Русифицировать - значит «усмирить». Как Российская империя поглощала Польшу и Литву

1.00

Нет

И грузины, и украинцы, и чеченцы, и литовцы, и десятки народов, «усмиренных», казалось бы, романовской державой, в полной мере испытали на себе неумолимую жестокость имперской власти. Как и «единого», «всеобщего» метода подавления борьбы покоренных наций за свободу — тупой, медвежьей русификации.

Поражение в национально-освободительной борьбе (и польское восстание 1863 г. здесь не составляет исключения) — это тест для народа. Очень трудный и жестокий тест на право жить на своей земле свободно. Ибо после такого поражения имперская власть без всяких нравственных, а тем более политических колебаний заявляет, что та земля, на которой испокон веков жил покоренный народ, — оказывается, уже не его, этого народа, жизненное пространство, а «историческое» и «неоспоримое» достояние Ее Величества Торжествующей империи, этого ненасытного Молоха.

«Все это не ваше — оно всегда было нашим!» — эту железную логику гениально разгадал еще Шевченко, доказательством чему явилась его поэма «Кавказ». И грузины, и украинцы, и чеченцы, и литовцы, и десятки народов, «усмиренных», казалось бы, романовской державой, в полной мере испытали на себе неумолимую жестокость имперской власти. Как и «единого», «всеобщего» метода подавления борьбы покоренных наций за свободу — тупой, медвежьей русификации.

В тему: Вечная Кавказская война России [2]

Испытали на себе эту жестокость и поляки — после поражения в освободительном восстании, 150-летие которого мы отмечаем в этом году. Известно, что империя, которая силой либо хитростью — а чаще всего сочетанием того и другого — «отстояла свою целостность и единство» (читай: потопила в крови стремление завоеванного народа к свободе), начинает после этого «обустраивать» интегрированные, то есть захваченные земли.

Обустраивать в своих, разумеется, интересах. Так было и в Польше (на чугунном имперском языке — Привислинском крае), и в Литве, и Западной Беларуси (на том же языке — Западном крае), где весомую часть населения также составляли тогда поляки. Причем этот курс на «обустройство», «нормализацию» и, главное, на обрусение покоренных территорий был систематизирован и теоретически тогда же обоснован. Об этом и будет идти речь, тем более что вдумчивый читатель легко обнаружит здесь поразительные параллели со временами, гораздо более близкими к нам...

В тему: Одна из первых депортаций Российской империи. Как крымскими греками заселили Дикое Поле [3]

Многие, вероятно, слышали об изуверских «подвигах» большевистского карателя Муравьева, захватившего в январе 1918 г. Киев. Жаль, что гораздо менее известна личность его однофамильца (и, можно утверждать, его политического и идеологического предтечи) — графа Михаила Николаевича Муравьева, министра государственных имуществ в правительстве Александра II (1861—1863), а позднее — имперского губернатора Западного края. Именно Михаил Муравьев особо «отличился» в «усмирении» восставших, применив против польских «бунтовщиков», а также сочувствовавших им литовцев, белорусов, украинцев, россиян мощь артиллерии, а затем — виселицы, военно-полевые суды, ссылки, конфискацию имущества, Сибирь...

Но, очевидно, генерал Муравьев чувствовал в себе явные способности политического стратега, аналитика и мудрого советника при монархе — быть просто «вешателем» (как его прозвали в Польше) для него стало уже оскорбительно и грубо. И вот, 14 мая 1864 г., уже после подавления восстания, граф Муравьев направляет императору Александру II «всеподданнейший доклад» о мерах по «усмирению» Западного края, где он был губернатором (напомним, это — Литва, Западная Беларусь, часть территории Польши и Западной Украины).

Этот любопытнейший документ стоит процитировать подробно — речь идет о системной инструкции по русификации, а данный курс воплощался в жизнь и империей, и впоследствии Советским Союзом несчетное количество раз.

«Я осмелюсь изложить Вам, государь, свои предложения относительно тех мер, которые надлежит принять во вверенных мне областях, чтобы уничтожить в них корень мятежа и упрочить за Россией спокойное обладание ее окраиной, — пишет Муравьев.

— Позволю себе решительно отвергнуть мысль о примирении с польской народностью, ибо нельзя доверять притворным уверениям поляков в покорности. Правительство должно твердо усвоить мысль, что Западный край — исконно русский, составляющий древнее достояние России, что русская народность численностью превосходит все прочие племена, его населяющие, и что в нем не должно быть места польскому влиянию, ни народному, ни религиозному, что смирить и обуздать шляхту и духовенство можно только мерами строгой справедливости, отнюдь не снисходительностью или потворством.

Я полагаю поэтому необходимым:

1) упрочить и возвысить русскую народность и правление так, чтобы не было ни малейшего повода опасаться, что край может когда-либо снова сделаться польским;

2) в сих видах, в особенности, заняться прочным устройством быта крестьян и распространением общественного образования в духе православия и русской народности;

3) поддержать православное духовенство, поставив его в положение, независимое от землевладельцев, дабы совокупно с народом оно могло твердо противостоять польской пропаганде, которая, без сомнения, еще некоторое время будет пытаться пускать свои корни; римско-католическое же духовенство поставить в такое положение, чтобы оно не могло более вредить своим фанатическим возбуждением обывателей к противодействию постановлениям правительства, и для сего учредить за ним повсюду строжайшее наблюдение и взыскивать неукоснительно за всякое отступление от законного порядка и в особенности за манифестации в смысле польской пропаганды;

4) устроить таким образом правительственные органы в крае, с тем чтобы высшие служебные места и места отдельных начальников, а равно все те, которые приходят в непосредственное соприкосновение с народом, были замещены чиновниками русского происхождения; водворить русский элемент в крае всеми возможными средствами, как-то: поселением там русских крестьян, продажей русским лицам всех сословий конфискованных, секвестрованных и просроченных имений, изгнанием из края всех тех, которые участвовали в мятеже и крамолах, недопущением их возвращения на Родину. Наконец, само высшее правительство должно идти твердо и непоколебимо избранным им путем, отнюдь не допуская в край польского элемента и имея в виду, что хотя в настоящее время революционная организация уже обессилена и уничтожена в Западном крае, но многие из ее агентов продолжают действовать вне пределов края, в столицах и внутри империи».

Следует заметить, что этот доклад, всецело одобренный царем-«либералом» и «освободителем», появился в атмосфере ура-патриотической истерии и верноподданического шовинизма, охватившего тогда и, казалось бы, интеллигентных людей в империи. Образно говоря, Катков стал популярнее Герцена.

Тот самый Михаил Катков, бывший когда-то либералом, известнейший и влиятельный публицист, редактор журнала «Русский вестник», который писал в разгар подавления польского восстания: «У всякого русского скажется на душе удовлетворенное чувство народной чести и вместе с тем чувство благородности к державной руке, управляющей судьбами России, — благородности за то, что не дрогнула она, за то, что не усомнилась в своем народе, за то, что доверилась его великим судьбам. Оправдались все требования нашего народного достоинства!» (это, очевидно, о виселицах, расстрелах и казнях — так ли следует понимать Каткова?).

А вот что заявило московское дворянство во «всеподданнейшем адресе», врученном царю 29 января 1863 г.: «Государь, мы все перед вами как один человек. Все заботы смолкают и падают перед всесильным призывом отечества (Отечество в опасности — Польша восстала и требует независимости! — И. С.). Враги, возмутившие Западный край ваших владений, ищут не блага Польши, а пагубы России, призываемой вами к новой исторической жизни.

Государь, ваше право на Царство Польское есть крепкое право: оно куплено русской кровью («железобетонная» пропагандистская матрица, много раз применяемая и в советскую эпоху: как могут эти неблагодарные поляки, чехи или венгры отделяться от нас, мы же за них кровь проливали! — И. С.), много раз пролитой в обороне от польского властолюбия и польской измены. Суд Божий решил нашу тяжбу, и Польское царство соединено неразрывно с нашей державой. Вы, государь, не делаете различия между поляками и русскими (любимый пропагандистский тезис колониалистов, прикрывающий реальное унижение порабощенного коренного народа. — И. С.) и открываете для них одну и ту же будущность благосостояния и успехов, которая должна теснее сблизить и сроднить их между собой».

В тему: Треп имперский. 15 мифов российской истории - правда и ложь [4]

Ну что же, можно поговорить и о том, как «государь не делал различия между поляками и русскими». Вот указ Александра II от 25 октября 1864 г., где речь идет о закрытии значительной части католических монастырей в Царстве Польском (а именно «за соучастие в мятеже» закрыто 39 мужских монастырей с 674 монахами, упразднены 4 униатские обители и 71 мужской монастырь также упразднен под тем предлогом, что там якобы «не достигнуто определенное церковными канонами число монашествующих в них»).

Данные меры мотивировались так: «С великою скорбью усмотрели мы, что во время возникших в Царстве Польском волнений некоторая часть римско-католического духовенства не оказалась верной ни долгу пастырей, ни долгу подданных. Даже монахи, забыв заповеди Евангелия, презрев добровольно принесенные пред алтарем обеты иноческого звания, возбуждали кровопролитие, подстрекали к убийствам, оскверняли стены обителей, принимая в них святотатственные присяги на совершение злодеяний, а некоторые вступали сами в ряды мятежников и обагряли руки свои кровью невинных жертв».

Подлинный смысл этого лживого пассажа становится понятен, если вспомнить записку Муравьева к царю, где много раз говорится о необходимости «укрепления православия» на землях, охваченных восстанием. В том же самом стиле сталинская пропаганда обвиняла греко-католиков Западной Украины в «пособничестве немецко-фашистским захватчикам».

А завершался указ Государя Императора, разумеется, такими проникновенными словами: «Сколь ни прискорбны для сердца нашего сии горестные явления, потрясающие самые основы религиозного и нравственного быта вверенного нам Всевышним Промыслом народа, они, тем не менее, не охлаждают заботы нашей о благоустроении римско-католической церкви и духовенства в Царстве Польском».

В те же дни Александр II издал еще один указ — о реформе системы образования в Царстве Польском. Приведем выдержку из этого документа, который также надо уметь читать (прежде всего между строк, ибо каждое слово и каждый тезис, как и в советские времена, означает не то, что «должно было бы» означать). «Представляя польскому юношеству возможность общаться на его природном языке, — провозглашал царь, — надлежит вместе с тем принять во внимание, что население Царства Польского состоит из лиц, принадлежащих к разным племенам и вероисповеданиям.

Каждое из них должно быть ограждено от всякого насильственного посягательства, и в этих видах необходимо, между прочим, озаботиться об образовании отдельных для каждой народности училищ; а в школах общих, особенно же низших, ввести обучение на природном языке большинства населения, то есть либо на польском, либо на русском, либо на немецком, либо же на литовском, смотря по местности и происхождению жителей. Задача России в отношении к Царству Польскому должна заключаться в полном беспристрастии к составным стихиям тамошнего населения».

Истинно демократический подход монарха к проблемам языка и образования, не так ли? (Ау, Колесниченко, Кивалов и прочие «эксперты» в этой сфере!) Но вот беда: во-первых, мы, украинцы, не забудем (не имеем права забывать), что именно этот император был инициатором позорных Валуевского циркуляра и Эмского указа, запрещавших наш язык. А во-вторых, вспомним «всеподданнейший доклад» губернатора Муравьева и все то, что в нем говорилось. Как же оценил эти «гуманные» идеи царь?

Отправляя его в 1865 г. в отставку «по состоянию здоровья», царь писал М. Муравьеву: «Вы с примерным самоотвержением приняли на себя вверенные мною вам новые обязанности и при исполнении их оправдали в полной мере мои ожидания. Мятеж подавлен, сила правительственной власти восстановлена, общественное спокойствие водворено и обеспечено рядом мер, принятых со свойственной вам неутомимой деятельностью, знанием местных условий и непоколебимой твердостью. Вы укрепили глубокое сознание древнего неразрывного единства Западного края с Россией». Очень примечательное обращение монарха к верноподданному единомышленнику!

В тему: Истинно нерусские или князь Рюрик как отчим нации [5]

* * *

Принимая в 1864 г. делегацию «мирных польских поселян» после восстания, буквально потопленного в крови, император с удовольствием выслушал такие раболерные слова: «Будем верны, не будем щадить ни жизни нашей, ни достояния; будем послушны, будем в точности исполнять наши обязанности, никогда не забудем великих благодеяний государя императора и царя польского!» (как известно, Александр II был и тем, и другим).

Что ж, были и такие поляки. Но нация в целом сдала жестокий «тест» на историческую состоятельность и дважды на протяжении ХХ века в тяжелейшей борьбе добивалась независимости. Не пора ли честно признать, что мы, украинцы, такого сказать о себе пока не можем (наша беда — неумение и нежелание смотреть правде прямо в глаза)? Не можем еще и потому, что научились («кровавое столетие», завершившееся 13 лет назад, научило) терпеть то, что терпеть нельзя. Просто нельзя, и точка...

Игорь Сюндюков, опубликовано в газете «День» [6]

В тему: