Нужно ли умирать?

1.00

Острая тема

«То есть вы не хотите умирать?» — спросила я прошлой осенью Золтана Иштвана, тогдашнего кандидата в президенты США от трансгуманистов. «Нет, — уверенно ответил он. — Никогда».

Атеист Иштван, внешне напоминающий простодушного героя советских детских книжек, пояснил [2], что его жизнь прекрасна. В будущем она станет еще лучше, и он хочет сам решать, когда положить ей конец. Отрицание старения было одним из пунктов его президентской кампании, слоганом которой могла бы стать фраза: «Пусть смерть в кои-то веки хоть раз будет опциональной!» Чтобы донести свою мысль, он путешествовал [3] по стране в «автобусе бессмертия» — коричневой похожей на гроб махине.

Разумеется, он знал, что проиграет, но хотел, чтобы его участие в выборах поспособствовало продвижению идеи трансгуманизма, согласно которой технологии позволят человечеству освободиться от физических и ментальных ограничений. Среди прочего, одним из пунктов его избирательной платформы было объявление старения болезнью. Он вживил в свою руку чип и ту же процедуру планирует проделать с детьми.

Мне Иштван сказал, что будет удивлен, если мы не начнем «скрещивать детей с машинами». Он хочет заменить свои конечности бионическими: они позволят ему лучше играть в водное поло.

Но более всего он мечтает пожить еще пару столетий, чтобы увидеть, как все это будет происходить. Вполне возможно, что он создаст свою рок-группу или станет профессиональным серфером c развевающейся над волнами длинной седой бородой.

Иштван разбогател на операциях с недвижимостью, но в 2003 году, работая репортером National Geographic во Вьетнаме, чуть не подорвался на мине. Этот опыт так сильно повлиял на него, что он бросил журналистику и посвятил свою жизнь трансгуманизму. В тот момент он осознал, что смерть ужасна, и задался вопросом: как можно ее обхитрить?

Его главная цель — продлить жизнь далеко за пределы [4] рекордных 122 лет, вероятно до бесконечности. Этим же грезят многие футуристы в Кремниевой долине и не только там. Инвестор Питер Тиль, считающий смерть «величайшим врагом» [5] человека, выписывает чеки ученым вроде Синтии Кеньон, которая в два раза увеличила [5] продолжительность жизни червей посредством взлома генов.

Основатель корпорации Oracle Ларри Эллисон потратил [6] сотни миллионов долларов на исследования методов замедления старения, а основатели Google Ларри Пейдж и Сергей Брин запустили компанию Calico [7], цель которой — «исцеление от смерти».

К слову, попробовать «продлить» собственную жизнь можно уже сейчас. Ряд компаний предлагает криогенную заморозку жидким азотом всем, кто хочет, чтобы их тела хранили в течение столетий, — в надежде на то, что новые медицинские технологии к тому времени будут способны их оживить.

Британский подросток, который судился [8] за право после своей смерти от рака быть замороженным, сейчас [9] плавает в ледяном забытьи в криостате в штате Мичиган. Калифорнийские ученые вот-вот начнут [10] клинические испытания, в ходе которых кровь участников будет «очищена» от возрастных протеинов, — в результате они должны жить дольше и «качественнее». Также проходит тестирование лекарства рапамицин [11], на четверть продлившего жизнь мышам. «Если мы узнаем, какое химическое событие сигнализирует телу, что пора „сворачиваться“, то сможем долгое время пребывать в одном и том же возрасте», — говорит Шелдон Соломон, профессор психологии из Колледжа Скидмора.

В тему: Верхней границы нет. Ученые пересмотрели максимальную продолжительность жизни человека [12]

Одержимость технологических миллиардеров вечной жизнью иногда доходит до абсурда и превращается в фарс. Тот же Эллисон однажды сказал [6]: «Смерть меня дико бесит», — как будто эта веха жизни просто очередная проблема общества потребления, которую можно решить при помощи приложения.

Но давайте — чисто теоретически — предположим, что так оно и есть.Предположим, что скоро человеческая жизнь станет намного длиннее — или даже бесконечной. Миллиардеры добьются своего — и смерть сделается «опциональной».

Если мы действительно стоим на пороге радикального продления жизни, стоит поразмыслить о том, как это изменит наше общество. Будет ли у нас мотивация завершать начатое, если нет дедлайна? (Как писатель, заверяю вас, что это сложновато.) Или мы станем забавляясь коротать свои бесконечные дни и перенаселять планету, разучившись делать то, что раньше называлось глаголом «умирать»?

Превратится ли Земля в рай вечно молодых художников или будет представлять собой адский дом престарелых? Ответ зависит от вашего мнения о смысле жизни.

Я не осознавала, как много людей разделяет идею о прелести бесконечной жизни, до тех пор, пока не пообедала со своим другом, который, к слову, еще более старомоден, чем я: у него даже нет твиттера.

— Взяла интервью у парня, который хочет жить вечно. Ну не дико ли?

— В смысле? А ты не хочешь жить вечно? — спросил мой друг.

Если он никогда не умрет, пояснил мой товарищ, то наконец сможет заняться всеми своими хобби и воплотить мечты, на которые вечно не хватало времени. Или даже освоит другие профессии — например, архитектора (он юрист). Ему никогда особо не удавались расчеты, но, если у него появится уйма времени, он овладеет и этим искусством. Каждые четыре года будет брать годовой академ — чтобы путешествовать по миру.

Признаюсь, его пламенная речь о долгой жизни с интегралами и каякингом по тропическим лесам почти убедила меня в том, что бессмертие — это хорошо. Даже если моя жизнь увеличится всего на несколько лет, я смогу наконец посмотреть все отложенное на Netflix и Pocket.

Раньше я молчаливо отрицала треп энтузиастов продления жизни о том, что они увидят, как будут взрослеть их прапраправнуки, — потому что детей у меня нет и, вероятно, никогда не будет. Но — но! — если бы я была уверена в том, что буду здорова и энергична в 90 лет, может быть, моя позиция по вопросу материнства изменилась бы. Я бы не беспокоилась так сильно насчет того, что дети будут мешать моей продуктивности, если бы знала, что могу работать неограниченное количество времени. Разумеется, в первые несколько лет мне придется пережить огромное количество бессонных ночей и сонных дней. Если, конечно, Кремниевая долина наконец не изобретет роботов-кормилиц. Но как только Ольга-младшая съедет от меня и начнет работать корреспондентом «Марсианского вестника», я смогу наверстать потерянное время.

Это ощущение бесконечных возможностей — едва ли не главная мотивация сторонников продления жизни.

«Амбициозные проекты: освоить игру на любом музыкальном инструменте, написать книгу на всех известных языках, разбить сад и увидеть, как он вырастет, научить своих прапраправнуков рыбачить, полететь на альфу Центавра или просто в течение нескольких лет наблюдать за историей — нереалистичны! На достижение этих целей при нашей продолжительности жизни просто нет времени, — писал [13] в 2008 году оксфордский философ и дедушка трансгуманизма Ник Бостром. — Но если бы мы с раннего возраста ожидали, что будем жить вечно, то могли бы приступить к проектам, которые длились бы сотни или тысячи лет».

Среди множества минусов смерти — перспектива никогда не реализовать свой потенциал. Я знаю [14], что доживу примерно до 82 лет. А что, если для того, чтобы написать Великий американский пост в блоге, мне нужно протянуть до 209?

Тем не менее директор центра биоэтики Нью-Йоркского университета Мэтью Ляо находит минус в таком положении вещей: «Самый большой страх в дивном новом неумирающем мире — это то, что такая жизнь будет по-настоящему скучной».

Жизнь, поясняет Ляо, похожа на вечеринку — у нее есть начало и конец: «Мы испытываем яркие, сильные эмоции, потому что вечеринка длится всего час и нам не хочется пропустить ее. И находясь там, мы пытаемся оторваться по максимуму. Но представьте себе вечеринку, которая не кончается. Это будет плохо, потому что вы начнете рассуждать так: я могу пойти туда завтра или через месяц. Торопиться больше нет смысла».

Эпикурейцы Древней Греции мыслили примерно так же. Они воспринимали жизнь как праздник: когда ты ешь, то сначала сыт, затем пресыщаешься, а потом уже не хочешь смотреть на еду. Каждого из нас уникально ценным делает наш собственный неповторимый сюжет. И в какой-то момент любая история подходит к концу.

