Судья Гуменный: Судьи тоже хотят жить по-новому

1.00

Нет

«Правоохранители воспринимают оправдательный приговор как смертельный недостаток своей работы». Всего примерно 1,5% заявлений и сообщений граждан о преступлениях доходят до стадии уголовного производства, который рассматривает судья ...

Почти все, связанное с этим интервью, было нетипичным. Героя публикации мы нашли случайно. На глаза попалась статья Тернопольского портала «Терен» под названием «Оправдывая наркоторговцев, судьи не хотят, чтобы правоохранители занимались провокацией». В ней судьи Тернопольского суда отвечали на обвинения журналистов в «крышевании» наркоторговцев.

Ссылаясь на практику Европейского суда по правам человека, служители Фемиды объясняли, что оправдали не наркоторговцев, а наркозависимых людей, которых спровоцировали на преступления сами правоохранители; что «действия, совершенные в условиях провокации, не несут общественной опасности». И добавляли: лица, обвиняемые по этим делам, как правило, социально не защищены. Будучи удивлены, мы решили познакомиться с прогрессивными судьями ближе и отправили в Тернополь письмо с просьбой об интервью.

Следующей неожиданностью стал предложенный ими способ общения — с помощью системы видеосвязи, которая обычно используется для проведения судебных заседаний (например, когда нет возможности доставить подсудимого в суд). Правда, здесь пришлось подождать — единственным судом в Киеве, согласившимся предоставить свое помещение, стал Высший специализированный суд по рассмотрению уголовных и гражданских дел. И вот мы оказываемся в зале № 124, где, например, слушали дело Юлии Тимошенко [2].

Нашим собеседником оказался Петр Гуменный. Уже пять лет он выносит приговоры, до этого — четыре года был следователем и расследовал уголовные дела. Пока специалист суда настраивает связь, кажется, что господин Гуменный мало интересуется тем, что происходит, но уже после первого вопроса он начинает говорить так динамично, живо и увлеченно, что останавливать его нельзя и не хочется. За час мы успели поговорить и об оправдательных приговорах, о провокации и преследовании наркозависимых, о давлении на судей, и, конечно же, о призвании судьи.

«Это была моя мечта, ведь, по моему мнению, судья — это вершина карьеры юриста. Во всех странах мира, как говорится „выше только небо“. После следователя стать судьей на тот период времени было невозможно. Я три года работал помощником судьи в апелляционном суде».

О «преступлениях» и наказании

— Первый мой оправдательный приговор по статье 307 Уголовного кодекса (УК) — сбыт наркотических средств — в нашем суде за период действия нового УПК мной вынесен 28 апреля 2015 года. В нашей области первый. Он был вынесен в отношении лица, которое является наркозависимым, тяжело болеет и находится на заместительной терапии (заместительная поддерживающая терапия — терапия, которую проходят наркозависимые, которые решили прекратить употребление инъекционных наркотиков — ред.).

Этот человек в противотуберкулезном диспансере получал метадол (препарат заместительной терарии — ред.). В отношении этого лица была совершена провокация со стороны правоохранителей. Даже сами работники милиции говорили, что агент под прикрытием действовал по их указанию. Мы обеспечили конфиденциальность допроса этого агента, в ходе которого выяснился ряд обстоятельств, свидетельствующих о провокации. Этот приговор был оставлен без изменений как апелляционным судом, так и Высшим специализированным судом.

Другой оправдательный приговор вынесен мной по 309-й статье — хранение наркотических веществ. Там вообще была интересная ситуация. Лицо задержали, привезли в милицейский участок, там провели осмотр (так записано в обвинительном заключении), привлекли понятых, с которыми изъяли неукий пакет, провели его экспертизу и обнаружили 5 с небольшим граммов запрещенного вещества. Дело было направлено в наш суд.

В ходе разбирательства выяснилось, что понятыми привлекли лиц, которые в то же время находились под следствием по другому уголовному делу. Когда я их допрашивал, они меня честно сразу спросили: Ваша честь, Вам рассказывать, как надо, или правду? И они рассказали: когда пришли к следователю по своим уголовным процессам, к ним подошел сотрудник милиции и предложил заработать немного денег за подписи на двух бумажках. Они согласились: один из них денег не хотел, он только подписал бумажки, другой якобы взял вознаграждение.

При изъятии не присутствовали, когда они зашли в кабинет к следователю, там уже сидел задержанный, что-то лежало на столе. Они не видели, у кого изымалось, как изымалось, что изымалось. На основании этого и других процессуальных нарушений, имеющихся при проведении этого уголовного производства, я вынес оправдательный приговор. Но что самое интересное: во ЕРДР (Единый реестр досудебных расследований — ред.) были внесены сведения об этих двух понятых, так как на досудебном расследовании они давали другие показания.

В тему: Расследование резонансных уголовных дел в Украине: профанация и фальсификация [3]

О давлении, вине двух видах решений

Есть ли давление? Предыдущие четыре мои оправдательных приговора отменили. Пятый и шестой оставили без изменений, а седьмой тоже отменили. Давать оценку решениям судей я не могу, не буду и не хочу. Все решения есть в Едином реестре (судебных решений — ред.), можно дать им оценку.

Вы должны понимать, какую ответственность берет на себя судья, когда выносит оправдательный приговор. В городе регистрируются десятки тысяч сообщений о преступлениях. Из этих десятков тысяч только сотни поступают в суд для рассмотрения как уголовные производства. То есть примерно 1,5% заявлений и сообщений о преступлениях доходят до стадии уголовного производства, которое рассматривает судья. Представьте, какое они проходят сито профессиональных юристов, которые решают, направлять дело в суд или нет. Нас часто обвиняют в том, что мы вершим правосудие по всем делам, но это не так. Часть правосудия, если говорить более глобально, осуществляют правоохранительные органы.

Вынесенный оправдательный приговор правоохранители почему-то воспринимают как недостаток своей работы. Причем недостаток, образно говоря, «смертельный». Все люди, которые вносили сведения в ЕРДР, осуществляли расследование, поддерживали государственное обвинение, после оправдательного приговора получают как минимум взыскания по работе. В свое время я общался с прокурором из Бельгии. Он мне сказал, что в случае оправдательного приговора он будет просто очень собой недоволен. Никаких взысканий к нему применять не будут. Я не говорю, что не нужно применять взыскания, я говорю о том, что нужно разбираться: объективно ли виноваты в том, что приговор оправдательный, те, кто осуществлял расследование.

Но если мы не будем выносить оправдательный приговор, он просто будет не нужен. Приговоры должны быть разные. Человек должен приходить в суд и знать, что там будет справедливость. А справедливость предусматривает два вида решений.

Я работал сам в системе правоохранительных органов четыре года. Мой отец следователем работал много лет. И я готовился быть следователем. Но когда я пришел и увидел, как это все работает — меня это не удовлетворило. В стране состоялась революция, люди хотят жить по-новому, судьи тоже хотят жить по-новому. За полтора года вынес семь оправдательных приговоров. Я работаю четко: если есть состав преступления, человек осужден. Нет — оправдательный приговор. Все должны работать четко и качественно. Каждый должен делать свою работу.

О практике Европейского суда по правам человека

Сегодняшня Европейский суд нам однозначно говорит — действия, совершенные в условиях провокации, не являются преступлением. Есть позитив очень серьезный влияния практики Европейского суда: на сегодняшний день требуется рассекречивать все документы, которые стали основанием для проведения негласных следственных действий. В случае, если таких документов нет — оправдательные приговоры.

Европейский суд в ряде своих решений сформулировал понятие провокации, и он говорит, что надо быть очень осторожным при оценке действий сотрудников правоохранительных органов: или они пассивно документировали совершение лицом преступления, или они непосредственно спровоцировали его. Здесь очень тонкая грань.

О показателях

Я вообще противник «показательной» системы. Она у нас еще с советских времен: должно быть столько-то процентов или столько-то процентов. Мы никак не можем отойти от того, что каждый месяц следственное подразделение должно направить в суд определенное количество одних дел, определенное количество других. Политика не меняется, но не мы ее формируем.

В большинстве случаев правоохранители документируют лиц, являющихся посредниками, а не лиц, занимающихся сбытом наркотиков много лет системно. Обычно в суд попадают люди, которые один-два раза что-то сбыли в небольших размерах. Я думаю, что в этом вопрос.

О лечении вместо наказания

— Стратегия по правам человека предлагает внести изменения в Уголовный исполнительный кодекс, которые заменят уголовное наказание для наркозависимых добровольным лечением. Это сможет улучшить ситуацию?

— В 2011 году Стратегия была немного другой. Если Вы следили за Уголовным кодексом, в 2011 году были внесены изменения. В то время государство в лице Верховной Рады считала, что надо бороться путем поднятия порога наказания. Я лично считаю, что в первую очередь таких людей надо лечить.

В 309 статье такое положение существует. Наркозависимый человек освобождается от ответственности, если он прошел курс лечения. Это уже есть. Возможно, Вы имеете в виду как-то расширить эту норму. В моей практике были случаи, когда лицо освобождалась. Просто в таких случаях мы убеждаемся, является ли лечение от наркомании добровольным, или же оно является путем избежания ответственности.

Об обвинениях в «крышевании наркоторговцев» и ответственности

— Каждый оправдательный приговор, или почти каждый — это сразу статья в СМИ. Уже были статьи о моих оправдательных приговорах. Мы можем реагировать исключительно следующим образом: освещать достоверную информацию на сайте своего суда и автоматически предлагать осветить ее в СМИ. Сегодня в отношении судей распространяется исключительно негативная информация. Легче всего сказать, что решение плохое, не читая его, потому что все судьи плохие.

Для нас очень важно, чтобы наши приговоры читали. Не просто давали оценку резолютивной части, а читали, почему судья принял такое решение. И тогда они становятся понятными.

Я вообще считаю, что судейская власть является самой открытой. Все наши решения — в ЕГРСР (Единый государственный реестр судебных решений — ред.), кто хочет, тот может прочитать, почему судья принял именно такое решение. Там все описано.

Судьи по Украине выносят такие оправдательные приговоры. Их немного, но они есть. Я видел в Николаевском суде такой приговор. Они не являются уникальными. Для нашей области он стал уникальным, потому что после него появились еще другие. Но он не является уникальным в масштабах Украины. И сейчас мы имеем поддержку от Высшего специализированного суда.

Есть очень большая ответственность, и люди боятся принимать нестандартные решения. Они хотят посмотреть: один принял — прошло, тогда все принимают. Такова общая психология не только у нас, а я, думаю, и у вас, журналистов, тоже.

Я считаю, что судья должен быть сильным и психологически частен, иначе незачем идти на эту работу. Фактически мы являемся предохранителем, поэтому мы должны быть аполитичны.Разве я не волновался при вынесении оправдательных приговоров? Волновался. Но мы должны преодолевать свой страх и принимать те решения, которые мы считаем правильными. Какой-то период времени это было что-то новое, что-то невероятное, все ходили с такими большими глазами. Сейчас, слава Богу, это становится нормальным. По крайней мере, в нашем суде.

— То есть можно говорить, что парадигма меняется?

— Я могу говорить о нашем суде. В нашем суде меняется.

Выражаем благодарность Высшему специализированному суду по рассмотрению уголовных и гражданских дел за содействие и помощь в проведении интервью.

—

Надежда Колесникова, Маргарита Тарасова; опубликовано насайте Центра іформації про права людини [4]

Перевод: Аргумент [5]

В тему: