Почти полгода Святошинский суд рассматривает дело бывших беркутовцев Сергея Зинченко и Павла Аброськина. Впрочем, до завершения допроса всех потерпевших еще далеко.

На часах 11:30, очередное заседание по делу должно вот-вот должно начаться. В коридоре перед залом суда пусто. Всего несколько милиционеров и представители потерпевших. Комната для общественности, которая должна наблюдать за процессом, закрыта на замок. Сейчас уже не заморачиваются для налаживания в ней прямой трансляции — не для кого. За полгода заседаний интерес людей к процессу несколько угас.

За решеткой уже традиционно сидит двое бывших беркутовцев. Рядом с ними, на длинных скамьях — их родственники. Они иногда косо посматривают на потерпевших, которые рассказывают о преступлениях спецназовцев и время от времени вспоминают о погибших 20 февраля представителях МВД. Зинченко же с Аброськиным перешептываются со своими адвокатами, готовясь к допросу очередного потерпевшего.

В комнату заходит судья, работа начинается. После всех рабочих процедур (объявление присутствующих, название дела, по которому проходит заседание, и т.п.) судья Дячук переходит к сути. Правда, перед этим защитник Евгения Закревская предлагает суду во время заседания пересмотреть ряд видеозаписей, на которых может быть зафиксирован сын потерпевшего. Тем более, подобный прецедент в заседании уже был. После часа споров, доводов суд решает ходатайство отклонить, поскольку одно из видео длится более двух часов и не приобщено к материалам производства. К трибуне, между тем, вышел пострадавший Юрий Войтович из Тернопольщины. 20 февраля он потерял единственного сына. Мужчина берет в руки листы бумаги с ходатайствами.

«Хочу просить суд пересмотреть два видео, на которых зафиксирован мой сын, которые я нашел в интернете», — начинает Юрий.

«Давайте сначала вы нам объясните все, что можете объяснить, а потом мы перейдем к этому ходатайству», — говорит Дячук.

«Но я прошу видео, там хорошо видно моего сына», — продолжает свое Войтович. «Необходима экспертиза. Откуда мы знаем, что видео не подвергалось обработке? Мы не можем быть уверены, что на записи именно сын уважаемого потерпевшего. Мы не можем знать, что он там действительно находился и что это не монтаж. Сторона потерпевших должна пользоваться материалами, которые уже имеются в деле. Ведь защита с другими материалами не знакома», — начинают отрицать защитники.

По залу прокатывается шепот удивления. «Хочу отметить, что в соответствии с законом, при показаниях в суде человек может пользоваться заметками. Это могут быть как записи на бумаге, так и видеозаписи, так и фотографии. Поэтому прошу суд разрешить потерпевшему пользоваться видео», — возражает Закревская.

Наконец, судья, посоветовавшись с присяжными, решает дать разрешение на просмотр видеозаписей, не приобщенных к материалам. Но при одном условии — суд сосредотачивается только на сыне потерпевшего, не обращая внимания на второстепенные детали.

«Итак, прошу вас дать пояснения. Если вам нечего сказать — можем сразу перейти к видео», — громко говорит Дячук.

«Да, но видео, которые я нашел, там видно, как беркутовцы стреляют», — вероятно уже в пятый раз за полчаса начинает Войтович.

Дячук хватается за голову.

«Пожалуйста, я вас очень прошу. Мы посмотрим видео, но сначала нужно, чтобы вы дали устные объяснения. Рассказали известные вам детали о гибели вашего сына. Если вы ничего не можете сообщить — тогда мы сразу начинаем смотреть видео», — в который раз устало говорит председатель, пытаясь достучаться до пострадавшего. В зале повисает на несколько секунд пауза.

«Мой сын, Назар Войтович, родился в 1996 году. Очень интересовался историей, учился на дизайнера, много рисовал. Очень переживал за события на Майдане. Особенно после того, как студентов избили до крови. Он говорил: „Папа, где это видано, чтобы у нас людей милиция так сильно била за мирный протест?“ Очень хотел ехать в Киев, но я его не пускал», — переходит к сути Юрий.

«Назар ездил часто на Майдан в Тернополе. А в феврале я ему позволил ехать в Киев. Это где-то 5-10 февраля было. Но Назар не поехал — было много заданий в институте. Он у меня на третьем курсе учился. А в Киев он поехал 19 числа», — немного сбиваясь, продолжал потерпевший. Бывшие беркутовцы внимательно слушали из клетки.

«Где-то в 18-18.30 он мне позвонил и сказал, что уже едет с ребятами в Киев. А что я здесь уже мог сделать? В столице они были примерно в половине шестого утра. Через час уже Назар был на Майдане, у своего двоюродного брата, в палатке Тернополя. Там они выпили чаю, без спиртного. А потом они услышали стрельбу, побежали к Октябрьскому дворцу», — Войтович говорил твердо, без пауз.

«Назар смог зайти аж за Октябрьский, туда, в сторону метро „Крещатик“. Он был на улице рядом с Институтской. А где-то с 9:24 до 9:26 его убили. Сквозное ранение щеки, раздробило кость, она перебила сонную артерию. Как сказали, мой сын умер почти сразу, несмотря на качественно оказанную первую помощь. Его перенесли в отель „Казацкий“, оттуда — в Михайловский собор. Мне звонила волонтер, женщина. Сказала, что моего сына ... убили. И его уже нет», — Юрий начал говорить тише.

«Сын был на Майдане в Киеве только один раз. 20-го. Вечером мы были на Оранжерейной, на опознании Назара ... трудно было ... узнать. Лица не было. Узнавал ... по одежке. Джинсы синие ... ботинки с четырьмя полосками ... серая ... куртка ... с белыми полосками и воротником ... свитер с капюшоном. Рубашка на нем была ... и ... шарф. Он ... помогал ребятам перед тем, как пойти к Октябрьскому ... они там ... баррикаду строили ... у Глобуса», — мужчина плакал. В зале заседаний воцарилась тишина.

«Если это все, — после паузы тихо заговорил Дячук, — предлагаю перейти к вопросам».

Прокурор совместно с представителями потерпевших пытался выяснить, разделял ли погибший Назар взгляды относительно силовой смены власти в Украине, имел ли при себе оружие, когда ехал на Майдан, поддерживал ли силовые действия против милиционеров. Войтович все отрицал.

«Назар говорил, что у нас и так уже много насилия было. Поэтому он хотел мирно менять страну. Протестом. Поэтому в Киев и ехал», — Юрий пришел в себя.

«Скажите, а почему Назар поехал в Киев 19-го? Уж в Киеве было спокойно, не было беспорядков», — один из защитников, внимательно вглядываясь в потерпевшего, начал задавать свои вопросы.

«Возражаю, ваша честь. Защита уже в третий раз во время допроса свидетеля манипулирует фактами. Как известно, именно 19 февраля 2014-го в Киеве были убиты 13 человек. Это общеизвестный, установленный факт!», — возмутилась Закревская. Ее поддерживал шум из зала.

«Сын очень переживал за людей, за избитых студентов. Поэтому и поехал», — сказал Войтович.

Наконец, собравшиеся перешли к видеозаписям. На экран вывели картинку с проектора, присутствующие внимательно рассматривали изображения событий утра 20 февраля, собранного в 9 окошек с разных камер.

«Прошу обратить внимание на крайнюю нижнюю запись и среднюю верхнюю. На первой будет видно погибшего Назара — момент падения не зафиксирован, но видно, где он лежит. А на второй будет „снежная баррикада“, из-за которой стреляли беркутовцы. Предварительно можно говорить о том, что Назара убили именно оттуда, поскольку ранен он был слева направо, немного сверху вниз и спереди назад. Пуля вошла в тело на расстоянии 173 см от подошв, а вышла на уровне 171 см. То есть говорить о том, что его убили снайперы, особенно из гостиницы „Украина“, как в свое время предполагал следователь, нельзя», — говорила во время просмотра Закревская.

«Пожалуйста, остановите видео. Мы видим, как из-за баррикады стреляют», — заявила

Закревская. «Неизвестно, стреляют или нет, — сказали защитники спецназовцев, — тем более на тот момент там находился спецназ „Омега“.»

В тему: Стали известны организаторы и причастные к убийствам на Майдане (документы) [2]

«Отмотайте видео назад. А теперь снова запустите — на видео появился спецназовец в шлеме, который произвел выстрел, — Ну, господа, мы видели то, что видели. Выстрел был», — словно разводя руками, сказал Дячук. Впрочем, через несколько секунд он снова попросил остановить видео.

«Я вынужден просить остановить видео. Мы в очередной раз видим здесь протестующих с ружьями в руках. Я прошу обратить на это внимание», — отметил

Дячук. «Да, ваша честь, но хочу отметить, что они не стреляют», — добавила Закревская.

Наконец, на видео появился погибший сын Войтовича. Мужчина показал указкой на тело, лежащее на обочине дороги.

«Это Назар. Вот видите: серая куртка с белыми краями, джинсы, рюкзак, каска. На другом видео мы видим, как его несут. Опять же, та же одежда, рюкзак, защита на колени и на локти, шлем», — Юрий терпеливо объяснял защитникам, как идентифицировал на видео своего сына.

После суд начал рассматривать фото, уже имеющиеся в материалах производства. «Так это шлем. Это милицейский шлем», — громко зашептались бывшие беркутовцы. «Так скажи об этом», — бросил через плечо защитник Решко.

«Уважаемые. Хочу заметить, что на погибшем милицейский шлем и в руках у него милицейский щит. Откуда?», — улыбаясь, сказал один из беркутовцев. «Я могу это утверждать, поскольку у милицейского шлема есть воротник. Для защиты шеи», — довольные собой, беркутовцы улыбались.

Изображение увеличили. «Во время допроса потерпевший говорил о свитере с капюшоном. Мы его видим на картинке. О каком защитном вороте может идти речь? На изображении, если внимательно присмотреться — капюшон», — заявила Закревская. Судья согласился.

Наконец, потерпевшие приобщили к материалам дела видео, на котором якобы зафиксированы перемещения Аброськина. Суд же взял перерыв, чтобы прокуратура вместе с адвокатами спецназовцев могла ознакомиться с видео ...

—

Станислав Козлюк, опубликовано в издании Тиждень.UA [3]

Перевод: Аргумент [4]

В тему:

• Безымянная сотня. Сколько на самом деле жертв бойни 18 февраля? [5]
• Расследование убийств активистов Майдана «валил» зять Кивалова и саботирует Аваков [6]
• Преступления против майдановцев: вместо наказания — повышение [7]
• Ненаказанное зло. История одного «беркутовца» [8]
• Фемида разных сортов [9]
• Припомним все [10]