. Коперника, 4.

Братья Когуты предоставили убежище 17 лицам еврейской национальности. Соотечественникам еврейского происхождения пытались спасти жизнь братья Николай и Степан Кулалы (с. Гозий). Все они были выявлены и расстреляны гитлеровцами в Болеховском лесу и на территории соляного завода [16]. Таких непризнанных и еще неизвестных нам «праведников народов мира» было множество по всем городам и селам края.

Местные и региональные общественные инициативы помощи беженцам и военнопленным

Местное население добровольно принимало на себя значительную часть забот о беженцах. Так, уже в сентябре 1939 г. в Кристинополе (около Сокаля), занятого немецкими войсками, возник комитет опеки над беженцами. Вскоре активисты ОУН основали подобный комитет во главе с Харчуком в Варяже. Беженцы регистрировались, им выдавали удостоверения. Людей с педагогическим образованием переправляли на Холмщину, где они могли работать учителями. Для остальных был оборудован лагерь.

Из-за нехватки топлива, средств, продуктов питания условия в нем были сложными. Чтобы улучшить положение, была организована работа беженцев по найму у местных хозяев. Многие жители лагеря выезжали в немецкую зону оккупации. После того, как Харчук переехал во Львов, где проживал до войны, руководителем лагеря стал Трохимчук, который продолжил усилия предшественников.

В лагере находились и политические беженцы, оппоненты большевистского режима. Среди них - 10 волынян с Украинского народного казачьего движения (УНАКОР). Уже в декабре 1939 года гитлеровцы распустили и комитет, и лагерь в Варяже, забрав помещения для казармы. Комитет помощи беженцам во главе с Я. Старухом действовал в Кракове. [17] Его удостоверение немецкие власти признавали как личный документ беженца [18].

После установления границы по линии рек Сян и Буг в Краков стекались тысячи украинцев из Восточной Галиции, украинские пленники польских тюрем.

Украинский комитет помощи (УКД - “Український комітет допомоги”) стал своеобразным координационным центром для местных вспомогательный комитетов, которые возникали везде, где проживали украинцы.

Это движение «снизу», вызванное стремлением сформировать инструменты, способные самортизировать пагубные последствия войны и масштабных миграционных процессов, поставило на повестку дня вопрос о создании такого органа, который смог бы отстаивать интересы украинского населения (в то время в Генеральном губернаторстве проживало около 500 тыс. украинцев, а вместе с ополяченнимі и окатоличеннымі - почти 700 тыс.) перед немецкой оккупационной администрацией.

Руководители ОУН Осип Бойдуник и Роман Сушко [19] выступили с инициативой формирования общественной организации под названием «Українське об’єднання» (по примеру того, что было в Германии).

В его компетенцию должно было войти решение экономических, социальных, культурных проблем и вопросов, связанных с помощью определенным категориям общества.

В середине ноября 1939 года в Кракове состоялось совещание председателей украинских комитетов із провинции, на котором был утвержден текст мемориала [20] (обращения - А) в адрес губернатора Г. Франко. Р. Сушко и В. Кубийович передали документ главе Генерального губернаторства и тот дал принципиальное согласие. В конце ноября во время встречи ведущих представителей украинских общественных, научных, церковных и политических кругов было провозглашено создание Украинского национального объединения (УНО) и утвержден его устав.

Руководство вновь возникшим институтом осуществляли В. Кубийович (председатель), Б. Игнатович (заместитель), О. Бойдуник, М. Хроновят, Я. Рак, Зилинский [21]. УНО сразу столкнулось с трудностями материального и кадрового порядка. Оно не имело помещения, материальной базы, аппарата.

Все эти вопросы приходилось решать в довольно сложной ситуации, которую В. Кубийович описывал так: «Ми жили під німецькою владою. Українська політична проблема тоді в Берліні не існувала, тут у Генеральній Губернії, українців толерували і робили їм деякі поступки.

Влада не затвердила статуту УНО, і лише влітку 1940 року, врешті, оформлено нашу організацію як централю Українських Допомогових Комітетів (УДК) – Український Центральний Комітет (УЦК). Це була зовсім незадовільна форма – така сама, як її мали поляки і жиди, але в цих вузьких рамах ми мали далеко більшу свободу рухів, ніж ті дві етнічні групи.

Крім цього, ми дістали дозвіл на творення Українських освітніх товариств (УОТ), які заступали колишні читальні «Просвіти», їх централю становив відділ культурної праці в УЦК». Отмечая, что Комитет находился под полным контролем немецких властей, его председатель указывал на обязательную отчетность подотделу населения и общественной опеки правительства Генерального губернаторства и политической полиции. В Восточной Галиции ситуация была иной.

По словам Кубийовича, губернатор Галичины д-р Вехтер «видел украинскую политическую проблему и искал возможности украинско-германского общежития, причем он обращал внимания на своих начальников в Кракове. Соответственно и роль Украинской Центрального Комитета на территории Галичины была значительно больше, чем в Кракове» [22]. Не преувеличивая роли О. Вехтера и его автономность в принятии решений, все же следует признать, что в Восточной Галиции украинство встретило меньшее сопротивление инициативам, направленным на самоорганизацию с целью взаимопомощи.

Гитлеровцы занимали умеренную позицию относительно инициатив украинского общества Галичины потому, что они готовились к войне с СССР и пытались заполучить его благосклонность. Пользуясь этим обстоятельством, проводники УЦК прибегали к интерпелляциям в адрес немецких факторов для расширения своих полномочий, в том числе в решении вопросов «публично-правного положения украинской группы" в Генеральном губернаторстве, назначении украинцев на административные должности, создании органов местного самоуправления, церковной жизни, хозяйственных, культурно-образовательных делах, общественной опеке, делам молодежи.

В апреле 1941 г. В. Кубийович, В. Глибовицкий и А. Милянич имели длительную встречу с Г. Франком, который согласился учитывать основные положения меморандума с такими требованиями [23]. Однако эту «мягкую» позицию легко объясняет и делает «прозрачной» готовность Берлина начать агрессию против СССР еще в апреле 1941 года.

Данные украинской общественности обещания в связи с этим были фикцией и теряли любой вес с началом боевых действий [24]. Перед самым взрывом Великой Отечественной войны во избежание массовой стихийной миграции населения из окрестностей УЦК создал отдел труда во главе с Р. Голодом, который занимался регистрацией специалистов и трудоустраивал их.

Одновременно осуществлялись шаги с целью перестройки структуры и деятельности УДК. Среди многочисленных категорий участников войны, нуждающихся в координированных усилиях по их поддержке, стали пленные красноармейцы. На начальной фазе наступления Вермахта их количество оценивалось в несколько сотен тысяч, а в декабре 1941 г., согласно немецким данным, - 3 млн. 350 тыс. человек [25].

Военнопленными из европейских стран в немецком плену занимались национальные объединения международного Красного Креста. Но в случае с пленниками на Восточном фронте нацисты выбрали жесточайшую из всех возможных практику, лишив их возможности получать помощь по линии советского Красного Креста и обрекая их на смерть от истощения, наказаний, голода, болезней и тяжелого труда.

Игнорируя все международные соглашения еще на стадии этапирования красноармейцев, сдавшихся в плен, схваченных, из прифронтовой зоны, немцы тысячами убивали (нередко особо жесткими способами, после пыток) обессиленных, больных и раненых бойцов и командиров противника.

Жители местностей, через которые проходили эти скорбные колонны, пытались поделиться совсем не лишним куском хлеба, картофелем и другими «нехитрыми» блюдами с военнопленными. Поскольку охрана, как правило, препятствовала этому, люди бросали пищу просто внутрь колонны или клали на ее пути, чтобы солдаты-рабы могли ее подобрать. Практически с момента отступления Красной армии в западном регионе начали возникать ячейки Украинского Красного Креста и Красного Полумесяца. Централь УКК во главе с Л. Карбачем координировала их деятельность [26].

Митрополит Андрей Шептицкий с членами Украинского Центрального Комитета. Слева от него - Владимир Кубийович (председатель УЦК)

Не ожидая такого количества военнопленных, немецкое командование решило в сентябре 1941 г. отпустить значительную их часть домой. Помимо прочего, это объяснялось желанием получить рабочие руки на сельскохозяйственных работах, ведь на селе почти не осталось трудоспособных мужчин. Чтобы придать этому процессу организованный характер, немцы утвердили определенную процедуру, предусматривающую оформление документов и предоставление информации о довоенном месте проживания пленных.

И последующими этапами - транспортировкой, размещением, содержанием, лечением, трудоустройством бывших красноармейцев - они уже не занимались. А. Бизанц - глава отдела общественной опеки правительства Генерального губернаторства - поручил руководству УКК взять на себя решение всех проблем, связанных с обустройством бывших пленников.

Подчиняясь Украинскому краевому комитету во Львове и Украинском центральному комитету в Кракове, Украинский Красный Крест взял на себя организацию передвижения отпущенных пленников, поскольку немецкое командование запретило им пользоваться железной дорогой, опасаясь распространения болезней.

Преодолевая непростой путь домой, они в специально оборудованных активом УКК пунктах и приютах проходили медосмотр, получали медицинскую помощь, продукты [27]. Но сложной оказалась проблема ликвидации инфекционных болезней. Зимой 1941-1942 гг. все львовские госпитали были переполнены больными тифом и дизентерией, причем только троим из 26 человек персонала Красного Креста удалось избежали заражения от больных.

Многие украинские семьи подбирали или принимали раненых красноармейцев-окруженцев, которые без посторонней помощи были бы обречены на гибель. Когда немцы прекратили отпускать пленных, общественность сконцентрировала усилия на помощи тем, кто остался за колючей проволокой.

И еще в первые недели войны на призыв УЦК в окружные комитеты и Делегатуры [28] стали поступать тысячи пакетов, которые распределялись между лагерями. Часто местные жители собирали продукты питания, одежду, обувь, средства спонтанно, без призывов сверху, что стало свидетельством высокого уровня самоорганизации и сочувствия к воинам, в которых видели не "защитников" сталинской тирании, а жертв войны, развязанной двумя диктаторами.

Религиозная община с. Борщив на Львовщине во время Рождественских праздников наколядовала 747 злотых, передав их пленным красноармейцам. В фонд Украинского Красного Креста на Станиславщине (Генеральное губернаторство), который взял на себя заботы о военнопленных, поступило 12,95 злотых. о. прелата Русина, 65 злотых - от о.Григорчука из с. Ракивчик, 32,5 злотых - от греко-католической общины с. Мышин. Жители с. Толука передали пленным 137 кг сухарей, 55 кг сухофруктов, 40 кг фасоли, 1,5 кг ячменной крупы, 2,5 кг гороха, 7 кг солонины, 0,5 кг жира, 16 рубашек [29].

 

Приглашенные на свадьбу семьей Савченко гости (с. Ясминиця) собрали для военнопленных 501 злотый. [30] 600 злотых. передали с этой же целью участники академии в честь А. Бесараб в с. Пидпечары [31]. Часто инициаторами благотворительных акций выступало духовенство различных конфессий.

Так, в с. Мытын Ковельского уезда на Волыни после богослужения 25 ноября 1941 года верующие собрали для местного УКК 102 злотых. В тот же день в с. Терчин (около Гощанского монастыря) на одной из свадеб присутствующие собрали 228 руб. и попросили священника передать их в комитет помощи пленным [32]. Церковный хор с. Рясныки Гощанского района под руководством учителя Ю. Сеницкого собрал для пленных 2651 руб.

Молодежь местечка Мизоч во время колядок собрала пленным 1135 руб., свыше 100 буханок хлеба, многие другие продукты [33]. В начале 1943 г. Верховное главнокомандование вермахта позволило отправлять в лагеря 1 посылку весом 250 г с непортящейся едой - сухарями, копченой солониной, сахаром, сушеными овощами и фруктами, чесноком, луком и т. д.

Запрещалась передача чистой бумаги или печатной продукции, стекла, алкоголя, любых инструментов. Реферат (отдел) по делам пленных УЦК по этому поводу отмечал, что при его содействии можно пересылать посылки весом до 6 кг, чем широко воспользовалась украинская общественность [34].

Общественные мероприятия по поддержке беднейших групп населения

Под немецкой оккупацией проблема физического выживания стала актуальной для большей части жителей западноукраинских земель. В статье А. Карного «Допомога для всіх українців», опубликованной в начале 1943 в газете «Голос Підкарпаття» отмечалось, что «… бедные крестьяне Лемковщины познали ее еще ​​в 1940 г. в синих и желтых пищевых карточках УЦК, на которые они получили в критическое время наборы картофеля, капусты, сельди, мармелада и т. п., а также при раздаче одежды и обуви из дарений украинской заморской эмиграции.

Зато в 1942 году уже все крестьяне всей Генеральной Губернии почувствовали благотворительность Общественной Опеки УЦК, которая добилась выделения у немецких властей значительного количества пищи и спасала жизнь тысячам украинцев в критическую весну 1942 года ... Бурсы, приюты, детские дома - это те учреждения, которые позволяют хранить для будущего здоровье и душу нового поколения» [35].

В статье упомянуто о весне 1942 года, когда крупные наводнения и нехватка продуктов питания поставили под угрозу здоровье и жизнь детей и взрослых горных районах Галичины. Именно в этот момент лучше всего сказался креативный потенциал общественной самоорганизации украинцев.

Под эгидой УЦК с Гуцульщины, Бойковщины, Покутья было вывезено на Подолье 25 тыс. (!) детей. Здесь они содержались в семьях и летних лагерях, где были обеспечены всем необходимым. Успешная реализация этой масштабной акции стала возможна благодаря огромным организационным усилиям украинской общественности [36].

Объектом особой заботы стали маленькие члены социума - дошкольники. Примером для подражания стали монахи и священники разных конфессий, которые принимали непосредственное участие в организации детских садов и яслей и их содержании. С душевной теплотой вспоминал сестер-служебниц о. митрат С. Дзюба - настоятель Крыныци-Села (Лемковщина). Под руководством настоятельницы монастыря Доротеи Макух сестра Тадея Рудка руководила садом для самых маленьких детей. В Крыныци-Живци две сестры работали в детском пансионате.

Еще 3 сестры-монахини занимались малышами в с. Паровозник. Настоятельница Анания самоотреченно помогала больным тифом и, инфицировавшись, умерла в очень молодом возрасте [37]. Приюты для детей в Делятине, Микуличине, Фотинии, Тисменице (Станиславская округа) также вели квалифицированные воспитательницы-монахини [38].

Работу с детьми дошкольного возраста школьный реферат Украинского окружного комитета в Станиславе начал в феврале 1942 г. по организации 4-х постоянно действующих садов на 210 воспитанников. Затем в округе появилось еще 3 постоянно действующих сада со 190 дошкольниками.

В период с июня по сентябрь 1942 года на территории округа функционировало 113 сезонных детских садов, в которых насчитывался 7021 ребенок. Чтобы должным образом организовывать этот участок работы, руководители УОК [39] провели съезд организаторов детских садов и 2 курсов руководительниц. При школьной референтуре УОК действовал методический кружок для руководительниц детских садов. С целью организации питания детей в уездном старостве была проведена соответствующая работа, в результате чего во всех дошкольных учреждениях дети получали завтраки и обеды [40].

3 марта 1942 года УЦК выдал циркуляр в деле организации детсадов. В нем содержался призыв развернуть широкую акцию под лозунгом «В каждом селе - детский сад». Однако,  каак констататировал автор статьи «Детские сады и украинское учительство» в газете «Воля Покуття» (19 апреля 1942 года), за малым исключением дело продвигалось медленно, а пресса обходила это молчанием. Только в Сяноцком округе глава Украинского комитета помощи (УКД - А) школьный инспектор др. П. Биланюк (бывший директор школы) совместно с рефератом детских садов П. Бузом (бывшим школьным инспектором) проводили активную деятельность.

Они созвали несколько районных совещаний с представителями волостных делегатур, на которых обсудили организационные дела: пропаганду, бюджет, практические аспекты подготовки детских дошкольных учреждений на местах. Кроме того, они вербовали кандидаток на должности воспитательниц детсадов. К 20 марта 1942 года акция дала следующие результаты: из 254 сел Сяноцкого округа 103 общины составили бюджеты на общую сумму 107467 злотых, а остальные это дело завершали.

При каждой читальне (библиотеке - А)  был создан комитет детского сада, в состав которого вошла председатель читальни, учитель, священник и три жителя села, в том числе представители женщин. Они должны были составить списки детей от 3 ​​до 7 лет, найти помещение для учреждения, позаботиться о его оборудовании, решить вопрос об организации питания детей и содержания воспитательницы, для чего необходимо было составить реальный бюджет детского сада.

Было организовано 4 курса для подготовки воспитательниц в Сяноку, Боську, Одрехове и Устрыках Долишних. Кандидаты старше 18 лет должны были подать заявление, автобиографию, документ об общем образовании, справку от руководителя читальни [41], сведения о предыдущей общественной работе и сдать вступительный экзамен. 200 общин из 245 заявили о желании иметь детсады. Для них комитет помощи уже подобрал 100 руководительниц, а остальных готовил [42].

К началу осени 1942 года на территории Генерального губернаторства под эгидой структур УЦК действовало 1164 сезонных детсадов, в которых находилось 49406 детей, а также 105 постоянных (5689 детей), которые организовал отдел общественной опеки и школьный отдел УЦК. На нужды сезонных учреждений УЦК предоставил 400 тыс. злотых. Кроме того, школьный отдел УЦК принял надзор над 34 детскими приютами во Львове и в крае, в которых воспитывалось 1180 детей [43].

Весной 1943 года в крае насчитывалось уже 2210 сезонных и 233 постоянных дошкольных учреждения, в которых находилось 80 тыс. детей [44]. Делом, требовавшим консолидированных усилий общественности, стало обеспечение регулярного питания детей. Для бедных семей Гвоздецкой волости на Коломыйщине весной 1943 года раздали 15 кг муки и организовали в селах самопомощь для кормления детей в школах. В Кулачивцах и Балинцах дети получать теплые завтраки. Жители сел Манци и Майдан пожертвовали для бедных детей Костополя 400 кг картофеля, 100 кг ржи и другого зерна [45].

Активно действовали структуры общественной опеки на Станиславщине. В самом административном центре открыли 2 столовые, выдававшие до 900 обедов ежедневно, кроме того их услугами пользовалось 230 детей. Всего в округе действовало почти 100 харчевен, в которых готовили 28800 обедов ежедневно. В Станиславском уезде насчитывалось 28 таких учреждений (7839 обедов), Надвирнянском - 15 (5738), Делятинском - 16 (6477), Солотвинском - 13 (2580), Богородчанском - 19 (3594), Галицком - 9 (2580).

Большинство из них функционировали в течение апреля - июля 1942 года, а в Станиславе - круглогодично. Осенью - зимой 1942 года в Станиславе действовали 3 харчевни: для бедных (на 250 человек), для служащих и театрального коллектива (500), школьная (400). За счет средств и продуктов, собранных УОК, кормилась и детвора в детских дошкольных учреждениях (185 обедов в день).

Для этого предоставлялись мука, мясо, картофель, сахар, крупы. Распределение продуктов возлагалось на специальную комиссию во главе с о. проф. Мыкытком, что обеспечивало надлежащий порядок и справедливость [46]. Реферат общественной опеки УОК в Коломые для жителей 33 голодающих сел, выдавал «бецугшайны» на муку. Этот документ получал делегат (член делегатуры), он имел печать солтыса или местного священника.

Для организованного распределения муки составляли списки людей, которые страдали от недоедания [47]. В Сарнах (Волынь) комитет помощи бедным образовался сразу после отступления Красной армии. В течение года активисты комитета помогали местной бедноте деньгами, одеждой, обувью, нательным и постельным бельем, продуктами питания. Для бедных жителей Сарн и их детей была организована бесплатная кухня, выдававшая 100-150 обедов ежедневно. Местные юристы и медики оказывали им бесплатную помощь. Комитеты помощи действовали также в Дубровице, Владимире, Клесове, Рафаловке, Ракитном.

Казалось бы, дело выживания должно было поглотить все силы общественного актива. Но не одним «хлебом насущным» жила украинская община, не забывая о своей ответственности перед будущими поколениями. Автор одной из передовиц в журнале «Голос Підкарпаття» писал: «Молодь, що вчиться тепер по високих школах, – це майбутня провідна верства народу, це його інтелігенція (священники, лікарі, адвокати, судді, інженери і т.д.)».

Поскольку для многих семей, которые содержали студентов, это было чрезмерным бременем в условиях войны, предлагалось путем добровольных пожертвований собрать для них 1 млн. злотых [48]. На первый взгляд, это была фантастическая идея. Однако из небольших сумм, отданных на это благородное дело, постепенно формировался фонд «Украинского студенчества», благодаря которому высшую профессиональную квалификацию получали представители будущей интеллектуальной элиты.

В эту складчину вошли 25 злотых доктора А. Коссака (Коломыя) и 912 злотых, собранных участниками футбольного матча между командами «Скала» (Стрый) и «Зелемінь» (Сколе), 592 злотых и 60 грошей от «освященного», организованного женской секцией и ячейками Украинского образовательного общества в Трускавце [49], 700 злотых от концерта солистки Львовской оперы Черных.

Сотрудники украинской вспомогательной полиции Станислава передали 400 злотых на сладости под Рождественскую елку воспитанникам местного приюта, а те собрали во время коляды 700 злотых и назначили их для поддержки студентов. В 1942 г. благодаря собранным средствам Комитет помощи украинским студентам (КОДУС) назначил 171 стипендию для студентов на общую сумму 42490 злотых [50].

Силами общественности была организована школа для слепых 5-18 лет и трехлетняя школа столярных работ для глухонемых юношей 14 - 25 лет во Львове и ряд других профессиональных школ и специальных курсов, обучение в которых давало возможность молодым людям получать профессию и обеспечить свое самостоятельное существование.

В конце 1942 года на территории Генерального губернаторства функционировало 1962 детскихе сада, 2 профессиональные школы, 76 сельскохозяйственных, 27 технических школ для парней и 12 - женских, 42 торговые и 8 хозяйственных школ для девочек, 12 гимназий, 4 семинара, множество профессиональных курсов (некоторые с правами высших учебных заведений) [51].

Немецкая политика трудоиспользования оставила много украинских семей без кормильцев и рабочих рук. Поэтому общественные институты взвалили на свои плечи и опеку над семьями «остарбайтеров». Их брали на учет, оказывали помощь в обработке земли, сдаче «контингента», поддерживали материально и морально.

Особенно активно в этом русле действовали благотворительные организации Ровенской, а также “Коломийське Українське освітнє товариство” (УОТ) во главе с о. прелатом Русиным, наладившим выплаты денежной помощи семьям «остарбайтеров», которые больше всего страдали от войны [52].

По спискам, направленным референту общественной опеки УЦК во Львове, на Пасху все галичане, которые работали в Германии, получили собранные земляками пакеты [53]. УЦК объявил октябрь 1943 года «Месяцем книги для работников в Германии». Член образовательных товариществ (УОТов) за собственные и собранные средства покупали различные издания в магазине «Просвіти», в частности «Червону калину», «Місіонер», «Дніпро», «Для всіх», «За народ», «Альманах», и пересылали их в Рейх. Каждую книгу сопровождала дарственная надпись жертвователя [54].

* * *

Украинская общественность Галичины, где общественные объединения развернули более широкую, чем в других оккупационных зонах, деятельность, сумели распространить ее практически на все области жизни, кроме политической, что по определению исключалось оккупационными властями. Кроме общественной опеки над различными категориями населения активисты налаживали кооперативное движение, в рамках «Сільського Господаря» пытались внедрять эффективные формы хозяйствования на селе.

В целом акции социальной солидарности в период Второй мировой войны существенно отличались от аналогичных мероприятий мирного времени. Когда речь шла о выживании и самом существовании многих миллионов людей, благотворительность превращалась из будничной работы в миссию эпического характера.

Функционирование общественных институтов харитативного направления в условиях вооруженного противостояния тоталитарных режимов, а также национально-освободительных (украинского и польского) движений показало чрезвычайно высокий потенциал общественной самоорганизации и гражданского самосознания жителей западноукраинских земель, их способность к самопожертвованию ради ближнего. Учет этого опыта представляется полезным для развития гражданского общества современной Украины в условиях необъявленной войны со стороны России.

—

Текс подготовленный специально для сайта "Україна Модерна". Публикуется в авторской редакции. Для иллюстраций использованы изображения, предоставленные Автором и заимствованные из открытых источников.

Об авторе: Александр Лысенко - доктор исторических наук, профессор, заведующий отделом истории Украины периода Второй мировой войны Института истории Украины НАН Украины. Заслуженный деятель науки и техники Украины, лауреат премии им. Н. И. Костомарова НАН Украины (1998). В 1998 г. защитил докторскую диссертацию на тему «Религиозная ситуация в Украине в 1941-1946 гг.». Сфера научных интересов охватывает различные аспекты истории и историографии Второй мировой войны. Среди основных работ  “Церковне життя в Україні, 1943–1946” (Київ, 1998), “Бойові дії авіації в роки Великої Вітчизняної війни” (Київ, 2003, у співавт. з  В.Макаровим), “Українсько-польські стосунки періоду Другої світової війни у вітчизняній історіографії: Бібліогр. покажч." (Івано-Франківськ, 2003, у співавт. З О.Марущенко). Живет и работает в Киеве.

***

[1] Tesch-Römer K. Sicherung und Solidarität der Generation / K. Tesch-Römer - K. - Berlin, 2000.

[2] Директор Института географии и секретарь Ученого совета помощник проректора Львовского университета в 1940-1941 гг.  

[3] Гнатюк О. Відвага і страх. – К.: Дух і літера, 2015. – С. 136..

[4] Там же. - С. 267.

[5] Там же. - С. 146, 393.

[6] Ріпко Олена. У пошуках страченого минулого – Львів: Каменяр, 1996. – С. 108.

[7] Гнатюк О. Назв. работа. – С. 262.

[8] Там же. - С. 201.

[9] Borwicz Michal. Inzynierowie dusz // Zeszyty historyczne, 1963, zesz. 3. - S. 123.

[10] Гнатюк А. Назв. работа. - С. 137.

[11] Friedman Filip. Zaglada Zydow Lueowskich, Widawniztwo Centralhej Zydowskiej Komisji Historycznej przy Centralnym Komitecie, 1945. - S. 4.

[12] Гнатюк А. Назв. работа. - С. 306-312.

[13] Там же. - С. 302.

[14] Там же. - С. 306.

[15] Там же. - С. 360.

[16] Государственный архив Ивано-Франковской области. - Ф. Р-98, оп. 1, д. 5, л. 2, 11 н., 13 н.

[17] В книге В. Кубийовича «Мені 85» руководителем Украинского комитета помощи беженцам и пленным назван адвокат, член ОУН д-р В. Горбовой.

[18] ЦГАВОВ Украины - Ф. 3833, оп. 1, д. 57, л. 13-14.

[19] На 1939 Осип Бойдунык был Главным контролером ОУН, а Р. Сушко был руководителем ОУН на территории Генеральной Губернии.

[20] Так называется это письмо-обращение к губернатору Г. Франко.

[21] Кубійович Володимир. Мені 85. – Мюнхен, 1985. – С. 86–89.

[22] Там же. - С. 91-92.

[23] Там же. - С. 93-94.

[24] Там же. - С. 96.

[25] Overmans R. Die Kriegsgefangenepolitik des Deutsches Reiches 1939 bis 1945 // Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg B. 9: Die deutsche Kriegsgesellschaft 1939 bis 1945 - München, 2005. - S. 805.

[26] Кравець А. Медики у визвольних змаганнях українського народу (від Українського Червоного Хреста до Службі Здоров’я УПА). Львів, 2010. – С. 46; Медична опіка в УПА: документи, матеріали і спогади. Літопис Української Повстанської Армії // Ред. М. Ріпецький. – Торонто, Львів, 2001. – Т. 32. – С. 56.

[27] Медична опіка в УПА. – С. 59.

[28] Весной 1941 года УЦК подчинялись 26 украинских вспомогательных комитетов, 33 волостных делегатуры и около 100 “мужів довір'я” - доверенных лиц.

[29] Воля Покуття. - 18 января. - 22 февраля.

[30] Голос Підкарпаття. - 1942. - 14 марта.

[31] Воля Покуття. - 1943. - 28 марта.

[32] Волинь. - 1941. - 18 декабря.

[33] Там же. - 1942. - 15 января.

[34] Воля Покуття. - 1943. - 18 января.

[35] Воля Покуття. - 1943. - 31 января. - С. 2.

[36] Голос Підкарпаття. - 1942. - 30 августа.

[37] Дзюбина Степан, о. митрат. І ствердимо діло рук наших (Спогади). – Варшава: Український архів, 1995. – С. 68.

[38] Воля Покуття. - 1942. - 25 октября.

[39] УОК - украинские окружные комитеты, окружные отделы УЦК

[40] Воля Покуття. - 1943. - 3 января. - С. 6.

[41] “мужі довір'я” - низшее звено ответственных лиц сети УЦК.

[42] Воля Покутья. - 1942. - 19 апреля.

[43] Голос Підкарпаття. - 1942. - 2 сентября.

[44] Голос Підкарпаття. - 1943. - 4 апреля. - С. 8.

[45] Голос. - 1942. - 12 июля.

[46] Воля Покуття. - 1943. - 7 января.

[47] Голос Підкарпаття. - 1943. - 12 марта.

[48] Воля Покуття. - 1942. - 18 октября.

[49] Воля Покуття. - 1942. - 18 января.

[50] Голос Підкарпаття. - 1942. - 22 ноября.

[51] Там же. - 27 января.

[52] Там же. - 1943. - 28 марта.

[53] Воля Покуття. - 1943. - 30 мая.

[54] Там же. - 1942. - 10 октября.

—

Александр Лысенко, опубликовано на сайте Україна модерна [9]

Перевод: Аргумент [10]

---

В тему:

• СССР - террористическое государство. Как советизация осуществлялась руками фашистов [11]
• «Волынская резня»: кому было выгодно? [12]
• «Освободители». Как СССР изгнал поляков из Львова после Второй мировой [13]
• Сталин и Гитлер — от пакта до войны. 22 «медовых месяца» кровавых диктаторов [14]
• Диверсии, пытки, убийства, террор. Война советской власти со своим народом - урок истории [15]
• «Сказали бить, я и бил». Война советской власти против украинцев — урок истории [16]
• Россия: вызов человечеству [17]