Олена Степова: Погиб Вовка Пущинский...

1.00

Нет

...Его подловили возле его дома и избили. Он пережил клиническую смерть, трепанацию, кому. Несколько раз на шахте сообщали о его смерти, но он выжил. Выжил тогда, чтобы погибнуть сейчас. Возможно, от рук когда-то защищаемого им же шахтера или сына шахтера.

Город не отпускает меня, царапает сердце, пробиваясь через расстояние. Даже не царапает, а как-то методично режет, рвет когтями ЛэНэРа, предательства, потерь, оставляя на сердце рубцы и неприятный, раздражающий шум в ушах. Любой звонок «оттуда» вводит меня в ступор. Хотя это и глупо.

«Оттуда» — это Донбасс, это Украина. Но стена, зона, граница и рубеж уже выставлены, внутри, в памяти, в ощущениях. Каждый раз в голове звенит вопрос, как долго наша земля будет чужой для нас. Сейчас много читаю о диссидентах Украины, шестидесятниках, о репрессиях.

Как знаково и знакомо. Как больно и глупо быть изгоем на своей земле. Звонок из города, из зоны вырывает меня из мира. Я еду в маршрутке и вокруг меня мир. В самом хорошем смысле слова МИР! Со спешащими людьми, витринами, новогодними атрибутами, ёлками, рекламой, неонами, музыкой. Он до сих пор мне не понятен. Я изучаю его так же, как изучала тот, военным мир в зоне.

Снова ощущение того, что я сталкер. Из зоны в зону. Из зоны АТО и войны, в зону мира. Он пугает меня после жизни там, в сюрре, в Мордоре, в ЛэНэРэ. Это как прыжок из одного измерения в другое. Когда я приехала к друзьям, то напугала их неадекватной реакцией на лес «вы проверяли, там нет засад, военных или блиндажей», запретами ребёнку отходить в сторону с дороги «там могут быть растяжки», полной социопатией «а вы знаете, за кого ваши соседи и с кем можно смело общаться».

Но на каком-то этапе понимаю, что мир тут не совсем «мир». Волонтеры собирают бойцов и лекарства, раненные в госпитале, похоронки, страх, слёзы, пропавшие без вести, переселенцы, фото Небесной Сотни на Майдане, военные треугольники писем для бойцов и жителей АТО, шифровки из «зоны»... моя страна в огне и её сердце так же кровоточит, как и мое, всё, не частично, а всё от востока до запада и до Крыма.

Я отключаю телефон, проглатываю очередную порцию боли, закрываю глаза, чтобы проститься, простить, чтобы дать откровоточить ещё одной царапине. Мой раненный бедою город, если бы я могла тебя уложить в госпиталь и залечить наши с тобой раны...

Погиб Вовка Пущинский. Я не могу сказать, что он мой друг. Мы общались исключительно в рамках политико-социальных проблем города. Познакомились давно, еще в смутные 90-е, на шахте «Должанская-Капитальная», я проходила стажировку в газете «Шахтерская слава» в надежде стать журналистом, а он был председателем стачкома. Шахтный бунтарь, городской сумасшедший, как всех инакомыслящих называла наша власть.

Он принимал участие во всех шахтерских забастовках, походе на Киев, в битве с «Беркутом» в Луганске.

В тему: Шахтеры против «Беркута»: Луганское побоище [2]

Тогда у нас все бунты глушились заездом на шахты бритоголовых и битовооруженных новорусских бригад, которые почему-то подчинялись угольному генералу Читаладзе. Шахтерские бунты глушили или по-бригадно (выплатит часть задолженности только одной бригаде и столкнуть её с остальным коллективом), или битами.

Так как мы активно помогали стачкому, печатали их обращения, призывы, протоколы собрания, выбивая буквы на пожелтелой бумаге печатной машинкой «Украина», то в периоды наездов стачкомовцы прятали и нас, девчонок из редакции и профкома шахты.

Вовка был несгибаемый, он не продавался, не подчинялся, требовал честной приватизации, публикации документов, заключения колдоговоров, социальной защиты шахтеров. Он отказывался от премий и выплат задолженности по зарплате ему лично, закрепив за собой звание городского сумасшедшего, бунтующего ради бунта. И тогда его подловили возле его дома и избили.

Он пережил клиническую смерть, трепанацию, кому. Несколько раз на шахте сообщали о его смерти, но он выжил. Выжил тогда, чтобы погибнуть сейчас. Возможно, от рук когда-то защищаемого им же шахтера или сына шахтера. Все мы здесь, на Донбассе, шахтерской крови и династии.

Владимир Пущинский ушел воевать впервые дни войны. Сначала он, так же как и многие общественники, поехал в Луганск, чтобы разговаривать, убеждать, останавливать кровопролитие. Решение уйти на фронт он принял после того, как избили ребят возле памятника Шевченко.

Весной, когда еще работал офис, Володя зашел к нам в рубахе, с застиранными пятнами крови. Когда он после побоев долго лечился и проходил реабилитационный период, от него ушла жена. Она не выдержала безденежья, угроз и дежурящих у дома мальчиков с битами, поэтому Вовка часто ходил неухоженный и взлохмаченный.

— Уезжайте, сворачивайте всё, — говорил он прерывисто,- война, будет война,- испугав нас эмоциональностью. Он рассказывал, как жил на Майдане, как шли бои в Киеве, как на руках выносил мёртвых друзей. — Понимаете, у нас, там, на Майдане получилось, получилось дать олигархам пинка. Теперь они будут мстить.

— Кто? Янукович?

— Да причем тут Янукович,- Вовка не мог усидеть на месте и просто ходил взад-вперед по комнате,- олигархи будут мстить. Ведь они понимают, если Майдан смог одного пахана скинуть, то люди наберут силу и скинут всех. Эх, а ведь мы с ребятами еще тогда, в 90-е об этом мечтали. Чтоб предприятия принадлежали коллективам, городу, стране, чтобы люди получали не только зарплату, а и прибыль с продаж. А у нас что?! Прихватизировали! Кто? Они это строили? А люди опять на олигархов горбатятся.

Вовка был настолько возбужденным, даже каким-то агрессивным, когда рассказывал. Мне казалось, что он даже сердится на нас за вопросы, непонимание:

— Они Донбасс разожгут, чтобы Украину поставить на колени. В Луганск с Белгорода и Воронежа пьяни навезли, зачем? А?

— Будут Донбасс аннексировать, как Крым,- ответила я, — это уже понятно.

— Нет! — он резко ударил кулаком по столу, — Нет! Будет война, чтобы погасить Майдан, чтобы не пошли на Киев.

— Вовка, да кто пойдет, — не унималась я, — Донбасс, шахтеры?! Им же все равно, лишь бы деньги платили. Им всё равно, кто ими руководит. ДТЭК [3], Ахметов [4], Янукович [5], да хоть папа Римский. Главное, чтобы получка, кредит погасить и водки купить, — я махнула рукой, — Россия мутит.

— Россия боится Майдана у себя, — ответил Вовка, — ты не понимаешь. Это, Майдан, свобода, борьба с олигархами и до России могли дойти. Но они сговорились. Наши кучмоисты и их путисты. Олигархи! Заговор! Это заговор!

Он был такой раздраженный, что мы даже испугались.

— Украину будут ставить на колени из-за Майдана. Аннексия — это фикция. Война! Будет война!

Он остановился, как-то резко и нелепо посреди офиса, задумался, что-то анализируя или вспоминая, потом засмущался:

— Я это, вот, забыл, — он порылся в старой, затертой, с облезлой кожей и дырами на уголках, барсетке и вытянул три розы, сложенные из желто-голубых лент, — он протянул мне,- это вам, девочки, я не поздравил вас с восьмым марта, — чуть покраснел он. И тут же опять резко,- Уезжайте, закрывайте всё, война будет, война!

Он резко развернулся и ушел. Входная дверь гулко хлопнула, закрывшись за ним.

Я, Валя и Денис, наш маленький правозащитный коллектив, сидели в ошеломлении и тишине, переваривая услышанное, расставляя мысли по полочкам, улаживая бурлящие эмоции.

О том, что он воевал в одном из украинских батальонов, я узнала одновременно с известием о его гибели.

Мы не знаем истинных причин войны. Версий много, но, я уверена, причина лежит где-то на поверхности. Я уверена, что когда-нибудь всё узнаем. Всю правду об этой войне. Мы накажем каждого предателя и потушим пламя агрессии. Мы — это Украина.

Единственное, что прошу сейчас, не говорите о Донбассе «все». Многоликое и обобщающее «все», обнуляющее и делающее нас, жителей Донбасса, одинаковыми, так же разжигает агрессию, вызывает непонимание и отталкивает.

В каждом городе есть разные люди. Мы все разные. Со своими амбициями, тараканами, планами, мечтами, ошибками, убеждениями. И там, на Донбассе, нет «всех» одинаковых. Нет «все сепаратисты», «все люмпены», «все ватники». Говоря так, вы унижаете память погибших Героев, борющихся патриотов, воюющих партизан. Небесная Сотня Майдана [6] стала Небесной Тысячей Украины. И в ней теперь есть те, кто молится о Донбассе, наши ангелы-земляки.

Когда-нибудь, в нашем Свердловске, будет аллея славы. Не напыщенных угольных генералов, разворовавших шахты, не лояльных к власти угодников, пишущих ей дифирамбы, а аллея славы города, где будет и Вовкино имя.

«Слава Украине!» — написано на остановках города. «Свердловск — это Украина!» — вторят торцы городских домов. «Мы вас ненавидим!» — шипят немногие домохозяйки\судьи\прокуроры\учителя\медики\шахтеры в «Одноклассниках». «Всё будет Украина!» — отвечает им большая часть домохозяек\судей\прокуроров\учителей\медиков\шахтеров нашего города.

«Донбасс — это Украина!» — всегда считал Владимир Пущинский, уроженец города Свердловска, который погиб, сражаясь за единство нашей страны.

—

Олена Степова, , опубликовано на странице автора в Фейсбук [7]

В тему: