Капеллан Константин Холодов: Священник идет на войну, чтобы человек не оскотинился

Версия для печати

«На войне убийства нет .... если говорить о оборонительных действиях, а не о наступательных. Враг знал, что если пойдет с оружием в руках, то будет ликвидирован. У нормального военного нет желания убивать, есть желание защищать. Крайний способ остановить врага — это остановить его физически. Поэтому убийства не война нет, есть только деактивация врага, который не оставляет нам другого выбора».

«Ты, человек, в конце концов, и есть война»

Встречи с капелланом Константином Холодовым пришлось ждать более полутора месяцев. 42-летний протоиерей Украинской православной церкви Киевского патриархата чаще находится на фронте, поэтому приходится ловить момент, когда батюшка приезжает на ротацию. Холодов — человек действия, за плечами у него — не только три года войны, но и евромайдан. Который он прошел как рядовой член самообороны. Говорит конкретно и лаконично. Иногда разговор приобретает несколько рваный ритм, потому что визави явно чувствует себя некомфортно перед диктофоном. Разговариваем о волонтерстве, парламенте, конфессии, атеизме и Боге. Но прежде всего — о войне, которая, по словам Холодова, меняет абсолютно все в человеке и вне его.

— Батюшка, хотя война продолжается уже три с половиной года, закон о военном капелланстве так и не принят. Хотя о тюремном — принят и уже подписан президентом. В чем причина?

— В тюремном капелланстве я не разбираюсь, и какие там нюансы — не знаю. Что касается военного, оно сегодня регулируется только приказом министра обороны. Если какие-то законопроекты по этому поводу и были, то исчезли где-то в профильных комитетах. А почему так произошло — это уже не ко мне. Если народные избранники убеждены, что этот вопрос — не ко времени, то они должны именно так об этом и сказать. Мол, мы считаем, что в армии не нужны капелланы. И тогда все станет на свои места. И армия перестанет чего-то ожидать от церкви, и церковь — от власти ...

По поводу закона к депутатам обращался лично патриарх Филарет, но и его вмешательство было проигнорировано ...

В тему: Патриарх Филарет передал микроавтобус Второму батальону Национальной гвардии

И не только наш патриарх обращался, но и представители других церквей ... Насколько мне известно, законопроекты по этому поводу писались — возможно, их просто следует объединить или рассмотреть международный опыт — американское капелланство, скажем, или капеланство стран Балтии ... Потому что при отсутствии закона ситуация такова: капелланы есть в воинских частях, они выезжают в зону АТО, но не имеют того обеспечения, которое имеют военнослужащие. Иными словами, если капеллан погибнет на войне, его семья ничего не получит. Потому статуса участника боевых действий он не имеет, и надбавок к зарплате — тоже.

— Постойте, но в феврале 2017 года Нацгвардия ввела службу военного капелланства. С трудоустройством и трудовым договором. Так, по крайней мере, утверждают военные чиновники. Это не соответствует действительности?

— Соответствует. Священники действительно трудоустраиваются в Вооруженные Силы. Но считаются не военнослужащими, а работниками ВСУ. Как электрики, кочегары или уборщики. Следовательно, поехав в зону АТО, священник не получает никаких надбавок к зарплате. И не имеет социальной защиты. В случае его гибели государство ничем ему не обязано.

— Какой, кстати, является зарплата военного капеллана?

— В различных частях — по-разному. От четырех до семи тысяч гривен.

— Отсутствие закона и легализации статуса военного капеллана может быть связано с тем, что в стране официально продолжается АТО, а не война?

— Думаю, что нет, потому что война — войной, а законы — законами. Когда в странах Балтии принимали законы о военном капелланстве, войны не было, но они быстро — буквально в течение нескольких лет — перешли на стандарты НАТО. А ими предусмотрено воинское капелланство ... Я надеялся, что когда идет война, эти процессы будут происходить быстрее, но ошибся. Для кого-то война, а для кого-то нет.

Все упирается в Верховную Раду ...

Не хочу говорить ничего плохого о Верховной Раде, но депутаты свой хлеб не отрабатывают.

— Расскажите, с чего, собственно, началась пастырская миссия в украинской армии? Среди священников нашлись добровольцы, которые изъявили желание поехать в зону боевых действий?

— Могу рассказать, как все начиналось у меня. Я возил гуманитарную помощь на Восток. Ну и заодно военнослужащие, командиры привлекали меня к пастырской деятельности. Ибо были люди, которые хотели исповедаться, были люди, которые хотели причаститься, люди, которые нуждались в совместной молитве ... Впоследствии все это приобрело системные черты. То есть каждый священник выбирал себе подразделение и с ним сотрудничал. Но все это было на уровне волонтерства — не было еще никаких приказов, никаких ротаций. Собрали в приходе какие-то консервы, какие-то макароны и — айда на Восток ...

Константин Холодов говорит, что не носит оружие даже для самозащиты. «Рядом со мной друзья, которые имеют оружие. Они и есть моя защита», — говорит он

В тему: «Будьте отважными!»: бойцы и капеллан поздравили украинцев с Пасхой (ВИДЕО)

— Священник, который желает стать капелланом, очевидно, не может просто так оставить свою епархию? Как происходит смена статуса?

— Вы говорите о системном капелланстве или о волонтерскоом?

— А существует и то, и другое?

— Конечно. Если мы говорим о системном капелланстве, о работе по трудовому договору, то тогда священник, который на время командировки оставляет свою епархию, должен согласовать это со своим благочинным, со своим архиереем и со священником, который будет его подменять. Это — системное капеланство. А волонтерское — это когда священник просто решил поехать к своим друзьям в то или иное подразделение и привезти им помощь или просто побыть с ними несколько дней ... Это, в принципе, также согласуется, но достаточно предупредить по телефону ...

— Где ваша парафия находится?

— В селе Гуровщина Киевской области.

— И вас подменяют, когда вы едете в АТО?

— Да, конечно.

— Бывали случаи, когда благочинный отказывал священникам-добровольцам в «командировках»?

— Нет, такого не было. Мы, например, у себя в июле 2014-го собрали две фуры со всей области по 25 тонн помощи каждая. Собрали, и владыка Епифаний сказал: «Кто поедет?». Я сказал: «Я поеду», и еще один священник согласился, владыка благословил. Как бы он мог запретить подобное, если это была его идея?

— Сколько всего священников побывало на войне?

— Около 500 священников Украинской православной церкви Киевского патриархата. Каждый минимум месяц.

— Почему именно месяц? Кто определяет подобный срок?

— С самого начала было решено, что священник должен быть в АТО минимум месяц, потому что это, во-первых, удобно для оформления документов и для проведения командировки через Генеральный штаб, а, во-вторых, за меньшей срок ты ничего не успеешь, а за месяц можно и с людьми познакомиться ...

— То есть, проходит месяц, и священник ...

— Едет домой и ждет следующей ротации. Но есть и такие, которые не ехали, а продолжали находиться в АТО по два-три-пять месяцев ... Собственно, некоторые находятся на войне постоянно — например, мой друг отец Иван. Он с июля 2014-го пробыл на войне.

— Без ротаций?

— Без. Он сам — из Донбасса, его дом находится в оккупации, пребывать ему негде, поэтому он и остался на мариупольском направлении.

— Ранее вы говорили, что «добровольцы, если можно так сказать, обеспечивают себя священниками сами», а «мы делаем акцент на Вооруженные Силы». В ВСУ до сих пор дефицит капелланов?

— Дефицит священников есть везде. На одну бригаду, а это — до 5000 людей, может приходиться два пастыря, а это мало. Учтем, что добровольческое движение сейчас уже не то, что в 2014 году, так как количество добробатов уменьшилось, и часть из них — как, например, батальон «Донбасс» — вошла в состав ВСУ, а там уже — свои священники.

— Кто ваше непосредственное начальство на войне? Командир части?

— Да, конечно. Когда я приезжаю в расположение части, там есть командир, отвечающий за все, в том числе и за тех людей, которые прибывают. То есть и меня тоже. А я должен выполнять его приказы. Если он говорит, что всем надо бежать туда-то — мы все бежим. Я не буду говорить, что я — не военный, и поэтому не побегу ... Командир отвечает за жизнь всех своих людей.

— То есть, коммуникация происходит легко или сложности таки случаются?

— У меня — легко. Я в юности проходил срочную службу и знаю, как вести себя в критических условиях, как разговаривать с командирами и тому подобное.

— Священники не имеют права брать в руки оружие. Но бывали случаи, когда приходилось таки?

— У нас армия — достаточно мощная, чтобы справиться с врагом и без привлечения священников. Каждый должен заниматься своим делом. Даже если священники у нас когда-то станут офицерами, то есть приобретут статус военнослужащих, есть положение о Хельсинских соглашениях 1977 года о том, что военный капеллан является нон-комбатантом.

— Но оружие у вас есть? Хотя бы для собственной защиты на случай форс-мажора?

— Нет. Рядом со мной друзья, которые имеют оружие. Они и есть моя защита.

Картинки из мирной жизни. Холодов и «16 килограммов карпов». 2012 год

— Священники идут служить капелланами в АТО. А случалось ли наоборот? Например, чтобы кто-то из участников АТО впоследствии принял монашеский постриг?

— По поводу монахов ничего не слышал. Но знаком с несколькими людьми, которые сказали, что после войны уйдут в священники.

В тему: Патриарх Филарет призвал мир признать «ДНР», «ЛНР» террористическими организациями

— И что обусловило такое решение?

— Война. Она на многое глаза открывает. И освежает представление о мире. И хотя война — это вещь страшная, но человека она меняет коренным образом. Кого-то может оскотинить, кого-то — сделать еще более человечным.

— Каких случаев больше?

— Собственно, священник для того и идет на войну, чтобы человек не оскотинился. Чтобы в водовороте испытаний сказать: «Бог любит тебя так же, как и раньше, хотя тебе, возможно, кажется, что на тебя возложена кара. Но это не так, потому что на самом деле ты — лучше тех, кто сюда не пошел, потому что Бог тебя избрал». Этими простыми словами можно облегчить тяжелые испытания.

— Киевский патриархат еще недавно занимался в первую очередь материальной помощью войскам. Продолжается ли этот процесс и каковы его масштабы?

— Самым мощным нашим волонтером был и остается патриарх Филарет. Он не прекращает помощь армии — даже несмотря на то, что армия, как мы знаем, уже встала на ноги и имеет лучшее обеспечение, чем раньше. Патриарх все равно продолжает помогать отдельным бригадам, батальонам, он никому не отказывает, покупает технику, покупает оборудование ... Он как в 2014 году был примером для нас, так и является им и сейчас. И это при том, что у многих руки уже опустились ... А патриарх — несмотря на свой почтенный возраст — и дальше является волонтером с большой буквы.

— Опишите день военного капеллана. Из чего он состоит, каков его ход?

— Все дни разные. Сейчас ситуация более-менее спокойная, активных боевых действий нет ... Но бригада все равно не стоит на одном месте, она меняет место дислокации, в зоне АТО она может быть растянута и на 70 километров. Что делает капеллан в таком случае? Он согласовывает с командиром свои действия. Расписывает все где-то на неделю вперед — но это я говорю об идеальной ситуации, когда действительно можно планировать. То есть речь идет о том, что в понедельник капеллан едет на один опорный пункт, во вторник — на другой, а в среду, скажем, надо поехать в такое-то место и побыть там не один, а два дня, потому что там есть человек, который нуждается в помощи ...

Капеллан просыпается вместе со всеми. Все идут умываться и чистить зубы — и капеллан идет на утренний туалет. Все идут на тренировки или на совещание — капеллан становится к молитве. Отличаться от других он не может, капеллан является такой же частью воинского коллектива, как и все остальные.

— Боец, который нуждается в пастырской помощи, может обратиться к вам в любой момент? Или, скажем, для исповеди существуют специально отведенные часы?

— Опять-таки, если говорить об идеальной конструкции, то раз или два в неделю должен быть организован «час капеллана». Это время нужно для того, чтобы провести беседу — для тех, кто желает, конечно. Например, если приближается какой-то религиозный праздник, объяснить бойцам, в чем его суть. Или говорить какие-то мотивирующие вещи. Говорить с бойцом о том, почему он — здесь, а его сосед Василий — дома занимается бизнесом ... Впрочем, сейчас, когда большинство на контракте, бойцы уже не нуждаются в дополнительной мотивации — они знают, где они находятся и зачем. Но все же бывает, что нападает хандра, и капеллан должен поддержать ...

— А богослужения когда?

— Собственно, в воскресенье. То есть в любой день, потому что на фронте воскресений не бывает. Одни понедельники (смеется).

— У вас просят отпустить грех убийства?

— На войне нет убийства. В частности, если говорить о оборонительных действиях, а не о наступательных. Если погибает враг, то лишь потому, что он сам захотел погибнуть. Он знал, что если пойдет с оружием в руках, то будет ликвидирован. Человек сам себя убивает — своими действиями. У нормального военного нет желания убивать, есть желание защищать. Но так уже есть, что крайний способ остановить врага — это остановить его физически. Будет ли это нож, будет ли это пуля — безразлично, главное — остановить. Поэтому убийства не война нет, есть только деактивация врага, который не оставляет нам другого выбора.

— Вы упомянули хандру, которая может одолеть бойца. А сталкивались ли вы с суицидальными мыслями или намерениями? Случалось ли отвратить кого-то от греха самоубийства?

— Лично у меня такого не было. Было у моих побратимов-капелланов. А у меня бывали бойцы с плохим настроением, были такие, у которых не все в порядке дома ... Таких людей надо выявлять сразу, за них надо молиться, но главное — отправлять домой. Пусть едет домой, пусть наветит жену. Пусть командир возьмет ответственность за этого человека, но сохранит жизнь этому солдату.

— Вы говорили, что сначала для бойцов появление капеллана в армии было делом необычным. Сейчас адаптационный период завершился?

— Давно. И прошел он довольно быстро, буквально за первые полгода войны. Люди быстро поняли, что капеллан на войне нужен. Когда я был главным капелланом АТО, мне об этом лично говорил генерал Руслан Хомчак. Он говорил: «Я знаю, почему в такой-то бригаде есть проблемы. Потому что там нет капеллана». Я отвечал: «Руслан Борисович, ничего, будем делать так, чтобы он там появился».

В родном приходе в Гуровщине

В тему: Сердце правосека: Добровольцы

— Что для вас является наиболее сложным на войне?

— Оторванность от дома и семьи. Эта проблема общая для всех военных. Но я, не будучи военным, могу собраться и поехать к родным, а военный может сделать это только в том случае, если есть приказ командира части. Если представить в виде диаграммы год военнослужащего, то время, проведенное им дома, равно где-то 25%. И вот это — самое тяжелое.

— Видя, как гибнут люди, вы никогда не испытываете сомнений в своей вере? На Бога сердитесь?

— Нет. Это же не Бог убивает людей.

— Но Бог допускает убийства.

— Бог допускает смерть. Мы все стоим на пороге вечности. Просто один уходит раньше, другой — позже. И погибнуть в бою — почетная смерть для мужчины. Я даже немного завидую тем, кто погиб такой смертью. Потому что сам-то я планирую дожить до старости и умереть в кругу своих детей и внуков, но вот этот вот молодой парень погиб в бою, и поэтому навсегда останется молодым и красивым ... Еще раз говорю: мы — на пороге вечности, но один перейдет туда героем, а другой — паскудой.

— Сколько конфессий представлены в АТО?

— Палитра очень велика. Есть православные, есть греко-католики, с которыми я дружу, а есть протестанты ...

— Судя по паузы, с ними вы не дружите?

— Они в своей доктрине проповедуют пацифизм, но при этом имеют военных капелланов, и это для меня непостижимо.

— А православные не проповедуют пацифизм?

— Нет.

— То есть как?

— Пацифизм — это когда церковь запрещает своим верным брать оружие в руки. Именно так у протестантов, поэтому я и не понимаю, что делают их капелланы на войне. Но тем не менее.

— А если на одной территории сойдутся православный батюшка и протестант — возникнут трения?

— Нет. У меня, по крайней мере, трений не возникало. Война — это не то место, где делят паству.

— Но прозелитизм (обращение в свою веру) происходит?

— К сожалению, да.

— И именно со стороны протестантов?

— Не только. Но и это не повод ссориться. Я готов сотрудничать со всеми, единственное исключение — это Московский патриархат.

Патриарх Филарет является последовательным волонтером, говорит Холодов. Он продолжает систематическую помощь бойцам — несмотря на то, что сейчас армия лучше укомплектована, чем это было в 2014-м

— Кстати, летом этого года Кабмин запретил брать капелланами священнослужителей УПЦ МП. А разве раньше они стремились быть при украинской армии?

— Они все время стремились туда попасть. Но в начале войны они сидели тихо, как мыши под веником, потому что не знали, чья возьмет. Сначала «русский мир» наступал, и на оккупированных территориях оккупантов московские священники встречали хлебом-солью, были образцовыми коллаборационистами, сотрудничали и до сих пор сотрудничают с россиянами, но когда наступление было остановлено ... Они растерялись и начали думать, куда им бежать — к красивым или к умным. Некоторые до сих пор не определились, а некоторые поняли, что «русского мира» не дождутся, поэтому уже сейчас изъявляют желание помогать Вооруженным Силам. С точки зрения государственной безопасности я бы им этого не позволял и не допускал бы никуда — ни в армию, ни в больницы, куда они ходят «проповедовать» ... если бы они Иисуса Христа проповедовали, так нет ... Они проповедуют совсем другие вещи.

— Среди бойцов есть верные именно Московского патриархата?

— Есть. Встречал таких.

— И как вы с ними коммуницируете?

— Некоторые покинули УПЦ МП еще в 2014 году, но особенно фанатичные остались. Но таких — единицы. И я не считаю, что для таких единиц надо допускать в армию московского священника, который имеет связь с Москвой.

— То есть они фанатично преданы «Русскому миру», но служат в украинской армии?

— Они преданы русской церкви. Они в нее верят больше, чем в Бога. Все-таки некоторые беседы я с ними проводил, потому что хотел узнать, почему все именно так ...

— Узнали?

— Они объясняют, что нас так научили. У кого-то есть родственник — священник УПЦ МП далее ... Так им проповедовали и таким образом их и травмировали ...

— На оккупированных территориях остались приходы УПЦ КП? Вам приходилось общаться с тамошними батюшками? Как они выживают за террористических "ДНР"/"ЛНР«?

— Они там в подполье. Фактически не служат ... И им очень трудно. Знаю это из пересказов, потому что сам с такими священниками связи, к сожалению, не имею.

— В целом среди бойцов АТО превалируют верующие или атеисты?

— Бывают и атеисты. Но я бы не назвал их атеистами, а скорее — деистами ... Они говорят, что есть определенная сила (Богом они ее не называют), но она к нам не имеет отношения, а мы — к ней. Словом, каждый — сам по себе ... Не знаю, на чем основаны их убеждения. Возможно, на каком-то негативном опыте общения с духовенством.

— Может, не на негативном общении с духовенством, а на негативном общении с Богом, который все же допускает, мы об этом уже говорили, ужасные вещи?

— Если человек так думает, он должен поинтересоваться историей. В историографии периоды жизни человечества часто делятся именно на «до войны» и «после войны». Если человек захочет понять — он получит знания. А просто махнуть рукой и сказать «Бог плохой, потому что есть война» — это неправильно ... Тебя, который вчера пьяным бил жену и детей, разве Бог заставил это делать? Нет. Ты бьешь людей. Ибо имеешь свою волю. Ты, человек, в конце концов, и есть война.

—

Наталія Лебідь, опубликовано в издании «Главком»

Перевод: Аргумент

В тему:

• Капеллан Василий Иванюк: «Семья у солдата на первом месте»
• «Побеждай зло добром!»
• «Это настоящая война, война с Россией», — капеллан Дмитрий Поворотный
• Забытая война на востоке Украины — Die Presse
• Всеукраинский Совет Церквей призвал граждан принять участие в обороне Родины