«Судя по всему, вас подставили - по всем признакам бросили на убой»

2.00

Нет

Иловайская трагедия — в воспоминаниях очевидцев.

На вторую годовщину Иловайской трагедии Тиждень пообщался с бойцами добровольческих батальонов, находившихся в окружении, и попросил вспомнить о том, как развивались события два года назад.

Тарас Костанчук, в 2014-м командир штурмовой группы батальона Донбасс:

— Руслан Хомчак (руководитель сектора Б зоны АТО) нам сообщил, что есть общая информация о том, что в Иловайске может быть от 50 до 100 «ополченцев». Но отметил, что эти данные не проверялись. Командиры подразделений тогда спросили, пытались ли уточнить эту информацию. И получили ответ, что разведчики, которые пошли вперед, напоролись на огонь у укрепрайона. Поэтому точного подтверждения нет. Этот разговор у нас был с 9 на 10 августа. Поэтому мы решили делать разведку боем, продвигаться постепенно, колонной, с прикрытием с правого фланга. Так как мы делали в Попасной или Лисичанске. Только мы могли предполагать, что сепаратистов там не 100 человек, а больше, и они кем-то усилены.

Мы шли вперед, с БТРом впереди. Уничтожили блокпост, на котором была группа с гранатометом. Внешне они выглядели как «ополченцы». По правому флангу шел «Шахтерск», однако они нарвались на огонь, залегли, отошли и обнажили фланг. «Азов» тоже понес потери, там погиб муж Татьяны Чорновол. Но там было немного, где-то до взвода. Мы же продвигались дальше, к следующему блокпосту. Заместитель командира батальона по вооружению поехал за боекомплектом и у виадука, который мы прошли, нарвался на засаду. Вражеская ДРГ зашла в тыл и хотела подорвать виадук. Там погибли трое наших. Но и ДРГ убежала, потому что к нашим подтянулось подкрепление с пулеметами. Возле опоры мы нашли где-то 100 килограммов взрывчатки и провода для подрыва. А впереди был укрепленный блокпост. По правому флангу была промзона с высокими домами, из-за деревьев они могли нас обстреливать. По левому флангу был зеленый массив.

Все залегли, начался обстрел с блокпоста, выцеливали БТР, командиров. Мы отправили в зеленку разведгруппу. Ребятам что-то показалось подозрительным и они выстрелили из подствольника. Зеленка ожила. Под маскировочными сетками было большое подразделение стрелков. Начался беспорядочный огонь по нам. Добавилась стрельба из промзоны, с блокпоста. Мы поняли, что там явно не 50 человек. Нас хотели закрыть, а следовательно, не боялись атаки двух рот, значит — там укрепленный район и они приготовились к встрече наших подразделений. Я дал команду на отход. Стало понятно, что надо планировать всеобъемлющую атаку с нескольких сторон. Потому что там все укреплено и их много.

Всеволод Стеблюк, медик, начальник медицинской службы батальона «Миротворец»:

— Мы были последним подразделением, которое зашло в котел. Это было 24 августа. На тот момент мы уже знали от СБУ о том, что зашли российские войска. Вечером 23-го мы были в 40 километрах от Иловайска, на промежуточной базе. К нам приехали двое эсбеушников и сказали, что пограничники сообщают о двух батальонно-тактических группах россиян, которые должны перекрыть направление Амвросиевка-Старобешево. С нами тогда еще был Андрей Тетерук. Я у него спросил, «Что делать?» А он пошутил: «Умирать героями». Позже вечером приехал генерал Яровой и поставил задачу: на День Независимости будет штурм Иловайска силами ВСУ, затем последует Нацгвардия, а наша задача — зачистка после штурма. Вся операция должна была продолжаться до вечера, с собой сказали лишнего не брать. Около 4 утра мы отправились на Иловайск, остановились на последнем блокпосту у Многополья. Опять пришел Яровой и сказал, что задача еще проще — ничего зачищать не надо, надо зайти в железнодорожное депо, потому что сепары будут убегать по этому маршруту.

Реально мы знали, что в Иловайске тяжелая ситуация: там застряли «Донбасс», «Днепр», «Херсон», рота «Свитязь». Фактически все добробаты. Нам казалось логичным, что мы идем их выручать.

Мы зашли в депо через простреливаемую территорию, нас заводил боец «Донбасса» Брокер. Ехали по три машины, больше нельзя было, чтобы сепары не пристрелялись, под прикрытием наших минометов. Добрались до «Донбасса», увидели знаменитую школу, в которой они базировались, сожженную технику. Как оказалось, накануне с территории РФ их сильно накрыл «Град». И в школе были убитые, раненые. Но там мы не задержались и двинулись к железной дороге.

На следующий день, 25-го числа, командиры поехали на совещание. По дороге в городе погиб командир «Херсона» — их расстреляли на дороге. Наших тоже пытались расстрелять, ребята дали бой, отогнали сепаров и вернулись в депо. И там мы сидели 5 суток. Выставили секреты, организовали оборону. За эти дни мы не потеряли людей, были лишь легкие ранения. Где-то на 3-й день прорвался «Донбасс» с боеприпасами и привез 15 сухпаев на 100 человек. Наши же запасы закончились. Не было ни еды, ни боекомплекта. Нам же сказали, что идем на одни сутки!

В тему: Как армия России стреляла в спину украинской армии [2]

Обещанного прорыва не было, шли переговоры о выходе наших из окружения. Условия менялись. Руслану Хомчаку (руководитель сектора Б зоны АТО) россияне предлагали, чтобы вышли только ВСУ, а добровольцы остались. Потом предложили сложить оружие, оставить технику и на автобусах выехать. Хомчак не согласился. Эти условия выдвигали 29-го, когда мы должны были выходить из окружения. Но пока шли переговоры, россияне начали пристреливать по голове колонны минометы. Пошли первые взрывы. И Хомчак скомандовал пробиваться с боем вперед. Мы к этому не были готовы. Надо было развернуться в боевые порядки, пехоте спешиться. Но мы пошли в этот коридор смерти. По нам били так, что не уцелела ни одна единица техники. Горело все: танки, БМП, БТРы. Не говоря об автобусах и санитарных машинах. Наши тоже вели огонь, тоже многих положили. Россиян наши давили танками, была паника, народ спасался, как мог. Трудно сказать об общем управлении. Аккумуляторы радиостанций за двое суток сели, и мы были без связи.

Нас расстреливали регулярные российские части. Мы ехали, видели окопы со стрелками, пулеметные гнезда. Фактически они готовились трое суток, чтобы нас встретить. И это потом подтвердил российский десантник, к которому я попал в плен.

Сепаров зато было немного. Казалось, что они все засели за Многопольем. Они стреляли по нам из коровников, выводя на россиян.

Я шел на своем санитарном транспортере, на Жуже. Просто искали возможность вырваться из-под обстрела. По дороге подбирали раненых, теряли, снова подбирали. Потом в нас попал снаряд, машина взлетела в воздух. Когда пришел в себя, то оказалось, что кроме меня в кузове было 8 человек. Это те, что подорвались. А потом была моя встреча с российским десантником, переговоры о вывозе раненых. Об этом много написано, кино снимали.

Попали в плен к российским десантникам с Костромы. В то время рядовой состав считал, что они на учениях на территории РФ, а Украина на них напала. Они кричали: «Вы что, дураки? На кого вы поперли? Что вы напали на Великую Рассею?» Мне это доказывал один сопровождающий. Я с ним ходил за своим медицинским рюкзаком на место, где мы упали после взрыва. Парень казах, Тюльген, срочник. Совсем ребенок. Он мне говорил: «Дедушка, чего вы на Россию напали? Мы готовы дать отпор!» И он был удивлен, когда я его подвел к табличке с надписью «Новокатеринівка». Говорю: «Посмотри, на каком языке написано. Вы в Украине».

Нас ночью и днем охраняли. Была договоренность с российским комбатом, что мы не ведем разговоров с рядовыми. Был однажды момент, когда россияне в подбитой машине нашли украинский флаг. Пытались сжечь. А я стою, смотрю, рядом мои ребята. Убеждаю десантников флаг отдать. Их комбат когда это увидел, подбежал к своим, забрал у них флаг. Нам не отдал, но спрятал где-то. В плену было две проблемы: жажда и ночной холод. С первым мы боролись просто. У меня оставался коньяк. И мы его давали раненым как обезболивающее. А для тяжелораненых мы смачивали бинт коньяком, слюной и клали им в рот. Когда комбат увидел, попросил не делиться алкоголем с его рядовыми.

В плену наши нашли знакомых россиян. Кто-то, где-то пересекался когда-то на соревнованиях спецназа. Впрочем, было понятно, что несмотря на это, нас будут расстреливать. Сначала к нам приехал какой-то кавказец с позывным «Сокол», то ли осетин, то ли чеченец. Забрал двух пленных полковников. Тогда я пошел к российскому комбату, поговорить. Сказал, что чувствую «момент истины». Признался, что я не просто врач, а полковник. Он говорит: «знаю, твои тебя сразу же сдали». Попросил его, чтобы перед расстрелом хоть предупредили. Чтобы успели помолиться хотя бы. А комбат и спрашивает: «Чего ты решил, что вас будут расстреливать?» Я и объясняю: «Полковник, я в курсе, что ты российский десантник (он говорит — нет, мы ополченцы. И смеется), видел, где вы базуетесь, где ваша техника. Если я выйду живым, то молчать не буду». Он на это сказал только одно: «Док, если в этом аду ты на своей машинке выжил — Бог тебя в лоб поцеловал, не мое право тебя расстреливать».

А в три часа ночи по радиостанции пришел приказ о расстреле. Мол, много людей, надо их «решать». Российский комбат говорит: «Нет, у меня здесь Международный красный крест, за ними приедут, будет скандал, никого стрелять не буду».

В тему: Как были добыты и сохранены доказательства вторжения РФ в августе 2014-го [3]

На следующий день я поехал уже собирать раненых в селах, за водой. Предлагал этому комбату, чтобы я в Комсомольск к нашим раненых перевозил. А он говорит: «Я бы вас отпустил, но, судя по всему, вас подставили — по всем признакам бросили на убой. Так что я не уверен, что ваши вас же на подъездах к Комсомольску не перестреляют». И мы остались с ними.

Впоследствии за нами приехала восьмая санитарная рота. Мы погрузили раненых на машины и уехали. Ребята рассказывали, что этот российский комбат просил у раненых прощения. Говорил, что если выживет, то разорвет контракт и больше не будет служить.

Иван Погорелый, 42-й батальон:

— Мы выполняли операцию по деблокированию кольца в составе 122-го батальона и 92-й бригады. Мы должны были вертолетами выдвигаться на Иловайск. Но там была плотная зона поражения, там сбили наш самолет. Поэтому мы высадились под Донецком в Оленевке. И с 51-й бригадой на машинах выдвинулись в сторону Иловайска. Туда мы пытались попасть в течение суток. Нашу колонну разбили 28 августа.

Мы ехали ротно-тактической группой. И технику, и водителей мы оставили в Краматорске, где, собственно, базировались. Кажется, командование понимало, что отправляет нас в никуда, но технику им было жалко.

Перед тем, как нас разбили, мы успели передать информацию о том, где именно попали под огонь. Но 29-го по тому же маршруту пустили одну из основных колонн из Иловайска. Это вызывает ряд вопросов.

Под Иловайском я ползал три дня. С 28-го по 30-е. Могу сказать, что сепаратистов видел, возможно, одну машину, которая меня расстреливала. А еще видел очень много российской регулярной армии. Видно было по технике. Новые БМД, «Грады», танки. Была другая форма, военные были без касок и бронежилетов. В основном, это были жители условного севера, буряты, если угодно.

В тему: Статью о раненом в Украине буряте руками вырезали из 50 000 газет [4]

Когда попал в плен, то у россиян разный был бред. Один мне сказал, мол, что мы на российской территории и на них напали. И у рядовых «иванов» было именно такое представление. Офицеры же четко понимали, где они находятся.

Меня допрашивали минут 10. Вопросы были смешные. Типа, отношение к «Правому сектору», и где этот «Правый сектор». Хотя на тот момент их и не было в принципе на линии фронта. Еще интересовались нацистами и фашистами. В общем сложилось впечатление, что россияне находились под жестким промыватием мозгов.

А уже с 30 августа на 1 сентября регулярная армия РФ отошла. Нам прямо сказали: мы уходим и передаем эти позиции ополченцам. И уже 2-3 сентября в интернете появляются видео с т.н. батальоном «Восток».

Максим Авраменко, в 2014-м боец батальона «Донбасс»:

— 22 августа нас перебросили из Попасной в Первомайск. Уже было известно из новостей, что войска в окружении. Плюс командование сообщило, что в кольце, но пока не плотном. Поставили перед нами задачу: ворваться в город и обеспечить прикрытие наших войск. Нас было 20 человек, остатки батальона: часть ребят уволилась (те, кто не хотел служить под руководством Семенченко), часть была в отпусках. Стало понятно, что отхода не будет, мы прибыли на усиление. Примечательно то, что город удерживали силами добровольцев. И несколькими единицами бронетехники 30-й бригады. Остальные ВСУ, которые хвастаются Иловайском, стояли по периметру.

Мы зашли в город 23 августа, ближе к вечеру, примерно в 3-4 дня. Приехали на базу, которая была в школе. Она известна по фото. И там остались. Потому что через полчаса после нашего приезда начался минометный обстрел, а позже включилась артиллерия, гаубицы. В 11 вечера вокруг все горело. Так нас поздравили с Днем Независимости. По сведениям же, в этот момент заходили российские батальонно-тактические группы.

24 числа мы пошли в контратаку, чтобы занять город. Ожидаемо не хватило сил. У нас были одни пехотинцы. Мы смогли занять несколько ключевых точек в городе, несколько блокпостов, и на них закрепились. 25 и 26 августа были зачистки в самом городе. У нас была информация, что база сепаратистов, скажем, в детском саду. Выделяли группу, бронетехнику, и мы шли зачищать. Заходили в детсад, а там никого. И точно так же происходило со стороны сепаратистов.

27-го числа мы поняли, что в окружении уже в три кольца. Начались переговоры о том, чтобы нас выпустить. Условия менялись. Россияне то хотели, чтобы мы вышли без оружия, то без техники, то чтобы вышли только ВСУ. В результате 28 августа достигли договоренности, что с 7 до 11 вечера организуют гуманитарный коридор, чтобы вывезти раненых. Из города их забрать смогли, но передать нашим — нет. Россияне пустили колонну только до крайнего поселка, который они контролировали. 29 числа нам поступила команда собираться и формировать колонну для движения. Ходили слухи, что якобы наши договорились и Путин дал указание выпустить колонну из Иловайска. Когда мы приехали в Многополье, к нам прибыли переговорщики от россиян. И снова начали менять условия. То выходим без оружия и по их маршрутам, то командование оставляет добровольцев. И в один момент, когда наши отказались идти на такие условия, начался обстрел из минометов. Нам дали команду двигаться вперед, прорываться, на провокации не отвечать. Маршрутов было два: по которому шел «Днепр» и наш, из Красносельское.

В поле нас начали расстреливать из ПТУР, вкопанных танков, скрытых огневых точек. Началась бойня. Кто уцелел, закрепился в Красносильском, селе в одну улицу. Мы заняли круговую оборону, начали переносить раненых в подвалы. Наши смогли подбить один танк, во второй попали так, что ему заклинило башню. Кроме того, мы взяли в плен российского десантника, вышли на радиоволну россиян и сказали, что у нас пленный. Они прислали своего медика. Мы пытались договориться о том, чтобы собрать тела товарищей. И россияне якобы дали согласие. Но когда мы вышли, снова открыли огонь, снова появились убитые и раненые. Мы вернулись в деревню. Ближе к вечеру, часов в восемь, к нам приехали парламентарии. Один из офицеров, с позывным Лис, предложил сдаться. Он дал время подумать до 7 утра. А у нас не было связи с командованием. Пытались с ним связаться — не получилось. Начальник штаба, который с нами был, с бронегруппой пошел вперед. А техника, которая шла за ним, была расстреляна. А что там за техника? Автобусы-маршрутки «Богдан».

Один из наших дозвонился на Шустер Live и смог рассказать о реальной ситуации. Когда спикер АТО говорил, что войска выводят по расписанию, все красиво ... И в эфире один из журналистов говорит об этой бойне, а потом наш боец ...

Ночью с нами связалось командование, сказали держаться. Якобы были переговоры о том, чтобы нас выпустить. Мы заняли круговую оборону, сидим. Но проблема была в том, что в Иловайске у нас были крепкие позиции, было много боекомплектов. А когда мы выходили, не могли забрать все с собой. И громоздкие снаряды мы оставляли, минировали. Так что у нас было мало боеприпасов. Россияне подтягивали силы.

Утром снова приехали россияне. Мы сказали, что наши ведут переговоры о том, чтобы нас выпустили. Россияне улыбнулись и уехали. После по нам начали пристреливать миномет. То перелет, то недолет. Такой вот элемент давления. Мы связались с командованием, нам сказали, что за нами вышел транспорт. Главное, говорили они, не сдавать оружия. Хорошо. Мы весь день держались. И нам командование говорило: за вами через два часа приедут, через два часа приедут. А в 6 вечера к нашим позициям выехал то ли БМД с ПТУР, то ли танк, и выстрелил по зданию, где мы сидели. Мы выходим на связь, говорим россиянам, что у нас перемирие. А они в ответ: «Мы даем вам шанс выбрать единственно правильное решение. Или вы выходите к нам, или мы отводим личный состав, кроем вас „Градом“, а затем остатки раскатываем танками». Мы связались с командованием. И нам сказали, что подкрепления не будет, бронегруппы не будет. Крутитесь, мол, как хотите. Мы посмотрели на состояние раненых, на боекомплекты и договорились, что выходим без оружия, а наших раненых передают на наш блокпост. Российский офицер дал слово, что нас не передадут сепарам.

В тему: «Слово русского офицера имеет цену меньше чем кусок определенного вещества»: освобожденный пленный батальона «Донбасс» [5]

Нас привезли на пункт сбора военнопленных. Это было большое поле, на котором раньше росли арбузы. И нас всех, с разных направлений, гнали на это поле, где была российская охрана. И камуфляж, и их говор это подтверждали. И при общении с нами они этого не скрывали.

Утром нас разделили. Раненые поехали в одну сторону, другие под конвоем БМД пошли в другую. Мы остались ждать. Кто-то сказал, что «Донбасс» пойдет по «отдельной программе». Как оказалось, сначала в Донецк повезли военных. Потом те же машины вернулись за нами. Нас посадили в них, отвезли в город. Там пропустили по «коридору позора». И так, 31 августа, для меня начался плен.

Станислав Козлюк, Тиждень.UA [6]

Перевод: Аргумент [7]

В тему: