11 августа 1920 года в большом зале Публичной библиотеки открылось первое заседание Высшего революционного трибунала УССР. Не громом оркестра, но торжественно-приветственной речью председателя ВУЦИК Григория Петровского.

В присутствии двух других руководителей республики - председателя Совнаркома Христиана Раковского и секретаря ЦК КПУ Станислава Косиора, выступающий громко анонсировал крутые изменения в карательной политике советской власти.

Да, мол, проклятые обстоятельства заставляли нас недавно судить врагов быстро и без лишней огласки. Ведь «в гражданской войне расправа с врагом требует быстрых и решительных мер». Но сейчас, когда есть время и вдохновение, мы можем позволить себе такую роскошь, как детальное и публичное судебное разбирательство.

Именно в этом зале, хорошо известном харьковским историкам, сто лет назад заседал высокий революционный трибунал УССР [2]

На эту тему: ВЧК и преемники. Часть 1: Создание машины террора [3]

«Красный Суд, где нужно - беспощадный, где нужно - милостивый, - пообещал товарищ Петровский, - сумеет разобраться Не только в фактах и преступных действиях, но и в душевных эмоциях, которые этими действиями руководят».

Слова «всеукраинского старосты» прямо противоречили тогдашней практике расправы с врагами. Как до, так и после его «судьбоносной» речи, коллегия губчека [4] рассматривала по несколько десятков дел в день. Кого там интересовали чужие эмоции, когда и с фактами совсем не всегда разбирались? Случалось, одно лишь «соцпроисхождение» решало судьбу арестованного. А здесь непонятно почему советская власть [5] решила сделать исключение!

Чудо то называлось политической конъюнктурой: возникла необходимость продемонстрировать широкой публике «гниение петлюровщины». И персонаж подходящий для этого нашелся - гражданин Чайковский Юлиан Михайлович, бывший сотник сечевых стрельцов.

Чем именно он провинился перед советской властью, присутствующие узнали из обвинительного акта, прочитанного судебным секретарем. «Грехи» были серьезными: «Юлиан Чайковский с апреля 1918 года, занимая целый ряд видных постов на Украине в качестве начальника штаба Сечевых Стрельцов, командира 1-ой бригады, начальника контрразведки и другие посты, вел активную борьбу против Советской власти. Являясь душой охранки при Петлюре, разыскивал, арестовывал и расстреливал большевиков». Но теперь «во всех означенных преступлениях сознается».

 

Юлиан Михайлович Чайкивский (Юліян Михайлович Чайківський - укр.) - главное действующее лицо показательного процесса

После секретаря выступил сам Чайкивский. И сразу нашлелся ряд вопиющих противоречий между его показаниями и данными обвинительного акта. Бывший политический референт при штабе Осадного корпуса Коновальца признался только в том, что собственноручно подписывал приказы об обысках и арестах. Ведь вынужден был: ему подчинялись три контрразведки. Однако непосредственного участия в «акциях» не брал.

Что же касается внесудебных расстрелов, то, по словам Чайкивского, их выполнял Кушнарюк по прямым приказам Коновальца. И, вроде бы, сам Петлюра одобрял расправы над большевиками. А вот у Чайкивского на этой почве возник конфликт с Коновальцем. После чего должность политического референта пришлось оставить.

Не согласился подсудимый и с еще одним фрагментом обвинительного акта: «Насильно был переведен в Харьков и поставлен перед необходимостью капитуляции». Чайкивский утверждал, что сдался советской власти по собственной воле.

Чтобы выявить истину, суд, как и положено, обратился к допросу свидетелей. Начал с «козырного» - товарища Косиора. Секретарь ЦК КПУ [6] достаточно ярко обрисовал, что творилось в Киеве в начале 1919-го, после взятия его войсками Директории УНР.

 

Свидетель обвинения Станислав Викентьевич Косиор [7]

Цитируем: «Выйдя на улицу, никто не был уверен в своей безопасности. Круглые сутки в городе развивалась беспорядочная стрельба. Ежедневно на окраинах находили трупы расстрелянных рабочих и большевиков». Страшно, но ... Советский Харьков 1920-го отличался от Киева времен Директории разве что партийной принадлежностью убиенных. Да и то не всегда.

Что же касается причастности подсудимого ко всем этим безобразиям, то о ней Косиор говорил не слишком уверенно: «С именем Ю. Чайкивского общая молва связывала все ужасы проводимого террора». Для ЧК такого, может, и хватило б. Но открытый судебный процесс ссылки на старые слухи могло только скомпрометировать.

Добавил хлопот трибуналу и следующий свидетель - член ЦК КПУ Василий Эллан-Блакитный [8], украинский поэт и недавний боротьбист. Его рассказ об обстоятельствах сдачи Чайкивского тоже не совпадал с обвинительным актом.

По словам Блакитного, бывший политреферент заявился к нему лично, назвал себя и сообщил, что хочет отдаться в руки советского правосудия, чтобы реабилитировать свое имя или понести наказание. Мотивы - чистосердечное раскаяние в контрреволюционной деятельности и желание работать в рядах КПУ.

Блакитный с чистой совестью отвел своего гостя к ЧК, но тот по неизвестным свидетелю причин, через каких-то несколько дней ... снова оказался на свободе. Происходило все это в начале июня 1920 года.

 

Василий Михайлович Эллан-Блакитный - политик и поэт

Оказалось, что Чайкивский с паспортом на имя Дашкевича. Фальшивое удостоверение личности обвинительный акт пышно назвал «тайным документом, выданным Галицийской контрразведкой».

Паспорт этот, с точки зрения обвинения, был доказательством коварных намерений, которые подсудимый питал относительно советской власти. Но Чайкивский утверждал, что получил его для подпольной работы в оккупированной деникинцами Одессе.

В конце концов, учитывая значительное количество противоречий, суд решил вернуть дело на доследование.

Второй акт политического шоу начался 5 сентября. К «актерскому составу», и без того звездному, добавился известный гастролер. В зале харьковской публичной библиотеки появился Владимир Винниченко [9]: именно в то время пришелся его короткий «роман» с советской властью.

С позиции чисто юридической, ценность Владимира Кирилловича в качестве свидетеля была равна нулю: Чайкивского он впервые увидел за несколько дней до суда. Зато, вряд ли в тогдашнем Харькове был человек, который лучше Винниченко знал политическую «кухню» УНР [9].

 

Винниченко - возможно, самый ценный для советской власти свидетель

К сожалению, примерно три четверти речи Винниченко не удалось разобрать из-за повреждения текста. Но то, что осталось, совсем не радует: бывший глава Директории выгораживал Чайкивского «на контрасте» - поливая грязью Петлюру и петлюровцев.

Подаем по российскому переводу:

«Раскаяние Чайковского искреннее; он мог бы продолжать в Галиции свою деятельность, как те авантюристы из петлюровского лагеря, которые продолжают занимать видные посты, прокучивая по европейским кафе и шантанам народные деньги».

Что касается свидетелей, то они ничего нового к уже известным фактам не прибавили. За исключением глупости, которую сморозил гражданин Табаков: «Режим Петлюры, Коновальца и Чайкивского - более суровый и кровавый, чем режим гетмана». Почему тогда выжил Табаков, который, по его же словам, «неоднократно арестовывался петлюровской контрразведкой», непонятно.

После допроса свидетелей начались прения сторон. Обвинение в лице наркома земледелия Мануильского требовало для Чайкивского расстрела. Несмотря на то, что непосредственное участие сотника в кровавых расправах так и не доказали. Но «по его инициативе были совершены сотни зверских убийств коммунистов».

 

Нарком земледелия Дмитрий Захарович Мануильский [10]

Расплывчатость цифры явно указывала, что никто не занимался подсчетом жертв Чайкивского. Ляпнули наугад! Однако защитник Шубин за это почему-то не вцепился. Зато стал доказывать, что подсудимый - не инициатор расстрелов, а лишь исполнитель преступных приказов Петлюры. И вообще социально близкий советской власти, так как происходит из трудовой среды.

Так ли уж плохо жила та среда до революции - вопрос щекотливый. В арестантской карточке Чайкивского записано, что он имел университетское образование. Профессия - журналист, переводчик.

Дмитрий Мануильский, который его обвинял, окончил юридический факультет Сорбонны. А председатель Высшего трибунала Александр Аросев три года учился на философском факультете во Льеже.

И чему-то таки научился, судя по размерам вынесенного им приговора. Только на одиннадцать пунктов растянул! «Американский пролетариат» зачем-то вспомнил и интересное выражение в оборот пустил - «военно-шовинистическая клика Петлюры».

 

Трибунальщик Александр Яковлевич Аросев, отец всесоюзной любимицы «госпожи Моники» из «Кабачка 13 стульев»

Если же очистить тот приговор от пропагандистского мусора, из которого он состоит процентов на семьдесят, будем иметь следующее: «Верховный Революционный Трибунал приговорил Ю. Чайковского, 27 лет, к высшей мере наказания». Однако (здесь идет длинная мотивация) расстреливать его нецелесообразно с политической точки зрения. И поэтому суд заменяет Чайкивскому расстрел на «заключение в концентрационный лагерь на все время гражданской войны».

Каждый, кто учил историю в советской школе, скажет, что Чайкивскому сидеть оставалось недолго - каких-то два месяца с хвостиком. Ведь «все знают», что гражданская война закончилась в середине ноября 1920 года, изгнанием врангелевцев из Крыма.

Но вот горе: сто лет назад так не считали! Харьковский суд еще и в марте 1921 года раздавал приговоры «до окончания гражданской войны»! Потому что она аж бегом полыхала «на внутреннем фронте». По факту же, такая формулировка означает «до особого распоряжения».

В случае с Чайкивским оно поступило очень быстро. Это можно проследить по его арестантской карточке. Приговор получил 5 сентября, пять дней спустя его перевели из каторжной тюрьмы в концлагерь, а 22-го октября он уже из лагеря выбыл. На работу во Всеукраинское издательство.

 

Угловой штамп Харьковского концлагеря

Такая практика не была чем-то чрезвычайным. Из лагеря, располагавшегося на Сумской, 61 (ныне Дворец бракосочетания), квалифицированных специалистов часто выпускали на внешние работы. Кто-то возвращался туда вечером, а кто-то приходил только отмечаться с определенной периодичностью. Но узники с таким обвинением как у Чайкивского - «Вооруженная борьба против Советской власти», из-за колючей проволоки выходили крайне редко.

Почему для бывшего сотника снова сделали исключение, объясняет постановление Петинского райкома от 29 октября 1920 года: Чайкивскому открыто покровительствовал Василий Эллан-Блакитный, председатель коллегии «Всевидаву». Это по его приказу Юлиан Чайкивский был назначен заместителем заведующего агитационным (!) подотделом издательства.

Каким здесь боком петиниские коммунисты? Именно их, чертовски внимательному главарю должны мы быть благодарными за эту ценную информацию. Товарищ Сильвестр Покка [11], бывший председатель губчека, узнав об этом назначении, прислал «письма протеста» в губком и ВУЦИК с требованием провести немедленное расследование дела. Требовал отменить приказ Блакитного, а его самого привлечь к ответственности.

 

Старый большевик Сильвестр Иванович Покка

На эту тему: Іван Судаков. Популярне катознавство [12]

Понять чекистскую логику нетрудно: агитировать за светлое коммунистическое будущее должен был тот, кто еще недавно отдавал приказы о расстреле тех же коммунистов. Но имеем право предположить, что ходатайства товарища Покка не имели последствий. Потому что отметка о возвращении в лагерь в арестантской карточке Чайкивского отсутствует.

Бывший политреферент проживал с женой в Харькове, на Журавлевке. Но недолго: 15 марта 1921 года он «окончательно убыл» - умер от какой-то болезни.

Грандиозное шоу, организованное при участии первых лиц УССР, ощутимой пользы советской власти так и не принесло.

—

Эдуард Зуб, историк, сотрудник УИНП;  опубликовано в издании  Медиапорт [13]

---

На эту тему:

• Красный террор: как изувеченные тела стали орудием пропаганды и остаются ими поныне [14]
• ЧК против УГРО: война на фоне эпохи [15]
• Масштаб советского террора [16]
• Розстріляні у Сандармоху українці і вихідці з України (СПИСОК) [17]
• Человек в кожаном фартуке. Палач НКВД собственноручно убил больше 10 000 невиновных [18]