Саблин Валерий Михайлович: офицер, хотевший правды

1.00

Нет

В ночь с 8 на 9 ноября 1975 года, в Риге на большом противолодочном корабле «Сторожевой», входившем в состав Балтийского флота Советского Союза, произошло заранее подготовленное выступление военных моряков. Оно было быстро подавлено, а его организатор и руководитель, морской офицер в третьем поколении, капитан 3 ранга Валерий Саблин расстрелян.

Что стояло за восстанием на военном корабле.

Офицер Балтийского флота, поднявший восстание на БПК «Сторожевой»

Это беспрецедентное в истории СССР [2] и его военного флота событие было вполне сопоставимо с выступлениями балтийских и черноморских моряков в царской России в 1905 году, происходившими в Кронштадте, на броненосце «Потемкин», а потом и в Севастополе под руководством флотского лейтенанта П.П.Шмидта против существовавшего тогда режима власти.

О взбунтовавшемся в праздничные дни советском военном корабле по решению партийно-государственной верхушки во главе с Брежневым никто из рядовых граждан Страны Советов не должен был ничего знать. Это указание старательно выполнялось соответствующими советскими органами, бдительно охранявшими покой властей и существовавшую в то время государственную систему.

Вокруг всего, что было связано с событиями на «Сторожевом», сотрудниками КГБ [3] была создана плотная стена секретности, позволившая властям длительное время скрывать правду. В том числе и тот факт, что с целью пресечения бунта на корабле против его экипажа, состоявшего из советских граждан, были применены боевые средства поражения, а непосредственные исполнители акции были награждены боевыми орденами.

К вечеру 10 ноября 1975 года многим офицерам ВМФ стало известно о происшедших накануне событиях. Экипаж военного корабля, участвовавшего в морском параде 7 ноября в Риге, вышел из повиновения флоту и при попытке выйти в море был силами авиации и флота остановлен и задержан.

В последующие дни информация пополнилась новыми подробностями: поврежденный корабль был отбуксирован в Ригу и поставлен на ремонт. Его взбунтовавшаяся команда, во главе которой стоял замполит корабля, была арестована и отправлена в Москву, а в военно-морских частях Рижского гарнизона сотрудники КГБ вели поиск сообщников. Скрыть полностью факт случившегося ЧП в Риге было невозможно, ибо невольными свидетелями связанных с ним событий стали сотни людей.

Информация постепенно накапливалась, но все же была недостаточной для того, чтобы получить ответ на вопрос - какова была цель выступления моряков? По официальной версии, изменник замполит поднял экипаж на бунт с целью захвата боевого корабля и угона его в Швецию — по аналогии с другой наделавшей много шума в ВМФ СССР скандальной историей, когда в конце 1950-х годов при стоянке в одном из польских портов командир балтийского эсминца Артамонов сбежал на своем командирском катере с любовницей-полькой в Швецию, переправившись с южного берега Балтийского моря на один из ее островов.

Там он попросил политического убежища. Потом, перебравшись в США, выдал все военные тайны, что знал. Впоследствии Артамонов преподавал в американской военной академии и одновременно работал военным комментатором на одном из «голосов». При этом старшина его катера не последовал примеру своего командира, а потребовал от шведских властей возврата на Родину.

Всячески поддерживаемая властями, а поэтому ставшая известной версия с «предателем замполитом», подбившим экипаж большого ракетоносного корабля на попытку бегства в Швецию, была принята за достоверную, Саблин был осужден в военной среде.

Замполиты и прочие политработники никогда не пользовались большим авторитетом и любовью личного состава, а созданная властями вокруг дела Саблина стена умолчания много лет не пропускала никакую другую информацию о нем в гражданскую часть общества. Но позже, благодаря участникам событий на «Сторожевом» и другим лицам, в той или иной степени причастных к ним, а также некоторым открытым документам была восстановлена реальная картина происходившего.

Накануне празднования 58-й годовщины Октябрьской революции в устье реки Даугавы вошли боевые корабли Краснознаменного Балтийского флота, которые должны были принимать участие в военно-морском параде. Среди кораблей различных классов, расставленных на парадных швартовных бочках от Понтонного моста и до траверза Рижского морского торгового порта, выделялся своими внушительными размерами и мощным вооружением надводный корабль с бортовым номером «500».

Он стоял вторым после головной подводной лодки в парадном строю. Это был один из новых крупных многоцелевых кораблей, всего два года как построенный в Балтийске и предназначенный главным образом для борьбы с подводными лодками вероятного противника. По советской классификации и терминологии большой противолодочный корабль, или сокращенно БПК «Сторожевой», а по натовской — легкий крейсер типа «Буревестник». Его водоизмещение доходило до 4000 тонн, длина корпуса составляла 123,5 метра, ширина — 14 метров, осадка — 7 метров.

БПК «Сторожевой» прибыл в Ригу для участия в морском параде из Балтийска, куда перед этим прибыл с Северного флота. После праздников корабль должен был встать в док в Лиепае, в связи с чем весь штатный боекомплект к мощному вооружению (за исключением стрелкового оружия для экипажа) был сдан на временное хранение в береговые склады.

За два года в составе ВМФ СССР «Сторожевой» много времени находился в плаваниях, в том числе и в тропических широтах, теплая вода которых способствует ускоренному обрастанию днища корпуса корабля морскими ракушками, что приводит к снижению скорости хода. «Сторожевому» довелось нести боевую службу и в Средиземном море, и в Атлантическом океане. Пробыв два месяца на Кубе, он совершил переход в Североморск. Там он на «отлично» выполнил учебную ракетную стрельбу, заслужив благодарность командующего Северным флотом.

Душой экипажа БПК «Сторожевой» был заместитель командира корабля по политической части, строевой офицер, капитан 3 ранга Валерий Саблин. На других кораблях замполитами, как правило, служили кадровые политработники, редко уважаемые на флоте за слабую военно-морскую подготовку: мало кто из них мог самостоятельно управлять кораблем, нести ходовую вахту, использовать сложное корабельное вооружение и технику.

Их основным преимуществом было наличие партбилетов, в обязанности же входило отражать в политдонесениях настроение и поведение окружающих. Они были своего рода «серыми кардиналами» на кораблях и в частях, без участия которых не принималось ни одного решения. Саблин был в их среде «белой вороной».

Валерий Саблин родился 1 января 1939 года в Ленинграде. Его отец капитан первого ранга Михаил Саблин всю войну прослужил на Северном флоте, его высоко ценил и уважал тогдашний командующий флотом адмирал Головко. Соответствующим образом воспитывались трое сыновей Саблина: старший Борис, средний Валерий и младший Николай.

Братья готовились стать моряками, но одного подвело здоровье, другой выбрал профессию военного инженера, и отцовскую мечту осуществил лишь Валерий. В 1956 году он поступил в Высшее военно-морское училище имени Фрунзе. Там он получил общее высшее образование и специальность корабельного артиллериста. После окончания училища лейтенант Саблин начал офицерскую службу в 1960 году в Севастополе, на эскадренном миноносце «Ожесточенный».

Там он командовал группой управления артиллерийским огнем, затем — огневым дивизионом. Служил он очень добросовестно, о чем говорили многочисленные благодарности командования. Однако первое повышение в звании было для него задержано почти на год. Причиной стало письмо Саблина главе партии и государства Хрущеву. В письме Саблин излагал свои мысли насчет чистоты партийных рядов. Он писал как коммунист, имеющий право обращаться в любую партийную инстанцию.

На практике все обернулось жестким внушением. Его старший брат Борис рассказывал: «Отца Валерий боготворил. Но спорил с ним нещадно. Доказывал, что нельзя так жить, как жила тогда страна. Бывало, соберемся за столом: отец со своим братом и мы с Валерой. Все четверо — военные люди, офицеры. А понимание ситуации — разное. Они люди своего времени, мы своего. Причем если в дискуссиях я брал эмоциями, то Валерий четко аргументировал: что, как и почему идет в нашей жизни наперекосяк».

Братья Саблины: Борис, Валерий и Николай. 1974 год.

В ходе службы Саблин не раз побывал в дальних походах, что дало ему богатый практический опыт в морском деле и принесло авторитет среди личного состава. Он девять лет прослужил на строевых должностях на надводных кораблях Северного и Черноморского флотов. В академию он ушел в 1969 году, будучи капитан-лейтенантом, помощником командира сторожевого корабля. В его тогдашней аттестации записано: «Корректен и аккуратен, чуток к семье и родным. Отзывчив на чужую беду».

Еще один рассказ принадлежал А.И.Лялину, бывшему однокашнику Саблина по училищу: «Валерия мы называли совестью курса. Не подумайте, что он был занудой из породы завзятых отличников. Нет, он был очень живым, веселым — и в то же время очень твердым в принципах. Не вилял, не ловчил. Начальство его ценило. Он быстро стал командиром отделения, одним из первых в нашем потоке вступил в партию — еще на четвертом курсе. Мы выбрали его секретарем факультетского комитета комсомола...»

Решение Саблина поступить в Военно-политическую академию стало результатом многолетних раздумий о положении в стране. Хорошие слова, произносимые руководителями на съездах и собраниях, не подкреплялись такими же делами.

Процветала коррупция и семейственность среди власть имущих. Коммунистическая партия, членом которой он стал в 1960 году, еще не будучи офицером, в искреннем стремлении активно участвовать в построении общества свободы, равенства и счастья для всех, реально предоставляла возможности только узкому кругу «избранных» из числа партийно-государственных чиновников и их родственников.

Все это возмущало его и вызывало стремление искать ответы на многочисленные вопросы в трудах классиков марксистско-ленинского учения и других философов. В Военно-политической академии он намеревался лично разобраться в лабиринтах философских трактатов с тем, чтобы сравнить реальные дела в стране с их постулатами и найти свое место в борьбе против несправедливостей, обусловленных, по его убеждению, некомпетентностью, конъюнктурной и идеологической «зашоренностью» тогдашнего руководства СССР.

За годы раздумий в ходе обучения в академии и жизни в Москве он пришел к окончательному выводу о порочности существующей системы власти. Зная, что подобными настроениями охвачены не только многие его сослуживцы и моряки тех кораблей, на которых он плавал ранее и во время академической практики, проходившей на разных флотах, но и немалая часть людей «на гражданке», Саблин принял твердое решение: предпринять при подходящем стечении обстоятельств конкретные шаги против правящего режима.

Его мысли и намерения нашли свое отражение в разработанной им программе переустройства общества, состоявшей почти из тридцати пунктов. С ней Саблин собирался выступить перед общественностью и руководством Советского Союза. Содержание этой программы позволило впоследствии Военной коллегии Верховного суда СССР признать Саблина виновным в том, что он «длительное время вынашивал замыслы, направленные на достижение враждебных советскому государству преступных целей: изменение государственного и общественного строя, замену правительства».

Но Саблин выступал не против Советской власти, а против партийно-государственной верхушки, обеспечившей за счет народа себе и своим близким, а также обслуживавшим их структурам «жизнь по потребностям». Он был против некомпетентности и безответственности лиц, принимающих государственные решения, и грубых просчетов правительства, против коррупции в эшелонах власти.

Против незаслуженных награждений Брежнева и других руководителей страны, получавших звания Героев Советского Союза и Соцтруда к разного рода юбилеям, что вызывало ропот и раздражение большинства народа, особенно военных и фронтовиков.

В то же время Саблин был за многопартийность, свободу слова и дискуссий, изменение порядка выборов в партии и стране, за другие демократические преобразования в обществе. Его тревожила утрата среди военных такого понятия, как офицерская честь, а также непомерное чинопочитание... Саблин выступал против всего того, чему большинство наших сограждан являлось немыми свидетелями много лет и, к сожалению, продолжает иметь место и в теперешней нашей жизни.

В 1973 году капитан 3 ранга Саблин с отличием окончил Военно-политическую академию, где его фамилию выбили золотыми буквами на мраморной доске среди лучших выпускников, и получил назначение замполита на новый БПК «Сторожевой». Там он вскоре (в полную противоположность командиру корабля капитану 2 ранга Потульному, прозванному среди моряков Графом) завоевал непререкаемый авторитет у экипажа.

Его уважали за простоту и доступность, за знание морского дела, за постоянное отеческое внимание к нуждам моряков, за заботу о быте и досуге. Проводя партийную политработу, Саблин находил новые, понятные и удобные всем формы.

Даже «наглядная агитация» была в его экипаже не формальной — в ленкаюте «Сторожевого» висел плакат: «...Каждый должен чувствовать свою независимость для того, чтобы он мог утверждать начала справедливости и свободы, не будучи вынужденным предательски приспособлять их к обстоятельствам своего положения и к заблуждениям других людей...» (из «Рассуждений о политической справедливости» Годуина Годвина). В момент подавления бунта матрос-первогодок из экипажа «Сторожевого» сообразил этот плакат снять и спрятать, чтобы он не был «вещдоком», а впоследствии переслал его родным Саблина.

В ходе исполнения своих обязанностей и освоения корабля, во время несения боевой службы и в дальних походах Валерий Саблин постепенно знакомил некоторых членов экипажа со своими воззрениями и планами переустройства общества в СССР и находил среди них единомышленников. Служба у новоиспеченного замполита шла успешно — одним из первых в ВМФ страны в апреле 1975 года он был награжден только что введенным престижным орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3-й степени.

Предполагалось завидное для многих выдвижение на должность замполита одного из самых крупных тогда советских надводных кораблей — тяжелого авианесущего крейсера. К этому времени у Саблина возникла идея использовать новейшие технические возможности корабельных средств радиосвязи в качестве трибуны, а сам корабль как свободную, не зависимую ни от каких властей территорию, с которой можно было бы подать сигнал к началу перемен в стране. В том, что этот сигнал подхватят, Саблин и его сообщники не сомневались.

Вскоре после прихода «Сторожевого» из Североморска в Балтийск корабль, сдав весь свой боезапас перед докованием на склады, получил задание принять участие в морском параде 7 ноября в Риге. В расчете на то, что факт отсутствия на корабле боеприпасов будет ясно свидетельствовать о сугубо мирных намерениях экипажа и не вызовет противодействия сил флота, Саблин решил использовать этот благоприятный, по его мнению, момент для начала практических действий. И вместе со своими сообщниками назначил время выступления против режима — 8 ноября, как в 1905 году в Кронштадте и в 1917 году в Петрограде.

Первый день праздничных мероприятий в Риге прошел так, как планировали местные власти: состоялся сухопутный парад береговых частей и морской парад военных кораблей, украшенных флагами расцвечивания днем и огнями иллюминации ночью. Наступил вечер 8 ноября.

В 21.40 на «Сторожевом» по внутрикорабельной связи был объявлен сигнал «Большой сбор», офицеры собрались в мичманской кают-компании, командир «Сторожевого» Потульный был изолирован от экипажа, ему Саблин оставил письмо, где объяснял мотивы выступления моряков: «...мы не предатели Родины, а наше выступление носит чисто политический характер.

Надо разбудить народ от политической спячки!..» К матросам и старшинам, выстроившимся на нижней артиллерийской палубе в корме корабля, Саблин обратился с краткой речью (более подробное выступление было записано на магнитофонные ленты и несколько раз за ночь передано по внутрикорабельной трансляции. До этого записи неоднократно прослушивались близкими ему членами экипажа).

Вот фрагменты из них, впоследствии представленные на суде: «...Напряженно и долго думая о дальнейших действиях, принял решение: кончать с теорией и становиться практиком. Понял, что нужна какая-то трибуна, с которой можно было бы начать высказывать свои свободные мысли о необходимости изменения существующего положения дел. Лучше корабля, я думаю, такой трибуны не найдешь.

А из морей лучше всего — Балтийское, так как находится в центре Европы... Никто в Советском Союзе не имеет и не может иметь такую возможность, как мы, — потребовать от правительства разрешения выступить по телевидению с критикой внутреннего положения в стране...»

«...Всем! Всем! Всем! Товарищи, прослушайте текст выступления, с которым мы намереваемся выступить по радио и телевидению. Наша цель — поднять голос правды... Наш народ уже значительно пострадал и страдает из-за своего политического бесправия... Только узкому кругу специалистов известно, сколько вреда принесло и приносит волюнтаристские вмешательства государственных и партийных органов в развитие Вооруженных Сил и экономику страны, в решение национальных вопросов и воспитание молодежи...

Предполагается, что, во-первых, нынешний госаппарат будет основательно очищен, а по некоторым узлам — разбит и выброшен на свалку истории, так как глубоко заражен семейственностью, взяточничеством, карьеризмом, высокомерием по отношению к народу. Во-вторых, на свалку должна быть выброшена система выборов, превращающая народ в безликую массу. В-третьих, должны быть ликвидированы все условия, порождающие всесильность и бесконтрольность гос- и партаппарата со стороны народных масс...»

«...Мы твердо убеждены, что необходимость изложить свои взгляды на внутреннее положение в стране, причем чисто критического плана по отношению к политике Центрального Комитета КПСС и Советского правительства, имеется у многих честных людей в Советском Союзе...»

Саблин довел до моряков и план действий: «Сторожевой» идет в Кронштадт, а потом в Ленинград — город трех революций, с тем, чтобы начать там новую, четвертую революцию по исправлению допущенных руководством страны многих ошибок.

Выступление «Сторожевого» должно было найти поддержку военных моряков в Кронштадте и Ленинградской военной-морской базе, а также у трудящихся ленинградских заводов и предприятий, перед которыми Саблин, добившись у правительства страны права выступить по телевидению, намерен изложить свои взгляды. В заключение своего выступления Саблин подчеркнул строгую добровольность членов экипажа «Сторожевого». Те, кто не хотел принять участия в этих действиях, могли сойти на берег на корабельном катере. Но таких среди матросов и старшин корабля не нашлось — все единодушно поддержали его призыв.

Примерно с таким же обращением Саблин обратился к сверхсрочникам и офицерам корабля. Среди них его поддержали не все: почти половина присутствовавших отказалась принять участие в акции. Им корректно предложили перейти в одно из нижних, изолированных помещений корабля, который вскоре начал готовиться к выходу в море.

Одному из офицеров-механиков, являвшемуся нештатным секретарем комитета ВЛКСМ корабля, — Фирсову удалось тайком перебраться на соседнюю флагманскую подводную лодку и сообщить ее командиру о бунте на БПК. Это позволило быстро поставить в известность местное и флотское вышестоящее военное начальство и принять срочные меры по пресечению восстания.

За полночь 9 ноября «Сторожевой», управляемый Саблиным, начал движение на выход из устья Даугавы. Вслед за ним с расчехленными орудиями и пулеметами двинулись сторожевые пограничные корабли, которых уже известили о ЧП.

Экипаж «Сторожевого», несмотря на отсутствие ряда ключевых офицеров и старшин, действовал четко и слаженно, обеспечивая кораблю непростое маневрирование в темноте по руслу реки. На запрос пограничников, переданный светограммой (ратьером), о цели выхода корабля в море, был получен ответ: «Мы не изменники, идем в Кронштадт». Вскоре «Сторожевой» в сопровождении пограничных катеров прошел устье Даугавы и вышел в Рижский залив, взяв курс на север, к Ирбенскому проливу.

Впоследствии суд, отрабатывая по указанию сверху версию измены Родине, обвинил Саблина в том, что раз он вел «Сторожевой» на выход из Рижского залива через Ирбенский пролив (т.е. на северо-запад), то, следовательно, держал курс на Швецию. Действительно, теоретически кратчайшее направление на Кронштадт — строго на восток, через Моондзундский пролив.

Но практически этот курс был весьма опасен для такого крупного корабля, каким был «Сторожевой», из-за узких мест, мелей и банок у сотен островов Моондзундского архипелага. К тому же на корабле не было штурмана. Его обязанности, как и отсутствовавшего старпома, исполнял Саблин. Не было на «Сторожевом» и необходимых для прохода Моондзундским проливом специальных навигационных документов.

К тому же Саблин знал, что его корабль во время плавания по этому маршруту вполне могла обстрелять береговая артиллерия, а также береговые ракетные установки. Да и остановить корабль в узких местах, перегородив ему путь другими кораблями, было несложно. Поэтому для «Сторожевого» курс из Рижского залива на Кронштадт лежал только на cеверо-запад через Ирбенский пролив — в открытое море, по рекомендованному для таких кораблей фарватеру.

Тем временем ошеломляющее известие о бунте на БПК «Сторожевой» дошло до Калининграда, где находилось командование Балтийским флотом, и до Москвы. Да и Саблин, выведя корабль в море, направил тогдашнему Главнокомандующему ВМФ СССР Горшкову кодированную радиограмму, где было сказано: «Сторожевой» не изменял ни флагу Родины, ни ей самой, следует в Ленинград с целью добиться возможности выступить по телевидению с обращением к трудящимся Ленинграда и страны, а также приглашает на свободную территорию корабля членов правительства и ЦК партии для изложения им конкретной программы с требованиями справедливого социального переустройства общества».

Саблин написал речь, которую планировал передать по радио по прибытию в Ленинград. Но речь вышла в эфир, как только корабль вышел из Риги. Покинув порт, Саблин приказал передать это обращение с судовой рации на длинных волнах, так, что ее могли услышать простые люди. Но радист испугался выдать эту речь в открытый эфир. И послал ее только на специальных волнах; и ее смогли прочитать только вышестоящие командиры Саблина. Саблина, таким образом, никто не услышал. Рабочие, для которых предназначалась эта речь, так ее и не услышали.

Леонид Брежнев [4] был разбужен среди ночи и проинформирован о сложившейся ситуации. О событии было доложено и членам политбюро. О настроениях царивших в Кремле можно только догадываться. Брежнев предполагал разные возможности. В 4.00 адмирал Балтийского Флота был разбужен, и получил приказом объявить на флоте боевую тревогу. Приказы ему шли непосредственно от Брежнева, который приказал найти «Сторожевой» и остановить или потопить его.

Командующий сомневался в намерениях восставших. Они действительно идут на Ленинград или стремятся уйти в Швецию? Ленинград находится в 300-х километрах к северо-востоку от Риги, что бы прийти туда, корабль должно обогнуть эстонские острова Сааремаа и Хийумаа, для этого надо взять курс на Стокгольм, и после повернуть на восток в Финский залив.

В тему: К 50-летию прихода к власти «дорогого Леонида Ильича» — миф о «золотом времени» Брежнева [5]

По командам из Москвы и Калининграда с Лиепайской военно-морской базы по боевой тревоге к «Сторожевому» была направлена большая группа военных кораблей разных классов — от подводных лодок до торпедных катеров. В том числе корабли с морскими десантниками. Сообщение о восстании на «Сторожевом» было получено в ночь на 9 ноября и руководством страны, которое отдало приказ: «Остановить взбунтовавшийся корабль. При продолжении плавания обстрелять или разбомбить и потопить!»

Первыми это распоряжение получили пограничные корабли, сопровождавшие «Сторожевой». На БПК было передано требование: «Остановить движение! В противном случае корабль будет обстрелян и уничтожен...» Следом была получена радиограмма командующего Балтийским флотом: «Из Ирбена вас не выпустим. При неподчинении — уничтожим!..» По наружной громкоговорящей связи Саблин объяснил морякам-пограничникам свои намерения. Выслушав его, они не стали применять оружие против безоружного корабля.

Утром 9 ноября его применила авиация. По боевой тревоге в Прибалтийском военном округе были подняты авиационные полки в Тукумсе и Румбуле возле Риги. В воздух взлетела эскадрилья из 12 истребителей-бомбардировщиков с полным боекомплектом авиабомб, подвесных ракет и снарядов к авиационным пушкам. Остальные эскадрильи находились в полной боевой готовности.

Летчики Тукумского авиаполка (правда, под сильным давлением командования) в точности выполнили полученный приказ, сделав несколько боевых заходов — друг за другом — звеньями из трех самолетов. Бомбы и снаряды ложились по курсу перед носом мятежного корабля и вдоль кормы с высоты всего 300—400 метров. Саблин все это время находился на ходовом мостике и старался маневрированием вывести корабль из-под бомбовых ударов и обстрела авиационными пушками.

Но вскоре взрывы повредили рулевое устройство и часть обшивки корпуса «Сторожевого». Корабль сбавил ход, задымил, свернул с курса и стал циркулировать на месте. Позже за успешное выполнение задания и ювелирное бомбометание летчики впоследствии получили ордена.

К этому времени Саблин был ранен в ногу командиром корабля Потульным, освобожденным из-под ареста группой одумавшихся и сумевших вооружиться моряков. Арестовав раненого Саблина, Потульный вступил в командование и застопорил ход. К остановившемуся «Сторожевому» подошли с обоих бортов корабли с морскими десантниками из группы захвата. Устрашающе стреляя в воздух из автоматов, вооруженные десантники высадились на палубу и стали прочесывать внутренние помещения, выводя экипаж наверх.

Подошли и другие преследовавшие корабли, взяв «Сторожевой» в плотное кольцо. Вскоре на палубу в наручниках вывели арестованного Саблина, бледного от потери крови, нервного напряжения и бессонной ночи, хромавшего. Два моряка в окружении десантников осторожно, поддерживая под руки, повели его к трапу. На остановленном корабле после грохота выстрелов и взрывов, рева самолетов и шума машин воцарилась гробовая тишина, что подчеркивало жуткую торжественность происходившего.

Моряков экипажа-бунтаря вывели и под охраной построили на верхней палубе. Кто-то из десантников что-то пробурчал в адрес Саблина. Один из матросов, помогавших идти своему раненому командиру, обернулся и громко, отчетливо, так, чтобы услышали все, произнес: «Запомните этого человека на всю жизнь! Это настоящий командир, настоящий офицер советского флота!..» Перед спуском по трапу на стоявший у борта катер Саблин, обратившись к морякам «Сторожевого», сказал: «Прощайте, ребята! Не поминайте лихом!..»

Остальные моряки «Сторожевого» партиями на кораблях были доставлены в Ригу и размещены в береговых казармах, офицеры были размещены отдельно. Работники КГБ [6], в том числе - прибывшие из Москвы, немедленно приступили к допросам.

На следующий день с Саблиным лично беседовали прибывшие в Ригу Главком ВМФ адмирал флота Советского Союза Горшков, начальник Главного политического управления СА и ВМФ СССР генерал армии Епишев, сопровождавший их начальник Политуправления ВМФ адмирал Гришанов, с одним из сыновей которого Саблин вместе учился в училище имени Фрунзе. Все бунтовщики со «Сторожевого» в наручниках были отправлены самолетами в Москву. Саблина сопровождали два «особиста». При этом он был без наручников и опирался на костыль.

Вскоре «Сторожевой» был поставлен на ремонт в Лиепае, где его подремонтировали, а потом перевели в другой класс кораблей. Ему сменили название, тактический и бортовой номера, а также большую часть команды и перегнали на Тихоокеанский флот. Со всех кораблей, участвовавших в пресечении бунта, «особистами» были собраны вахтенные журналы. Через неделю они были возвращены, но без листов, на которых имелась какая-либо информация о происходившем 8—9 ноября 1975 года. Не было издано ни приказов, ни директив, зато было полное молчание везде и всюду. Кроме того, фамилия Саблина была стерта с доски отличников Военно-политической академии имени Ленина.

В Москве, в Лефортове в условиях строжайшей секретности началось следствие и выяснение всех обстоятельств ЧП. Саблин сразу взял всю вину на себя, никого не назвав своими сообщниками. А таковые скорее всего были у него не только на «Сторожевом» (в том числе и отсутствовавшие по разным причинам в момент выступления), но и на других кораблях. В частности в Кронштадте, в соединении строившихся и ремонтирующихся кораблей. В целях конспирации их фамилии Саблин не раскрывал даже своим товарищам по выступлению.

Следователи КГБ всеми способами старались выбить из моряков нужный им компромат. И зачастую достигали своего. Ведь перед всеми подследственными первые два месяца висела самая страшная статья — измена Родине. Потом статью изменили на «групповое неповиновение» для большинства, «выявив» лишь одного активного сообщника Саблина — матроса А. Н. Шеина. Он был привлечен к суду и получил 8 лет тюрьмы. Остальных постепенно выпустили на свободу, взяв подписку о неразглашении того, что произошло на «Сторожевом». Многих старшин и офицеров разжаловали, часть — уволили. Демобилизовали и многих матросов.

БПК «Сторожевой»

Следствие по делу о бунте на «Сторожевом» продолжалось несколько месяцев, но с самого начала Саблину были предъявлены обвинения в измене Родине (попытка угнать боевой корабль за границу), которые он категорически отверг. Их абсурдность представлялась ему очевидной: зачем надо было дожидаться прихода «Сторожевого» в Ригу, чтобы оттуда угнать корабль без боеприпасов, если это можно было проще и с гораздо большим эффектом (переход на сторону США новейшего ракетоносного корабля со всем экипажем и полным боекомплектом на борту!) осуществить при стоянке на Кубе?

Вот выдержки из документа, длительное время хранившегося в «Особой папке» ЦК КПСС и позже рассекреченного: «Совершенно секретно». ЦК КПСС: Комитетом Гос. безопасности заканчивается расследование уголовного дела по обвинению капитана 3 ранга В.М.Саблина и других военнослужащих — участников преступной акции 8—9 ноября 1975 года на большом противолодочном корабле «Сторожевой» (всего — 14 человек. — О. Б.). Установлено, что организатор этого преступления Саблин, попав под влияние ревизионистской идеологии, на протяжении ряда лет вынашивал враждебные взгляды на советскую действительность.

В апреле 1975 года он сформулировал их в письменном виде, записал на магнитофонную ленту, а во время событий на «Сторожевом» выступил с антисоветской речью перед личным составом. Политическая «платформа» Саблина включала набор заимствованных из буржуазной пропаганды клеветнических утверждений об «устарелости» марксистско-ленинского учения и «бюрократического перерождения» государственного и партийного аппарата в СССР и призывы к отстранению КПСС от руководства обществом, к созданию новой «более прогрессивной» партии.

Весной 1975 года он разработал детальный план захвата военного корабля, который намеревался использовать как «политическую трибуну» для выдвижения требований об изменении государственного строя в СССР и борьбы с Советской властью. Он организовал и осуществил самовольный угон большого противолодочного корабля за пределы советских территориальных вод.

Эти его действия квалифицированы как измена Родине...» Под документом стояли подписи председателя КГБ Андропова, Генерального Прокурора Руденко, министра обороны Гречко и председателя Верховного Суда СССР Смирнова. А на его полях были четко видны росписи Брежнева, Суслова, Пельше и других членов тогдашнего высшего партийного руководства СССР по результатам поименного голосования за смертный приговор Саблину. Все «за». Все было в точности так, как это бывало при Сталине в тридцатые годы.

В тему: Бойня в Новочеркасске: 50 лет расстрелу мирной демонстрации рабочих [7]

Но окончательно судьба Саблина формально должна была решиться на суде. И Верховный Суд СССР ее послушно решил: военная коллегия в составе председателя генерал-майора юстиции Г.И.Бушуева, народных заседателей генерал-майора инженерных войск Б.В.Козлова и генерал-лейтенанта И.С.Цыганкова (моряков в состав суда не включили) при секретарях полковнике М.В.Афанасьеве и служащем СА В.С.Кузнецове, с участием государственного обвинителя старшего помощника Главного Военного Прокурора генерал-майора юстиции В.С.Шантурова и защитников адвокатов Л.В.Аксенова и Л.М.Попова на своем заключительном закрытом заседании 13 июля 1976 года точно исполнила все формальности.

Незадолго до этого Саблину разрешили первое и последнее пятиминутное свидание с женой и малолетним сыном. Они едва узнали его, похудевшего, с выбитыми передними зубами, с потускневшими, ввалившимися, но по-прежнему голубыми глазами. Измученного, но не сломленного. Надеявшегося на торжество справедливости. Старавшегося подбодрить их. Даже проститься с родными ему как следует не дали: короткое, по сути дела, предсмертное, свидание закончилось без объятий, с прощальными поцелуями через широкий тюремный стол, под которым Саблин прятал руки в наручниках.

Выбитые зубы и поврежденные пальцы руки (почерк в письмах из Лефортова странно изменился — видимо, писать правой рукой стало трудно) убедительно свидетельствовали о тех мерах воздействия, которые применялись к Саблину в ходе следствия. Зная, что судьба его предрешена, следователи не церемонились, стараясь во что бы то ни стало выбить из него фамилии сообщников, особенно с других кораблей, которые так и остались неизвестными. Но версия о «бунтовщике-одиночке» оказалась удобной для КГБ.

Беспрецедентное в таких случаях разрешение на свидание (прощание!) с женой и сыном, сделанное, видимо, по указанию «сверху» с целью «очистки совести», явилось для тюремщиков полной неожиданностью. В последних письмах Саблина родным было несколько его рисунков, изображавших Дон Кихота, сражающегося с ветряными мельницами. На одном из них были написаны слова Рыцаря Печального образа: «Намерения мои направлены всегда к хорошей цели: именно — делать всем добро и никому не делать зла!..»

Валерий Саблин с семьей

На суде в последнем слове Саблин, в частности, сказал: «Я люблю жизнь. У меня есть семья, сын, которому нужен отец. Все....» Приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР гласил: капитан 3 ранга Валерий Михайлович Саблин, 1939 года рождения, признан виновным по пункту «а» статьи 64 УК РСФСР (измена Родине) и приговорен к смертной казни (расстрелу).

С лишением воинского звания, ордена и медалей (обычно эта статья предусматривала еще и конфискацию имущества. Но его у семьи старшего морского офицера Саблина, кроме самого необходимого для жизни, не оказалось... Об этом свидетельствовал протокол обыска). Приговор был окончательным и обжалованию в кассационном порядке не подлежал.

Как рассказывали те, кто был на суде, жесткая кара была неожиданной для Саблина. Сразу после объявления приговора, не дав опомниться, к нему подскочили несколько охранников, заломили назад руки, надели наручники, заклеили рот черным пластырем и поволокли к двери из зала заседания. Он вырывался, упирался, мычал сквозь наклейку, видимо, стараясь сказать что-то важное для него и нежелательное для судей и присутствовавших. В воздухе запахло лекарством. Его подтащили к двери и выволокли в коридор. Послышались глухие удары, возня. Потом все стихло.

Саблин только в последний момент понял, что попался на удочку следствия, использовавшего старый прием ОГПУ — НКВД и коварно уверившего его: судьи постараются принять во внимание в качестве смягчающих обстоятельств чистосердечные признания по ряду эпизодов обвинительного заключения. О том, что Саблин надеялся на сохранение жизни, свидетельствует и то, что он просил переслать ему теплые вещи. По имеющимся сведениям, после вынесения смертного приговора Саблину было предложено отказаться от своих взглядов, признать их ошибочными — в обмен на сохранение жизни и длительный срок тюремного заключения. Но Саблин отказался. Его просьбу о помиловании Президиум Верховного Совета СССР отклонил.

Приведем этот документ полностью:

«Рассмотрев ходатайство о помиловании В.М.Саблина, осужденного к смертной казни, предложения в связи с этим Прокуратуры СССР и Верховного Суда СССР, ввиду исключительной тяжести совершенного им преступления, Президиум Верховного Совета СССР постановляет: отклонить ходатайство о помиловании В.М.Саблина рождения 1939 года, уроженца гор. Ленинграда. Н.Подгорный — Председатель Президиума Верховного Совета СССР. М.Георгадзе — Секретарь Президиума Верховного Совета СССР. 2 августа 1976 года № 4305-IX».

Президиум Верховного Совета СССР, в состав которого входило тогда порядка 20 членов, в том числе — 16 Председателей Президиумов Верховных Советов союзных республик (находившихся — кроме РСФСР — в своих столицах вне Москвы), «рассмотрел» просьбу Саблина о помиловании за рекордный срок — всего за 19 дней. Обычно для рассмотрения подобных просьб требовались многие месяцы, а иногда - годы.

«Исключительная тяжесть» совершенного Саблиным преступления, тем не менее, не повлекла за собой ни человеческих жертв, ни разглашения военной тайны, ни каких-либо иных, кроме политических, последствий. Решающим фактором при определении его участи было то, что партийные «верхи» испугались выступления моряков, призывавших к переменам в СССР.

Брежнев и его окружение не могли не понимать, что такие, как Саблин, своими действиями не только посягали на их личное благополучие, но и приближали крах системы, недовольством которой была заражена часть советского общества. Лишь единицы осмеливались об этом заявлять, в особенности так, как это сделал Саблин, — открыто, мощно и отчаянно.

На следующий день после отклонения просьбы о помиловании, 3 августа 1976 года, Валерий Саблин был расстрелян. В следственном деле позже было обнаружено изъятое при обыске письмо Саблина родителям, датированное 8 ноября 1975 года: «Дорогие, любимые, хорошие мои папочка и мамочка! Очень трудно было начать писать это письмо, так как оно, вероятно, вызовет у вас тревогу, боль, а может, даже возмущение и гнев в мой адрес… Моими действиями руководит только одно желание — сделать, что в моих силах, чтобы народ наш, хороший, могучий народ Родины нашей разбудить от политической спячки, ибо она сказывается губительно на всех сторонах жизни нашего общества…»

Его родные, которых Саблин поставил в известность о своих намерениях, написав им прощальные письма только накануне выступления, мучительно переживали происшедшее. О казни они узнали лишь в феврале 1977 года, получив официальное свидетельство о смерти. Но отец капитан 1 ранга в отставке Михаил Павлович Саблин, воевавший во время Великой Отечественной войны на Северном флоте, еще раньше каким-то образом узнал о расстреле сына, и в конце января 1977 года его сердце не выдержало.

Роковая весть первой сразила бабушку Саблина — вдову моряка с погибшего до революции крейсера «Паллада», горячо любившего своего среднего внука, выделяя его среди других (ей сказали, что он погиб в далеком походе...). Вскоре умерла и мать Саблина, Анна Васильевна. Жена Нина Михайловна с сыном, а также братья Саблина — Борис и Николай сполна испытали все то, что выпадало на долю родных «изменника Родины».

В домашней библиотеке Саблина после обыска чудом сохранилось несколько книг, относящихся к восстанию в 1905 году в Севастополе солдат и экипажей боевых кораблей Черноморского флота. Руководитель восстания П.П.Шмидт явно являлся примером для Валерия Саблина.

На одной из книг сохранились пометки, сделанные его рукой: «...Когда провозглашенные политические права начали отнимать у народа, то стихийная волна жизни выделила меня, заурядного человека из толпы, и из моей груди вырвался крик. Я счастлив, что этот крик вырвался из моей груди!..»

А на страницах другой книги Саблиным подчеркнуты выдержки из речи Шмидта на суде 14 февраля 1906 года: «...Пройдут годы, забудутся наши имена, но ту боевую силу, которая присоединилась к «Очакову» и тем самым осталась верной народу и присяге, имена этих 10 судов флота не забудут, и они навсегда останутся в летописях народа...

В такое время государственного хаоса, когда все в стране так спуталось, что русские власти пошли войною на Россию, нельзя руководствоваться статьями закона, нужно искать иных общих, всем народом признанных определений преступного и непреступного. В такое время, чтобы оставаться законным, приходится изменять присяге, приходится нарушать законы. Не преступен я, раз мои стремления разделяются всем народом и не противоречат присяге, а, наоборот, опираются на нее.

Не преступен я, раз в моих деяниях не видит преступления весь 100-миллионный народ русский... Но меня судят, и мне грозит смертная казнь. Где измена? Кто государственный преступник? Сегодня в их глазах преступен я, как и весь народ русский, который, пробудясь, осмелился стать на дороге их истребительной резни. Но завтра в глазах грядущего суда преступниками будут объявлены они...

Где же почва, на которой может утвердиться русский человек, чтобы не быть изменником народу и оставаться законным? Такой почвы нет. В дни тяжелой борьбы народа за право на жизнь, что сегодня в глазах власти преступно, завтра принимается как заслуга перед родиной. В эти дни испытания есть один закон — закон верности своему народу. Остается в эти дни или умереть в борьбе, или наложить на себя руки, так как оставаться безучастным — это сверх сил человеческих...»

Что-то подобное, видимо, хотел сказать на суде и Саблин после вынесения ему смертного приговора. Но ему не дали этого сделать. Да и вряд ли какие-либо доводы могли повлиять на уже вынесенное верхами решение.

Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации в составе генерал-майоров юстиции Л.Захарова, Ю.Пархомчука и В.Яськина в апреле 1994 года после обращения родных Саблина, Комиссии по правам человека, Комиссии при Президенте по вопросам реабилитации жертв политических репрессий и других, пересмотрев дело Саблина в свете новых обстоятельств, признала «расстрельную» статью за измену Родине ошибкой.

И своим Определением, частично изменив приговор 1976 года, переквалифицировала его на статьи о воинских преступлениях: превышение власти, неповиновение и сопротивление начальнику, которые имели место в ходе организованного им выступления на БПК «Сторожевой». Казненному Саблину «дали» 10 лет тюремного заключения, а помогавшему ему матросу Шеину — за соучастие — 5 лет вместо полностью отбытых им 8-ми. В Определении Военной Коллегии Верховного Суда РФ было указано, что ни Саблин, ни Шеин не подлежат реабилитации.

Депутаты впоследствии распущенного Верховного Совета СССР пытались оправдать Саблина, а проведенное в 1992 году общественное слушание с участием присяжных под руководством бывшего председателя Конституционного суда СССР С.Алексеева, рассматривавшее дело Саблина, единодушно вынесло вердикт: «Не виновен!».

С подобным ходатайством в конце 1996 года обратился к Президенту РФ тогдашний губернатор Нижегородской области Борис Немцов. Но дело Валерия Саблина (так же, как и матроса А.Н.Шеина и других товарищей по выступлению) так и небыло принципиально пересмотрено соответствующими структурами с учетом перемен, происшедших в стране. А сам он и его товарищи не были реабилитированы, как и не состоялось восстановление Саблина в воинском звании, с возвращением ему наград и выплатой денежной компенсации семье.

Валерий Саблин был похоронен в безымянной могиле, местонахождение которой в данный момент неизвестно.

О Валерии Саблине был снят документальный фильм «Балтийский мятеж. Саблин против Брежнева».

Текст подготовил Андрей Гончаров

Использованные материалы:

Текст документальной повести Октября Бар-Бирюкова «Расстрелянный буревестник»
Текст статьи «Последний парад капитана Саблина», автор Ю.Трофимов
Материалы сайта www.1917.com [8]

—

Источник: Чтобы помнили [9]

В тему: