... Повезли на подвал УБОПа. Допрашивали 12 часов. До ночи лежал на полу. Иногда поднимали, «делали тапик» — подключали к рукам и ногам полевой телефон и пропускали ток. Били, сломали ребра ... Называли «укропом», «карателем», «людоедом». Было страшно, хотел умереть. Просил расстрелять ... Иван Тыренко провел в плену 598 дней.

«В 2015 году с братом решили служить, пошли в военкомат. Сашу взяли в разведку, меня оставили. Чтобы не ждать, записался в отряд территориальной обороны. Прошел трехмесячную подготовку и поехал на фронт.

Получил задание — собрать информацию на территории террористов. Сел в автобус как гражданский. На пропускной пункт «Оленевка» Волновахского района Донецкой области зашли боевики с автоматами. Проверяли всех хлопцев. Увидели меня — дали прикладом в лицо. Положили на землю, уперли дуло в затылок. Имели ориентировки с моей фамилией, именем, местом службы, фото с «учебки». Сдал кто-то из своих. Этим занимается Служба безопасности Украины.

Повезли на подвал УБОПа. Допрашивали 12 часов. До ночи лежал на полу. Иногда поднимали, «делали тапик» — подключали к рукам и ногам полевой телефон и пропускали ток. Били, сломали ребра. Их врач перевязал бинтом и сказал: «Здоров». Называли «укропом», «карателем», «людоедом». Было страшно, хотел умереть. Просил не играться, а расстрелять. В полночь привязали к сейфу и оставили ...

Иван Тыренко, 26 лет, военный запаса. Родился 2 мая 1991 года в городе Бердянск Запорожской области. Отец — сварщик, в 2001 году покинул семью, мать — врач. Самый младший в семье, имеет трех братьев и сестру. Окончил Бердянский центр профессионально-технического образования. Работал строителем, ездил на заработки в Россию. В 2015 году прошел трехмесячную военную подготовку в учебном центре «Десна» и пошел служить в отряд территориальной обороны. Добровольцем поехал в АТО. 8 мая в позапрошлом году попал в плен к боевикам ДНР. Освободили [2] 27 декабря 2017 года во время обмена. Увлекается рыбалкой и футболом. Играл за команду города Бердянск. Разведен. Имеет сына — 5-летнего Кирилла, который живет с матерью в Бердянске

... Утром перевезли в изолятор. Сидел. Выпустили на 30-й день. Только вышел — снова завезли в подвал. На восемь суток. Они показались очень долгими. Террористы заходили в любое время и пытали [3]. Не понимали, кто я — правосек, азовец или айдаровец. Получал за все батальоны сразу.

Я никого не сдавал. Сказал, что болгарин и не говорю ни по-украински, ни по-русским. «Включать дурака» учили в «учебке». Называл неуместные данные — имя одного человека, фамилию другого.

На расстрел вывозили дважды. Ставили в поле перед ямой, на голову надевали пакет, на руки — наручники. Первый раз стреляли в воздух. Второй раз направляли дуло в голову, резко убирали и стреляли. Страшно было, когда пуля пролетала рядом. А в какой-то момент стало безразлично.

Перевезли в МГБ («министерство госбезопасности» боевиков. — Країна). Там допрашивали люди из российских спецслужб. У каждого из них был взгляд наркомана — мутные глаза, расширенные зрачки.

Плоскогубцами сорвали ноготь. После этого начальник вычитал их за то, что перестарались.

В тему: Владимир Жемчугов: «Надеюсь, у меня снова получится жить» [4]

В сентябре 2016-го посадили в камеру. Где я находился, не знал никто — ни родители, ни друзья. Думал, как сообщить им. Имею язву желудка и аллергию на обезболивающие. Попросил их у медсестры, выпил полпачки. Через полчаса стало плохо, меня перевезли в больницу. Там сказал об аллергии. Попросил позвонить родным, чтобы выпытать, какие лекарства мне можно принимать. Врачи позвонили. Сказали, что я в Донецке, на улице Молодежной, 14.

Медики думали, что я вор или алкоголик. Когда поняли, что «укроп», сказали: «Пусть он сдохнет». Лечить меня их заставил какой-то начальник.

22 ноября в позапрошлом году перевезли в Макеевскую исправительную колонию № 97. Был там до освобождения. Сидел в четырех стенах с Сашей Даркиным (пленный, которого освободили 27 декабря 2017-го. — Країна). Сначала выводили на прогулку на два часа, потом — на один. Чтобы не сойти с ума, писал письма и стихи. Походил, перечитал, не понравилось — выбросил.

Сначала с нами сидел еще Александр Поляков. Он — ветеран АТО, при задержании имел удостоверение участника боевых действий. Поляков сошел с ума. Сделал юбку и ходил по ночам по камере. Его куда-то перевели.

Письма получал чаще всего от мамы. Первое — в марте 2017 года. Вызучил его наизусть. Мать поддерживала, писала, что я сильный. Это помогало. Все письма храню.

За полгода до освобождения письма перестали приходить. Решил, что обо мне забыли. Написал гневное письмо, но выбросил его. Если бы родные прочитали, перестали бы со мной общаться. За месяц до обмена принесли шесть писем — за полгода.

Мои письма читали и МГБ, и СБУ. Не обижал ни тех, ни других. Писал честно — содержат и кормят, как собак.

Кормили так, чтобы сил хватало только дышать. Давали кашу на грязной воде. Саша Даркин нашел там мышиный помет.

Спортом заниматься не позволяли. Спасала Библия. Впервые прочитал ее в неполные 20 лет, когда разбился на машине и пережил клиническую смерть. Второй — за решеткой.

Зэки через стену кричали, что мы молодцы. Просили разбить этот «курятник». А некоторые желали нам смерти. Напрямую с зэками мы не общались. Только с боевиками-штрафниками, которые попадали в изоляторы. Они жили в таком же режиме, как мы.

Угнетали стены, решетки, постоянная влажность. Переживал, что заболею туберкулезом. После освобождения проверился — все в порядке.

Для гигиены в камере была только холодная вода. Зимой 8 градусов тепла считалось жарой. Спал, пока не начинало трясти от холода. Проснулся — поприседал, походил. Лег, снова немного поспал. И так всю ночь.

Ходили в одежде, которую имели при задержании. У меня забрали спортивный костюм и джинсы. Родные передавали вещи гуманитаркой. Мне написали, сколько чего выслали. Но лучшие вещи боевики забрали себе.

В колонии часто включали радио, где все время говорил Эдуард Басурин [5] («командующий министерства обороны» ДНР. — Країна). Как комиксы рассказывал: «Украина 800 тысяч раз обстреляла позиции ДНР». 25 декабря в прошлом году по радио услышал, что нас обменяют. Но до последнего не знали, кто попадет в списки. Когда им сообщили, не все поверили. Потому что об обмене договаривались еще в 2016-м.

Сказали, что я выхожу, а остаются мои хлопцы Сергей Глондар, Богдан Пантюшенко, Роман Савков, Роман Твердой, Александр Поляков и Александр Кореньков. Стало неприятно. Они — военные, Твердой — пограничник. Познакомились на гауптвахте, потом сидели в разных камерах, общаться не позволяли.

Говорили о ребятах первому вице-спикеру Ирине Геращенко, президенту, в Службе безопасности. Обещали освободить до конца января. Меня не устраивает то, кого обменяли 27 декабря. Среди освобожденных гражданские, которых посадили за кражу. Первыми надо забирать тех, кого захватили при исполнении военных обязанностей.

При обмене в палатке дали позвонить родным. Позвонил домой, трубку взял брат. Не верил, что это я. Просил дать жену — она у нас жила. «Не печалься, но она уехала». Бросила меня и ушла в Енакиево, откуда родом. Это была моя вторая жена, неофициальная.

28 декабря в Киеве меня встретили люди. Они меня знали, а я их — нет. Навещали в больнице, привезли одежду. С родными увиделся 3 января. Мама плакала. Сбежал, чтобы не видеть этого.

Новый год праздновал в Киеве на Софийской площади. Возле меня упала петарда. Упал на землю как от гранаты. Стало стыдно.

Засыпаю в четыре утра, просыпаюсь в семь. Часто снится задержание.

После допросов у меня сломаны ребра, застарелая гематома, выбиты четыре зуба. Ребра срослись неправильно, гематома за два года не рассосалась. Но еще раз ломать ребра не дам.

В Феофании к нам относятся, как к героям. А я хочу, чтобы как к простым людям. Если бы был героем, меня бы здесь не было.

Все говорят, что изменился. Иначе отношусь к жизни и людям. Не верю никому, не подпускаю близко, часто раздражаюсь. Иногда напоминаю психа. Кто-то что-то не так сказал — бросаюсь. Но остался патриотом.

В плену понял, что не нужен никому, кроме родных.

Вернусь служить в АТО. Не могу понять, почему меня сделали гражданским. Спрашивал у министра обороны. Президент также интересовался мной. Обещал, что после реабилитации восстановят в должности.

—

Юлия Пасичнык, Лилия Шпотенко; фото: Тарас Подолян; опубликовано в  [6]журнале «Країна»  [6]

Перевод: Аргумент [7]

В тему:

• Как выжить в плену и после него [8]
• «Разочарование бойцов усложняет адаптацию к мирной жизни» [9]
• В подвале. Добровольцы — об Иловайске и плене [10]
• Игорь Козловский: Я простил даже тех, кого, казалось бы, простить невозможно
• Олег Кузьминых: «В плену себя не потерял» [11]