Психолог Дэн Макадамс объясняет, что люди придают смысл своей жизни посредством «нитей повествования».

Без конца не будет истории. Как мы сможем переживать события в жизни по-разному при наличии бесконечного запаса повторных попыток?

Зная, что люди умирают примерно в 80 лет, мы больше скорбим о тех, кто покинул нас в 20, чем о тех, кто отправился в мир иной в 78. Но если продолжительность жизни возрастет до 500 лет, все может измениться. В мире будет гораздо больше горя, если мы начнем переживать кончину каждого 90-летнего так же, как сейчас переживаем смерть ребенка. «Эволюция и культура научили нас тому, что наша жизнь будет относительно короткой, что она ограничена, и поэтому надо быть осторожными, чтобы все не испортить», — говорит Макадамс. Хотя если технология не только позволяет жить дольше, но и делает нас умнее [15] — кто знает, какие «нити повествования» мы еще себе сочиним.

Бостром не согласен с тем, что неизбежная смерть добавляет нашим дням смысла и является хорошей мотивацией. Он резонно замечает, что «молодежь энергично занимается самыми разными делами, а чем ближе смерть, тем менее активны люди. Отчасти это связано с ухудшением здоровья и сокращением количества энергии».

Разумеется, он надеется, что это можно исправить.

Когда более долгая жизнь станет реальностью, кто сможет этим воспользоваться? Иштван считает, что такая технология должна быть доступна всем, а не только богатым [16].

Он выступает за универсальную систему здравоохранения с продлением жизни в качестве ключевой услуги. Затраты на медицину, по мнению Иштвана и его соратников [17], не выйдут из-под контроля, потому что люди, которые станут жить дольше, будут также более здоровыми. Эту программу Zoltancare Иштван планирует оплатить, продав правительственные земли на западе Соединенных Штатов.

Другие полагают, что вскоре после того, как технология продления жизни станет доступной, цена ее резко снизится и большинство сможет позволить себе такую услугу — как это случилось с персональными компьютерами.

«Однако о чем следует беспокоиться в краткосрочной перспективе? Богатые станут богаче, а бедные — беднее», — говорит Ляо. Толстосумы первыми смогут приобрести «таблетку бессмертия», в ходе своих долгих жизней завладеют большим количеством ресурсов, и в результате имущественное расслоение только усилится.

Но в качестве контраргумента Бостром приводит такую аналогию: «Если кто-то придумывает новое лекарство от рака, мы же не говорим: „Давайте не использовать его, пока оно не станет доступно каждому“. По этой логике, стоит также прекратить пересадку почек».

Даже если вечная жизнь будет распространяться справедливым образом, все равно остается вопрос, что делать с мельтешащими вокруг долгожителями. В конечном итоге на Земле не останется места. Можно было бы резко сократить деторождение, поставив во главу угла здоровье и долголетие тех, кто уже родился. По меткому выражению [18] Яна Нарвесона, он и его единомышленники «выступают за то, чтобы делать людей счастливыми, но не заинтересованы в том, чтобы делать счастливых людей». Это, однако, может означать, что вы не сумеете посетить выпускной своей прапрапраправнучки.

Есть еще один аргумент в поддержку идеи бесконечной жизни: перестав беспокоиться о смерти (во всяком случае так сильно, как раньше), мы можем изменить присущую нам трайбалистскую (племенную) природу, что, в свою очередь, облегчит распределение ресурсов. Шелдон Соломон изучает теорию управления страхом смерти (terror management theory), которая гласит: осознание того, что мы «не вечны», делает нас злыми.

Напоминание о смерти заставляет [19] участников исследования ни на шаг не отступать от своих воззрений, меньше доверять чужакам и даже поддерживать [20] харизматичных лидеров с не очень высокой квалификацией.

В тему: Почтенная старость в Бельгии. Что из себя представляют дома-интернаты в Европе [21]

Так что, возможно, устранение перспективы смерти может привести к тому, что мы ратифицируем все соглашения по защите климата и справедливо распределим мировые продовольственные ресурсы.

Это, конечно, лишь в том случае, если бессмертие не окажет обратного эффекта и мы не станем параноить, что без причины умрем слишком рано. Ведь даже победив старение, мы не будем застрахованы от роковых случайностей. «Например, вы ожидаете дожить до 5000 лет, ваша голова заморожена, но вдруг скачок электричества — и она превращается в кашу. Мы можем стать еще более настороженными», — считает Соломон.

Ляо и другие верят в то, что решить проблему перенаселенности могут межзвездные путешествия — которые, как они предполагают, к тому времени будут возможны. По его мнению, когда Земля превратится в перенаселенную помойку, бессмертный человек сможет просто скакать между планетами.

Я попыталась возразить, что вечность, проведенная на Венере в компании моложавых миллиардеров, меня не очень привлекает.

«А что, если все ваши друзья отправятся на Венеру? — парировал он и привел „земное“ сравнение: — Будете торчать тут, пока все в Бруклине?»

(Все уже в Бруклине, а я все еще здесь, в штате Виргиния? Ну да, так себе расклад.)

С помощью космических путешествий Ляо также предлагает решать проблему скуки. У нас никогда не «кончатся дела», потому что всегда можно будет отправиться исследовать новую планету. Замечательная перспектива — весело стареть на борту межзвездной маршрутки.

В целом, поясняет Ляо, людям нравятся развлечения, которые не повторяют друг друга: знакомства с интересными людьми, обучение новым вещам, исследование природных чудес. «Если смысл человеческого существования именно в этом, то почему бы не пожить подольше?» — спросил он меня.

«Мне нравится ходить в походы», — ответила я.

«Ходить в походы на Марсе тебе может понравиться еще больше», — парировал Ляо.

Воу-воу, полегче!

***

Теперь о грустном: не заставит ли нас продление жизни перестать ценить естественную человеческую уязвимость?

Иными словами, общество может начать отдавать предпочтение тем, кто проглотил таблетку от старения, а неусовершенствованные люди станут чем-то вроде гниющего недокласса.

Родителей детей с небольшими нарушениями здоровья могут винить в том, что они «не прибегли к помощи „Гаттаки [22]“». В программе [23] Иштвана значилось: «Развить науки и технологии с целью искоренить нарушения здоровья у всех, у кого они есть». Мы начнем спорить по поводу того, нужно ли тем, кто не принимает эликсир вечной молодости, больше платить за медицинскую страховку. Или еще хуже: улетев на другую планету, улучшенные и бессмертные оставят Землю простым смертным — самая жестокая и радикальная форма сегрегации.

По мнению некоторых, восторженные речи сторонников продления жизни о совершенных клетках звучат как выпад против уникальности. Этот вопрос изучает Мелинда Холл, профессор философии Стетсонского университета и автор книги [24] о трансгуманизме: «Люди с особенностями говорят, что это первостепенная часть их идентичности. Потому, когда вы заявляете, что хотите избавиться от физических недостатков, это выглядит как геноцид».

Иштван относится к защитникам физических отклонений как к маргинальному меньшинству. Он говорит: «Зуб даю, что подавляющее большинство инвалидов будут счастливы, если трансгуманистические технологии дадут им возможность полностью реализовать свой потенциал». (Зуб отдать — это и правда пустяки, если можно потом просто поставить себе бионический протез.)

В целом, считает Холл, трансгуманисты неверно оценивают проблемы, которые стоят перед человечеством: «Люди будут голодать и умирать, а мы намерены строить колонию на Марсе? Это стоит миллиарды долларов, и я думаю, что их следует потратить на что-то другое».

Разумеется, это не мешает миллиардерам предпринимать попытки воплотить свои мечты. Вероятно, лучшее, на что нам следует рассчитывать, — что на пути к бессмертию они изобретут что-нибудь полезное для более широких слоев общества.

Недавно выяснилось, что метморфин, старый препарат от диабета, удлиняет [25] жизнь животным, и сейчас его тестируют как средство против старения.

Если он действительно поможет людям оставаться здоровыми в пожилом возрасте, некоторые сочтут это «революцией в здравоохранении» — даже если он не позволит Питеру Тилю в 2450 году встретиться со своими потомками-киборгами. В этом смысле сторонники продления жизни могут повторить путь других амбициозных исследователей, которые метили в другую галактику, а в итоге высадились на Луне.

—

Ольга Хазан, Дина Мингалиева; опубликовано в издании Нож [26]

В тему: