Женщины-гастарбайтеры из СССР и III Рейх

1.00

Нет

Принудительный труд советских женщин в немецких исследованиях национал-социализма.

Принудительный труд иностранцев в нацистской Германии во время Второй мировой войны - многоуровневый, сложный и противоречивый феномен, пик интенсивного изучения которого пришелся на последнее десятилетие ХХ и начало XXI века. Этот всплеск был актуализирован многими причинами, среди которых главными стали дебаты вокруг выплат компенсаций и последующих возмещений жертвам нацистских преследований, соответствующий общественный резонанс и интерес к упомянутому феномену на публичном уровне, а также состояние и конъюнктура тогдашней академической науки.

Которые делали возможным (и стимулировали) изучение проблемы принудительного труда в рамках социально-политических и экономических исследований, истории повседневности, устной истории, региональной или локальной истории, исследований памяти и т.д.

Несмотря на то, что советские женщины составляли самую многочисленную группу среди иностранок, привлеченных к работе в Германии во время войны, исследованию их опыта и памяти в общем тематическом пространстве изучения принудительного труда принадлежит далеко не центральное место.

Это касается как украинского, так и немецкой историографии, в пределах каждой из которых «женское измерение принудительного труда» пока представлено эпизодически. Ниже будут приведены количественные показатели использования труда гражданок СССР в Германии и обозрены современные немецкие исследования проблемы привлечения к принудительным работам женщин-остарбайтеров [1].

По состоянию на сентябрь 1944 года доля советских женщин в общем количестве вывезенных на работы в Третий Рейх лиц была самой большой и составляла 49,8%, то есть практически половину. Этот показатель даже превышал долю немок, которые в то время работали в разных отраслях нацистской экономики (48,6%), и именно потребность облегчить условия труда и уменьшить нагрузку на которых стала одной из причин привлечения иностранок для работы на немецких предприятиях.

Следующими после гражданок СССР по численности были жительницы Словакии (44,5%), женщины из Балтийских стран (36,5%) и польки (34,4%). Если отталкиваться от предложенного авторами приведенных расчетов общего количества советских принудительных рабочих (по состоянию на сентябрь 1944 года), что составило почти 2,5 млн человек, то можно определить, что на принудительные работы в Германию попали более 1 млн 200 тыс. советских женщин [2].

Кроме того, как свидетельствуют имеющиеся статистические данные, советские гражданки были молоды: половину вывезенных из оккупированных территорий СССР женщин (49,9%) составляли лица 1923-1927 гг. рождения. Иначе говоря, например, в 1943 году половине советских женщин-остарбайтеров было от 16 до 20 лет [3]. Их труд использовали во всех сферах, где практиковали привлечение работников-иностранцев: в добывающей и обрабатывающей промышленности, на транспорте и строительстве, в сельском хозяйстве, при церквях, магистратах, а также в домашнем хозяйстве. Для сравнения: среди полек, занятых на принудительных работах в Германии во время войны, молодые женщины 1923-1927 гг. рождения составляли 29,9% [4].

В течение 1942-1945 гг. большинство советских женщин попадало на работы в Рейх при реализации общих (т.е. гендерно-недифференцированных) программ вывоза советских граждан, причем интенсивность этого процесса была различной. Известно, что зимой 1941/1942 г. и в начале весны 1942 г. из Советского Союза в Германию выезжали преимущественно квалифицированные рабочие-мужчины.

В первые месяцы 1942 года количество женщин, вывозимых в Рейх, все еще оставалось меньше численность мужчин [5], но очень скоро эти пропорции сравнялись: с завершением условно добровольного периода мобилизации. Что, по мнению современных исследователей, продолжалось до апреля 1942 г., когда начался массовый вывоз женщин, которых считали такой же рабочей силой, как и мужчин. Доля женщин, которая, как мы отмечали выше, составляла половину общего количества вывезенных на принудительные работы гражданских советских лиц, была характерна для реалий принудительной мобилизации уже с конца весны 1942 года.

Однако среди этих женщин были и вывезенные именно по гендерному признаку. Речь идет о специальном указе от 10 сентября 1942 года о доставке в Германию для работы в домашнем хозяйстве полумиллиона (этой цифры, кстати, так никогда и не достигли) молодых женщин-остарбайтеров из Украины в возрасте от 15 до 35 лет, не только здоровых и крепких, но и с внешностью, похожей на немецкую, то есть с голубыми глазами и светлыми волосами.

Из Харькова и области во исполнение этого приказа только с середины октября до середины ноября 1942 года в хозяйства Рейха немцы вывезли 3 143 молодых женщин. В конце лета 1944 года в немецких семьях работали 33 тыс. женщин-остарбайтеров, а общее количество иностранок, которых привлекли к работе в этом секторе, равнялась 77 тыс. человек [6], то есть молодые девушки и женщины из СССР составляли тогда почти половину всех домашних служанок [7].

Современные исследователи, основываясь, в том числе, на записанных в последние десятилетия устных историях, отмечают, что по сравнению с другими остарбайтерами большинство служанок имели относительно сносные условия проживания и труда, а отношения с немецкой семьей, в частности с детьми, часто были дружественными [8].

В тему: На работу в Рейх: как это было. Часть 2 - в Германии. Фото [2]

В. Герберт в фундаментальном исследовании использования труда иностранцев в Германии, описывая мотивацию привлечения к этому виду работ именно женщин-остарбайтеров [9], приводит весьма интересные с точки зрения предложенных характеристик женщин-служанок сообщения СД. В них говорилось о первом опыте работы женщин-остарбайтеров в домашнем хозяйстве, который оказался успешным благодаря трудолюбию, послушанию и любознательности этих женщин.

Однако была еще одна причина, о которой упомянуто в этих сообщениях: «Большинство домохозяек постоянно жаловалась на то, что по сравнению с русскими девушками немецкие помощницы были наглыми, ленивыми и неряшливыми и позволяли себе почти все из-за своей незаменимости ...». Автор продолжает цитирование документа по немецким помощницам уже в примечании: «Итак, многодетная семья с Г. за шесть месяцев работы служанки имела такой опыт: первой служанке было девятнадцать, ее застали за тем, что она учила семилетнего мальчика так называемым поцелуям с языком. Семья назвала ее лживой и нимфоманкой.

Следующей служанке было пятнадцать, она была насквозь лживой и нимфоманкой. Она приводила домой чужих мужчин и ночами тайком оставляла дом своих хозяев. Третьей было семнадцать с половиной, ее хозяева называют ленивой и нечестной ...» [10]. Эти богатые на интерпретации сообщения автор оставил без комментариев, подытожив приведенный сюжет констатацией того, что жалобы на домашних работниц во время войны естественно увеличились, а женщины-остарбайтеры стали хорошей заменой немецким служанкам, «бюргерским символом статуса по доступной цене, а также наглядным выражением квазиколониального общественного порядка» [11].

… Первые попытки тематизации и исследования сугубо женского опыта пребывания на принудительных работах приходятся на конец 1980-х годов и совпадают по времени с общей активизацией изучения немецкими учеными проблемы использования труда иностранцев в экономике Третьего рейха. Однако эти исследования изначально были узкотематическими, то есть посвященными отдельным вопросам соответствующего женского опыта, базировались зачастую на одном конкретном примере и имели, скорее, описательный, чем аналитический характер. Не случайно и не удивительно, что тематикой этих первых исследований стало «чисто женское дело» - деторождение и меры по его организации, обращение с новорожденными и т.д. [13].

Интересной попыткой учета женского опыта принудительного труда и его освещения в контексте всей системы использования труда иностранных работников является второе фундаментальное исследование этого феномена - студия Марка Шперера «Принудительный труд под свастикой», где в отличие от монографии В. Герберта рассмотрен социально-исторический аспект вопроса. Обратив внимание на специфику самого женского бытия и особенности нацистской политики в отношении женщин-иностранок, в том числе остарбайтеров, автор разместил основные «женские» сюжеты в подразделах «Любовь и сексуальность» и «Беременность, аборт и маленькие дети» раздела «Со-люди или недо-люди. Взаимоотношения групп иностранцев между собой и с немецким населением».

В отличие от других идеологий, отмечает М. Шпьорер, национал-социализм [3] сделал сексуальность объектом государственно-политического регулирования и контроля, чтобы предотвращать «загрязнение немецкой крови» и проникновение генов низших рас в «тело немецкого народа». Когда начался масштабный привоз в Германию работниц и работников с Востока, за половые отношения между немками и остарбайтерами, так же как и между немцами и женщинами-остарбайтерами, было введено строгое наказание: мужчины с Востока, по меньшей мере, попадали в концлагеря, а обычно им грозила смертная казнь; женщин-остарбайтеров отправляли в концлагерь или в бордель (о принудительном сексуальном труде см. ниже). В свою очередь, немок ожидала, как минимум, стигматизация (бритье головы и выселение в села; была введена в декабре 1941 г.) или заключение в женском концлагере Равенсбрюк; немецкие мужчины чаще всего попадали в концлагеря [14].

Наибольшее внимание М. Шперер уделил уже неплохо разработанным в то время вопросам «регулирования» рождаемости среди «низших» (по нацистским представлениям) народов. Сначала, пишет автор, беременных женщин-остарбайтеров отправляли домой, но этой возможностью со временем стало пользоваться много женщин: «хотя большинство родившихся в 1920-е годы женщин-остарбайтеров не имели религиозного воспитания, как польки, по крайней мере для сельских девушек секс до брака был табу, а внебрачная беременность - позором.

Но, учитывая шокирующие условия пребывания в Рейхе, беременность казалась им меньшим злом» [15]. После запрета отправки беременных женщин домой в декабре 1942 года появились распоряжения об организации роддомов и учреждений для маленьких детей, однако наряду с тем разрешались аборты, которые со временем приобрели принудительный характер и были применены примерно в четверти случаев беременности [16].

В тему: Треблинка. Воспоминания: «Не все можно выразить словами...» [4]

В исследовании М. Шперера также затронут вопрос дискуссии и решений относительно дальнейшей судьбы рожденных работницами детей. По расистской идеологии, последних разделяли на детей «хорошей расы», чей отец принадлежал к «германской национальности» (немцы, фламандцы, голландцы, скандинавы), а мать внешне была похожа на представителей этой «хорошей расы», и детей «плохой расы», родители которых были рабочими с востока Европы.

Детей «хорошей расы» после периода вскармливания забирали в специальные детские дома, где воспитывали как немцев (автор пишет о нескольких тысячах таких немецких граждан, которые всю свою жизнь не подозревают, что их матерью была женщина-остарбайтер или полька), а детей «плохой расы» направляли в «детские дома для детей иностранцев» (сотрудники этих учреждений называли их «домами уродов» [17]), которые, по сути, были домами смерти для младенцев, ведь от голода и болезней там погибало от 50 до 90% маленьких детей. Только в январе 1944 г. нацистское руководство постановило, что этим детям следует давать питание, достаточное для выживания, однако на практике это решение вводили очень медленно [18].

Наконец, очень коротко, скорее, очерчивая направления будущих исследований, автор коснулся вопроса вынужденной торговли женщинами-остарбайтерами собственным телом (женщины сами шли к западным рабочим и получали за свои услуги предметы жизненной необходимости или просто кусок хлеба). Исследователь также упомянул о «неподконтрольном разврате»: «Однако, следует учитывать, что большинство иностранных рабочих были очень молодыми и в рабочих лагерях для иностранцев не подлежали привычному дома социальному контролю.

Презервативы и вазелин можно было приобрести в общественных туалетах. Есть много рассказов о «сексуальном разврате», морализаторский пафос которых легко заставляет забыть о том, что в лагерных бараках не было отдельной комнаты для интима. Действительно ли описанный промискуитет был настолько распространен, сказать трудно. Однако это не оставалось незамеченным, что укрепляло подозрения немецкого населения» [19]. В поле внимания этого ученого попали и вопросы создания и функционирования борделей для иностранных рабочих и борделей при концлагерях, которые были организованы в Маутхаузене и Аушвице.

Из очерченных в исследовании М. Шперера проблем в дальнейшем происходило детальное изучение именно последней - существование борделей и принудительного сексуального труда во время войны. А также демографической и сексуальной политики нацистского государства в отношении женщин из Восточной Европы, которые были проанализированы уже в гендерном аспекте. Так, в ходе исследования нацистской демографической и сексуальной политики в отношении женщин-остарбайтеров и полек именно благодаря гендерному ракурсу Габриэла Гаух смогла подвергнуть сомнению некоторые устоявшиеся представления об отношении к иностранным рабочим, например предложенную известным немецким ученым Гизелой Бок идею «стирания» (англ. Applanation) половых различий при обращении с чужеземцами. Центральной категорией для национал-социализма была именно «раса», тогда как все остальные дифференциации, в том числе половая принадлежность, считались второстепенными.

По Г. Бок, чем ниже на шкале расовых приоритетов находились те или иные национальности, тем меньшее значение придавали половым различиям их представителей в определенных пространствах действий. Основываясь на документах из региона Верхнего Дуная, Г. Гаух опровергает это утверждение и отличает несколько этапов институционализации (по ее терминологии) родов и прерывания беременности у женщин-остарбайтеров и полек. Основным маркером чего называет специальное, то есть согласованное строительство медицинских бараков для таких целей. Прерывание здоровых беременностей осуществляли до 7-месячного срока.

При этом, пишет автор, пациенток из Советского Союза и Польши использовали как хирургический тренажер. Отказы врачей от операции случались так же редко, как и отказ женщин от аборта. Исследовательница обнаружила, что все женщины, которые не соглашались на оперативное прерывание беременности (Interruptio, по терминологии того времени), говорили на немецком, а у остальных в графе «История болезни» было записано «по-немецки не говорит».

По словам Г. Гаух, о ситуации в бараке для женщин-остарбайтеров в Бад Галле ей удалось найти свидетельства человека, который тогда работал в этом городе: «Четыре-пять женщин лежали на временных носилках, абсолютно голые, все в крови. Они еще были под наркозом, сильно потели. Я испугался. Это были беременные женщины, с которых сняли одежду. Я получил для женщин покрывала ... Эта картина очень шокировала, я помню ее до сих пор. Я больше не ходил в женскую клинику и перестал заниматься транспортировкой больных» [20].

Еще одной темой, о которой нельзя не упомянуть в контексте исследования немецкими историками женского измерения принудительного труда, и о которой активно, во весь голос заговорили в 2000-е годы - чрезвычайно сложная для изучения проблема сексуального насилия и сексуального принудительного труда, в том числе в концентрационных лагерях [21].

Сексуальная эксплуатация преследуемых и заключенных женщин, пишет Бригите Гальбмайр, прочно укоренилась в систему нацистского угнетения и уничтожения. И сочетала разные формы прямого физического и сексуализированные психологического насилия: от изнасилований, принудительных абортов и насильственного сексуального контакта до оскорблений и перманентного страха стать жертвой сексуального нападения.

В основе такого поведения с преследуемыми во времена правления нацистов женщинами, по ее мнению, лежали идеология расизма. И прочная связь демографической политики с сексуальной, где сексуальность женщины рассматривалась исключительно с точки зрения ее значения для продолжения рода и «арийской расы». То есть женщинам, которые этого «высокого предназначения» - рожать и воспитывать настоящих арийцев - не желали (речь идет преимущественно о тех немках, которых признали «асоциальными») или по расовому признаку не могли ему соответствовать, угрожали преследования и насилие [22].

Во времена войны было несколько типов борделей: для солдат и офицеров вермахта, для надзирателей в концлагерях, а также для иностранных рабочих (последние создавали с целью сохранения «чистоты немецкой крови» и предотвращения половых отношений между носителями этой крови и «низшими расами»). К концу 1943 г. было организовано около 60 специальных борделей для иностранных рабочих, где почти 600 женщин должны были оказывать сексуальные услуги, и готовилось открытие еще 50 таких заведений [23].

Причиной их создания кроме борьбы за «чистоту крови» стала банальная экономическая выгода - посещение борделя считали поощрением и стимулом к повышению производительности труда. Так, еще в мае 1942 г. компания «IG Farben» выступила с предложением ввести систему поощрения из трех «F» - «Freiheit, Fressen, Frauen» («свобода, жратва, бабы») - для иностранных рабочих своего предприятия.

Поэтому были открыты бордели для заключенных в концлагерях, что официально также обосновывали стимулированием повышения производительности труда по схеме «хорошая работа - премия». В 1943 году в концлагерях ввели систему поощрений, где посещение борделя было главной наградой для мужчин-заключенных [24]. Б. Гальбмайр отмечает, что сначала посетителями этих лагерных учреждений были только немцы, потом мужчины других национальностей, но никогда - советские заключенные или евреи. Большинство заключенных не имели доступа в бордель и, вероятно, в целом не были физически способны осуществить половой акт [25].

Пока неизвестно, сколько советских женщин работало в борделях для иностранцев и были ли они вообще в концлагерных борделях. Как отмечает М. Шперер, советских женщин могли отправить в бордель для иностранных рабочих за половую связь с немцем. В свою очередь, Б. Гальбмайр утверждает, что для концлагерных борделей женщин отбирали преимущественно в лагере Равенсбрюк, и это были в основном «асоциальные» немки, осужденные, в том числе (но не всегда), за проституцию [26].

Относительно вне-бордельного сексуального насилия в лагерях, то, как известно на примере Аушвица, СС не соблюдал запрет на «расовый позор». Изнасилование «расово неполноценных» женщин полностью соответствовало принципам обращения с «неарийками», продолжает автор, но поскольку это было нарушением закона, то, чтобы скрыть преступление, таких женщин после изнасилования просто убивали [27].

В тему: Истории украинки, которая прошла через ад Освенцима и Бухенвальда [5]

В заключение следует отдельно отметить проблему табуирования обсуждения и изучения определенных тем уже в послевоенное время. Под табуированием здесь понимаем крайнюю и жесткую форму замалчивания, когда запрещены сюжеты, их смыслы и толкования очень трудно поддаются раскрытию и введению в академическое и публичное обращение. В послевоенный период такими табуированными темами едва ли не во всех странах долго были (а иногда остаются до сих пор) вопросы сексуального насилия во время войны (в частности, принуждения к половому акту, изнасилование или работы в специальном учреждении для оказания сексуальных услуг).

Здесь стоит вспомнить о полном и до недавнего времени абсолютном умолчании вокруг темы борделей в Германии, особенно созданных при концентрационных лагерях. По очевидным причинам об этом опыте молчали сами женщины: пережив насилие, они наталкивались на пренебрежение послевоенного общества к «ложным», «невоенным» жертвам. Своеобразное поле напряжения и двусмысленности, в котором оказались мужчины-заключенные, которые посещали бордели, анализирует Р. Зоммер: они были одновременно жертвами нацистского произвола и потребителями «льготного» сексуального насилия, и это тоже не побуждало к обнародованию послевоенных воспоминаний и обсуждений [28].

Сегодня, когда полное табу уже снято, можно наблюдать три типа проговаривания проблемы принуждения к сексуальному труду: отрицание и опровержение существования этих борделей - преимущественно в интервью и воспоминаниях бывших советских заключенных; подчеркивание того, что в таких заведениях работали исключительно «профессиональные» проститутки, которые имели «достаточно неплохие» условия проживания и получали деньги [29]; критические исследования, в которых был предложен гендерный анализ нацистской политики в отношении женщин, рассмотрено понятие «принудительный сексуальный труд» [30] и привлечены разные, в том числе противоречивые, документы и свидетельства о выполняемых женщинами принудительных сексуальных работах [31].

Названные выше темы не покрывают весь спектр сексуального насилия и принуждения, пережитых советскими женщинами в Германии, так же, как не до конца изученной сексуальность в неволе в целом. Сегодня еще осталось определенное количество практически не исследованных сюжетов. Об одном из них рассказала Клавдия Чукович, которая была вывезена на принудительные работы и попала в Равенсбрюк (интервью записано в 2003 гг.):

«— Ну а то, что я видела — женщина с женщиной, там это ж вообще, очень много. Там такие женщины были, которые в мужчину переодевались, так, знаете, носили прически, такие, все.

— Из наших?

— Из наших, из концлагерных. И зарабатывали этим деньги. Последние пайки несли им девочки. Но, мы, например, были девочки, мы этого еще не понимали. Но здесь же женщины были, которые в концлагере сколько лет. И вот они к этим, мы их называли коблами.

— Как, как?

— Коблами. И они к коблам этим, несли вот эти пайки последние. Чтоб он… она… Но это, наверное, писать не надо.

<…>

Я лежала на второй полке. Вера на первой, потом на второй. Потом я говорю: «Вера, иди на мою полку». Через кровать, значит, они ж рядом кровати, жила вот эта вот, которая занималась. Я всё это видела. Всё видела. Так что, я говорю, когда будут говорить об этом… Я говорю, я прошла всё это, я всё видела… Я до подробностей знаю, как это делают и что делают. Могу даже, говорю, энциклопедию написать за это.

— Кошмар. То есть, и наши вот это женщины, которые…

— Да. Наши. Несли последнюю пайку, вот этой вот женщине, чтобы она их только удовлетворила.

Ну, всякие, и сейчас есть такие, которая может без мужчины, а которая не может. Она пришла, приехала уже, может, муж у нее был, может, любовник был. Все… Я… Вот сейчас я понимаю их, потому что сама прошла жизнь. А тогда мы не понимали, мы их осуждали, мы их…. Как это? Как это?

— И не скрывались…?

— Нет, но она там говорила: «Вот, ночью…». Там всё. Но все знали, все видели, что она пошла к ней. Вот она пошла к ней туда. Даже иногда просила: «Ты иди на мою кровать там ляжь, а та ляжет с ней рядом».

Та уходила, например, вот через ту кровать, рядом которая там, она уходила, а та к ней.

— А надзирательницы ваши знали?

— Нет… Когда уже мы заходим в барак, они нет. Они только там на этом… Это когда-нибудь что-нибудь случается, там, построение… или что-нибудь — тогда заходят, по коридору кричат: «Выходите. Построение…» И тогда всё…» [32].

...

Этот текст является частью статьи "Радянські жінки на примусових роботах Третього райху: (об)риси (по)воєнних (ре)презентацій", опубликованной в сборнике: Жінки Центральної та Східної Європи у Другій світовій війні : Гендерна специфіка досвіду в часи екстремального насильства [6] / за наук. ред. Г.Грінченко, К.Кобченко, О.Кісь. – Київ: ТОВ "Арт-книга", 2015. – C. 233-251.

В публикации использованы иллюстрации, заимствованные из открытых источников.

Гелинада Гринченко - историк, главный редактор журнала «Україна Модерна», доктор исторических наук (2011), профессор кафедры украиноведения Харьковского национального университета имени В. Н. Каразина, председатель Української асоціації усної історії [7]. Автор статей и книг, редактор и составитель сборников статей и документов по истории и памяти о принудительном труде времен Второй мировой войны. Последняя книга: «Усна історія примусу до праці: метод, контексти, тексти» (Харків, 2012). Живет и работает в Харькове.

[1] Понятие «остарбайтер» возникло и использовалось во время войны преимущественно в пределах рейха. По немецкому законодательству им обозначали лиц «ненемецкой народности, которые были рекрутированы в Райхскомисариате Украина, Генеральном комиссариате Беларусь, а также в областях, расположенных к востоку от этих комиссариатов и бывших свободных государствах Латвии и Эстонии, вывезены после оккупации вермахтом в Третий рейх, включая протекторат Богемия и Моравия, и там привлечены к труду». Подробнее см.: Грінченко Г. Усна історія примусу до праці: метод, контексти, тексти. — Харків : НТМТ, 2012. — С. 78—79.

[2] Все цифры взяты из табл. 4 «Гражданская рабочая сила в Германии по стране происхождения, полу и экономическому сектору, 1939-1945», помещенной в статье «Принудительный труд в нацистской Германии: категории, цифры и те, кто выжил» (см.: SpoererM., FleischhackerJ. Forced Laborers in Nazi Germany: Categories, Numbers, and Survivors // Journal of Interdisciplinary History. — 2002. — Vol. 33, No. 2. — P. 187. Однако подчеркнем, что окончательной цифры вывезенных на принудительные работы лиц пока нет.

[3] Стоит отметить, что в своем недавнем исследовании Иоганн-Дитер Штайнерт называет детьми всех тех, кого вывезли с территории СССР в возрасте до 18 лет, тем самым выводя их в отдельную категорию привлеченных к работам лиц. См.: J.-D. Deportation und SteinertZwangsarbeit.Polnische und sowjetische Kinder im nationalsozialistischen Deutschland und1939-1945. - Essen: Klartext Verlag, 2013.

[4] Spoerer M., Fleischhacker J. Forced Laborers in Nazi Germany ... - P. 199 (табл. 9 «Возрастная структура выбранных групп принудительных рабочих по годам рождения»).

[5] Например, с середины января до середины апреля 1942 года из Харькова в Германию было отправлено 14 445 рабочих, из них 10 920 мужчин и 3525 женщин. В свою очередь, из Харькова и области по состоянию на 28 сентября 1942 года на работы в Германию в целом вывезли 73381 человека: 34 171 мужчины и 39 210 женщин (Грінченко Г. Усна історія примусу до праці… — С. 82, 86).

[6] Там же. — С. 96.

[7] Герберт говорит о 100 000 служанок по состоянию на март 1944 года, почти половина из которых происходила из СССР (Herbert U. Fremdarbeiter: Politik und Praxis des «Ausländer-Einsatzes» in der Kriegswirtschaft des Dritten Reiches. - Bonn: Dietz, 1999. - Сноска 262).

[8] M. Zwangsarbeit unter demHakenkreuz. Spoerer Ausländische Zivilarbeiter, Kriegsgefangene und Häftlinge im Deutsche Reich und im1939-1945. - Stuttgart; München: Deutsche Verlagsanstalt, 2001. - S. 120.

[9] Стоит обратить внимание на то, что этих молодых женщин, которых в соответствии с законом должны были рекрутировать на территории Украины, автор называет россиянками.

[10] Herbert U. Fremdarbeiter: Politik und Praxis des «Ausländer-Einsatzes»... — S. 205, а также выноска 263.

[11] Ibid. - S. 205.

[12] О такой андроцентричности студий проблемы принудительного труда говорит в своем исследовании национал-социалистической демографической и сексуальной политики в отношении женщин-остарбайтеров и полек Габриэла Гаух.

[13] Vögel B. «Entbindungsheim für Ostarbeiterinnen»: Braunschweig, Broitzemer Straße 200. - Hamburg: Hamburger Stiftung für Sozialgeschichte d. 20. Jh., 1989. - 197 S.; G. SchwarzeKinder, die nicht zählten: Ostarbeiterinnen und ihre Kinder im Zweiten Weltkrieg. - Essen: Klartext-Verlag, 1997. - 336 S.

[14] M. Zwangsarbeit unter dem Hakenkreuz Spoerer ... - S. 201.

[15] Ibid. - S. 206.

[16] Ibid.

[17] Чтобы избежать односторонности освещения, М. Шперер упоминает также и о случаях человечного отношения персонала к этим детям, что спасало им жизнь.

[18] О состоянии таких домов автор приводит свидетельства руководителя подобного заведения, которое прозвучало уже на послевоенном суде в 1946 году и вызывает шок: «С первого июля сорок четвёртого года я принял роддом <...> Я обнаружил там просто ужасную ситуацию. Я даже не могу ее описать. В туалетах прокладки лежали кучами, и когда женщина сидела в туалете, они были перед самым ее носом. В углу в душевой валялась куча грязных от экскрементов младенцев одеял. Экскременты кишели большими червями. В душевой - как рассказала мне госпожа Бекер - три трупа младенцев. Насколько я помню из разговора с госпожой Бекер, эти трупы лежали там так давно, что я не захотел на них смотреть» (Spoerer M. Zwangsarbeit unter dem Hakenkreuz ... - S. 208). К сожалению, автор не приводит ни одного примера рассказов самих женщин или иных чисто женских воспоминаний о пережитом.

[19] Ibid. - S. 204.

[20] Hauch G. Nationalsozialismus-Zwangsarbeit-Weiblich: NS-Bevölkerungs- und Sexualpolitik gegen Ostarbeiterinnen und Polinnen // Von der NS-Ostpolitik zur Europäischen Integration. Beiträge anlässlich der Tagung der Zeitzeug/innen 2002. — Wien, 2003. — S. 55.

[21] Первые публикации на эту тему появились еще в 1990-х годах (Paul, Christa. Zwangsprostitution. Staatlich errichtete Bordelle im Nationalsozialismus. - Berlin: Edition Hentrich, 1994. - 141 S.). Среди последних - две наиболее весомые работы: Krieg und Geschlecht. Sexuelle Gewalt im Krieg und Sex-Zwangsarbeit in NS-Konzentrationslagern // Insa Eschebach, Regina Mühlhäuser (Hrsg.). - Berlin: Metropol Verlag, 2008. - 299 S.; SommerR. Das KZ-Bordell: Sexuelle Zwangsarbeit in nationalsozialistischen Konzentrationslagern. - Paderborn: Schöningh Verlag, 2009. - 445 S. Об особенностях изучения этой темы методом устной истории см.: Paul, Christa, Sommer, Robert. SS-Bordelle und Oral History. Problematische Quellen und die Existenz von Bordellen für // BIOS. - 2006. - Jg. 19 Heft 1. - S. 124-142.

[22] Halbmayr B. Sexzwangsarbeit in NS-Konzentrationslagern // Jahrbuch 2005: Schwerpunkt Frauen in Widerstand und Verfolgung / Dokumentationsarchiv des österreichischen Widerstandes. — Wien, 2005. — S. 96.

[23] Ibid. - S. 98.

[24] Полный список поощрений содержал следующие позиции: облегчение условий заключения, дополнительное питание, денежное вознаграждение, табачные изделия и - высшая степень - посещение борделя. См.: Halbmayr B.Sexzwangsarbeit in NS-Konzentrationslagern. — S. 99, сноска 8.

[25] B. Sexzwangsarbeit in HalbmayrNS-Konzentrationslagern.- S. 107.

[26] В этом случае уточнение «в основном» и «в том числе» имеют важное значение: то, что работать в лагерных борделях заставляли не только осужденных за проституцию и не только немок (есть свидетельства о работе в таких борделях цыганских и польских женщин), в настоящее время является принципиальным вопросом в гендерных исследованиях сексуального насилия времен войны.

[27] Halbmayr B. Sexzwangsarbeit in NS-Konzentrationslagern. — S. 111.

[28] Schneider, Silke. [Rezension] [Electronic resource] // H-Soz-Kult. - 17.11.2009. - Rezension zu: Krieg und Geschlecht. Sexuelle Gewalt im Krieg und Sex-Zwangsarbeit in NS-Konzentrationslagern / Insa Eschebach, Regina Mühlhäuser (Hrsg.). - Berlin: Metropol Verlag, 2008. - 299 S. - Mode of access: http://www.hsozkult.de/ [8] publicationreview / id / rezbuecher-13182. См. также саму работу: Sommer,Robert:Warum das Schweigen? Berichte von ehemaligen Häftlingen über Sex-Zwangsarbeit in nationalsozialistischen Konzentrationslagern // Krieg und Geschlecht: Sexuelle Gewalt im Krieg und Sex-Zwangsarbeit in NS-Konzentrationslagern / Insa Eschebach, Regina Mühlhäuser (Hrsg.). - Berlin: Metropol Verlag, 2008. - S. 147-165.

[29] В своем исследовании о женщинах - заключенных Равенсбрюка Джек Моррисон пишет, что вопреки всем слухам женщин там не принуждали становиться проститутками, и работать в борделях согласились больше женщин, чем в результате туда попало, что принудительное предоставление сексуальных услуг было неплохим заработком для женщин, которые жили в «симпатичных» бараках, могли спать в 8 утра, днем бездельничать, а вечером работать два часа. Клиенты платили по две марки, одну из которых получала проститутка. По возвращении в Равенсбрюк эти женщины страдали от венерических болезней, однако были деньги на счету (см.: Morrison, JackG. Ravensbrück. Das Leben in einem Konzentrationslager für Frauen 1939-1945. — Zürich ; Pendo Verlag, 2002. — 367 S., цит. по: B. Sexzwangsarbeit in HalbmayrNS-Konzentrationslagern.- S. 114). М. Шперер также отмечает, что некоторые женщины соглашались работать добровольно, ведь работа лагерной проституткой повышала шансы на выживание (SpoererM. Zwangsarbeit unter dem Hakenkreuz ... - S. 205).

[30] Например, Б. Гальбмайр, ссылаясь на современные критические исследования, говорит о необходимости различать понятия «принудительная проституция» и «принудительная сексуальная работа», ведь в проституции, даже если она принудительная, всегда есть оттенок соглашения об обмене, чего отнюдь не было в концлагерном сексуальном труде: нет свидетельств того, что женщины получали по крайней мере хоть какие-то деньги. В концлагерных борделях не могло быть характерной для «обычной» проституции конкуренции за кавалера и производного от нее кокетства женщины: клиенту-мужчине просто выдавали номерок, с которым он шел к конкретной женщине, имея четверть часа, а дальше наступала очередь другого мужчины. Таким образом, принудительная сексуальная работа была работой бригады, и возможности выбора, которая есть в проституции, здесь не возникало.

[31] Названия исследований см. в примечании 22.

[32] Невигадане: Усні історії остарбайтерів / автор-упоряд., ред., вступ. ст. Г. Г. Грінченко. — Х. : Видавн. дім «Райдер», 2004. — С. 105.

[33] E. Sexuality and HeinemanNazism:The Doubly Unspeakable? // Journal of the History of Sexuality. - 2002. - Vol. 11, No. 1/2, Special Issue: Sexuality and German Fascism. - P. 23.

[34] Ibid. - P. 24.

—

Гелинада Гринченко, опубликовано в издании Україна модерна [9]

Перевод: Аргумент [10]

В тему: