Несмотря на то, что с течением времени события Холокоста все больше и больше уходят в прошлое, вопрос о формах и значении мемориальных практик все еще актуален в современной Германии. Этот вопрос встает особенно остро в преддверии восьмидесятой годовщины Хрустальной ночи, которая считается датой начала Холокоста.

В последние годы в Германии годовщина Kristallnacht остается знаковым событием как с точки зрения истории, так и с точки зрения политики. Однако единая традиция коммеморации так и не сложилась из-за политических разногласий и исторических совпадений. Изначальная проблема этой даты – 9 ноября – заключается в её неоднозначности: в немецкой истории XX-го века в этот день произошло несколько ключевых событий, в связи с чем эта дата уже была политизирована прежде, и ассоциации с ней могут быть двоякими.

Во-первых, в этот день в 1918-м году с отречением Вильгельма II пала немецкая монархия. Во-вторых – и это с идеологической точки зрения оказывается еще более важным – в тот же день в 1923-м году состоялся так называемый «Пивной путч»: неудачная попытка захвата власти, предпринятая Гитлером и Национал-Социалистической партией. Не получивший поддержки и быстро подавленный, этот путч стал важной идеологемой в нацистской трактовке истории.

Как пишет Алейда Ассман в книге «Длинная тень прошлого», посвященной культуре памяти в Германии, именно эту дату Гитлер сделал главным памятным днем для Третьего Рейха. Участники «Пивного путча» были перезахоронены на одной из центральных площадей Мюнхена, а годовщину неудачи отмечали ежегодно при личном участии Гитлера. 9 ноября, однажды интерпретированное в рамках националистического дискурса, до сих пор не может избавиться от своих символических коннотаций.

В тему: Германия. Исправление ошибок (ФОТО 18+) [2]

Еще сложнее работать с этой памятной датой стало после событий 1989-го года, так же случившихся 9-го ноября: в этот день пала Берлинская стена, что ознаменовало объединение Германии. Не только радостное, но и символически важное событие в истории Германии пришлось на тот же день, в который за полвека до этого случился еврейский погром. С точки зрения выстраивания исторического нарратива, возможность тройной интерпретации этого дня означала необходимость выбрать свое прошлое и решить, что важнее для выстраивания идентичности.

Именно поэтому 9 ноября не стало официальным Днем германского единства, и постепенно акцент смещается на годовщину Хрустальной ночи. Такое решение свидетельствует о том, что выстраивание национальной идентичности через празднование всеобщего единения было отложено в связи с незавершенной работой с глобальной травмой.

В тему: Как холокост стал «Холокостом» [3]

Необходимость осмысления трагического прошлого приводит к созданию новых ритуалов коммеморации и возникновению споров о том, как «правильно» помнить. Важная часть публичной истории Холокоста – это ежегодная речь, которая произносится в Бундестаге в годовщину Хрустальной ночи. Эта речь символически репрезентует то, как государство трактует историю. Именно поэтому от автора текста ждут соответствия общепринятым «нормам» коммеморации.

Ассман анализирует эти нормы на примере речи председателя бундестага Филиппа Иеннингера, произнесенной в пятидесятую годовщину Хрустальной ночи и вызвавшей широкий резонанс и серьезную критику. Речь, запомнившаяся как самая неудачная и неуместная в истории ежегодных речей, была произнесена Иеннингером на мемориальном собрании. Как замечает Ассман, провал речи был связан с тем, что Иеннингер нарушил табу, существующие в репрезентации Холокоста. В частности, его упрекали в отсутствии в речи слова «скорбь»; так, намеренный или случайный отказ от употребления общепринятых «кодов» в области исторической памяти ведет к тому, что интерпретация воспоминания признается некорректной и неуместной.

Выступление председателя бундестага Филиппа Иеннингера 10 ноября 1988 г. в немецком парламенте в БоннеBundesregierung, B 145 Bild-00045292, Foto: Lothar Schaack

В целом, Иеннингер в речи упоминает идею, ставшую общим местом в немецкой работе с исторической памятью. Эта идея – необходимость осмысления трагического прошлого с целью и извлечения уроков из истории для того, чтобы созидать политическое настоящее и будущее. В официальных речах об этом же говорил президент Германии Роман Херцог и глава совета евреев Шарлотта Кноблох. Именно эта, дидактическая функция истории, делает память о Хрустальной ночи частью политической повестки.

Поле памяти в Германии сильно пересекается с полем политики, поскольку сейчас, восемьдесят лет спустя, споры о стратегии репрезентации Хрустальной ночи все еще ведутся. На примере речи Иеннингера видно, что аналитический и «чувствительный» подходы к осмыслению прошлого воспринимаются как принципиально разные, чуть ли не противоборствующие. В целом, любая немецкая мемориальная практика, касающаяся Холокоста, должна, по общепринятой установке, обращаться к чувствам, по большей части, к чувству скорби.

Существуют мемориальные практики и в сфере образования. Особое внимание как в Германии, так и в Австрии, уделяется ознакомлению школьников не только с историей Холокоста и Хрустальной ночи, но и с личными историями жертв. На уроках по изучению трагических событий 1938 года предлагается делать упор на эмпатию и личное сопереживание человеческим судьбам; так, в методических планах уроков сайта centropa.org отдельно прописывается, какие знания получат ученики, и отдельно, какие чувства у них предположительно возникнут в ходе изучения Хрустальной ночи и Холокоста.

Стоит отдельно отметить, что такого рода дидактические материалы хорошо разработаны, что свидетельствует об особом внимании к будущей коммеморации, научению переживать трагическое. Сопереживание может быть достигнуто, в частности, методами устной истории, то есть чтением интервью с жертвами Холокоста и их родственниками, просмотром документальных фотографий.

В связи с этим важен и пример политической, а не образовательной практики – интервью Шарлотты Кноблох [4] в семидесятую годовщину Хрустальной ночи. В 1938 году она была ребенком, и, говоря об исторической политике, она рассказывает о личном опыте, апеллируя к собственным переживаниям.

Другой известный мемориальный проект, начатый в Германии в 1994 году и продолжившийся в Австрии и других странах, «камни преткновения» (Stolperstein), касается не только Хрустальной ночи, но и всех жертв нацизма.

В тему: Клод Ланцман и Холокост [5]

Камни преткновенияrefugee.ru. Фотография: Светлана Ганнушкина

Идея художника Гюнтера Демнига состоит в том, чтобы вставлять в тротуары и мостовые камни с именами погибших во время Холокоста. Здесь важен факт встраивания памяти в городское пространство, идея постоянного сосуществования современной повседневной жизни и опыта прошлого. В связи с этим идею памятных камней много критиковали, говоря о том, что, ходя по дороге с встроенными напоминаниями о Холокосте, жители города символически «затаптывают» память о погибших.

Еще один важный мемориальный проект, связанный с городской средой – это восстановление синагоги «Ohel Jacob» в Мюнхене. Разрушенная во время погромов 1938 года, синагога была построена заново почти на том же месте и торжественно открыта 9 ноября 2006 года, в день 68-й годовщины Хрустальной ночи. Здание представляет собой ключевое для немецкой мемориальной традиции сочетание исторического нарратива и современной функции: так, мюнхенская синагога задумана как еврейский центр и музей, то есть место, нагруженное актуальными задачами и смыслами.

Синагога Ohel Jacob в Мюнхенеen.wikipedia.org

Для Берлина и Германии в целом важна идея интеграции истории в используемое, жилое пространство – в частности, следствием этого стала «обживаемость» мемориала Холокосту в Берлине, который воспринимается как часть жилого города, а не стоящий отдельно памятник.

В тему: «Манией величия заболела целая страна. И это стало началом нашей катастрофы» [6]

Памятник убитым евреям Европы. Берлин.ar.wikipedia.org

Интегрированные в городскую среду и помещенные рядом с домами, в которых жили погибшие, «камни преткновения» заставляют остановиться и подумать не об общей истории Холокоста, а он конкретных людях и их судьбах. Именно такие, «живые», эмоциональные свидетельства, чаще становятся частью политики памяти. Получается, что актуализация истории происходит за счет микроистории, смещения акцента на отдельные судьбы и индивидуальные переживания.

—

Юлия Свищёва, опубликовано в издании  Уроки истории [7]

В тему:

• Валерия Новодворская: Крымодеры [8]
• «Манией величия заболела целая страна. И это стало началом нашей катастрофы» [6]
•  «Цель захватил, пускаю ракету» [9]