Украинские коллаборационисты. Штрихи к портрету

1.00

Нет

Более половины украинцев в вермахте — это пленные солдаты, офицеры и политработники Красной армии (57%), которые были завербованы в лагерях военнопленных. Треть общего количества — советские активисты, члены партии и комсомольцы.

В основном это рабочие и крестьяне с начальным, средним и средним техническим образованием.

Конспект исследования: Дерейко И. Местные подразделения немецкой армии и полиции как инструмент осуществления оккупационной политики: антропологическое измерение. Материалы международной конференции «Преступления тоталитарных режимов в Украине: научный и образовательный взгляд» (21-22 ноября 2009 г., Киев). — Киев: НИОД; Украинский центр изучения истории Холокоста; 2012. — С. 34-53.

Выделения по тексту: владельца ЖЖ.

[...] Для примера, мы собрали подробную информацию о 33-х добровольцах, вступивших в начале декабря 1941 г. в украинскую казацкую сотню в городе Золотоноша. Сотню создал член ОУН-Б без участия каких-либо немецких факторов, т.е. фактора давления со стороны оккупантов в этом случае не было. Присягу казаки составляли под сине-желтым флагом на верность Украине.

Основная масса добровольцев (21 человек) — это мужчины в возрасте от 25 до 40 лет, 10 казаков — молодежь в возрасте от 15 до 25 лет. Двое — участники революций 1917-1922 гг, пятеро — из семей раскулаченных или репрессированных, один вернулся из ссылки, а еще один 18-летний юноша до войны был осужден за хулиганство. Восемь казаков — бывшие воины Красной армии (5 офицеров, старшина, фельдшер и 2 рядовых), из них 7 отпущены из немецких лагерей и 1 дезертир. Трое перешли в сотню из вспомогательной полиции.

Двое добровольцев — бывшие учителя местной школы, один — бывший председатель райсовета Осоавиахима, еще один — студент 4 курса Киевского университета. Все казаки — украинцы, ни одного коммуниста, комсомольца или работника НКВД среди них не было.

Таким образом, около трети рассматриваемой нами группы составляли взрослые люди с определенным жизненным опытом, настроены откровенно антибольшевистски. Еще восемь казаков занимали более или менее весомые должности в советской армии и общественных учреждениях, что не помешало им сразу же вступить в украинское формирование.

Они, как и остальные, сделали это, не имея личных счетов к предыдущему режиму и не получая никаких социальных или материальных преимуществ, а наоборот, подвергаясь репрессии со стороны как нацистов, так и коммунистов. Наконец, пять руководителей сотни были поочередно арестованы немцами за национализм в течение декабря 1941 — апреля 1942, половина, чтобы избежать преследований, согласились на предложение отправиться на фронт, а те, что остались, были влиты в состав роты вспомогательной охраны (Hilfswachmannschaft) в немецкий охранный батальон.

После введения в Украине гражданской администрации круг лиц, вступавших в местные формирования армии и полиции, ощутимо изменился и расширился. Для ознакомления с личным составом вспомогательных вооруженных частей после 1942 года рассмотрим накопленную информацию о 129 добровольцах вермахта, 119 солдатах шуцбатальонов и 30 полицейских индивидуальной службы и СД.

Первая группа состоит из украинцев и других жителей Райхкомисариата Украина (далее — РКУ), которые служили во фронтовых, охранных и вспомогательных частях Вермахта и войск СС. Половина из них (64 чел.) — молодые мужчины 1918-1923 годов рождения, преимущественно новобранцы и резервисты, призванные в Красную армию по мобилизации 1941 года. 43 добровольца — рождения 1901-1915 годов, еще 4 — старше 40 лет.

Молодежь, то есть воины, которые достигли совершеннолетия уже во время оккупации, составляют 17% общего количества (22 чел.). Самая большая группа — мужчины 1919 года рождения, которым в 1941 году исполнилось 23 года. По национальному составу основная масса — украинцы (114 чел.), 11 россиян, 2 еврея, 1 кубанский казак, 1 белорус.

Более половины (74 чел.) составляют бывшие воины Красной армии, завербованные в лагерях военнопленных. 32% из них — представители среднего и младшего командного состава: 2 майора, 1 капитан, 13 лейтенантов, 2 ротных политрука, 6 сержантов. Среди рядовых (50 чел.) стоит отметить наличие 2-х представителей НКВД (пограничник и милиционер). Из них всех дезертировал из Красной армии только один воин, но был задержан и направлен в лагерь военнопленных, откуда и попал в немецкую армию.

Большинство добровольцев — крестьяне и рабочие с начальным и незаконченным средним образованием (85 чел., т.е. 66%), из них 1 прослушал курс ликбеза и 1 «малограмотный». Полное среднее образование имели 7 мужчин, еще 9 закончили техникумы и ФЗУ. 12 мужчин получили военное образование (среди них 1 пилот-истребитель и 1 подводник). Добровольцев с высшим образованием оказалось только 10, среди которых 1 музыкант, певец хора Веревки, и 1 член Союза художников СССР. 32% добровольцев составляют члены и кандидаты ВКП (б) и ВЛКСМ (9 коммунистов и 32 комсомольцы), еще 2 — депутаты ВР УССР и ВС СССР.

3 добровольца — участники освободительного движения, 1 — воин разбитого немцами отряда УПА, 19 человек — из семей, репрессированных советскими карательными органами (в т. ч. 1 коммунист и 1 комсомолец). Таким образом, мы получаем 18% «обиженных на советскую власть». К этой цифре следует добавить еще 16 человек, которые потеряли родителей или родственников во время Голодомора 1932-1933 годов. Лишь 6 мужчин ранее привлекались к ответственности за уголовные преступления, но 2 из них осуждены за кражу и невыполнение поставок в 1933 году, а 1 — воспитанник детдома, чьи родители умерли во время Голодомора.

То есть вырисовывается следующая общая картина личного состава украинских частей немецкой армии. Более половины украинцев в вермахте — это пленные солдаты, офицеры и политработники Красной армии (57%), которые были завербованы в лагерях военнопленных. Треть общего количества — советские активисты, члены партии и комсомольцы.

В основном это рабочие и крестьяне с начальным, средним и средним техническим образованием. В течение службы в вермахте 13 мужчин занимали офицерские должности, трое были награждены боевыми орденами (Железным крестом II класса и отличиями за храбрость для восточных народов). 12 добровольцев на завершающем этапе войны перешли на сторону Красной армии и принимали участие в боях с немцами, 2 были награждены советскими орденами и медалями.

Несколько иным был состав шуцбатальонов, сложившихся в РКУ. Исследованные нами данные о 119 шуцманах дают такую картину. Подавляющее большинство — украинцы, а также 7 россиян, 3 кавказца, 2 белоруса, 1 фольксдойч и 1 еврей.

Самая возрастная группа среди них — это юноши 1924 года рождения. Но основную массу шуцманов, как и добровольцев Вермахта, составляли молодые мужчины 1916-1923 годов рождения — 70 человек, т.е. 59%. В отличие от предыдущей группы, добровольцы среднего возраста (от 25 до 40 лет в 1941 г.) составляют лишь 22% (26 человек).

Сопоставимо с ними и количество молодежи (до 18 лет) — 24 человека (19%). Большинство также составляют люди с начальным образованием (91 человек). Среднее образование получили 15 шуцманов, высшее — 3, военные училища закончили 13 мужчин (11 советские и 2 польские).

Бывшие воины Красной армии составляют 64% рассматриваемой группы (77 человек), но из них из лагерей военнопленных были взяты лишь 43 вояки (36% от общего количества), тогда как 29 были отпущены домой и вступили в шуцбатальоны по месту жительства. Еще 4 — дезертиры из Красной армии, а один убежал в украинскую части из партизанского отряда. 16 воинов — командиры и сержанты РККА, 1 лейтенант НКВД, 1 пилот-инструктор и 2 офицера польской армии.

Половину всего количества составляют советские активисты (53 комсомольца и 6 членов и кандидатов ВКП (б)). Репрессированные советской властью 13 мужчин, 15 потерявшие родственников во время Голодомора, а родители одного шуцмана были убиты партизанами. За уголовные преступления до войны осуждался только один шуцман. То есть максимальное количество «обиженных» советской властью достигает 30 человек, или около 25%.

За время службы в шуцбатальонах 13 человек занимали офицерские и унтер-офицерские должности, 14 получили награды. На завершающем этапе войны 15 мужчин перешли в Красную армию, из них 8 награждены советскими орденами и медалями. Еще 2 воина, кстати, уроженцы Киевщины, бежали в УПА.

Таким образом, из общего количества шуцманов только четверть подвергалась персональным притеснениям со стороны советской власти, тогда как численность советских активистов вдвое больше и составляет половину всех рассмотренных нами воинов. Однако это только средние показатели участия активных при советском режиме людей в созданных немцами формированиях.

Ведь, например, в 8-м полицейском батальоне майора Буглая, созданном в Белоруссии из местных полицейских и военнопленных, три из четырех командиров рот были бывшими офицерами НКВД (из них два украинца). Многие бывшие милиционеры, которые не успели эвакуироваться из киевского котла, шли в полицию, особенно после устранения оттуда большого количества националистов.

Например, полицейское подразделение по охране восстановления Дарницкого моста возглавлял бывший руководитель 10-го райотдела НКВД Иван Хитриченко. А пожарные подразделения, входившие в систему шуцманшафт, почти полностью формировались на базе советских пожарных служб, которые тоже были частью аппарата НКВД.

Для сравнения военных формирований с «гражданскими» составляющими шуцманшафта была собрана информация о 30 полицейских и служащих СД и пожарной охраны. Они более-менее равномерно представляют все возрастные группы, начиная с 1898 и по 1926 год. Около трети из них (9 человек) получили среднее или среднее техническое образование, остальные окончили от двух до семи классов начальной школы.

Солдатами Красной армии были 50% полицейских, но только один из них согласился на службу из лагеря военнопленных, тогда как остальные были отпущены домой и пошли в полицию уже как гражданские. Еще 5 были работниками различных учреждений НКВД — 1 милиционер, 1 работник управления охраны, 1 пограничник и 2 пожарных. Только 6 мужчин виз сех были членами ВЛКСМ, и ни один не был коммунистом.

По сравнению с добровольцами в армии и шуцбатальонах, высокий процент среди полицейских составляют пострадавшие от советской власти (16 человек, т.е. более половины). Семьи троих были репрессированы за участие в Освободительном движении, шестеро были раскулачены, двое потеряли членов семьи во время Голодомора, еще двое были осуждены за уголовные преступления (хулиганство и кражи). К этой категории также отнесены трое полицейских, чьих родителей убили уже во время войны советские партизаны (отец одного был сельским полицаем, остальные — просто «семьи предателей»).

Из этих 30-ти полицейских только 8 отступили вместе с немцами и продолжали службу в различных формированиях до конца войны, 1 был арестован СД за кражи. Остальные — дезертировали при приближении советских войск, причем 10 были мобилизованы в Красную армию и завершили войну на стороне победителей, 4 получили боевые награды.

[...] B Украине в начале Отечественной войны вопросы условий привлечения местного населения в оккупационные формирования решались каждым ведомством отдельно, что создавало массу не похожих друг на друга частей. Единственная общность заключалась в попытках довести их хотя бы к условному соответствию Женевской конвенции 1907 г. о правилах и обычаях ведения войны, согласно которой принудительное использование военнопленных и граждан вражеской страны в собственной армии было запрещено. Исключение могли составлять лишь добровольцы.

После внедрения в РКУ гражданской администрации состоялось «упорядочение» местных формирований в соответствии с приказами Верховного командования Вермахта и Гиммлера. Во-первых, им окончательно отвели роль «вспомогательных сил», работа которых далеко не всегда была связана с риском для жизни, а во-вторых, для хиви и шуцманов установили уровень содержания выше того, что можно было заработать в других, менее «коллаборационных» отраслях.

Например, рабочий в РКУ получал 120-200 оккупационных рублей в месяц, трехразовое питание в столовой по месту работы и небольшой продпаек, в который входило только 700 граммов хлеба на неделю. Пенсии, которые выплачивали службы социального обеспечения СКУ, составляли 75 руб / мес., продуктовые карточки — 100 г мяса, 1 кг хлеба и 2 кг картофеля в неделю. Украинцы, нанятые немецкими институтами, получали больше, т.е. от 280 до 1200 рублей, в зависимости от должности.

Как и в каждой кризисной для экономики ситуации, цены на продовольствие и товары первой необходимости были достаточно высоки. Продуктовый кризис и инфляция углублялись самоубийственной политикой неограниченного грабежа оккупированных территорий, которую нацисты осуществляли на протяжении всего времени своего господства на Украине.

Так, в Киеве, на Житнем рынке, в апреле 1942 г. стакан пшена стоила 18 руб, стакан гороха — 13 руб, десять картофелин — 30 руб, килограмм хлеба — 75 руб. Овощи и фрукты стали роскошью. В Харькове в августе 1942 г. цена фунта вишен (0,4095 кг) достигала 45 руб. Согласно отчету СД, большинство уголовных преступлений, которые были осуществлены в Украине в 1942 г., произошли вследствие материальных нужд. Официальный курс рубля и цены на товары поддерживались исключительно административными, а не экономическими методами, т.е. преследованием «спекулянтов», а не увеличением количества товаров на рынке.

Крестьяне жили не намного лучше. В первые месяцы оккупации их положение улучшилось за счет самопроизвольного деления колхозного имущества и земель. Но в дальнейшем, с приходом к власти гражданской администрации, этот процесс был остановлен и объявлено о создании на месте колхозов т. н. общественных хозяйств, с принудительным изъятием у колхозников присвоенного ими имущества. А в 1943 г. у крестьян стали отбирать и их собственный скот на нужды немецкой армии.

То есть с конца 1941 г. крестьяне оказались в том же положении, что и при прежнем режиме: они были лишены частной собственности и были вынуждены работать в государственных хозяйствах. Разница заключалась в том, что заработную плату им начали выплачивать не зерном, как это было в колхозах, а обесцененной оккупационной валютой (100-200 руб).

Для сравнения, немцы, занятые в гражданской администрации, получали от 1200 до 4200 руб, плюс продовольственные пайки и льготы. Крестьяне могли компенсировать нужды лишь мелкими кражами продуктов собственного труда в «громгоспах», которые были традиционными и при колхозной системе, а также разрешением оккупантов на ведение приусадебного хозяйства.

Отлынивать от работы за мизерную плату было невозможно. Право на труд, как и в СССР, было обязанностью. Начиная с 21 ноября 1941 года все безработные должны были регистрироваться на бирже труда, откуда их отправляли на любые работы, часто не учитывая довоенной специальности. Наказанием за уклонение от предлагаемой работы были заключения, штрафы, принудительные рабочие лагеря, а с 1942 г. — мобилизация на работу в Германию.

Условия же, в которые попадали остарбайтеры, были еще хуже. Официально восточные рабочие в Германии должны были получать до 75 марок в месяц, плюс бесплатное содержание. На самом же деле украинцы часто работали почти бесплатно, получая от 3 до 20 рейхсмарок в месяц, чего в Германии не хватало даже на самые необходимые вещи.

Рабочий день составлял 12 часов, питание в основном было неудовлетворительным, а жили рабочие в огражденных колючей проволокой лагерях. Дело дошло до того, что даже сотрудники СД Харькова в своем ежемесячном отчете от 25 августа 1942 рекомендовали «ответственным инстанциям» запретить бить гастарбайтеров и содержать их за колючей проволокой, а также обеспечить им и их семьям соответствующую материальную компенсацию.

Немецкие армия и полиция, наоборот, предоставляли своим работникам приличную зарплату, продукты и проявляли больше заботы о социальном обеспечении как самих добровольцев, так и их семей. В этих условиях значительное количество украинцев довольно непринужденно выбрали путь вооруженного сотрудничества с оккупантами исключительно под давлением экономических обстоятельств.

При наборе военнопленных в немецкие формирования неуклонно сохранялся ритуал «добровольности» вступления. Это в основном происходило следующим образом. В лагерь прибывала группа немецких или украинских офицеров, которые занимались формированием части, которые с помощью коменданта или просто вызывая по списку, отбирали красноармейцев-украинцев.

Им тут же предлагали поступать в украинскую добровольческую часть (шума, СД, УВВ, РОА, хиви, Восточных войск), где они получат полное обеспечение и смогут «с оружием в руках бороться за счастливое будущее своего народа в Новой Европе».

Желающим предлагали сделать шаг вперед, что делало подавляющее большинство. Если в лагере условия существования были тяжелыми, а это можно сказать о большинстве немецких лагерей в 1941-1942 гг, то «в украинцы» записывались все — русские, белорусы, евреи, южные болгары, крымские греки и даже кавказцы. Когда же в лагере проводился набор в русскую казачью часть, то так же все, и украинцы также, записывались «в русские». Особенно многонациональным был казацкий «легионный лагерь» (Legionslager) в Шепетовке.

Рабочие батальоны формировались еще проще — из военнопленных создавали рабочую колонну, независимо от их согласия, и через некоторое время предлагали принять присягу и стать полноправными солдатами Вермахта, с нормальным питанием, зарплатой и льготами.

Правда, формирование частей из военнопленных редко происходило в сжатые сроки. Например, при пополнении украинцами-военнопленными 115-го и 118-го батальонов в Белоруссии новоприбывшие первый месяц находились «на карантине». За это время они отъедались и лечились от полученных в лагере болезней.

(Окончание следует)

NB Оцифровано с просветительской целью в рамках проекта «Архив партии». Точка зрения автора не обязательно совпадает с мнением владельца этого ЖЖ.

Опубликовано в блоге [2]joanerges [3] (З єретичних листів [4])

Перевод: «Аргумент» [5]

Еще о Второй мировой войне: