Ожидания от власти равны нулю - психолог Ольга Духнич

1.00

Нет

Люди дублируют функции государства. Власть рассматривается ими не как сервис, а как коварный враг, которого надо обмануть первым. Чего хотел и хочет Майдан? Полной перезагрузки Украины.

Уже больше месяца в Украине продолжается Евромайдан. Его, вероятно, сделали предшественники — Революция на граните 1990 года, «Украина без Кучмы» 2000-го и Оранжевая революция 2004-го. И независимо от его завершения уже сейчас понятно, что этот Майдан является иным. Он продемонстрировал несколько важных вещей.

Первое — поколение «ровесников независимости» выросло. «Будущая элита нации», которая ранее интересовала политиков лишь 1 сентября и 31 мая, выпустилась из школ и уже заканчивает свои университеты.

Второе — меняется общество. Медленно, со скрежетом, но изменения происходят. Люди в 2013 году иные, нежели в 2004-м.

Третье — что-то неисправное, нездоровое вдруг стало очень видимым, как будто открылся гнойник. Вдруг стало ясно, что уже не будет так, как раньше. Будет как-то иначе.

Для того, чтобы понять, как относиться к этим изменениям, как осмыслить их для себя, как, впрочем, жить дальше, говорим с кандидатом психологических наук Ольгой Духнич, которая преподает в Таврическом национальном университете имени Вернадского в Крыму.

Ольга Духнич

Ольга Духнич: Страх перемен отворачивает людей от протестов

— Ольга, как ваши студенты отреагировали на Евромайдан?

— Несмотря на то, что они политологи, они были довольно пассивны, скептичны и отстранены. Говорили, что никогда не пойдут на Майдан, потому что это бессмысленно. Затем они убедились, что люди стоят не только за евроинтеграцию, но и против действий власти, но это не пробуждало их к действиям, к пониманию ситуации.

Эта пассивность объясняется тем, что молодежь не видит социальных лифтов, когда человек своими компетенциями, своим интеллектуальным капиталом пробивает себе дорогу. Эти лифты не работают, нет путей, которыми материальный и социальный капитал переходит от старших к молодым. У многих молодых людей ожидания от себя очень низкие. Нет большой амбиции, которая бы их толкала.

— Студенты скептически отнеслись к евроинтеграции или к идее революции в целом?

— Они имеют представление, что Украина — это политический труп, и все, кто пытается его оживить, терпят поражение. Они не чувствуют себя субъектом происходящего. Это пассивная наблюдательская позиция, которая не имеет даже ценностного окраса. Такая аполитичность в целом характерна для Крыма. Люди погружены в свою повседневную жизнь, изолированы в ней, и выходить из этой зоны комфорта никому не хочется. Нет понимания, какие ценности должны быть для них сейчас ведущими. Люди не видят важных для себя смыслов в том, что происходит в стране. Они чувствуют, что это не их война.

— А какие смыслы для них важны?

— Вот и мне интересно. Свой предыдущий курс я спрашивала, почему они пошли учиться на политологов. Они отвечали по-разному, но основная причина — «Чтобы вуз научил меня вертеться». Они видят себя госслужащими или журналистами. Это индивидуальные треки, ценностно не насыщенные. Мол, как-то адаптируюсь в этом мире, а другие процессы очень далеки от меня и ничего не меняют — я буду беспокоиться только о своем собственном жизненном пути.

— Как психологически объяснить эту позицию?

— Для многих людей первой причиной гражданской пассивности является недостаток информации. Непонятно, что происходит. Человек, который узнает о событиях в стране по телевидению, очень далек от этих событий. Ее собственная жизнь никоим образом не связана с теми большими изменениями, которые наступят, если Украина станет ближе к европейским стандартам. Люди не верят, что большая политика как-то отражается на жизни индивида. Есть также большое недоверие к политическому как сфере жизни.

Не хватает информации о том, чем вообще является вступление в Евросоюз. К Евромайдану единую информационную кампанию о ЕС провел Медведчук, и конечно, что люди не хотели в гей-Европу. От власти и оппозиции никаких конструктивных смыслов о том, что такое идти в Евросоюз, люди не получили. Когда же начались массовые акции, недостаток информации дополнился еще и негативным отношением. По телевидению, особенно в Крыму, о протестах говорили как о глупости: люди почему-то вышли, чего-то они хотят, какие они смешные там стоят.

В тему: Клюев вызвал к себе главных редакторов телеканалов и запретил показывать Евромайдан [2]

Кроме того, любые перемены являются кризисом, поэтому человек негативно относится к изменениям. Как ни нища и беззаконна твоя среда, ты адаптировался к тому, чтобы в ней выживать. И даже если будет очень плохо — по крайней мере понятно, как. А новые правила игры задают вопрос «Как я буду жить?». Страх перемен отвлекает людей от протестов.

После трансформации Майдана на Востоке и Юге не поняли, что он стоит не за Евросоюз, а против произвола властей. Потому что многие вещи, которые в центральной и западной Украине лишены националистического контекста, на восточной Украине и на Юге его имеют. Для многих это означало, что в Киеве собралась кучка националистов, и их это оттолкнуло. Эту картинку транслировали и медиа. В Крыму продолжается истерика: «Родина в опасности, Тягнибок хочет упразднить автономию Республики Крым, все на защиту Крыма».

Людям, имеющие в исторической памяти эпизоды, когда все сидели, а кто не сидел, то боялся, очень сложно выходить на протесты. Остался страх, что всех пересчитают, а ночью придут и перестреляют. В Крыму выйти на митинг не так безопасно, как в Киеве, там выходят десятки тысяч, а здесь несколько сотен и всех видно. Поэтому даже те, кто разделяет ценности Евромайдана, не выходят.

У моих образованных, интеллигентных коллег есть убеждение, что на Майдан нет смысла выходить, так как для изменения нужно десять миллионов, а не один. К тому же революция — это не метод. Что бы мы ни сделали, должно пройти еще полвека для того, чтобы в этой стране что-то изменилось. А если отказаться от Януковича — нет никого, кто бы встал на его место. Это более зрелая позиция, которую студенты тоже транслируют.

— По вашему мнению, она оправдана?

— У меня есть несколько коллег, мнение которых я уважаю. Они не любят украинский национализм и вообще имеют очень умеренную позицию: да, власть плохая, но она имеет свой электорат и кормит его. Ваш политический бунт — ничто по сравнению с социальным бунтом. Если перестанут работать заводы, то на улицы выйдут миллионы рабочих и шахтеров, поэтому из двух зол надо выбирать меньшее.

— Неужели эти люди не имеют той фрустрации от действующей власти, которая вывела тысячи на Майдан?

— На Майдан вышли те, кого действительно достало. Это небольшая часть украинцев: средний класс, бизнесмены, которые хотят играть по честным правилам. Эти же бизнесмены выходили в 2004 году, когда при Кучме средний класс составлял 12% населения. В Киеве власть сделала с городскими пространством много вещей, за которые люди ее возненавидели.

Далее к ним присоединились студенты национальных вузов, а затем — западные области, которые почувствовали угрозу слияния с Россией. Где среди этих групп будут стоять бюджетники, которых на Востоке достаточно много? Где будут стоять люди с этнической идентичностью «крымчане» — русскоязычные советские люди от 40 лет, которым было бы сложно адаптироваться к полноформатной Украине, хорошо выучить украинский язык? Где бы здесь стояли крымские чиновники, крымский бизнес, который имеет определенную политическую ориентацию? Итак, кроме крымских татар и очень маленькой среды среднего бизнеса, в Крыму нет тех, кто бы вышел на Майдан.

— А как люди абстрагируются от своего недовольства властью?

— Социальные ожидания людей от власти равны нулю. Поэтому они привыкают полагаться только на себя. Если ЖЭК не дает мне теплой воды, я установлю себе бойлер. Не дает тепла — сделаю себе автономное отопление. Если меня не устраивает уровень медицины, я дам взятки или найду частную клинику, и меня там вылечат.

Люди дублируют функции государства. Власть рассматривается не как сервис, а как коварный враг, которого надо обмануть первым. Кроме того, многие бюджетники боятся, что их гражданская активность лишит их места работы. Я думаю, на них действительно давят. Есть сильный страх протеста. Протест фреймируется как негативное явление, которым занимаются только бездельники и дармоеды, а нормальные люди в это время работают.

— Эти фреймы можно как-то изменить?

— Это должны делать образование и гражданское общество. Социальные ожидания зависят от положительного опыта, который человек получает, когда отстаивает свои права. Они растут, если человек не игнорирует нарушения, но направляет их в прокуратуру, и этот алгоритм оказывается эффективным. В этом сегодня есть смысл правозащитных организаций — учить людей алгоритмам отстаивания собственных прав, добиваться, чтобы государственные процедуры работали.

Пока они не работают по двум причинам — потому что государство не хочет предоставлять сервис, и поэтому клиенты не ходят за этим сервисом, потому что ему не доверяют. Получается замкнутый круг. Очень важно осознавать, что я имею регуляторы власти и могу влиять на эффективность процедур. Это ощущение компетентности. У киевлян оно есть, в столице эти вещи как-то работают. А вот в Алчевске, Артемовске — не уверена, что люди имеют такой опыт вообще.

— Как люди, которые не поддерживают Майдан, относятся к избитым «беркутом»?

— Все зависит от того, как это подается. Одно дело, если у тебя есть знакомые, оказавшиеся в этой ситуации. У большинства людей таких знакомых нет. А транслируется преимущественно то, что лентяи и хулиганы вышли на площадь, загадили ее, их оттуда «беркут» вытеснял, а они еще и «беркут» били, поэтому хорошо, что хулиганов наказали. Это, опять же, вопрос информирования.

Надо сказать, что информационную войну Майдан проиграл. У фейсбучников есть такая иллюзия, что вся страна читает фейсбук. Дай Бог, чтобы там было 3% украинцев. Там сидят журналисты, политики, ученые, гражданские активисты. Все. Рабочих, госслужащих, учителей, крестьян в фейсбуке нет. Это очень маленькая тусовка для своих, которая инкапсулировалась и считает, что она — это вся Украина. Это большой риск.

В тему: Евромайдан глазами обитателей соцсетей [3]

— Если в начале евромайдановских событий среди моих знакомых преобладало приподнятое настроение и эйфория, то сейчас, после кремлевских соглашений и задержаний активистов, чувствуется угнетение и растерянность. Что будет дальше?

— Самое страшное, что может сейчас произойти — это если люди будут думать, что они проиграли. Потому что Майдан — это не проигрыш, а выигрыш. Когда ты делаешь что-то маленькое, а оно получается большим, то хочется его сделать еще больше. Мне было ясно с самого начала, что под давлением мирного, позитивного протеста власть ни на что не пойдет.

Сейчас очень важно дать положительную оценку тому, что произошло. Это была классная совместная акция, которая родила новые смыслы, новые запросы, и даже если сейчас Евромайдан уйдет, эти запросы останутся. Останется коммуникация и чувство общности наших проблем. Майдан проиграл бы, если бы никто не вышел после 30 ноября. Очень важно сейчас порефлексировать о том, что мы сделали, что мы можем теперь делать, какие цели мы можем себе ставить.

В тему: Евромайдан после штурма. Новые баррикады и чудеса самоорганизации [4]

Этот Майдан — это не 2004 год, когда люди проиграли, потому что ставили на политиков. На этом Майдане люди вышли за себя, такой Майдан даже не может проиграть, он не имеет антитезы. Антимайдан не имел лозунгов — ну что там люди должны были говорить? Что Янукович — хороший?

— Стало ли проблемой Майдана то, что сначала протестующие отказались от сотрудничества с политиками и с оппозицией?

— Дело в том, что люди вышли против системы, а оппозиция является частью этой системы. Поэтому оппозиционные лидеры не могли представить Майдан. Вполне естественно, что Евромайдан не хотел быть политическим. К сожалению, сейчас он не имеет лидеров, но уже видно, какие люди могут стать ими в будущем.

— То есть потенциально таким движениям полезно иметь лидеров?

— Да, хотя бы для того, чтобы были четко прописаны лозунги, за которые люди выходят. Определить, чего хочет народ, может только лидер. Надо уловить массовые настроения и трансформировать их в лозунги и смыслы. Надо также поработать с этими смыслами, чтобы они были понятны. Ведь чего хотел Майдан? Полной перезагрузки Украины. Чтобы она стала распределительным социализмом вроде Швеции. Но как прагматик я понимаю, что сейчас это невозможно ни при членстве в ЕС, ни в одиночку. Поэтому очень важно иметь лидеров. Это люди, которые указывают на риски и возможности.

—

Беседовала Наталья Еременко, опубликовано в издании zbruc.eu [5]

Перевод: «Аргумент» [6]

В тему: