Путин, синдром геймера и колея, которая ведет к реальной ядерной войне

1.00

Нет

Известній политолокг, научный сотрудник University College London Владимир Пастухов, рассказал о планах Кремля в отношении войны в Украине и глобальных последствиях которые коснутся не только россии но и всех стран включая Китай.

― Комментарии президента Макрона после полуторачасового разговора с Путиным: «Президент Путин сказал, что если Украина не пойдет на те предложения, которые сейчас выдвинуты и известны – демилитаризация, денацификация, признание Крыма, ДНР, ЛНР – то тогда требований будет больше». И Макрон делает вывод: будет хуже. Путин хочет взять под контроль всю Украину. В открытую. Разговор не кончился ничем. Стал ясен план, правда, озвученный другим президентом. Что вы думаете про это – это он нагнетает или на самом деле? В смысле Путин.

В.Пастухов― Нет, сейчас уже никто ничего не нагнетает. Сейчас разворачивается сценарий, который набирает силу инерции. И если не произойдет чуда, то на самом деле через 2-3 недели мы окажемся в ситуации, когда все страхи коронавируса покажутся просто детским лепетом, и мы практически уже не сможем свернуть с колеи, которая ведет к реальной ядерной войне.

То есть я думаю, что со времен Карибского и Берлинского кризисов мы никогда не были на этой черте. Но думаю, что сегодня гораздо более опасная черта, чем Карибский и Берлинский кризисы, потому что тогда при всем при том была достаточно четкая институциональная система тоталитарного государства, была другая идеологическая прошивка у нее. И был вшитый туда Лениным, пусть и формальный механизм коллективного руководства Политбюро. Он все-таки какие-то элементы оставлял для маневра. Поэтому сейчас все гораздо хуже.

Макрон сейчас, пожалуй, единственный из лидеров крупных стран западного мира, который разговаривает с Путиным по часу, по два, по полтора. То есть он отдельный. Шольц не говорит, Джонсон не говорит. Байден не говорит. А Макрон говорит, и Путин с ним говорит.

У нас сегодня Путин существует как двуликий Янус. У Путина сейчас два лица. Одно лицо – офицера КГБ, и другое лицо – аятоллы Хомейни. В зависимости от того, каким лицом он повернут к собеседникам, собеседник строит сценарий будущего. Сегодня, когда он разговаривал с Макроном, он, очевидно, разговаривал, как аятолла Хомейни. И Макрон, когда видит перед собой идеологически индоктринированную личность, которая, как ему кажется, искренне верит в то, что говорит, делает абсолютно реалистичные сценарии, который проходит в следующей цепочке.

Сопротивление, "спецоперация" в Украине оказалась намного серьезней ожидавшегося. В определенный момент это потребует, по всей видимости, применения ядерного или не ядерного оружия массового поражения, чтобы его сломить (таковое есть). Украина не прикрыта ни воздушным, ни ядерным зонтиком НАТО, поэтому сделать это можно достаточно безнаказанно.

Применение таких средств транслируемо на весь мир, о чем мы можем тоже поговорить – о картинке и репутации, которую сегодня Россия имеет в мире – приведет к тому, что любой разговор с Путиным в принципе будет невозможен из-за общественного мнения и позиции элит. Санкции уже таковы – сейчас, я знаю, что народ еще это не прочувствовал…

― Подождите. Это видение Макрона, как вы себе представляете?

― Это видение консолидированное сегодня здесь, на Западе.

― А как вы думаете, в этом видении, как посмотрит Китай на возможное применение оружия массового поражения в Европе?

― Вы знаете, по поводу Китая я хочу сказать одну вещь, но я ее озвучу здесь и сейчас. Есть прекрасное английское выражение, которое называется «Пихни падающего в спину». То, что Китай сегодня проделал с Путиным – он бросил его под автобус. Мы должны понимать, что как только это все случилось, и Китай пронаблюдал за ситуацией, из Китая был подан ясный и однозначный сигнал, который звучит следующим образом: Поддержание дружеских отношений с США является безусловным приоритетом китайской внешней политики.

― Я все-таки поднимаю следующий уровень DEFCON и говорю, что вот, предположим, Путин действительно решит применить некое оружие…

― Китай осудит это применение и поведет себя так, как сегодня Турция. Он не будет закрывать полностью окошко, но он не будет оказывать никакой существенной помощи, в войну, конечно, он не будет вступать. Он будет с интересом наблюдать, как это государство корчится в муках. В принципе, его вполне устраивает, если оно начнет распадаться. Он не будет этому препятствовать. Он будет договариваться с остатками того, что будет существовать, о том, какие куски приберет он, какие куски приберет кто-то другой.

― Хорошо. Вернулись к видению общего Запада.

― Ключевой вопрос в позиции Китая. У Китая был свой ночной кошмар – это альянс США и Запада с Россией против Китая, о чем, собственно, дискуссия была все 90-е. Этот альянс с 22-го февраля 2022 года можно считать похороненным. В этой ситуации Китай вздохнул облегченно. Дальше ему нужно, чтобы просто все шло своим чередом. Он эту проблему решил. Теперь он понимает, что он может совершить тот же маневр, который Мао совершил со Сталиным в 1945 году. Есть еще одна книга, которую самое время продавать у вас через сеть. Это воспоминания Владимирова, нашего представителя в особой зоне Китая в 42-м, 45-м годах о том, как Мао переиграл Сталина и как, высосав все, что можно высосать из Советского Союза и Сталина, он завершил это все великой дружбой с американцами. И совершил свой маневр.

Китай готовится сегодня повторить – ну раз уж мы говорим о том, что мы со Сталина копируем, мы будем копировать Сталина во всех его ошибках – этот фокус. Он подставит Путина, он подтолкнет его под автобус. Он высосет все, что можно в этой ситуации, превратив Путина в князя Тверского, который будет лезть в единственное оставшееся у него окошко за ярлыками и за продуктами. Мы будем страной одного окна. Извините меня, пожалуйста. Москвичи меня поймут. И в этом одном окне мы будем получать талоны на питание. А Китай будет продолжать свой диалог великих держав США и западного мира.

― Не любите вы Китай.

― Я отношусь к нему трезво.

― Ну да. Если я правильно понимаю – давайте я переформатирую – Путин же понимает это.

― Это я вам описал очень хороший сценарий. Это я описал вам сценарий, при котором мы не окажемся в состоянии глобальной, а не тактической ядерной войны приблизительно в течение трех ближайших месяцев. А Макрон имеет в виду именно это. Потому что Макрон рассматривает очень простую ситуацию. Если ситуация в Украине затягивается – затягиваются и санкции. Санкции, которые сегодня пока, перевели россию в режим военного коммунизма, народ реально через 1,5-2 месяца ощутит на себе в полном объеме. Через 3 месяца это станет несопоставимо с существованием государства. Это будет то самое, о чем Путин и Медведев говорили, что мы будем рассматривать санкции как объявление войны.

На самом деле, были приняты меры, намного больше превосходившие не только то, что Путин представлял, но намного превосходящие то, что представлял такой пессимист, как я. И в этом смысле народ, который сейчас находится в эмоционально информационном пузыре, он просто не понимает, о чем идет речь. Он не понимает, что через 3-4 месяца при сохранении этого санкционного режима в России не взлетит ни один самолет, кроме военного. В России начнут переставать работать вышки. В России перестанет работать программное обеспечение кроме китайского и ворованного. Но ворованное тоже перестанет работать. В России жизнь будет такой, какой ее не видели приблизительно три предыдущих поколения.

― Ну вы шутите.

― Я не шучу. Я говорю серьезно. Потому что я понимаю механизм действия этих санкций. При этом произошла реквизиция самая обыкновенная имущества Российской Федерации. Потому что одно дело блокировать какой-то там SWIFT. Это хорошая штука для «пикейных жилетов». На самом деле SWIFT – это не проблема. Это можно обойти, просто элементарно послав, как в древние времена, факс из одного места в другое. Это пугалка.

А вот то, что арестован золотовалютный запас России – это прямая конфискация имущества Российской Федерации. А количество этих конфискованных денег таково, что в принципе это равносильно конфискации какой-то территории. Не все территории столько стоят, сколько денег забрали.

― А уже забрали или это все грозят?

― Это все арестовано. Всё, Россия потеряла эти деньги. Половина того самого золотовалютного запаса, даже больше, я думаю, которым мы так гордимся – миллиарды – всё, их больше не существует. Их росчерком пера… Причем это уровень санкций, с которым не сталкивался никогда СССР, не сталкивалась практически в таких объемах ни одно государство мира, кроме Кореи, но нечего сравнивать.

― А Иран?

― Понимаете, здесь несопоставимые вещи. И я бы вообще Путину – сейчас самое время – дал бы Нобелевскую премию мира.

― Ой…

― Вот абсолютно. Вы понимаете…

― Нет.

― Тут сколько было… Французы сорились с англичанами по поводу рыбы, американцы ссорились с Европой по поводу расходов, немцы ссорились с итальянцами… Слушайте, он всех помирил.

―а! В этом смысле.

― Сейчас наступило такое единодушное объединение всего… против России, единственным аналогом которого является такое же объединение мира против России в замечательном 1854 году.

― Крымская война.

― Крымская война. Позор России, который начался таким же самомнением, который начался тогда избиением тогдашнего «больного человека Европы», которого царь посчитал козлом отпущения, легкой добычей…

― Турция.

― Сегодня такой легкой добычей и заложником стала Украина. И тогда был совершен колоссальный политический просчет, потому что царь рассчитывал, как сегодня Путин рассчитывал на Германию со своим «Северным потом», на Австрию, где Австрия должна была России всем и всё, где австрийский император получил только что помощь русского царя и благодаря ей удержался, по сути, у власти, где еще не забыли про русские штыки, которые спасли Европу от наполеоновского нашествия. И все объединились. И Австрия – главное, кто ударит в спину и в тыл, потому что она, собственно, замкнула это кольцо блокады. И Россия вдруг выяснила, что она на самом деле отсталая в военном и технологическом смысле держава, хотя думала о себе как-то иначе…

― «Передайте государю, что в Англии давно ружья кирпичом не чистят». Вот я вас слушаю. Может быть, оно и так. Но я знаю вокруг Путина значительное число людей, которые могли бы это все предсказать и до того. И я думаю, что сам Путин, насколько я понимаю, может быть, я ошибаюсь, он в этом смысле очень внимательный. Я думаю, что он такие вещи хотя бы частично должен был понимать. Почему такой уровень риска? Зачем? Чтобы что?

― Я начал с очень простой вещи. Мы знаем двух Путиных: осторожного, расчетливого, прагматичного с хорошим инстинктом самосохранения офицера КГБ – и глубоко индоктринированного, фанатичного, повторяющего как заведенный некие идеологемы про обкуренных нацистов у власти в Украине. Вопрос состоит в том, какой Путин настоящий? Вы говорите, что настоящий Путин тот, которого вы знаете, с которым вы общались…

― 25 лет.

― Я представляю и понимаю, что это за человек. Путина не видел никогда, мне трудно судить, но у меня и нет этого очарования. Я просто знаю, что человек, облеченный такой властью, он всегда помимо воли какую-то харизму вокруг себя распространяет и шарм какой-то имеет. Для меня нет этого шарма. Я видел в своей жизни много людей, которые перерождались по разным причинам.

Я вижу, что в России произошло перерождение не Путина, а определенной части элиты.

― Интересно. Вот здесь подробно.

― Произошло по большевистскому образцу. То есть это очень хорошо описано… сейчас автора не помню книги, которая на 100-летие октября была крайне популярна, где была такая концепция о том, что в России победила секта и распространила в этом смысле свое сектантское сознание и мышление на окружающий мир в 1917 году. Очень продуктивная концепция.

Так вот к концу XX века в России тоже существовала очень маленькая, смехотворно маргинальная секта людей, повернутых на российской имперскости…

― Ой, не маленькая. Владимир Борисович, ну вы чего? Особенно после распада Советского Союза…

― Стоп-стоп. Мы сейчас говорим не об обывателе с версальским синдромом. Я говорю об очень узкой группе людей, состоящих из последователей ереси Дугина, Проханова, вами любимого, из того, что мы называем неогумилевцами…

― Евразийцы так называемые.

― Евразийцы, да. Я, между прочим, в начале 90-х годов был одним из тех, и я от этого не отказываюсь, кто на самом деле развивал концепцию России как отдельной, особой цивилизации. В этом смысле меня всегда критиковал умерший недавно Янов, может быть, не всегда заслуженно. Но я не скатился в этот бардачок-то. То есть, была небольшая группа фанатиков, которые сформировали довольно странный замкнутый концепт, по сути являющийся расистским, извините меня, пожалуйста. Этот концепт расистский, потому что он в принципе в завуалированной форме исходил из превосходства русских над другими народами, из особой миссии русского человека, Русского мира. И лет 20 вот это всё копошилось в очень небольшом круге, очень мощно идеологически заряженных людей. Иногда оттуда прорывалась какие-то протуберанцы, то есть была очень большая плотность горения бредовых мыслей в этом кругу, но при этом вокруг мир жил по своим законам в России. Была перестройка, потом была катавасия 90-х, потом начался путинизм. А вот эти люди продолжали внутри себя готовить вот этот самый большой взрыв.

Рядом параллельно росло нечто другое. Маленькая сплоченная группа ребят, которые сформировались в городе на Неве в виде странного бочка, скажем так, авторитетных бизнесменов, сотрудников силовых служб и переродившихся интеллигентов, которые сформировали небольшую группу, плотно держащуюся друг за друга, которая постепенно прибрала этот город на Неве в свои руки. А потом в силу нескольких случайных обстоятельств оказалась перемещена в центр русской государственности и фактически стала определяющей политической силой в стране.

И вот какое-то время эти две, плотно заряженные энергетикой и на самом деле жаждой проявить себя группой, они развивались параллельно. Но на фоне революции 2011 года – в России в 2011 году, давайте честно будем говорить, произошло революция, но такого масштаба, как революция 905-го года, немного хилая, декадентская, но суть это не меняет – на фоне этой революции и необходимости выжить эти две группы соединились.

― То есть вы хотите сказать, что Болотная сыграла такую роль?

― Не совсем так. Есть замечательное исследование одного совершенно академичного, не популярного в России такого оксфордского ботаника Пола…, который проследил взаимосвязь Болотной с кризисом 2008 года.

Он провел довольно много социологических исследований и показал, что средний слой путинской элиты считал, что Путин является абсолютной гарантией, защитой их благосостояния до 2008 года, и там шла по нарастанию эта любовь взасос.

И я, к сожалению, не знаю того заветного слова, которое могло бы прекратить этот кошмар и прекратить то, что они называют спецоперацией. И поэтому я говорю о том, чем я могу помочь. Я пытаюсь объяснить корни. Это моя профессия. Это то, что я могу сегодня сделать – объяснить корни и понять, как мы пришли к жизни такой. Потому что мы знаем из медицины, что диагноз – это 50% лечения болезни. А я боюсь, что сейчас очень многие люди не понимают, что произошло.

Это не война с Украиной. Это война России с половиной цивилизованного мира.

― Вы заговорили прямо как Патрушев и Золотов.

― Да, я заговорил, как Патрушев и Золотов. Только тут перевернуты у нас с ними небо и земля. Потому что они говорят, что весь мир воюет против России, но проблема в том, что из песочницы бросаются сегодня камнями с этой стороны. Это Россия инициировала сейчас наступление на весь мир. Но и это не вся правда. А правда состоит в том, что в России произошло перерождение общества, государства и части элит таким образом, что все они вместе оказались идеологически индоктринированы и действуют уже, руководствуясь не прагматизмом, ни рациональными мыслями, и даже не стремлением что-то урвать у Запада, а руководствуясь некими фанатичными идеями. И это самое страшное, потому что в этом своем движении люди, которые действуют подобным образом, они не успевают остановиться, они уже не могут понять, где точка, в которую нельзя дальше выйти.

У меня есть очень плохое ощущение, что сегодня и в России, и на Западе проявилась такая страшная болезнь, как синдром геймера.

― Это что такое?

― Это когда человек заболевает игроманией и в казино делает ставки все время выше и выше, и чем больше он проигрывает, тем больше он ставит ставку. И мы знаем, что это практически неизлечимая болезнь. Это в принципе такая же тяжелая болезнь, как героиновая наркомания.

Очень боюсь, что идеологическая индоктринация, которая произошла к России, о которой через секунду мы продолжим разговор, привела к этому тяжелому заболеванию не у Путина, а у значительной части правящих элит, которые призывают к совершеннейшей иллюзии. Я знаю, что на самом деле настроения в Кремле и вокруг Кремля предельно облегченные были, по крайней мере, до сегодняшнего дня. И суть этих настроений было в том, что его можно выразить в трех пунктах: Украину мы заломаем. Украина на самом деле никому на Западе не нужна. Когда все увидят, насколько мы сильны, Запад струсит, даст слабину. Мы договоримся, все санкции будут отменены, и все будет кока-кола, и жизнь пойдет дальше.

И каждый раз они этого не получают, они просто повышают ставку. Повышают, повышают, кладут все больше и больше на кон. И в конце концов, когда надо будет сделать последнюю ставку и начать применять ядерное оружие, у меня нет уверенности, что люди, больные синдромом геймера, смогут остановиться.

Теперь, как мы дошли до жизни такой…

Что касается ставок США. Ядерные силы США находятся в той степени готовности, которая не требует сегодня повышения. Безусловно, никто не хочет сгореть в огне раньше времени. Но я могу твердо, находясь здесь, на этой территории, ответственно сказать тем людям, которые слушают «Эхо Москвы» не из любви к нему, а по долгу службы, что если кто-то думает, что здесь, на Западе нет таких же, как они, он глубоко ошибается. Здесь огромное количество желающих «повторить»…

― Здесь – это на Западе.

― Это на Западе, где я нахожусь. Здесь тоже многие хотят повторить, и здесь тоже есть люди, которые не будут отступать. Поэтому эта надежда на то, что Запад даст слабину – это одна из евразийских иллюзий. Запад видел в своей жизни очень много… и научился их готовить.

―Вы говорите, что в 2011 году совершилась незамеченная революция, которая перевернула, скорректировала или изменила сознание элит.

― Полностью изменила всю парадигму развития. Потому что это революция, которая стала отзвуком как бы шока, который испытал средний городской класс после кризиса 2008 года, поняв, что Путин не обязательно является гарантией его благосостояния. То есть он заметался, он стать искать альтернативу. Это все на самом деле сублимировалось в реакции на подделку результатов предполагаемую выборов в Государственную думу 2011 года. (Мало их в Бразилии было, Педро до этого. Можно подумать, первые выборы подделали). Но тем не менее вот тут их прорвало. Начался неуправляемый процесс.

― А можно вопрос? А какую роль там сыграло то, что Путин и Медведев сделали эту рокировочку?

― Огромную.Я должен сказать, что по причинам, которые, думаю, носят глубоко личный характер, Медведев оказался человеком, который выполняет те личные обещания, которые он дал. Я очень хорошо помню 2011 год, и разговоры со средним эшелоном российской бюрократии, выше среднего. И я очень хорошо помню обстановку. И я понимал, что 78% высшей бюрократии в случае, если бы Медведев проявил тогда волю и, условно говоря, не согласился бы с решением Путина вернуть его обратно в ящик для театрального реквизита, его бы поддержали. Это исключительно решение Медведева в тот момент: рисковать или не рисковать. Не рискуя, он проявил определенные личные качества своей преданности Путину, что ему зачлось. Но при этом он закрыл тему себя как самостоятельного политического деятеля.

Но именно наличие того двоевластия, оно спровоцировала это стихийное развитие движухи. Потому что Россия так устроена, что в в России если нет войны, возможны только революции сверху. Потому что русские элиты очень четко реагируют на посылы либо царя-реформатора, либо царя-самозванца. А тут даже царем-самозванцем не надо быть. Был Симеон Бекбулатович, которого временно назначили царем, то есть у него даже вроде как бы и статус был.

― Нет, подождите, вы уходите… Какую роль?.. Ну был бы Медведев. Ну что городскому среднему классу?

― Был бы Медведев – была бы другая история России. Всё.

И дальше был выход – началось движуха – надо было что-то менять и возвращаться после практически 11 лет контрреформ, возвращаться так или иначе к горбачевскому курсу. И это была реальная, а не вымышленная возможность. Такие основания были. Это революция упущенного шанса. Либо надо было продолжать курс контрреформ и переходить к контрреволюции. Контрреволюция – вещь гораздо более мощная, чем революция, но просто не все это понимают. Но чтобы совершить контрреволюцию, необходимо очень многое. И вот на то, чтобы совершить эту контрреволюцию, то есть чтобы пропитаться этой энергетикой, произошло слияние этих двух секты – секты питерской, такой, прагматичной…

― Бизнесовой.

― Авторитетно-бизнесово-силовой, которая была достаточно замкнута, но зато у нее была власть – но у нее не было харизмы достаточной – и секты вот этих, как их тогда еще воспринимали, городских сумасшедших по сути. Кто всерьез думал о евразийцах, новом мире в 2011 году. Вы мне говорите, это везде было. Это везде было, то, что как бы любой русский человек, почеши его – имперец, так это не новость. Почеши меня в любом месте – естественно, я имперец. Я же и Пушкина и Достоевского читал… В школе изучал. Поэтому кем я могу быть? Ну естественно, мы по-разному видим, что такое империя. Вот мне нравится, например, вариант, как Англия свои проблемы решала и решает. Мне кажется, что это умнее было. Сейчас это по-другому. Была секта, которая всем тем, что сегодня вокруг нас, наша реальность, она этим грезила с 70-х годов. Этот Русский мир, он не тут же появился. Его не Путин на коленке написал. Он даже слов таких не знал.

Это все они выносили в себе. Это фанатики, это люди, которые такого монашеского типажа, которые в чем-то, как все люди такого рода, одержимы и юродивые, в том числе, – вот эти все, они ходили, они никому не были нужны, но они себя там проявляли. У них были, конечно, связи. Потому что всегда силовые структуры, они как бы падки на это. Мы помним все эти книги Юрьева, под их влиянием были. Вот этот проект «Россия» 2004 – 2005 года, он уже фактически такой праворадикальный, назову его мягко, манифест, который издавался под руководством школы ФСБ в Петербурге анонимными авторами. Но, по сути, это был перепертый на русский язык старик Ле Пен и все остальные.

То есть, понимаете, это все было, но существовало где-то там, на окраине нашего мира. И тут эти две группы слились, и получился такой, в общем, термоядерный взрыв, на волне которого эта революция была вышвырнута з России вовне. Они вышвырнули ее с помощью Крыма, закрыли вопрос внутри. Но при этом оказались в состоянии… тогда уже Россия в 14-м году объявила Западу войну. Но все двигалось медленно.

То есть мы оказались в состоянии войны с Западом в 2014 году. Но это было похоже на эту странную войну, которую Франция и Англия объявили Германию в 1939 году, и какое-то количество месяцев, долго вообще ничего не происходило.

― 8 месяцев, да.

― Как бы объявили войну, а жизнь идет, как идет. Вот мы можем завтра объявить войну Америке, и какое-то время тоже ничего не будет происходить. Путин скажет, что «Вы убрали наши деньги. Это агрессии против России. Я объявляю войну США. Закрываю Facebook, закрываю YouTube…». Поэтому не исключаю, что наша встреча в этом формате последняя.

Я в 13-м году написал, что все это будет… То есть, короче, была эта странная война с Западом. Но она стала постепенно тяготить Путина. Потому что если ты повесил на стенке в театре в этом действии не одно ружье, а разместил там «Искандер» целиком в театре, то этот «Искандер» должен рано или поздно по зрительному залу начать стрелять. Потому что если он там стоит, и вокруг ничего не происходит, все не понимают, чего это такое…

Произошло то, что 8 лет это была странная война, и в конце концов, в какой-то момент она переросла в обыкновенную – то, что нельзя сейчас называть. Все это результат идеологической индоктринации.

― Вы 7 раз сказали слово «индоктринация». 7-й раз – я не выдержал.

― Я переведу это на русский язык. Карлейль когда написал, описывая французскую революцию, что беда зачастую происходит от людей, которым втемяшивается в голову какая-то идея. Вначале это просто идейка, потом человек ею заболевает. Потом он начинает думать только о ней, потом он постепенно охватывает его мозг, потом она подчиняет его личность. Потом, в конце концов, выясняется, что человек не живет, а он является только орудием развития этой идеи. И он преображается. Но Карлейль это исследовал на бедном, несчастном ювелире, которому в голову взбрело создать самое дороге колье, которое существовало в истории человечества. Он скупил половину бриллиантов тогдашней Франции. Стоимость его была равна нескольким годовым бюджетам тогдашней Франции. Но вот у него была бредовая идея, что он создаст колье самое дорогое для всех времен и народов. И он потерял человеческий разум, он жил только этой идеей. Он не понимал только одного – что нет во всем мире… которые могли бы его приобрести, это колье. И все эти аферы привели к революции. Он описывал это на примере этого человека.

Но это универсально. То есть появляется доминирующая идея. Коммунизм. Доминирующая идея некой секты… Сначала была малюсенькая секта – 3 тысячи человек…

Да, это сейчас все результат того, что маленькая секта смогла, в конечном счете, сначала навязать свои абсолютно абсурдистские утопии значительному кругу кремлевской элиты, включая силовую, а потом они все вместе погрузили сегодня общество в огромный эмоционально-информационный пузырь. И поэтому проблема у меня вовсе не в том, что думает или не думает, что хочет или не хочет Путин, а в том, что он сам стал всего лишь магистром этого пузыря и уже не может действовать самостоятельно.

И вот у меня два вопроса сегодня на поверхности. Первый вопрос: Сохранил ли офицер ГКБ Владимир Путин способность продолжать самостоятельно мыслить вне созданного им и его окружением пузыря, или он ее утратил и является только Хомейни.

Макрон, поговорив с Путиным, пришел для себя к окончательному убеждению, что от офицера КГБ Путина ничего не осталось.

Второе. Когда-то в каком-то из интервью не помню, какой иностранной компании, Владимир Владимирович, наконец, немного раскрылся в своей личной жизни, и он ответил на вопрос, что у него есть не только дети, но есть еще и внуки.

Я помню, его спросили: «Как вы это ощущаете?» Он сказал: «Они очень сладкие». И теперь, когда у меня есть свои внуки, я должен сказать, что действительно внуки сладкие. И единственный вопрос, который меня сегодня волнует, любит ли он действительно своих детей и внуков или ему это уже все равно? Потому что в зависимости от этого диапазон тех решений, которые будет принимать этот человек. И это сейчас не вопрос его личной жизни, к несчастью, то есть это вопрос личной жизни всех нас.

― Последнее время действительно очень много разговоров о том, что эта эскалация – как вы сказали, синдром геймера? Это болезнь?

― Да, к сожалению, это идеологическая болезнь, такая же, как в общем и целом большевизм. Это и пугает. Очень много паранормальности в принимаемых сегодня решениях. Очень много в них уже не от расчета, не от просчета, а от русского авось. Вот скажем так: были методы, которые хорошо действовали в Питере в начале 90-х. Потом их стали применять в отношении все России, и это тоже стало классно получаться. Потом какое-то время применяли на территории бывшего СССР, и тоже, в общем, зашло. И сейчас уже подсели на эту иглу и, кажется, что в общем и целом разборка с Америкой и Западом – это что-то вроде борьбы за «Балтийскую судоходную компанию» или порт, но только в больших масштабах.

Интервью было опубликовано на уже уничтоженом Кремлем сайте Радио Эхо Москвы

В тему: