«Ну все, Бандера, будем тебя убивать!» - рассказ фотографа побывавшего в руках «Беркута»

Версия для печати

«Это был не суд, а судилище...» Задержанный на Грушевского фотограф Марьян Гаврилив — о милицейских пытках, «лечении» и заложниках системы. Что такое нынешняя власть глазами обычного человека.

На фото вверху: через несколько часов после задержания Марьян Гаврилив пришлет брату СМС и свое фото, на котором родные не сразу узнают мужчину — настолько жестоко бойцы побьют Марьяна... Фото Алексея Фурмана

Львовского фотографа Марьяна Гаврилива задержали 22 января на улице Грушевского в Киеве. Ему инкриминируют участие в массовых беспорядках. На фотографиях, которые удалось сделать коллегам, видно, как мужчину ведут «беркутовцы», и тот не оказывает никакого сопротивления. На одной из них Гаврилива крепко держат двое в шлемах, на другой — его с окровавленными ладонями уже заводят в автобус.

Львовский фотограф Марьян Гаврилов «до» и «после» задержания «Беркутом» на Грушевского. Фото: Алекс Фурман

24 января Оболонский райсуд столицы избрал для фотографа меру пресечения — содержание под стражей. 6 февраля должны были рассмотреть апелляцию, но ее перенесли на 14 число. Однако уже 7 февраля прокуратура решила похлопотать о замене меры пресечения.

«День» сразу позвонил адвокату Марьяна Елене Сказко, которая и сообщила: «Еду к следователю. Держите за нас кулаки!». И уже поздно вечером в тот же день Оболонский райсуд отпустил мужчину под домашний арест. Марьяна Гаврилива перевели из спецпалаты Киевской больницы скорой помощи в обычную. Там мы и встретились с фотографом накануне его отъезда во Львов.

«Под вечер голова сильно болит, — рассказывает Марьян. — Беру две таблетки обезболивающего и только потом засыпаю. Болит не только голова, но и вся левая сторона тела». Поднимает рукава и показывает желто-синие пятна на руках от капельниц.

— От такого лечения нужно будет еще лечиться...

— Надеюсь, что за границей. Возможно, во Вроцлаве. Я там в свое время учился. У меня там много знакомых.

— Как вы оказались на Грушевского 22 января?

— Мне инкриминируют, что 22 января в восемь утра я принимал участие в беспорядках на Грушевского. Но в это время меня еще не было в Киеве. Я только добирался. Около девяти я был возле станции метро «Нивки». Позже попал на Майдан, встретился с друзьями. Пока разложился, пока чаю выпили, поговорили, только потом узнал, что на Грушевского что-то снова началось. Пошел туда снимать.

Я фотографировал, какие гранаты бросала милиция, какими патронами стреляли по людям. Я знал, что некоторые из них были запрещены для использования в тех обстоятельствах. И потом я отошел на Майдан. Но где-то в полвторого дня я вернулся на Грушевского к гостинице «Днепр» — не шел дальше. У меня должно было быть много интересных снимков (следует отметить, что Марьян имел не только профессиональный фотоаппарат, но и зум-объектив сверхбольшого увеличения. — Авт.).

Я думаю, что снайперам не понравилось, что именно я снимал. Почему я говорю о снайперах? Потому что в моих протоколах задержания было записано: «инспектор-снайпер». Их я и фотографировал — то один на крыше, то другой за сити-лайтом. Я снял, как парень из «Правого сектора» бросил бутылку с зажигательной смесью в сторону «Беркута», но она не загорелась. Тогда один из людей в форме поднял ее и бросил в протестующих. Я видел ящик готового коктейля у ног «Беркута». Но, к сожалению, эти снимки я уже никогда не увижу.

— Как вас задержали?

— Несколько гранат почти одновременно взорвалось возле меня: одна сбоку, другая — возле ног. Потом еще одна около ног. Меня немного оглушило. И тут началось наступление «Беркута». Все побежали назад. И я тоже бежал. Но не успел — меня сбили с ног.

— «Беркут» или внутренние войска?

— Какие там внутренние войска!? «Беркут». Сколько меня тогда били лежачего, не могу сказать. Помню, как меня подняли, а затем резко и сильно ударили в левую щеку. Сразу же ударили и по переносице. Есть фотографии моего задержания — журналисты предоставили их моему адвокату. На них видно, что я не сопротивлялся бойцам «Беркута», не нападал на них с битой, не был в состоянии алкогольного опьянения, как записано в рапортах.

Когда вели, то все, кто встречался по пути к автозаку, обязательно били меня. Потом меня передали за кордон — внутренние войска расступились, и меня принял «Беркут». Все бойцы были русскоговорящие. Это уже потом, когда я читал свое дело, узнал, что по моему делу проходит севастопольский отряд. И вот когда меня уже передали, то там началась «кухня». Мне приказали раздеваться. Сняли куртку. Начали вытягивать вещи.

Правда, ничего не забирали себе, все бросали в пакет. Под курткой на мне была американская военная форма. В боковом кармане — паспорт. В нем они увидели место рождения — Львов. А это означало: «Ну все, Бандера, будем тебя убивать!». Я испугался тех взглядов. И тогда они уже не дали мне возможности самостоятельно расстегивать форму... Под формой они увидели вышиванку. Это их еще больше разозлило. Полетели маты, «беркутовцы» рвали мою вышиванку, как мартышка газету. Сначала на мне. Потом — держа остатки сорочки ногами. Это была моя любимая вышиванка — черная с красной вышивкой...

Потом начали меня бить. Двое держали, а третий нанес мне два очень сильных удара по лицу. Я думаю, что они и стали катастрофическими. Били дубинками по телу. Позже, в больнице, я увидел, что плечи, ягодицы, нога с одной стороны были не синие, а фиолетовые. Потом еще получил палкой по шее. А впоследствии ребром ладони по ней же. Эту боль до сих пор чувствую.

Я не знаю, как долго это продолжалось бы, на то время у меня лицо было залито кровью, если бы ни пришел какой-то офицер — вытерев глаза от крови, я увидел, что у него была большая звезда на погонах. Он сказал: «Что вы делаете? Оденьте его». Отдали мне мой американский камуфляж и куртку. Все в крови. На фотографиях видно, как я выглядел до 22 января и как — после. Первую фотографию после избиения я снял на телефон и послал брату Михаилу. Это было не избиение, а пытки. На морозе раздели. Я не просил меня не бить, я просил отдать мне одежду, потому что мороз был сильный...

«Я реально испугался, когда понял, что нас везут за город»

— Как вам удалось сохранить телефон?

— У меня их было два. И когда они нашли один, то остановились. Второй лежал просто в кармане. Специально я его не прятал. Это уже потом положил в обувь, когда был в автозаке. Тогда я смог связаться с братом, рассказать ему все. Между тем нас куда-то везли. Я реально испугался, когда понял, что нас везут за город. Вокруг не было ни домов, ни деревьев. Нас катали до девяти вечера. Потом я услышал вопрос из разговора: «Ну что, возвращаемся?». Дальше я понял, что везут на Оболонь. Уже в райотделении, еще не сняв с меня наручников, начали искать телефон. Наверное, увидели фотографию в интернете.

— Когда оказали первую медицинскую помощь?

— Я время от времени просил вызывать «скорую». Они не реагировали. Должны были меня оформить. Я сказал, что без адвоката ничего подписывать не буду. Наконец вызывали «скорую». Но врачи ничего не делали. Я попросил у них влажную салфетку, но даже ее не получил. Тогда я уже потерял ощущение времени. «Скорая» с конвоем везла меня в больницу на Подвысоцкого (Киевская городская клиническая больница № 12. — Авт.).

Там сделали рентген. Хотели взять кровь — я отказался. И не напрасно так сделал, потому что могли в заключении написать что угодно — по делу же записано, что я был в состоянии алкогольного опьянения. Врачи сказали, что у меня небольшая трещина, есть несколько гематом и все.

— Фамилию врача запомнили?

— Нет. Но знаю, что в тех заключениях всюду стоял вопросительный знак. И, кажется, главный врач не подписал те заключения. Тогда меня снова повезли в райотделение и распределили нас всех по камерам. Через два часа меня забрали в больницу скорой помощи. Там сказали, чтобы я потерпел до утра — тогда должны были прийти врачи. Сначала положили спать в коридоре. А затем привели в ту палату, где содержался когда-то Юрий Луценко.

На следующий день сделали мне все анализы и исследования. После чего поставили диагноз: черепно-мозговая травма закрытого типа с сотрясением мозга, сломана гайморова кость, сломан нос со смещением, многочисленные гематомы. Начали оказывать медицинскую помощь. Кололи четыре укола утром и четыре вечером.

Не буду утверждать, но мне сказали, некоторые из них делали, чтобы быстрее сходили кровоподтеки. ЛОР мне немного поставил кость на место, но предупредил, что процесс лечения будет длительным: кость должна зажить, потом ее сломают, сделают операцию, после нее еще одну.

«Все дела словно писались под копирку»

— 24 января, когда суд рассматривал для вас меру пресечения, адвокат Елена Сказко еще до заседания говорила, что Вы в тяжелом состоянии и Вас должны оставить в больнице...

— Меня привезли. Но это был не суд, а судилище. Какой-то цирк-шапито. Все дела словно писались под копирку. Уверен, что это было какое-то указание сверху, что должны дать определенную меру пресечения. После трех-четырех одинаковых решений, иллюзии исчезли — все были готовы. Жаль было Николая Пасичника — деду 72 года, а он якобы «террорист». Но ничего, я в эту субботу был у него в палате — казак держится.

Потом была апелляция. В суд нас не повезли. Установили видеосвязь. И когда начали приходить ребята из нашей палаты после заседаний с новостями, что рассмотрение дел откладывают, я тоже готовился к этому. Отложили и мое на 14 февраля. Поэтому то, что меня отпустили под домашний арест 7 февраля, было неожиданно. Конечно, без Божьего промысла ничего не прошло, но мой адвокат Елена Сказко сделала все возможное и невозможное.

— Что вы думаете о так называемом законе об амнистии?

— Я не чувствовал себя задержанным. Я был и являюсь заложником. Да и все, с кем я был в райотделениях, больницах — все они заложники. Вероятно, было какое-то указание сверху: поймать определенное количество людей, чтобы был необходимый «товар» для переговоров. Обменивать кого-нибудь на что-нибудь. Я был готов, что нас в любой момент могли перевести в СИЗО. Идти разменной монетой, чтобы народ освободил Майдан, не хотелось. Сейчас я, конечно, радуюсь, что на свободе, хотя она и не полная, но у меня есть надежда, что не власть додавит, а Майдан. Я надеюсь на лучшее, но руки опускать нельзя.

— 

Татьяна Катриченко, опубликовано в газете «День»

В тему:

• Список избитых и покалеченных властью журналистов — более ста случаев
• «Беркут» стреляя, целится журналистам в глаза
• Прокуратура признала потерпевшими 27 журналистов, избитых «Беркутом» на Банковой
• Бандофашисты. Круговая порука кровавого крещения
• «Эскадронов смерти» нет. Есть государственные преступники и подчиненные им бандиты
• «Беркут» убил людей на баррикадах. Факты и улики
• Лицо «донецких»: убийства, похищения, пытки, избиения, поджоги