После якобы «раскрытия» дела об убийстве Павла Шеремета быть волонтером уже не стыдно или неудобно, а страшно. Когда нам помпезно объявили подозреваемых, появилось ощущение, что может начаться целая волна посадок из условно патриотически активного сообщества.

В издании "ТЕКСТИ [2]" попросили Ирину рассказать и написать о своем опыте волонтерства, об изменениях, ощущаются и поделиться запомнившимися историями, которые запомнились.

«... Герои. Чудаки. Вообще странно, аферисты видимо, за*бали уже. Аферисты, убийцы, враги. Краткая история волонтерства в глазах народа и системы. Это удивительно на самом деле - сначала чувствовать к себе уважение, затем стесняться говорить людям, чем ты занимаешься, а потом уже просто бояться ... ». Так написала в День волонтера на своей фейсбук-странице киевлянка Ирина Гук, которая с 2014 года специализируется на тактической медицине в общественном объединении «Народный тыл».

Она называет себя «волонтеркой на пенсии» - растит маленького ребенка, но и в декрете все равно время от времени помогает покупать всевозможные важные и редкие штуки для боевых медиков.

Волонтерам, как и армии, украинцы сегодня доверяют значительно больше, чем полиции, СБУ и власти, как свидетельствуют социологические опросы.

Волонтер Ирина Гук

Отношение к тем, кто помогает армии, меняется вместе с отношением к военным и к войне в украинском обществе. Весной 2014-го многие боялись, что война будет ползти на запад и бои могут добраться до Киева и Днепра минимум. Поэтому едва ли не молились на военных и всех, кто бросился вкалывать на армию. Дальше было немножко ложной эйфории: вот-вот поднатиснем, заберем силой Донецк и Луганск, вернем домой переселенцев и быстренько вернемся к развитию счастья без Януковича. Соответственно военные продолжали восприниматься как герои, которые сейчас быстро и эффектно все порешают, а волонтеры - этакие олени Санты, помощники супергероев, которые в аврале лепят из дерьма и палок настоящую армию и страну.

После Иловайска стало понятно, что Путин ничего назад не отдаст. А потом - что может и отдаст, но вряд ли территорию, которую можно будет называть Украиной. И вообще после всех потерь и свидетельств пленных о пытках мы здесь иногда сомневаемся, мягко говоря, что те территории и люди нам нужны. А «та сторона» - люди на подконтрольной российской пропаганде и российскому оружию территории - тем больше сомневается.

После падения ДАП [3] и Дебальцево [4] и сегодня фактически идет изнурительная позиционная война: мы несем не столь масштабные, но постоянные маленькие потери на линии разграничения. Это уже не так грандиозно выглядит в том же телевизоре. Плюс все проблемы в стране политики сразу списывают на войну - без которой здесь уже вроде бы должна быть Швейцария. Поэтому военные теперь понемногу раздражают людей - потому что как бы «оттягивают» на себя мечту об улучшении благосостояния и одновременно ничего не делают. Волонтеры стиснув зубы помогают, потому что лучше видят реальное положение дел. Но тоже уже раздражают общественность - прося деньги при якобы отсутствии войны.

Один президент проводит военные парады, гоняет по миру за санкциям и размахивает паспортами российских военных, а второй приходит к власти с нарративом, что надо просто прекратить стрелять [5], и рассказывает что-то странное об увиденном в глазах Путина. У обычного человека от всего этого просто кипит мозг. Он запутывается. А наша психика устроена таким образом, что если мы что-то не понимаем, то или раздражаемся, или просто отсекаем. Это что-то для нас просто перестает существовать. Мне кажется, что где-то произошло сейчас с войной и вообще с Донбассом в головах многих украинцев. И сейчас, например, когда собираешь в Фейсбуке на узловой турникет (250-300 долларов штука) - человек возмущается: «Как, зачем, разве война еще идет, где они берут тех раненых?!»

О «вот-вот наладится» - вспоминается случай, произошедший летом 2014 года, когда нам в «Народный тыл» кто-то принес елку и новогодние украшения. Мы смотрели на человека с немым вопросом, мол, зачем?! «Ну вы же здесь будете на Новый год, - говорит, - поставите себе». Мы тогда решили, что человек, может, не в себе, потому что были уверены, что к тому времени наша помощь уже будет не нужна.

Этап «волонтером быть стыдно» мы прошли. Например, в компании друзей тебя сначала спрашивали, как дела на фронте, какие там инсайды от военных, на пикниках умудрялись давать тебе конвертов с деньгами. Потом перестали спрашивать и давать деньги или даже приглашать в гости. Или ты случайно что-то начинал рассказывать - ну вроде как «нормальные» люди рассказывают что-то о работе в офисе - а все смущаются, замолкают, а потом переводят тему, как будто ты громко выпустил газы или что-то такое неприличное сделал.

После якобы «раскрытия» дела об убийстве Павла Шеремета быть волонтером уже не стыдно или неудобно, а то и страшно. Когда нам помпезно объявили подозреваемых, появилось ощущение, что может начаться целая волна посадок из условного патриотически активного сообщества.

Не надо быть параноиком, чтобы провести параллели и понять, что люди, которые имеют какой-то опыт и потенциал самоорганизации и организации процессов в чрезвычайных ситуациях, являются потенциально опасными для власти. Потому что сегодня ты помогаешь армии или детям поехать лечиться за границу, а завтра можешь направить свои способности на борьбу, организацию протестов. Вспомните еще дело об убийстве Екатерины Гандзюк, когда активисты не позволили посадить задержанного, который не имел к тому отношения, до сих пор мешают жить должностным лицам.

На эту тему: Два роки без Каті. Коли будуть покарані замовники вбивства Гандзюк? [6]

К обвинениям в заговоре с продавцами я привыкла еще в 2014-м («они вам постоянно делают накладные с открытыми датами, и вы продвигаете их товар»).

Был случай в 2014-м или 2015-м, когда я выложила фото очередной партии закупленных оригинальных израильских бандажей и накладные к ним, с печатью, все как надо - чтобы люди видели, на что идут их текущие пожертвования. Тогда в течение месяца мы могли купить и тысячу штук. В комментах кто-то написал, мол, это действительно фото одних и тех же бандажей постоянно, а вы с продавцом сговорились, и он вам штампует свежие накладные. Еще у нас был популярен почти мем «о кофточках»: кто-то где-то тоже написал, что вы, бабы, копите на аптечки, а покупаете себе новые кофточки. С другой стороны - а какой контроль? Это же все по существу на доверии и честном слове. Может, действительно кто-то кофточки покупал и не только. Наивно полагать, что среди тысяч тех, кто собирал что-то армию, не было откровенных мошенников или просто не во всем порядочных людей, согласитесь.

Сегодня огорчают вопрос: «А на что вы собираете? Что, до сих пор?» от якобы вменяемых людей. Я уже не реагирую, «броню» нарастила. Давно не вижу смысла тратить свои усилия на просвещение взрослых людей, у которых так же, как у меня, есть мозг и интернет в смартфоне. Но иногда ее все же пробивают.

Вот, например. В 2018 году мой хороший знакомый из боевого подразделения, где были раненые и потери, сбросил фото аптечки - практически образца 2014 года, с «изюминкой» - резиновым Эсмархом (жгут для остановки кровотечения в советской армии). Я выложила фото у себя на фейсбук-странице с комментарием, мол, вот это аптечка образца 2018 года, как такое может быть, ехали-ехали, сели и заплакали.

Чего тогда только ни наслушалась и в комментариях, и в личных сообщениях! Писали и военные, и мои реальные знакомые, и бабушки в вышиванках: говорили, что это фейк, ложь и фото 2014 года. Потом мне звонили из Минобороны, возмущенно спрашивали, кто прислал информацию и из какого подразделения. Сказала бригаду, но не батальон. За несколько дней им провели полное обновление аптечек, и не только им, если не ошибаюсь - говорилось о тысячах штук, думаю. Конкретного заявителя не нашли, но скандал там им устроили хороший. Тот парень написал мне, поблагодарил и сказал, что ему неприятно видеть такое решение в ручном режиме на пятом году войны.

Фото аптечки и переписка Ирины с военным медиком, который его прислал (2018)

Мне все время кажется, что с тактической медициной в армии вот-вот наладится - как с питанием, водой и одеждой. Но это вот-вот продолжается уже седьмой год. Когда об этом пишешь в Фейсбуке, - получаешь хейт и локальные разборки вместо системного решения проблемы.

Такое впечатление, что для этого просто нет свободы. Уже и волонтеров привлекали: давайте «придумаем» медицинский рюкзак. Зачем его выдумывать? Есть стандартные рюкзаки и наполнение во всех армиях мира. Годами какие-то координационные группы шили одну модель, шили другую, тестировали в различных подразделениях, писали отчеты.

Стандарта рюкзака боевого медика, насколько я понимаю, нет. С наполнением - это вообще какое-то отдельное проклятие. А как иначе объяснить, что кто-то получает сумочку советской армии, которая на Амазоне продается как винтаж; кто-то - гуманитарные рюкзаки с нормальным наполнением, но слишком большого объема и неподходящей конфигурации (например, мне рассказывали о синем на 80 л, это очень много, и не спрячешься). Кто-то не получает ничего, а кто-то действительно получает все, но не знает или боится официального порядка списания, поэтому держит это крайне дорогое имущество в шкафчике под замком - на случай проверок.

С умением пользоваться средствами такмеда - отдельная проблема. Обучение часто происходит на бумаге, чисто формально, личный состав во многих подразделениях до сих пор не тренируют как следует по ряду ранений. Кроме того, такие элементарные навыки, как то же наложение турникета на конечность - следует периодически повторять.

Зачем сдавать деньги волонтерам? Мы же платим налоги. Оно теоретически хорошо звучит.

Вот возьмем ситуацию с ковидом. Зачем собирать деньги на закупку каких-то кислородных концентраторов? Ведь медицина у нас бесплатная, это записано в Конституции. Но все знают, что на практике это не работает. Поэтому прошлой весной богатые люди бросились покупать оборудование в свои больницы - они знают, что когда туда попадешь, то не будешь выяснять, куда пошли налоги, а захочешь, чтобы тебя вылечили.

На эту тему: “Я не знаю случаев, когда совет «дать в морду» не сработал бы. Уникальный рецепт” [7]

С армией так же. Мы много слышали о реформах и достижениях, но когда знакомый человек звонит и говорит, что ситуация такая и такая, ты веришь - и тоже просто хочешь ее решить, а не выяснять, почему так и куда пошли налоги.

Боевые медики с рюкзаками, полученными от волонтеров. Фото из архива Ирины Гук

Хотя сейчас нет активных боевых действий, масштабы потребностей уменьшились, но они есть: где-то срок годности вышел, что-то просто не закупает Минобороны, ибо оно не производится в Украине и очень дорогое, чего-то нет по чисто армейской формулировкой «потому что нет». Вот например, один из моих любимых «дефицитов» - это мягкие носилки для раненых. Понимаете, это прямоугольник из прочной ткани с шестью или восемью петлями. Десятки частных фирм их шьют - цены от 500 до 1500 грн в розницу, то есть копейки фактически. Почему годами нельзя сподобиться на то, чтобы их сшить по госзаказу и завалить ими каждую позицию - честно, не понимаю.

Некоторые вещи действительно до сих пор можно купить только за рубежом, выгоднее всего - в США. Это внутрикостный доступ, узловые турникеты, всевозможные интубационные аксессуары и тому подобное. Здесь до сих пор есть смысл в работе волонтеров. Но некоторые средства такмеда уже на приличном уровне производят и у нас - те же турникеты, бандажи, гемостатические бинты. И медики, и личный состав, и просто родственники военных могут купить это за свой счет, если возникает, пусть по разным причинам, такая необходимость.

Мы отказываем тем, кто просит купить препараты от боли в горле, насморка или жаропонижающие. Так и объясняю: извините, я не буду тратить на это людские деньги, у вас достаточно высокая зарплата, чтобы купить себе все это в аптеке или заказать родным. Также отказываю давно в аптечках - глобально эту проблему государство решило, отдельные недостатки военный так же может решить самостоятельно - в конце концов, человек прежде всего сам должен ответственно относиться к собственной жизни.

Это нормально, когда военные заботятся о том, как лучше делать свою работу, и им помогают в этом гражданские. Я вот подчеркнула карандашом одно место в книге «Снайпер» Криса Кайла, известного снайпера иракской кампании, где говорилось о том, как свекор и свекровь покупали ему что-то из одежды. То есть одному из самых титулованных снайперов лучшей армии мира родные тоже помогали.

Я поддерживаю отношения с несколькими семьям погибших - они уже стали хорошими знакомыми. Вообще для меня это все началось в 2015-м с девочки из Каменец-Подольского, ее отец был кадровым офицером: я отправила ей на день рождения какие-то банальные игрушки, краски и одежду. Затем число детей стало катастрофически увеличиваться - и этот кусок работы взяла на себя Светлана Бахвалова. Теперь у нее свой отдельный Благотворительный фонд «Народный тыл - Реабилитация» и под тысячу подопечных детей и мам. Не знаю, как она выдерживает, если честно.

На самом деле глобальные потребности этих семей покрывает государство: жилье, выплаты, льготные условия для обучения детей, лагеря и санатории. Волонтеры могут организовать поздравления с праздниками или днем рождения, те же поездки куда-то. Это уже о моральной составляющей и памяти: важно показать этим семьям, что люди помнят об их родителях, сыновьях и мужьях. Конечно, если семья многодетная, или кто-то из детей с особыми потребностями - тогда и постоянная материальная помощь всегда актуальна.

Ирина Гук, фото из личного архива

Однажды ко мне обратились с просьбой помочь больному ребенку - сбросили ссылку на пост со справками, диагнозом. Честно, тогда настолько не хватало времени и нервов, что я просто не ответила. А через несколько дней написали, что ребенок умер. Это как-то очень задело - как будто обвинили в его смерти. Я понимаю, что люди в отчаянии и пишут везде в таких ситуациях. Но как нет врача, который лечит все, так же нет волонтера, который поможет во всем. У меня другая специализация, и я просто не знала, чем помочь. Надо собирать информацию, гуглить, искать соответствующие фонды. И люди, которые хотят давать деньги на армию и на больных детей - это преимущественно ну очень разная аудитория.

Профессиональное волонтерство - работа на полный день, это не может продолжаться долго в режиме самопожертвования и пустого холодильника. Например, в благотворительных фондах разрешается использовать до 20% дохода на административные расходы, нормальная мировая практика. Но у нас в «Народном тыле» такого не было, мы это решили голосованием еще в начале: договорились, что не будем использовать пожертвования на самосодержание. Кого-то это устроило, кого-то нет. На самом деле, например, в 2014 году мы просто не знали, что вообще такое существует и даже где-то там нормировано. Ну и никто не задумывался, что война и потребность в волонтерах будет длиться годами.

Уже позже встал такой вопрос: может ли отдельный человек из «Народного тыла» получать пожертвования от отдельных жертвователей в частном порядке? Никто не возражал, и некоторое время такое действительно было - несколько человек поддерживали, в частности, меня. Люди знали нас в лицо, приходили, общались с каждым, потом читали наши посты как персоналий, а не фонда. Соцсети же очень олицетворяли волонтерство: люди фактически выбирали себе «любимцев».

Примерно в течение двух лет у меня было три источника условной зарплаты. Среди жертвователей были, например, граждане США украинского происхождения. Просто несколько украинцев, которые организовали фонд, собирали средства на кровоостанавливающие, турникеты, другие дорогие штуки, покупали их там и пересылали в Украину. Кроме того, было другое закрытое фб-сообщество: его сделала успешная юрист, которая сначала работала с военными сама, а потом устала, но хотела поддержать тех, кто еще держался. Она просто привлекла туда своих друзей - кто-то давал 20 долларов в месяц, кто-то 50. накапливалась определенная сумма, которая ежемесячно делилась, кажется, на пять волонтеров из разных фондов. Третьим и самым большим моим спонсором было частное лицо из Киева: человек с 2014 года давал значительные личные средства на военную медицину, видел, как я работаю, одобрял мои методы, если хотите. Кстати, именно этот человек как деньгами, так и просто важными разговорами, своим авторитетом продержал меня в активной фазе волонтерства лишние года полтора как минимум.

От этих денег я отказалась сама - когда работы стало значительно меньше, и это занимало не более одного-двух рабочих дней в неделю. Сейчас, насколько мне известно, все эти люди поддерживают других волонтеров.

Я не знаю, в каких украинских фондах зарплату платят с собственно пожертвований на фонд-юрлицо - «белую» зарплату, получается. Не интересовалась. Такие точно есть. И есть такие фонды или отдельные персоналии, которые принимают пожертвования исключительно на себя «в конвертах» - потому что хотят четко разграничить средства, которые люди дают на дело и на зарплату волонтера. Обе практики я считаю приемлемыми. Если у конкретного эффективного волонтера нет других источников доходов - параллельной работы, какого-то бизнеса или содержания со стороны семьи.

Денег, которые мне жертвовали, было достаточно, чтобы заплатить коммуналку, заправить машину, купить что-то поесть и одеваться, не заботясь вопросами выживания. Правда, мне не надо было снимать квартиру, иначе это была бы существенная статья расходов. Но это не тот доход, чтобы, скажем, чтобы путешествовать на экзотические острова или даже просто регулярно ходить к косметологу и массажисту. Во всем мире работники благотворительных организаций вряд ли могут себе позволить мерседес S-класса, пятизвездочные отели или последний айфон. С другой стороны, подозреваю, в благотворительность не приходят работать люди, для которых какие-то такие материальные атрибуты традиционной успешности являются самоцелью и т. д..

После выхода из декрета я бы хотела начать какое-то свое дело. Возвращаться к предыдущей работе - журналистике - не собираюсь. Не смейтесь, но для меня это слишком нервная работа. Заниматься только волонтерством - тоже не хочу, хотя полностью от этого не откажусь. Мне очень не хватает интеллектуальной работы на самом деле, а не этих схем, как что где купить, привезти, запаковать коробки, отправить. Ну и хочется зарабатывать деньги, мне не импонирует семейная модель, где это чисто мужская функция.

Если что-то случается, всегда есть люди, которые не могут ничего не делать и хотят помочь - медикам, военным, пожарным. Независимо от того, бедное это государство или богатое, что-то делается на уровне государства или нет. И это очень важно. Думаю, это человеческая природа. У нее очень давние корни. Читала когда-то такое мнение, что культура началась не с древнего искусства, а с того момента, когда пещерный человек не бросил соплеменников умирать после травмы. Поэтому первым свидетельством культуры являются не наскальные рисунки, а скелет пещерного человека со сросшейся бедренной костью.

Во время Второй мировой войны в США развернулась кампания с призывом к гражданам вкладывать 10% доходов в военные облигации. Были реальные «соцсоревнования» среди предприятий за право вывесить флаг, который означал, что каждый работник потратил на это своих 10%. Эти деньги во время войны шли на нужды армии, а после - возвращались гражданам на потребительские нужды (пусть уже и значительно обесцененными).

Ирина Гук. Фото из личного архива

Волонтерство в Украине - не спринт, это марафон. Ты не можешь заниматься только им и забить на все остальное: работу, семью, друзей, увлечения - так быстро выгоришь, не принесешь пользы и получишь проблемы на всех фронтах. Найти баланс между волонтерством и всем остальным в жизни - просто жизненно необходимо. Многие волонтеры пошли заниматься другими делами, но я точно знаю, что большинство из них вернется, если снова будет объективная потребность - то есть активные боевые действия.

На эту тему: Нужно бороться против пятой колонны. Иначе будем жить в состоянии постоянной провокации [8]

Мой муж - Алексей Сихарулидзе, тоже волонтер, один из основателей волонтерской организации «Народный тыл». Поэтому никаких проблем с восприятием моего волонтерства нет. Мы познакомились в «Народном тылу» еще в 2014 году - только он занимается тепловизорами, прицелами, патронами, дронами, а я - медициной.

Очень хочу, чтобы мой ребенок был другим волонтером - учил детей из бедных семей английскому языку, устраивал вечеринки в домах пожилых. Но чтобы в его стране не было войны, и ему не приходилось бы в чем-то замещать функции государства.

Что я получила взамен, вкладывая в волонтерство? Я семь лет общаюсь с лучшими, интересными людьми нашей страны. Иногда какие-то вещи, которые мы передавали, действительно спасали жизни. Это не абстракция, не яркое выражение. Помню до сих пор случай: тяжело раненый, который проходил реабилитацию в Израиле, передал нам через знакомую несколько крестиков из Иерусалима. Просто в офис зашла женщина, положила крестики на стол и говорит: «Это от человека, которого спасла ваша аптечка». Был такой шок, что даже имя не запомнила. Но о большей «отдаче», кажется, можно только мечтать.

—

Ірина Гук, Інна Гадзинська,  опубликовано в издании  ТЕКСТИ [2]

На эту тему:

• Игорь Лосев: Украину медленно, но верно кладут под Кремль [9]
• “Зеленский в чрезвычайно сложной ситуации. Терпение украинского народа не безгранично” [10]
• Олег Саакян: «Мы застряли между полураспадом УССР и возрождением и построением новой Украины [11]
• Ирина Бекешкина: «Пока нам угрожает не реванш, а неопределенность и управленческий хаос» [12]
• Проблема Украины - Минский протокол [13]