Протестам в Сирии - ровно год. С тех пор от армейских пуль и снарядов погибли 7,5 тысяч гражданских лиц. Власти Сирии утверждают, что мятежный город Хомс «очищен от террористов», оппозиция это опровергает.

А между тем в городе заканчиваются пища, вода и лекарства. Что происходит сейчас в городе, ставшем символом сопротивления режиму Башара Асада, — в репортаже журналиста The New Times.

Блокпосты вдоль дорог выставлены еще на дальних подступах к Хомсу. Весь транспорт, идущий в обоих направлениях, водителей и пассажиров тщательно досматривают военные, ни на секунду не убирающие пальцев со спусковых крючков своих АК-47. В большом автобусе, выполняющем регулярный рейс Дамаск—Хомс, людей совсем немного. В основном жители Хомса, которые регулярно ездят на заработки в столицу.

Рядом со мной сидит пухленький торговец африканскими бананами, позади — владелец точки мобильной связи. Иностранцев нет вовсе — туризм захирел окончательно, а журналисты в связи с официальным запретом на въезд в Сирию предпочитают работать из столицы соседнего Ливана — Бейрута. В Хомс пробираются на свой страх и риск только фрилансеры.

На автобусной станции с трудом удается найти таксиста, готового ехать в центр города. Всю дорогу он рассказывает что-то на местном диалекте, за окном — абсолютно пустынный пейзаж. В машине довольно шумно — заднего стекла нет, вместо него кусок полиэтилена, на лобовом стекле — дырки от пуль.

Аккурат напротив пассажирского сиденья. «В эту машину стреляли?» — спрашиваю по-арабски. Таксист с готовностью рассказывает об обстреле, случившемся чуть больше месяца назад, и показывает следы от пуль в обивке сиденья. Оттянув ворот футболки, демонстрирует и свое ранение в плечо.

Те, кто за

В четырехзвездочном отеле «Хомс», что по соседству с проспектом президента Хафеза Асада, — ни света, ни воды. Метрдотель сидит во дворе, потягивая кальян, ночами же дремлет на диване в холле. Прямо за памятником Хафезу Асаду, на бронзовой шее которого висит государственный флаг Сирии, — широкий мост, а сразу за ним — район Баба-Амр, населенный по преимуществу суннитами и ставший эпицентром кровопролитных боев.

«Они (оппозиция) уже несколько месяцев пытаются подорвать этот памятник», — кивает на статую Асада-отца подтянутый вояка Моханнад, после того как первые подозрения относительно целей появления в Хомсе корреспондента The Nеw Times, у которого в загранпаспорте оказались наклейки с американской и британской визами, были рассеяны. — Этот памятник — символ Хомса, и пока он стоит, можно считать, что все под нашим контролем».

Мы с Моханнадом выпиваем мате — популярный ныне в городе тонизирующий напиток, садимся в автомобиль и на огромной скорости, чтоб ненароком не подстрелили, двигаемся в самый центр Хомса. Вдоль дороги — свалки мусора, который теперь некому вывозить.

«Кто те люди, которые противостоят армии? Знаете ли вы их, их родителей, предков?» Отвечая корреспонденту The New Times, Башар, тезка нынешнего президента Сирии, недавний выпускник юридического факультета местного университета, пережидающий войну, чтобы трудоустроиться, рассказывает:

«Мы не знаем большую их часть, но некоторых знаем. Три моих товарища сейчас воюют в Баба-Амре, они и меня звали туда в самом начале войны, но я отказался, потому что не хочу и не могу убивать людей». — «Поддерживаешь ли ты с ними связь сегодня?» — «Раньше мы общались, но сейчас, как вы, наверное, знаете, в городе нет ни интернета, ни мобильной связи. Конечно, мы не можем связаться».

— «А кто руководит их действиями? Кто координирует сопротивление — люди из Сирии, жители Хомса или кто-то еще?» Башар включает свой ноутбук и, недолго полазив по папкам, показывает фотографию эффектного бородатого мужчины, перетянутого пулеметными лентами.

«Это Билаль аль-Кун, он из очень бедной семьи Хомса, все мы его знали, но потом выяснилось, что он стал лидером сирийской революции. Он был салафитом, и если кто-то придерживался других религиозных взглядов, легко мог приказать их убить. Наших знакомых не так давно зарезали в районе Валид Дахаб только из-за того, что отказались присоединиться к их движению. Слава Аллаху, Билаля больше нет, он погиб в Баба-Амре, так что теперь мы можем спать спокойно».

Другой житель Хомса, Рами, владелец кафе на улице Халяла в районе Акрама, рассказывает, почему он, несмотря на отсутствие клиентов, каждый день открывает двери своего заведения для военных: «Они охраняют всех нас от бандитов, и я выражаю им за это свою благодарность тем, что каждое утро открываю кафе, принимаю их здесь и бесплатно подаю кофе и чай. Это самое малое, что я могу для них сделать».

«Сфотографируй эти улицы, — чуть позже предлагает Башар, проводя экскурсию по кварталам Хомса — Акрама и Валид Дахаб, — здесь все любят Асада, посмотри на эти портреты», — он указывает на многочисленные плакаты и билборды с портретами президента.

Фотографировать не хочется. Потому что на фоне идущих каждый день сообщений о страданиях жителей Хомса, о крови и слезах, даже реальные и вполне себе правдивые портреты Асада на стенах домов будут выглядеть и кощунственно, и нереально. В конце концов, разницу между кварталами Баба-Амр и Акрама понимают только посвященные…

Отступив из Баба-Амр, отряды оппозиции рассредоточились в другом районе Хомса — Аль-Баяда

Те, кто против

К вечеру возвращаемся уже в роскошный пятизвездочный отель «Сафир», где сейчас нет ни одного постояльца.

Один из сотрудников «Сафира» по имени Ахмат, остановив корреспондента The New Times у лифта, говорит, что «хотел бы немного поговорить, если у господина есть время». Времени — навалом. В небольшом кабинете он делится своим мнением о происходящем: «Я уверен, ты уже много слышал о том, что творится в этом городе, но не верь ни единому их слову…»

По местному телевидению в этот момент идет репортаж о том, как чета Асадов проголосовала на всенародном референдуме по проекту новой конституции. Судя по кадрам, толпы сирийцев, счастливых от того, что вживую увидели президента, не дают ему прохода.

«Видишь, — мрачно бросает Ахмат, — они показывают то, что хотят показать, а тех храбрецов, кто воюет здесь, называют провокаторами и террористами. А это простые люди, уставшие жить по-старому, и они сегодня выражают мнение не только одного квартала или даже всего города. Большая часть жителей Сирии давно устала и хочет перемен, но все молчат, так как боятся за себя и свои семьи».

Из окна отеля «Сафир» открывается панорамный вид на район Баба-Амр

«Я вот что скажу, — закурив сигарету и проведя ладонью по матовой лысине, продолжает Ахмат, — если бы власти год назад, когда все это только начиналось, не атаковали демонстрантов, вряд ли ситуация дошла бы до этой точки. Но они убили одного, мстить вышел его отец, брат и друг, убили другого, это уже подстегнуло многих взяться за оружие».

— «Не кажется ли вам, — пытаюсь возразить Ахмату, — что если в любой, даже самой демократической стране появится группа людей, с оружием в руках, решившая выступить против действующей власти и убивающая полицейских и солдат, она будет тут же уничтожена?»

— «Но именно власть и начала эту войну. Первая кровь на ее руках, — горячится Ахмат. — Они сначала били палками по головам тех, кто собирался в мечетях высказать свое мнение, потом стали расстреливать демонстрации протеста. Спрашивается, кто давал им такое право?! В такой ситуации люди имеют право с оружием в руках защищать свои жизни».

Лукавые цифры

Хотя местные телеканалы утверждают, что подавляющая часть сирийцев поддержала на референдуме проект новой конституции, житель одного из домов на улице Заки Аларсузи, вплотную примыкающей к охваченному боями кварталу Баба-Амр, сомневается в достоверности результатов плебисцита: «Как они могут выставлять себе 85–90%, если в нескольких городах, в том числе у нас в Хомсе, референдум не проводился вовсе — школы и общественные учреждения закрыты.

Вы сами видите, что из-за нестабильной обстановки технически осуществить эту процедуру здесь невозможно. Местные жители в большинстве своем давно покинули город, те же, кто остался, практически не выходят из своих домов. В магазинах заканчивается продовольствие, а они улыбаются с телеэкранов и заявляют, что все в порядке».

В этот момент слышится сначала звук залпа, а затем тонкий свист летящего снаряда. Он, судя по всему, попадает в один из домов на соседней улице — мощнейший взрыв чуть ли не выбивает землю из-под ног. Собеседник-сириец резво скрывается во дворе своего дома.

Похороны жителей христианского квартала: как утверждает оппозиция, 12 человек убиты во время боев с правительственными войсками

Какова численность отрядов оппозиции в Хомсе? Судя по видеороликам, снятым на мобильные телефоны, которые транслируют западные телеканалы, воюющих после последнего наступления правительственных войск («Зачищала» район Баба-Амр элитная 4-я бригада, которой командует Махер Асад, младший брат президента Сирии). осталось не более 50 человек. Местные же военные говорят о полутора тысячах при изначальных 15 тыс. «Среди них много афганцев, пакистанцев, турок», — рассказывает The New Times чиновник, занимающий высокий пост в руководстве Хомса.

Он знает, что иностранным журналистам в городе быть не положено — действует официальный запрет, но узнав, что в «Сафире» живет журналист из дружественной сирийским властям России, неожиданно пригласил на беседу: «Вы хотите сфотографировать танки? Не надо ничего фотографировать. Если вы попадетесь к ним (к оппозиции) в руки и они узнают, что вы из России, — без промедлений убьют вас. Так что вам лучше уехать отсюда».

—

Хасавов Арслан, Сирия,Хомс, опубликовано в журнале The New Times № 09 (237) [2]

В тему:

• Сирийские кровавые «разборки»: тотальный кризис демократии как идеи [3]
• А.Меркель: Мы не просто разочарованы - мы шокированы действиями России и Китая [4]
  
• Убытки от «арабской весны» обошлись арабам в $38,9 миллиардов... прибыли - эксперты МВФ [5]