«Отрубленная голова скатилась с пенька и забрызгала кровью нескольких присутствующих»

1.00

Нет

Единственного в истории Войска Запорожского гетмана-протестанты Самуила Зборовского казнили в Кракове 430 лет назад за заговор против польской Короны. «Самуил Зборовский ничего хорошего и славного на Запорожье не совершил и о нем не стоило бы и вспоминать», — писал Андриан Кащенко в «Рассказах о славном Войске Запорожском Низовом» в начале ХХ столетия.

Его современник Дмитрий Яворницкий был противоположного мнения. В изданной в Москве в 1900 году «Истории запорожских казаков» он посвятил этому кошевому целый раздел — десяток страниц. Современные же польские исследователи Рышард Зелинский и Роман Зелевски называют Самуила Зборовского «дебиловатым забиякой».

«Шестой сын кастеляна Краковского (назначенного королем наместника. — „Країна“), ротмистр в Балине на Подолье, что служил в армии императора Максимилиана II и других рыцарских делах, vir animosus — мужественный человек», — так описывает его тогдашний геральдист Бартош Папроцкий.

Зборовский был женат на дочери коронного пидскарабия — министра финансов по-современному. Крестился как протестант. В своем имении в Золочеве на Львовщине жил неслыханно роскошно. Поговаривали, что его лошадей подковывали золотыми гвоздями.

Лишения Зборовского начались с коронации французского принца Генриха ІІІ Валуа на короля Польши в краковском замке Вавель 22 февраля 1574 года. Присутствующие на церемонии шляхтичи по обычаю воткнули у стены замка копья. Самойло оставил на своем записку: «Вызываю на бой каждого, кто хотел бы со мной за здоровье короля копья скрестить, чтобы только был равен мне родом и деяниями».

Желающих не было — все знали его задиристый нрав. Только к вечеру копье получил слуга графа Яна Тенчинского. Самойло возмутился — не пристало драться с прислугой. На следующий день подстерег Тенчинского под стенами замка. Драку попытался остановить перемышльский кастелян Анджей Ваповский — и получил от Зборовского два удара в голову мечом. Раны оказались смертельными.

«Пусть Самуил Зборовский из Королевства Польского, Великого Княжества Литовского и прочих подвластных нам государств навсегда будет изгнан, а имение его будет забрано в казну, обнако без потери чести и славы. Посему же Самуила Зборовского нынешним приговором банитом (изгнанникомм. — „Країна“) объявляю и, чтобы старосты через возных публичных таким его объявить приказали, постановляю», — распорядился король.

Но через полгода Генрих Валуа сбежал из Кракова — освободился французский престол, который ему был интересен. Королем избрали трансильванского князя Стефана Батория. Не без содействия влиятельных Зборовских. Новый монарх отменяет распоряжение предшественника. Самойло участвует в походе Батория на московского царя Ивана IV Грозного. Отличается в нескольких сражениях, а особой доблестью — при штурме крепости Великие Луки у Пскова в 1580-м.

О вспыльчивом шляхтиче дошли вести до казаков, которые обустроили себе деревянное укрепление на острове Томаковка на Днепре — теперь почти полностью затопленном Каховским водохранилищем. Хотели сами двинуться походом на земли Московского царства, но не было хорошего предводителя. Снарядили к Зборовскому послов.

— Желаем видеть светлейшего господина гетманом, — заявили те.

Зборовский передал казакам деньги и подарки. И начал готовиться к походу.

Весной 1583 года Самойло с несколькими сотнями воинов-гайдуков, любимым поваром и шайкой таких же, как он, любителей авантюр, двинулся в Томаковку.

Казаки заселили ее в 1560-х. Фактически это был не остров, а высокий холм на правом берегу Днепра, окруженный с остальных сторон болотом. Здесь могли свободно расселиться до 20 тыс. человек, писали современники. С Томаковки можно было увидеть все низовье Днепра — от Хортицы до Тавани, т.е. от современного Запорожья до Берислава на Херсонщине.

Росли дубы, груши и кислицы. А еще было озеро, в котором ловили рыбу. Свою территорию казаки окружили деревянной оградой — засеками. Она была так высока, что даже зимой, когда Днепр замерзал, Сечь оставалась неприступной. Для большей защиты вокруг рубили лед. Все вопросы запорожцы решали на сечевых радах. Решение принимали большинством голосов.

Путешествие Зборовского вдоль Днепра детально описал Бартош Папроцкий. Наибольшим препятствием были речные пороги. Затем на отряд напала саранча. У реки Самары встретили местных казаков — те охотились на зверей, шкуру оставляли себе, а мясо отдавали казакам-воинам. А под островом Хортица видели татарских разведчиков. Как только Зборовский со свитой высадился на Томаковке, ему вручили гетманскую булаву и устроили стрельбу из ружей.

— Милостивый государь, знаем, что ты славный рыцарь достойного происхождения, — цитирует запорожцев Папроцкий. — Это для нас мало значит — только дело и мужественное сердце. Слышали мы много от соседних народов и собственной братии, что Бог всегда посылал тебе удачу против каждого неприятеля. Принимая у себя такого большого происхождения господи, славного счастьем и доблестью, не можем тебя ничем иным одарить, поэтому подаем тебе оружие первых наших гетманов, которое они с доброй славой сохранили. Сами мы с верными намерениями и полным послушанием, при этой булаве желаем тебе, чтобы нами долго руководил, и чтобы себе, нам, отчизне нашей и потомкам своим бессмертную славу завоевал.

— Мои милые и честные рыцари, — ответил шляхтич. — Я прибыл на Запорожье именно ради дела, а не для того, чтобы стремиться к власти над таким мужественным войском, которым вы себя прославили. Считаю себя лишь самым молодым членом всего казацкого войска, и охотно буду следовать за его благоразумными советами.

К Зборовскому от крымского хана прибыли послы. Вручили гетману 12 лошадей и три парчовых кафтана. Рассказали, что хан готовится к нападению на Персию. Самойло решил присоединиться. Но казаков это известие возмутило: как это, без их ведома соглашаться на поход в такую далекую землю? Да еще и в союзе с мусульманами. Три тысячи запорожцев устроили мятеж и избрали нового атамана.

«Как истый польский пан, привыкший к полному самовластию, он хотел было утихомирить казаков страхом и послал сказать им: если они немедленно не успокоятся, то он с остальными казаками силою поставит мятежников на место, — пишет Дмитрий Яворницкий. — Вместо ответа на это требование казаки собрали раду и на ней решили засыпать песка за пазуху Зборовскому и бросить его в Днепр. Видя такой поворот дела, Зборовский неожиданно появился на Раде и обнаружил перед казаками полную покорность, чем и успокоил мятежников. А тогда призвал к себе казацкого атамана, заявил ему, что никого не принуждает к походу в Персию и каждому дает личный выбор».

Некоторые казаки колебались — идти с главарем или остаться на Томаковке. Убедить же Зборовского никак не могли. В конце концов решили остановить его силой. Когда Самуил на глазах у ханских послов готовился сесть на коня, его схватили и, отстреливаясь от татар , быстро отвели к лодке. Чтобы гетман не сердился, привели к нему каких-то христиан, бежавших из мусульманской неволи. Те рассказали, будто бы хан хотел отвести казаков подальше от родных мест и посадить на кол. Зборовский — угомонился. По случаю «спасения» гетмана казаки «с большой радости неописуемые вещи показывали, стреляли, песни пели, на кобзах играли и всякое другое», пишет Папроцкий.

Чтобы не сидеть без дела, Самойло повел запорожцев на Молдавию. Дорогой от нечего делать опустошали татарские чамбулы. «Казаки не могли равнодушно смотреть на татар и не грабить их», — объясняет Яворницкий. В конце концов в Бугском лимане столкнулись с турецкой эскадрой. В бою потеряли половину людей и лодок. Пришлось отходить в степь без провианта и рыболовных снастей. Голодали так, что сражались за найденные в степи лошадиные кости.

Еще летом 1583 года Самуил Зборовский получил письмо от своего брата Кшиштофа. Тот сетовал, что Стефан Баторий потерял интерес к их семье и имеет нового фаворита — канцлера Яна Замойского. Зборовские решают свергнуть короля и привести на трон кого-то из австрийской династии Габсбургов. В начале 1584-го Самойло оставляет казаков и отправляется в Краков. По дороге собирает людей для бунта. Но письма братьев украл личный бандурист гетмана Лонгплей. Продал их в Львове каким-то венграм. А те отправили переписку Стефану Баторию. Король приказал Замойскому схватить мятежника.

В мае Самойло добрался до Кракова. В окрестностях города устроил соколиную охоту. А на ночь остановился в имении родственников. Там его и подстерегли люди канцлера Замойского. Прорубили топором входную дверь. Зборовский проснулся, бросился к оружию — но его спрятали подкупленные слуги. Закованного в цепи и раздетого шляхтича-гетмана каретой повезли в Вавель — королевский замок. Стефан Баторий приказал немедленно казнить интригана.

— Мертвый пес не кусается, — объяснил он.

Замойский пытал своего соперника, требуя выдать сообщников. Зборовский молчал. Разгневанный канцлер даже отказал ему в последнем желании — казнимый просил исповедаться перед смертью не католическом ксендзу, а протестантской пастору. Утром 26 мая 1584-го Самуила Зборовского казнили за воротами Вавельского замка. «Отрубленная голова скатилась с пенька и забрызгала кровью нескольких присутствующих», — писал очевидец. Именно на этом месте за 10 лет до этого началась история, которая в конечном итоге подвела «дебиловатого драчуна» под топор палача.

«В выборе гетмана не следует учитывать ни состояние высокое, ни доброе имя — эти качества сами по себе ничего хорошего сделать не могут. Скорее того на это управление советую сажать, в ком можно найти такие черты: умеренность, сдержанность, трезвость, скромную жизнь, а не чрезмерную, умение всякие дела до конца довести, ум порывистый и видение быстрое. к тому же, чтобы не был падок на деньги, не слишком молод, но и не слишком стар.

Кроме того, должен иметь уже потомство, и чтобы к языку был бдителен и способен. Напоследок, чтобы имел слово достойное и большую потребность людей в нем», — так начинает раздел «Какого гетмана выбирать надо» изданной в Кракове 1578 года книги «Гетьман» польский хроникер Бартош Папроцкий (около 1540-1614гг.). В ее начале — посвящение: «Вельможному господину Самуилу Зборовскому из Ритвян, слуга нижайший, от Господа Бога всемогущего, доброго здравия и утех всевозможных на времена долгие верно желает».

—

Денис Мандзюк, Юрий Стригун, опубликовано в издании gazeta.ua [2]

Перевод: «Аргумент» [3]

В тему: