О войне и ВСУ рассказал «Сармат», воюющий на Донбассе с 2014 года. "Мы уничтожаем врага, а не людей. Российских оккупантов, пришедших на нашу землю убивать простых граждан Украины."

О собственных фронтовых приключениях, эволюции украинской армии и особенностях своей нынешней работы изданию "Тиждень [2]" рассказал снайпер Национальной гвардии Украины Денис Пилипец (позывной «Сармат»), воюющий на Донбассе с 2014 года.

- Причины секретности вокруг вашей работы понятны. Но, если можно, расскажите о своем первом боевом задании.

- Скажу так. Начало войны для меня началось в рядах разведвзвода одного из добровольческих батальонов. В июне нам сказали выйти в район Бахмута и захватить вражеский «укрепрайон». Перед тем над объектом поработала наша артиллерия, но когда мы зашли во вражеские окопы, нашему удивлению не было предела. Уже тогда российские наемники умели строить огромные блиндажи и профессионально их перекрывать. Впрочем, эти сооружения им не слишком помогли: всюду валялись десятки погибших в результате нашего артобстрела, а остальные разбежались. Когда мы нашли документы этого объекта, то оказалось, что там только в одной смене по внешнему периметру дежурили 160 человек. А нас въехало 24 бойца, из которых половина - солдаты срочной службы, хотя перед нами была поставлена задача удерживать этот район.

Мы знали, что будет трудно, но когда смотрели на шприцы, которые после себя оставили террористы, то поняли, что против нас воюют наркоманы, бандиты и бывшие зэки, которые взяли в руки оружие, чтобы чувствовать себя «настоящими мужчинами». Они были усилены кадыровцами, которые передавали нам приветы по каналам связи: «Привет блокпосту! Приедем, всех вырежем». Но кадыровцы [3] воюют, когда их много и когда они не видят серьезного сопротивления. Иначе убегают, даже не задумавшись о последствиях. А если попадают в плен, то плачут и просят: «Мамой прошу, не убивай! Весь род мой за тебя молиться будет!».

На эту тему: Чьи руки по локоть в крови. Факты войны России против Украины, фото и видеодоказательства [4]

В общем в начале 2014 года было множество безумных и хаотичных событий, но одновременно и серьезных поступков. Для достижения определенной цели мы иногда действовали достаточно радикально. Например, чтобы захватить пленного, который нам был нужен, переодевались в российскую форму и заходили на временно оккупированную территорию. Приезжали по адресу и с криками: «Ты здал нас укропам!» забирали цель на глазах шокированных соседей и родственников. А пока сепаратисты [5] искали неизвестную группу, которая якобы забрала своего, мы уже спокойно беседовали с пленным.

- Насколько знаю, профессиональной подготовки вы как разведчик не имели. Трудно было привыкнуть работать и получать знания буквально в бою?

- Как я уже говорил, у нас не было стабильности. Мы находились на задании несколько дней, могли вместе с пехотой удерживать определенные позиции, а затем возвращались на базу, где нас мог встретить командир и сказать: «Я и не думал, что вы живы». Мы просто хотели победы и делали все, что могли, хотя иногда нам даже свои втыкали палки в колеса. В 2015 году я видел, как у ребят на позициях забирали патроны и закрывали их под ключ, чтобы те не стреляли по врагу. Такие действия командования парализовали любое желание воевать, потому что казалось, что враг везде. Как-то нам принесли на подпись документы, в которых мы должны были засвидетельствовать, что не будем открывать огонь. После мата и горячего разговора с непосредственным командиром он забрал эти документы и ушел. А я уволился и уехал домой: не мог больше участвовать в этом абсурде.

- Однако сейчас мы с вами разговариваем, находясь на фронте. Очевидно, нашлась какая-то причина вернуться.

- В 2016 году мне позвонили друзья и сказали, что появилась конкретная работа и к тому же нам снова давали возможность воевать. Когда я приехал на фронт, то сразу попал в водоворот бурных событий, которые могли стать последними в моей жизни, хотя война преимущественно состоит из таких ситуаций. Мы с побратимами находились в «секрете», наблюдали за врагом. Слева была посадка, впереди глубокий овраг, поля. Я лег спать первым. Не знаю, сколько времени прошло, но меня разбудил побратим словами: «Вставай, нас обходят». Сначала подумал, что это розыгрыш, но когда прислушался, то с трех сторон услышал монотонные шаги. Было понятно, что это несколько человек, однако действовали они профессионально. Мой побратим встал во весь рост и будто не замечая врагов, начал складывать коврик и закурил сигарету - все на виду вражеской ДРГ [6]. Я хотел бы увидеть их озадаченные лицо, но мы бросили на дорогу гранату и сразу же полили оккупантов автоматным огнем. Нам удалось отбиться и уйти на свой блокпост.

На следующий день мы снова пошли на место боя, чтобы найти два магазина с патронами, которые потеряли ночью, и разведать все на месте. Там увидели тропы, которыми они подходили к нам, и большую лужу крови - значит, нам удалось кого-то убить. Мы чудом тогда выжили. Нас спасло нестандартное поведение друга, иначе нас всех подстрелили бы или, что еще хуже, - захватили в плен [7].

- Вы говорите, что в 2016 году для вас началась интересная работа и стало свободнее воевать. В чем это проявлялось?

- Во-первых, нам действительно позволяли воевать. Во-вторых, это уже была системная война, а не хаотичная. На определенной части Луганской области мы имели собственную систему информаторов, которые делились с нами интересной информацией. Не было уже предыдущей партизанщины, а лишь конкретная, профессиональная и сбалансированная работа. Были, конечно, и причудливые случаи. Например, местный источник как-то сдал нам одного человека, указав, что он сотрудничает с сепаратистами. Но позже оказалось, наш информатор просто задолжал ему денег и решил использовать нас, чтобы ничего не отдавать. Или такой случай. Бедная семья получала помощь от местного бизнесмена, владельца магазина: тот давал им продукты, чтобы они могли выжить в трудное время. А потом глава этой семьи донес оккупантам, что хозяин магазина помогает бойцам ВСУ ... Такое случалось не раз, и в этом можно увидеть, что жизнь Донбасс унаследовал от Советского Союза. А нас такие случаи заставляли тщательно проверять информацию и даже самим заходить в тыл к врагу на расстояние до 15 км, если надо было получить определенные данные.

- Как вы себя чувствовали во время таких операций в тылу?

- Мы знали и понимали, что делаем. Но к таким походам относились хладнокровно: даже если вокруг много российских  подонков - это все равно наша земля. Поэтому пусть они боятся, а мы у себя дома.

- А как началась ваша карьера снайпера?

- С курьезного случая. В нашем подразделении был один снайпер [8], который имел винтовку, но был очень ленивым. После очередной некачественной работы он получил от нас порку, ребята забрали у этого горе-вояки винтовку и отдали ее мне. Я начал читать в интернете о специфике снайперской стрельбы, обратился к нашим мастерам этого дела и взялся учиться. Первым у меня был Форт-301, довольно неплохая винтовка того времени. Я был удивлен ее точностью: с 800 метров я попадал в бойницу. Однако впоследствии, стреляя месяц за месяцем, я получил неплохой опыт, а затем и лучшую винтовку.

- Я долго ждал этого вопроса. Вспоминаете своего первого убитого врага? Можно ли вообще о таком спрашивать?

- Первый запоминается навсегда. Мы сидели на позициях, дежурили. В какой-то момент я увидел, как из блиндажа высунулась голова: хорошо помню, что лицо врага было чисто выбритым. Поскольку расстояние до него было 740 метров, я не имел права промахнуться. Но мне все удалось: даже увидеть, как он залетает обратно вглубь блиндажа.

- Что вы тогда почувствовали?

- Уровень адреналина повысился, по всему телу прошла приятная дрожь - это невозможно передать. Как разведчик я видел врагов на расстоянии нескольких метров, однако профессиональные навыки заставляли не трогать врага, ведь мы шли разведывать, а не убивать. Поэтому меня всегда удручало ощущение, что я недорабатываю. А когда сделал первый выстрел из снайперской винтовки и попал в противника, то понял, что это мое. Пустота в глубине души заполнилась, и я с любовью начал выполнять свою работу.

Через несколько дней после того мы засекли вражескую контрснайперскую группу, которая находилась на том месте, где я убил своего первого оккупанта. Двое бойцов дежурили днем и ночью, они даже имели соответствующие прицелы для ночной и для дневной стрельбы. Чтобы не рисковать ни собой, ни нашими пехотинцами, мы выгнали две БМП и начали бить по цели. Я не знаю о судьбе вражеских снайперов, но больше мы там никого не видели.

- Правильно нажать на курок, определить расстояние, направление и скорость ветра, удачно выбрать позиции, терпеливо наблюдать - это составляющие успешной работы снайпера. Можете еще что-то добавить?

- Конечно. Убить врага - это половина дела. Прежде всего нужно помнить о пехоте, которую ты можешь подставить. Когда уничтожил противника, то будь готов, что потом прилетит ответ из артиллерии или пулемета. Поэтому нужно искать такое место для стрельбы, которое не создаст проблемы для побратимов. Мне в этом помог опыт разведчика, ведь снайпер - это прежде всего разведчик, и его мастерство зависит от многих факторов.

Не стоит также забывать о собственной безопасности, ведь против нас действуют уже подготовленные российские снайперы, которые прошли не одну войну. К тому же за шесть лет войны сепаратисты также научились воевать. Поэтому чтобы остаться в живых, врага нужно ненавидеть и одновременно в определенном смысле уважать.

- Когда вы возвращаетесь на базу после выполненного задания, то одеваете гражданскую одежду и пытаетесь жить, как обычный человек: гулять по городу, есть мороженое, звонить друзьям. Как вам это удается? Ваша профессия не причиняет дискомфорта?

- Мы уничтожаем врага, а не людей. Российских оккупантов, пришедших на нашу землю убивать простых граждан Украины. Обязанность каждого, кто считает себя настоящим мужчиной - защищать страну и делать это разными способами. Поэтому у меня нет ни капли сожаления или угрызений совести за свои поступки.

- Насколько наши снайперы сейчас подготовлены к противостоянию с обученным и опытным противником?

- Не знаю, какая ситуация была раньше, в начале войны, но сейчас наши дела довольно неплохи. Мы подготовлены, обучены, преимущественно экипированы, что дает нам возможность работать даже лучше, чем российским наемникам, ведь повторю: мы на своей земле. Хотелось бы, чтобы нам давали возможность работать всегда и чтобы это так называемое перемирие не мешало освобождать Украину от агрессора.

Потому что армия России, как и их снайперы, искусственно раздуты пропагандой. Да, у них есть танки и пушки, но кому хочется воевать на чужой земле? Тем более, когда есть реальная перспектива остаться инвалидом или погибнуть.

На эту тему: Война «зеленых человечков» против Украины [9]

- Кстати, а как наша пехота относится к снайперам? Завидуют ли вам?

- Ребята, которые когда-то воевали и понимают специфику нашей работы, радуются и помогают. Однако часто мы приезжаем на позиции, где случаются «заробитчане», и там начинается: «Зачем вы сюда приехали? У нас было все спокойно, а сейчас начнется ...». Но мы находимся на войне, поэтому ко всему надо привыкать. Легко не будет, но мы обязательно победим.

—

Михайло Ухман,  опубликовано в издании Тиждень [2]

На эту тему:

• Российско-украинская война выходит на высший, сакральный уровень. Ждать осталось недолго [10]
• Московско-украинская война началась не в Крыму и даже не в Украине [11]
• Кремль может только проиграть [12]
• Сегодня в Украине сентябрь 1939-го [13]
• Россия: власть двурушников и подлецов [14]
• Россию ждет самораспад и хаос [15]