В Украине невозможно увидеть нормальных людей в украинском политикуме, которые не компенсировали бы комплексы своего бедного детства страусиными туфлями, золотыми унитазами, Майбахами и им подобными аксессуарами. В нормальных странах простота и интеллект ходят вместе с властью. Здесь — где угодно.

(Продолжение. Начало читайте здесь:

• Почему Польше удалось? Старые ошибки, новые идеи и бунт поколений. Часть 1 [2]
• Почему Польше удалось? Люстрация и общая декоммунизация как экономические факторы. Часть 2 [3]).

Будущее

Давным-давно, т.е. летом прошлого, 2012 года, автору пришлось быть свидетелем встречи группы украинских интеллектуалов с бывшим австралийским премьером Кевином Раддом. Кевин Радд, как и премьер Сингапура Ли Кван Ю — современные политики с Востока, имена которых порой слышат в Украине. Австарлиец вышел из академической среды, и после своей отставки вернулся к преподаванию. Кроме родного английского, профессор Радд свободно говорит на китайском. И вот он сидел перед группой украинцев, как Конфуций, и сорил афоризмами.

Его картина мира полностью отличалась от того, о чем говорят в Украине. Кевин Радд нарисовал мир: с точки зрения стран Востока, которые динамично развиваются. И с этой точки зрения, Европа — это мировой музей, куда интересно съездить на каникулы и потом показать фото друзьям: все самое интересное в человеческой цивилизации сейчас рождается в восточном полушарии. И так получается, что Украина со своей евроатлантической неуверенностью, смутными и неспешными движениями в сторону ЕС, должна догонять музей!

Именно тогда я вспомнил встречу с другим философом во власти — Михалом Бони, министром польского правительства, который тогда возглавлял группу стратегических советников премьер-министра. Профессор Бони рассказывал о перспективах Польши в мировом разделении труда в контексте рапорта «Польша 2030».

Его слова, опиравшиеся на прогноз МВФ, пересекались с тем, о чем говорил Кевин Радд: уже сегодня в первой пятерке крупнейших экономик мира осталась лишь одна европейская — немецкая. И то — на последнем, пятом месте. На первом пока остается США. Остальное — это экономики азиатские: Китай, Япония Индия. И вот по прогнозу, о котором рассказывал профессор Бони, уже через пару лет Китай вытеснит США на второе место, а после 2030 года Индия вытеснит США на третье.

И австралиец Кевин Радд, и поляк Михал Бони говорили о месте своих стран в мире в контексте долгосрочной перспективы. Один уже не при власти, а второй — точно не будет у власти, когда придет время, которым они занимались по своим должностным обязанностям.

В обоих случаях воспринимать содержание их слов мне мешало чувство зависти к далеким нашим соседям по планете — австралийцам, и ближним — полякам. Причин для зависти было несколько.

Первая — интеллектуальный уровень этих политиков (согласитесь, было бы издевательством требовать от украинского премьера свободно говорить на китайском, когда он имеет определенные проблемы с украинским).

Вторая причина: мне просто захотелось увидеть нормальных людей в украинском политикуме, которые не компенсировали бы комплексы своего бедного детства страусиными туфлями, золотыми унитазами, Майбахами и тому подобными аксессуарами, которые являются абсурдными в бедном украинском обществе.

Там — простота и интеллект ходят вместе с властью. Здесь — где угодно.

В Польше я несколько раз чувствовал определенный диссонанс, вызванный сочетанием в одном лице интеллекта, бытовой простоты и высокой должности.

Впервые — когда в студенческой столовой варшавского университета разговорился с профессором Ежи Стенпнем, который еще совсем недавно был председателем Конституционного трибунала Польши.

Затем — когда в обычной варшавской вареничной меня представляли действующему польскому омбудсману — Ирене Липович ... Если считаете, что в этом нет ничего удивительного — попробуйте представить украинских омбудсманов: хоть нынешнюю Лутковскую, хотя ее предшественницу — Карпачеву — в «Пузатой хате». Для моего воображения такое задание оказалось слишком сложным.

Еще одна история: где-то через полчаса общения шеф Кацелярии Президента Польши Яцек Михаловский предложил нашей группе стипендиатов одной из польских образовательных программ говорить ему «ты». Конечно, такие вольности в общении были, скорее, исключением из правил — нынешний министр возглавлял когда-то эту образовательную программу, но ... у нас не было ни таких глав администрации президента, которые просили говорить им «ты», ни таких, которые возглавляли какие-то образовательные программы.

Подобных примеров простоты в общении представителей польской политической элиты я мог бы приводить еще и еще. И это сочетание простоты общения в сочетании с высоким интеллектуальным уровнем и — очень часто — академическим прошлым польских политиков то и дело вызывало чувство зависти, которое я не мог преодолеть. Высокая концентрация «философов» во власти — еще одна из причин успеха польской модернизации после 1989 года.

Конечно, в любой стране есть идиоты. Конечно, даже политики высшего эшелона в Польше время от времени допускают faux-pax и вслух говорят такие вещи, что лучше бы они молчали! Но наличие настоящих интеллектуалов этот факт в определенной мере компенсирует.

Влияние истории

И тут надо объяснить природу польской демократии. Она — по природе антиэлитарна. Пожалуй, это слишком грубое определение, а потому требует толкования. Не люблю этого выражения, но должен им воспользоваться: исторически так сложилось.

Исторически так сложилось, что шляхта — польская политическая прослойка, которая посредством региональных сеймиков и Сейма участвовала в принятии решений — составляла как для ранней Европы необычно большую часть населения. Речь идет где-то о 10 процентах. Кроме того, этот слой имел наглость вмешиваться во все политические процессы, включая ... выборы короля. Некоторые из польских юристов иронически называет польскую монархию тех времен «пожизненным президентством». Доля правды в этом определении есть.

Демократия в польском прочтении не утратила буквального значения, скрытого латынью и греческим: воспринималась как rzecz pospolita — речь посполита — общее дело.

Но 130 лет трехсторонней российско-германо-австрийской оккупации, 20 лет межвоенной независимости и 50 военных и послевоенных — уже подсоветских — лет не позволили реализовать этот идеал. Это стало возможным только после 1989 года.

Именно поэтому то, чего хочет общество, сегодня значительно быстрее становится ориентиром для политического слоя, чем, например, в Украине. А польское общество требует от политиков снять корону и быть равными с другими гражданами Речи Посполитой. Вот так исторические традиции влияют на настоящее.

В тему: Русифицировать — значит «усмирить». Как Российская империя поглощала Польшу и Литву [4]

К тому же очень многие политики и чиновники имеют академическое прошлое. И речь не о почетных дипломах и фальшивых диссертациях. В польском обществе есть определенный запрос на чиновников-интеллектуалов.

Складывается такое впечатление, что в польском обществе возобновилась вера в знания, как движущую силу развития общества, и в образование — как фактор личной конкурентоспособности на рынке труда.

Как это выглядит в цифрах? В 1998 году в Польше доля лиц с высшим образованием была 9,7% (речь идет только о поляках в возрасте 25-64 лет).

Всего за 10 лет количество таких лиц в возрастной группе 25-64 увеличилось и в 2009 году составило уже 21,2%. Это один из лучших показателей «интеллектуального роста» общества в Европе и мире!

Так, например, в США или Японии доля людей в возрасте 25-64 с высшим образованием значительно выше — более 40%. Но темпы роста этого показателя там значительно меньше — около 3%. Польша уже почти догнала по уровню распространения в обществе высшего образования Германию. И если не уменьшит темпа — в ближайшие годы опередит ее по этому показателю.

Эти данные приводил тот же Михал Бони во время презентации рапорта «Польша 2030». Под руководством этого человека польское правительство сформировал группу советников, которые должны сформулировать видение, какова Польша сегодня, и какой могла бы / должна стать к 2030 году.

«Вместо стратегии управления имеем управление случаем, — говорится во вступлении Рапорта — временные горизонты замыкаются в рамках избирательного календаря, а не в перспективах цикла профессиональной и личной жизни гражданина». «Польша 2030» — это 400 страниц анализа имеющихся проблем, возможностей и тенденций развития страны.

Конечно, было бы преувеличением утверждать, что образ, который сформулировала команда Михала Бони, является концентрированным переосмыслением ошибок прошлого, антитезой к легкомысленной и в то же время близорукой политики довоенных и волюнтаризма послевоенных правительств, о которых я писал в первой части «Почему Польше удалось?». Но в стремлении формировать политику на основании анализа имеющихся в мире и стране трендов и печальном опыте «исторических» ошибок ощущается более чем хорошо.

Инвестиции в доверие

Первый вопрос, который задают авторы рапорта — какое государство строим? По их мнению, Польше стоит перейти от модели «государства-опекуна» (Welfare State), которая сдерживает частную инициативу и потому ощутимо тормозит экономическое и гуманитарное развитие, к модели, сочетающей «государство работников» (Workfare State) с "обществом-опекуном «(Welfare Society).

В такой конструкции государство делегирует большую часть своих функций институтам гражданского общества. В основе такой модели — позитивная дискриминация: активным гражданином быть выгоднее, чем пассивным, патерналистски настроенным. Децентрализация институтов позволяет приблизить решение проблем к гражданину. Но основой такой трансформации должны стать локальные сообщества, которые действуют на основании осознания солидарности поколений.

Все это немного похоже на утопию, да?

Но авторам видения кажется, что сущностью политики развития должно быть создание пространства для индивидуального выбора лиц, семей и общин. Речь идет о том, чтобы решение проблем современности происходило только после глубокого взгляда в будущее — по крайней мере, на 21 год вперед, на перспективу одного поколения. Оттуда и название созданного в 2009 году рапорта «Польша 2030»: это образ будущего для тех, кто родился в 2009 году, и станет активным гражданином через 21 год, в 2030 году.

Именно в этом должна состоять политика государства: примат будущего над настоящим, и капитала общественного развития над капиталом общественного выживания.

Основой стратегически ориентированного управления является именно общественный капитал. Но одновременно — отмечают авторы рапорта — фактором, который развивает общественный капитал, является эффективное и приятное для граждан государство.

Какие из 10 вызовов являются важнейшими?

1. Рост конкурентоспособности

2. Демографическая ситуация

3. Профессиональная адаптивность

4. Инфраструктурный потенциал

5. Безопасность энергетическая и климатическая

6. Экономика, опирающаяся на знании и развития интеллектуального капитала

7. Региональная солидарность и единство

8. Единство общества

9. Эффективное управление

10. Рост общественного капитала

Как видно, большинство вызовов касаются вопросов не так материальной культуры, как ментальной и интеллектуальной перенастройки общества. Факторами будущего развития авторы видения называют доверие, единство, креативность, мобильность, конкурентоспособность.

Еще одна утопия?

Не такая уж большая. Здесь должен сослаться на еще один доклад еще одного интеллектуала, который приложился к модернизации современной Польши. Лешек Бальцерович [5] буквально одним слайдом своей презентации проиллюстрировал, как доверие и недоверие становятся экономическим фактором.

Инфляция в Центральной и Восточной Европе в 2004-2008 годах

В кризисном 2008 году Польша установила один из рекордов стабильности в Центрально-Восточной Европе — инфляция здесь была лишь 4%. Украина в тот года установила антирекорд — 25%.

Одним из факторов, которые послужили причиной девальвации украинской гривны, стала паника на валютном рынке. Хотя она и была вызвана определенными действиями украинского центробанка, а также валютными спекуляциями на межбанковском рынке, но масштаб паники был пропорционален уровню недоверия украинцев к институтам, национальной валюте и банковской системе.

Украинцы в 2008 году обеднели вдвое в течение одного месяца. Это — плата за недоверие.

Колебания злотого тогда также происходили и в Польше. Но их масштаб был значительно меньше: поляки значительно больше доверяли правительству, центробанку и своей национальной валюте. Это — цена доверия.

В конце 2008 года, когда волна кризиса докатилась до нашей части Европы, уровень доверия поляков к центральной власти составлял: 56% — к правительству и 44% — к парламенту. Украинские показатели были таким: правительству доверяли 6,3% украинцев, парламенту — 2,7%.

Еще один наглядный пример: количество охранников в польских супермаркетах в разы меньше, чем в украинских. В этом контексте упоминание двух армий — частных охранников и милицейских охранных подразделений — выглядит более чем уместным. Как думаете, кто платит им заработную плату? Работодатель? Слишком простой ответ. Их зарплаты работодатель платит из кармана конечного потребителя — то есть из нашего кармана. Пример?

Один и тот же набор рубашек в варшавской галерее Центрум и на лондонской Оксфорд-стрит в магазине одной и той же сети стоит примерно одни и те же деньги — эквивалент 350 гривен. Как думаете, сколько тот же набор стоит в киевском магазине этой же сети? 799 гривен. То есть в два раза больше, чем он стоит на самом деле. Разница — это коррупционные издержки плюс дополнительные расходы на усиленную охрану. Такова цена недоверия, которую платят украинцы.

Команда Михала Бони, кажется, вполне осознает, насколько общество доверия является дешевым для налогоплательщика. Развитие общественного доверия, по их мнению, также должно стать одним из ведущих направлений польского государства.

«Общественное доверие является базовым элементом общественного капитала. Без взаимного доверия людей друг к другу — как знакомых, так и чужих — нет возможности формировать сообщества и их взаимодействие, развивать коммуникацию внутри общества, эффективно заботиться об общих интересах. В равной степени важно доверие гражданина к институциональной инфраструктуре государства: как институтов публичных, так и государственного аппарата. Доверие к этим учреждениям является тем выше, чем больше эффективность их деятельности».

Общество доверия является более дешевым для налогоплательщиков и более успешным экономически. Так происходит не только потому, что страны с таким обществом меньше тратятся на контрольные функции государства. Доверие способствует синергии различных факторов. Результатом этой синергии является высокий уровень удовлетворения жизнью и более мощный экономический рост.

График слева: корреляция между доверием и удовольствием жизнью. График справа: корреляция между доверием и уровнем экономического роста. Чем выше в обществе процент людей, которые доверяют другим, тем это общество экономически более успешно, а люди чувствуют себя довольными жизнью.

И вот польские эксперты считают, что у поляков очень низкий уровень доверия в обществе — лишь около 11% доверяют другим людям. В странах Северной Европы (Дания, Норвегия, Норвегия, Швеция) уровень доверия является высоким — от 50 до почти 65%.

Процент лиц, которые доверяют другим людям

В Западной Европе этот процент колеблется от 25 до 47%. Южная Европа (включая Францию), а также страны бывшего соцлагеря, имеют самый низкий уровень доверия между гражданами: 11-20%. Последние измерения этого показателя указывают: только 6,2% украинцев доверяют другим людям.

Доход на душу населения и доверие в странах Европы. Источник: КМИС

Надо заметить, что несмотря на довольно низкий уровень доверия между гражданами, в Польше достаточно высокий уровень доверия (в сравнении с Украиной) граждан к государственным институтам. И это позволило полякам значительно более успешно пережить кризис в 2008 году. Более того, действующее правительство Дональда Туска единственное во всей посткризисной Европе получило вотум доверия на очередных парламентских выборах. И это в то время, когда пали правительства не только Берлускони в Италии, которая вошла в число крупнейших неудачников, но даже Гордона Брауна, чья экономическая политика во время и после кризиса спасла Великобританию от больших проблем.

Конечно, в рапорте «Польша 2030» есть место не только формированию общественных ценностей, как фундамента для дальнейшего развития общества. Этот рапорт касается многих проблем, имеющих отношение к инфраструктуре и безопасности.

Должен еще раз подчеркнуть: рапорт «Польша 2030» — это почти 400 страниц. Вряд ли удастся здесь даже просто перечислить основные рекомендации его авторов правительству и обществу. Собственно, это было основной причиной вспомнить этот рапорт здесь: у польского общества есть образ стратегии. Вокруг которой много дискутируют. И, очевидно, со временем многое в этом видении изменится. Но самое главное, что такой образ стратегии у польского общества есть. И это — во многом — является следствием переосмысления ошибок прошлого.

Напомню еще раз события августа 1939 года, которые я приводил в первой части этого цикла. Польское правительство считало немецкую угрозу несущественной. Эта ошибка стоила стране 6 миллионов жизней.

Так вот, у меня ощущение, что из этой ошибки польское общество сделало определенные выводы. В этом меня убедил не так факт вступления Польши в НАТО, как встреча с Анджеем Ананичем, бывшим главой польской контрразведки.

Во время той встречи он дал наиболее обстоятельный обзор геополитических стратегий Ирана, Китая, России, Евросоюза и США по Афганистану, который мне приходилось когда-либо слышать. Я не выдержал и спросил профессора Ананича, зачем Польше так глубоко знать и понимать проблемы такой далекой страны. Прозвучал ответ: «Знаете, господин, а кто может точно спрогнозировать откуда в современном мире придет следующая угроза? Должны отслеживать все возможные вызовы». Это было красиво.

Но наибольшее впечатление произвела встреча с еще одним профессором — экс-председателем Конституционного трибунала Ежи Стенпенем. Он в своем выступлении должен был нарисовать перспективу польской модернизации в сфере права. Но профессор не ограничился двадцатилетием после 1989 года. Он начал рассказывать о том, как у поляков сформировалось осознание права на восстание, на сопротивление, и о том, как огнестрельное оружие изменило оружие забастовки. Оказывается, что в сфере права важны не так определения и буква закона, как идеи, которые овладевают массами.

Судья Стенпень начал изображать «политическую геометрию», как он объяснял ее своим внукам. Он предложил представить привычную издревле конструкцию общества: на самой вершине пирамиды находится король / генсек / президент, ниже — меньшие господа, и в конце концов — под ними всеми — обычные люди. Это породило психологию «они там наверху, а мы здесь внизу». Обычно в такой системе координат все зависело от тех, кто «на горе».

И тут наш лектор предложил посмотреть, что будет, если изменить точку зрения и положить этот треугольник на поверхность: «Наша позиция не изменилась: просто теперь власть стала не выше, а только дальше». Власть — в центре, люди — вокруг. Получился круг. Человека и власть уже на равных. Но обычный человек еще не в центре.

«Существует такая фигура, где бы каждая точка была центром?» — спросил у аудитории профессор Стенпень. И сам ответил: «Да, это — поверхность шара!» Если представить общество и государство как шар, то получается, что каждый находится в центре. Но если мы находимся в центре — это значит не только положение, но и ответственность. «Мы ответственны за себя, за своих детей, свой город, страну и всю Землю, ибо каждый из нас является ее центром!»

В этом и заключался ответ профессора Стенпня на вопрос, почему Польше удалось: все больше людей в Польше осознавало свою ответственность перед собой и другими. Вместо патерналистских ожиданий, все большее количество людей проникалось соответственностью за судьбу своей страны. Впрочем, не обошлось и без философов во власти. Вот почему Польше удалось.

В конце концов, украинцам тоже надо стать более ответственными и не выбирать во власть столько идиотов.

Александр Зинченко, опубликовано на сайте Тексти.Org.ua [6]

Перевод: «Аргумент» [7]

---

В тему:

• Пресса Британии: пока Польша сияет, Украина тонет [8]
• Почему Ярузельский не стал Пиночетом, а СССР не напал на Польшу [9]
• «Украинская земля насквозь пропитана кровью». Украина и ее место в Европе глазами британца [10]
• СССР как Российская империя. Чем была советская Украина? [11]
• Каждый десятый украинец в своей голове еще живет в СССР [12]