Расстреляны «на общих основаниях». Краткая история этнических немцев в ГУЛАГе

|
Версия для печатиВерсия для печати
Фото:   Влад Милушкин / Медиазона

Примечательно, что в еще существовавшей в те годы АССР Немцев Поволжья были сравнительно невысокие показатели арестованных и убитых во время «немецкой операции»: 1 002 и 567 человек соответственно (для сравнения, в Москве и области арестовали 1 220 человек, в Краснодарском крае — 2 895 человек, а в Украинской ССР — 21 299 человек.

Перед войной

Согласно переписи населения 1926 года, в СССР проживали 1,2 млн этнических немцев. Елена Шмараева напоминает, как народ, больше двухсот лет населявший Поволжье, Сибирь, Украину и Москву, был вдруг объявлен враждебным элементом, подлежащим высылке или уничтожению.

По данным первой Всесоюзной переписи населения, проведенной в 1926 году, немцы составляли около 0,8% национального состава Советского Союза — более 1 млн 200 тысяч человек при общей численности населения чуть более 147 млн человек. Почти половина советских немцев (более 570 тысяч человек) жила в созданной после революции Автономной ССР Немцев Поволжья — на территории площадью около 28 тысяч километров, выделенной из состава дореволюционных Саратовской и Самарской губерний.

Поволжье исторически было местом расселения немцев — еще с середины XVIII века, когда их своими манифестами пригласила поселиться на берегах Волги Екатерина II. Более века немцы сохраняли на территории Российской Империи национальную и религиозную самобытность и при этом пользовались определенными налоговыми и другими послаблениями. В XIX веке начали происходить изменения не в лучшую с точки зрения сторонников автономии сторону: еще при Александре II на немцев распространили всеобщую воинскую повинность, в 1890-е годы началось вмешательство в образовательную политику (обязательное преподавание в школах на русском языке), при Столыпине немцев, как и других «иностранцев», ограничили в земельных правах.

Первая Мировая война сопровождалась выселением немцев из западных областей страны, а также ростом шовинистических настроений и даже погромами. Как и предыдущие неблагоприятные перемены в жизни российских немцев, события военного времени вынудили многих из них уехать за границу. Но еще больше немцев переместилось из центральной части страны в отдаленные: в Сибирь, на Северный Кавказ, на Дальний Восток, из-за чего в этих регионах возникли целые немецкие поселения.

Советская власть решила с немцами сотрудничать: предоставила им автономию, позволив создать отдельную республику, и надеялась на ответную лояльность. Немцы же предпочитали жить изолированно и «советизироваться» не спешили: например, при численности немецкого населения в Западной Сибири более 86 тысяч человек в партии в середине 1920-х годов состояло только 214 человек. Колхозам немцы предпочитали собственные кооперации: артели, концессии, кредитные товарищества и т.п..

Они были очень религиозными и сохраняли прочную связь с Германией: выписывали немецкие газеты, поддерживали отношения с европейскими родственниками, получали материальную помощь от немецких организаций. Немецкая республика была одной из первых в Союзе республик со сплошной грамотностью, преподавание в школах вплоть до начала 30-х годов велось на немецком языке. В городах (как в Поволжье, так и в других регионах страны) немцы работали на профессорско-преподавательских должностях в вузах, на промышленных предприятиях.

Нет «фашистской помощи»

Преследование немцев в СССР по национальному признаку началось даже не с приходом к власти нацистов в Германии, а с момента усиления влияния партии национал-социалистов и ее успеха на президентских выборах в 1932 году. Руководствовались чекисты вышедшим в июле 1932 года циркуляром ОГПУ «О борьбе с разведывательной и вредительско-диверсионной работой немецких фашистов против СССР», акцент в котором делался на борьбе с опасным распространением фашистской пропаганды.

В тему: «Нацмены» на службе СССР: национальные проблемы в Красной армии

Примером такой пропаганды была листовка, написанная депутатом-коммунистом из Германии Геймом, который, воодушевившись идеей социалистического строительства, приехал в СССР и работал на шахте «Американка» на Донбассе, но стал там инвалидом, разочаровался и уехал обратно на родину. Или серия диапозитивов о голоде в СССР, которую передал за границу бывший директор германской концессии «Друзаг» на Северном Кавказе Дитлов. Любые сообщения за границу о голоде, а также просьбы о помощи и получение такой помощи от германских организаций расценивались как распространение «антисоветской клеветнической информации».

В 1933-34 годах многие немцы Поволжья (жители тогдашней автономной Немецкой республики) получали пособия в немецких марках от «Союза зарубежных немцев (Verein fur das Volkstum im Ausland, VDA), организации «Братья в нужде» (Bruder in Not) и других. Валюта переводилась на счет Торгсина (Всесоюзного объединения по торговле с иностранцами), а адресаты помощи получали квитанции, по которым можно было приобрести различные товары в магазинах объединения.

Однако уже в 1934 году «Братья в нужде» и подобные им организации были объявлены антисоветскими, а в прессе началась пропагандистская кампания по борьбе с «фашистской помощью». Газета «Правда» опубликовала письмо немцев из колхоза Ленинфельд, отказавшихся от заграничных денег и осуждающих тех, кто их получает. Подобные обращения появлялись и в других газетах, также публиковались сообщения от имени живущих в Германии немцев о голоде и безработице там, а не в СССР.

Историк Владимир Хаустов, написавший в соавторстве с Леннартом Самуэльсоном книгу «Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 годов», а также ряд статей, посвященных репрессиям в отношении немецкого населения СССР, со ссылкой на Центральный архив ФСБ приводит сведения о четырех тысячах арестованных немцах только в 1934 году — преимущественно по делам о «фашистской помощи».

Изображение: Влад Милушкин / Медиазона

Фашистский словарь и другие террористические организации

В феврале 1935 года в Москве арестовали профессора Московского института новых языков Елизавету Мейер. Немка, дочь пастора, выпускница Лейпцигского университета — по версии НКВД, она являлась главой немецко-фашистской контрреволюционной террористической организации. Вместе с профессором Мейер арестовали многих ее коллег, имеющих немецкие фамилии и связанных с немецким языком, — в первую очередь, составителей Большого немецко-русского словаря. «Изданный под руководством Мейер Большой немецко-русский словарь (в издании которого принимали участие и мы) является контрреволюционно-фашистским. В нем выброшена марксистская терминология, отражающая борьбу и быт пролетариата, стерто всякое понятие о классах и классовой борьбе», — говорилось в протоколе допроса арестованного Александра Габричевского, выдающегося искусствоведа и сына знаменитого бактериолога Георгия Габричевского.

Всего по делу фашистской террористической организации в феврале, марте и апреле 1935 года арестовали 141 человека. Согласно материалам 29-томного уголовного дела, ее ячейки были в Москве, Ленинграде, Крыму, Саратове, Ярославле. Участие в московской ячейке, помимо Мейер и Габричевского, вменялось философу Густаву Шпету, филологам Александру Челпанову, Михаилу Петровскому и Борису Ярхо, юрисконсульту лютеранского церковного совета по фамилии Альтгаузен и не только им: среди арестованных были преподаватели кафедр немецкого языка в МГУ, сотрудники издательств «Советская энциклопедия» и «Academia», Библиотеки иностранной литературы и многие другие.

В качестве фашистской и контрреволюционной деятельности чекисты вменяли в вину ученым, преподавателям и их окружению антисоветские разговоры. «Участники контрреволюционной группы считали, что Советская власть неустойчива, что население СССР, в том числе интеллигенция, в большинстве своем настроена в отношении Советской власти враждебно, что Советская власть держится только благодаря введенному ею беспримерному в истории жесточайшему террору, что метод террора власть направила в первую очередь против интеллигенции», — говорится в протоколе допроса Петровского.

И он, и Габричевский, и большинство других арестованных давали признательные показания и в контрреволюционной деятельности, и в участии в террористической организации, и «изобличали» (то есть давали показания против) профессора Мейер и философа Шпета. В каких обстоятельствах были получены эти признания, доподлинно неизвестно. Известно, что и сама Мейер, и Челпанов, и Альтгаузен, и остальные обвиняемые в конце концов признали себя организаторами и участниками немецко-фашистской контрреволюционно-террористической организации.

Конкретные эпизоды подготовки террористических актов ни группе Мейер, ни последующим фигурантам подобных дел вменять не было необходимости. Достаточным доказательством считались, например, знакомство Мейер и Альтгаузена из лютеранского церковного совета с сотрудниками германского посольства. Профессору вменялось также то, что она была знакома с немецким славистом Максом Фасмером, а значит, подозревалась и в шпионаже.

В июне 1935 года Особое совещание НКВД приговорило Мейер, Челпанова и Альтгаузена к расстрелу, приговор был приведен в исполнение. Остальные получили по несколько лет лагерей и ссылок. Петровский и Шпет в 1937 году, отбывая ссылку в Томске, были снова арестованы и расстреляны. Всех фигурантов этого дела (в некоторых источниках его называют делом «Арийцы») реабилитировали в 1989 году.

Владимир Хаустов в статье «Репрессии против советских немцев до начала массовой операции 1937 года» указывает, что в 1935-36 годах счет раскрытых «террористических организаций» с участием немцев шел на сотни. В декабре 1935 году была осуждена группа из десяти германских шпионов, обвинявшихся в подготовке теракта на Красной площади, среди которых был сотрудник управления Московского метрополитена Вильгельм Бауэр. Следствие завершили за две недели. Участников другой террористической организации, возглавляемой братьями Борисом и Константином Минихом, обвиняли в подготовке теракта против Сталина и приговорили к расстрелу. В Ленинграде раскрыли контрреволюционную организацию из сбежавших с Поволжья немцев-кулаков.

В самой Немецкой республике в Поволжье в 1936 году расследовалось 98 подобных дел, по которым было арестовано более 1 400 человек. Продолжались аресты за получение гуманитарной помощи от «Братьев в нужде» и других организаций, а также за интерес к событиям в Германии и восхваление нацистской партии.

Такое обвинение, в частности, предъявили четверым фигурантам дела «Фашисты»: два сотрудника советского суда, бывший офицер царской армии и бывший меньшевик вели «антисоветские разговоры», а при встрече, согласно материалам следствия, использовали приветствие «Хайль Гитлер». По делу «Друзья» были арестованы 55 человек за активную переписку с бывшим поволжским фабрикантом Генрихом Магелем, уехавшим в Берлин, прослушивание радиопередач и чтение литературы из Германии. Фигурантов дела «Концессионеры» — уволенных после ликвидации опальной концессии «Друзаг» на Северном Кавказе — обвиняли в восхвалении условий труда и его оплаты в гитлеровской Германии, был арестован 31 человек.

Историки также упоминают о преследовании религиозных объединений немцев, как лютеран, так и меннонитов. Кроме того, репрессиям подверглись политические эмигранты, в основном немецкие коммунисты, укрывшиеся в СССР от преследований в Германии. По состоянию на 1 июля 1936 года в Советском Союзе проживало около 6 тысяч германских подданных, из которых статус политэмигранта имели 811 человек. Более 400 из них стали фигурантами дел о шпионаже, терроризме и диверсиях, после чего их выслали в Германию, где, согласно архивам тогдашнего немецкого посольства, их личные дела немедленно требовало гестапо, считая высланных советскими шпионами и агентами.

И тем не менее в эти годы — с 1932-го по 1936 — немцы не были категорией населения, которая преследовалась бы особенно жестоко и массово. Потенциальными «шпионами» и «агентами разведки» наравне с гражданами Германии и этническими немцами считались поляки, японцы, корейцы. По делам о «контрреволюционной деятельности» арестовывали граждан СССР всех национальностей, немецких крестьян раскулачивали точно так же, как русских и украинцев.

Изображение: Влад Милушкин / Медиазона

Заводы и армия без немцев

Аресты и ссылки были не единственным методом борьбы советского руководства с потенциальными шпионами и вредителями. В октябре 1934 года вышло несколько директив Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД, в частности «О борьбе с диверсиями и шпионажем на железнодорожном, водном и автодорожном транспорте» от 10 октября и «О мероприятиях по борьбе с разрушительной деятельностью германской разведки в народном хозяйстве» от 14 октября.

Для бывших немецких граждан и советских людей с немецкими фамилиями они означали увольнение с транспортных, оборонных и многих других предприятий. На предприятиях теперь велся учет сотрудников «опасных» национальностей: поляков, немцев, корейцев, китайцев — а к 1936 году многие из них стали фигурантами дел о «вредительстве в народном хозяйстве». Кстати, Хаустов отмечает, что обвиняемые во вредительстве простые рабочие очень часто не сознавались, что, впрочем, не мешало их осуждать. Например, в Мордовской АССР 96% приговоров было вынесено в отношении несознавшихся «вредителей».

В феврале 1937 года нарком внутренних дел Николай Ежов представил Сталину материалы из Западно-Сибирского управления НКВД о вредительстве иностранцев на шахтах Кузбасса и предложил полностью очистить этот стратегически важный для страны регион от иностранцев. Соответствующее решение Политбюро не заставило себя долго ждать: «Отказать проживающим в Западно-Сибирском крае иностранцам (при продлении вида на жительство) в праве дальнейшего проживания в Западно-Сибирском крае. В первую очередь провести это мероприятие по отношению к германским, японским и польским подданным», — говорилось в принятом 15 марта 1937 года документе.

В тему: Как убивала «красная» Россия. Процедура смертной казни в 1920–1930-х годах. Часть 4

В мае 1935 года украинский нарком НКВД Всеволод Балицкий написал Сталину записку, в которой докладывал об усилении фашистских настроений среди военнослужащих-немцев в Красной Армии: они интересовались событиями в Германии и одобрительно оценивали высказывания Гитлера о растущей мощи немецкого государства. Нарком предлагал перевести военнослужащих-немцев из западных частей внутрь страны и удостоился резолюции Сталина «По-моему, товарищ Балицкий прав».

В том же году особые отделы НКВД начали вести учет военнослужащих-иностранцев и случаи их перевода стали массовыми. «Особо подозрительных» увольняли из армии или репрессировали. В 1938 году вышел приказ наркома обороны Климента Ворошилова об увольнении из Красной Армии военнослужащих всех национальностей, «не входящих в состав Советского Союза», а также родившихся за границей и имеющих там родственников.

Живший в конце 1930-х годов на Украине и окончивший там школу Герхард Вольтер, впоследствии литератор и исследователь истории советских немцев, так вспоминал свои попытки поступить в 1939 и 1940 годах в военное училище: «Тогда, в 40-м, пустели парты моих одноклассников, я же к своему удивлению, дальше медицинских комиссий так и не продвинулся. Прямо о причине моей задержки мне никто не говорил, очевидно, не желая горькой истиной отравить молодую душу. <...>

И вот однажды, в конце 9-го класса, неулыбчивый „сухарь“ Абб, тщетно пытавшийся научить нас немецкому языку, сказал мне наедине: „Не теряйте зря времени, молодой человек. Заканчивайте среднюю школу. Это единственное, что Вам действительно может пригодиться“. Тут я впервые по-настоящему осознал, что значит быть немцем в стране, „где так вольно дышит человек“. Раньше это клеймо преследовало меня и братьев дразнилками типа „немец — перец, колбаса“ или не спровоцированными затрещинами наших сельских забияк. Теперь же я столкнулся с несправедливостью на „взрослом уровне“, когда обида воспринимается с особой болью. Оказаться выброшенным из ряда вон — что может быть более оскорбительно для человека в 17 лет!»

Еще одной заметной акцией середины 1930-х годов стала операция «Коричневая паутина»: в разработке чекистов оказались сотрудники германского посольства и всех германских консульств в СССР. На учет были взяты все без исключения граждане Советского Союза и иностранные подданные, имевшие связь с немецкими дипломатами и сотрудниками консульств. В конце 1936 года перед НКВД уже ставилась задача полной изоляции сотрудников посольства и консульств от советских граждан.

Как стало известно после Великой Отечественной войны из допросов верхушки германской разведки (Абвера) и уцелевших документальных материалов, в действительности заброска шпионов и диверсантов в СССР отнюдь не была массовой: как раз из-за высокой степени изоляции как иностранных посольств, так и любых иностранных организаций от советских граждан.

В частности, тогдашний начальник Абвера Ганс Пиккенброк сообщал на допросах, что среди трудностей, с которыми сталкивалась разведка, были плотный контроль государственной границы, «жесткая опека» всех прибывающих в Союз иностранцев, отсутствие у СССР общей границы с заинтересованными в шпионаже странами. В связи с этим, говорил Пиккенброк, использовались преимущественно легальные способы сбора информации: через посольство и немецкие организации. Готовить нелегальную агентуру, за причастность к которой в СССР судили с середины 1930-х годов, стали готовить в Кенигсберге только накануне войны.

«Всех арестовать»

«Всех немцев из наших военных, полувоенных и химических заводов, на электростанциях и строительствах, во всех областях, всех арестовать», — с этой короткой записки Иосифа Сталина, приложенной к протоколу заседания Политбюро от 20 июля 1937 года, началась так называемая немецкая кампания — волна массовых арестов немцев в СССР (как иностранных подданных, так и советских граждан).

Исследователи ГУЛАГа Никита Охотин и Арсений Рогинский в своей статье так описывают эту судьбоносную для советских немцев записку: «В автографе поражает гипертрофированная агрессия стиля: на крохотном блокнотном листе, едва вмещающем размашистый почерк вождя, одиннадцать раз встречается буква Х — большой, бросающийся в глаза, косой перечеркивающий крест. Показательно и то, что Сталин трижды употребляет форму всех (единожды — с подчеркиванием)».

Детализацией операции занимался нарком Ежов: 25 июля 1937 года за его подписью вышел приказ № 00439 «Об операции по репрессированию германских подданных, подозреваемых в шпионаже против СССР». «Начиная с 29 июля сего года приступить к арестам всех установленных вами германских подданных, работающих на военных заводах и на заводах, имеющих оборонные цеха, железнодорожном транспорте, а также уволенных с этих заводов», — говорилось во втором пункте приказа. Выполнить аресты предписывалось в пятидневный срок. Всех сотрудников прочих предприятий, сохранивших германское подданство, требовалось переписать и направить данные Ежову «для решения вопроса об аресте».

Рогинский и Охотин приводят данные о подвергшихся репрессиям в эти первые пять дней: 340 человек, из них 130 в Москве и Московской области. В течение августа дополнительно было арестовано еще 132 человека. Речь идет только о гражданах Германии, подчеркивают исследователи. Всего в 1937-38 годах было арестовано от 750 до 820 немецких граждан — каждый пятый из проживавших в СССР в то время.

На первый взгляд, масштаб репрессий не сравним с делами «врагов народа» и их ближайших родственников, а также польской и харбинской операциями. Но стоит обратить внимание на еще один пункт того же приказа: «Вновь выявляемых в процессе следствия германских агентов-шпионов, диверсантов и террористов, как из числа советских граждан, так и подданных других государств, немедленно арестовывать, независимо от места их работы». Это указание позволило причислять к шпионам и диверсантам носителей немецкой фамилии или имеющих контакты с немецкими подданными. На них распространялся новый, введенный приказом № 00485 о «польской операции», порядок осуждения — «альбомный», позволявший решать судьбу арестованных не индивидуально, а по спискам.

«Работники управлений НКВД на местах по окончании следствия составляли справки на каждого арестованного с предложением о приговоре (расстрел или заключение в лагерь на 5–10 лет), справки, скомплектованные в специальный список („альбом“), подписывали, поддерживая или корректируя предложенные меры, начальник УНКВД и местный прокурор, затем альбом направлялся в Москву, где окончательное решение выносили нарком внутренних дел и прокурор СССР (Ежов и Вышинский). Приговоры исполнялись по возвращении альбомов в местные УНКВД», — пишут исследователи «Мемориала». По данным на 16 ноября 1937 года в «альбомном» порядке в рамках «немецкой операции» было осуждено 2 536 человек, а к 15 декабря того же года — уже 5 805 человек.

Каких бы то ни было сводных архивных данных о том, кого именно репрессировали по «немецкой» линии, не существует, но поиски в региональных архивах позволяют составить представление о категориях арестованных. Помимо уже упомянутых в приказах НКВД бывших сотрудников оборонных и стратегически важных предприятий, а также консульских и дипломатических работников, арестам подверглись бывшие немецкие военнопленные — солдаты и офицеры Первой мировой войны. В феврале 1938 года начальник Горьковского УНКВД Иван Лаврушин докладывал Ежову об аресте 441 бывшего военнопленного, каждый из которых якобы получил в плену «специальные задания диверсионного и повстанческого характера». В апреле 1938 года на заводе в Перми арестовали 150 рабочих, которые прошли через немецкий плен, они были объявлены немецкими шпионами.

В Киеве чекисты взялись за аресты военнопленных с таким рвением, что Ежов на встрече с руководящим составом НКВД УССР был вынужден провести разъяснительную работу, что брать надо все-таки не всех подряд: «Мы должны выявлять, учитывать, разрабатывать и репрессировать не всякого военнопленного, а таких, которые содержались либо в специально создававшихся иностранными разведками лагерях для пленных — украинцев, татар и других, и, следовательно, обработанных разведкой; либо таких, которые сохраняют с заграницей связь, что дает основание подозревать в шпионаже; бывших военнопленных, проявляющих себя антисоветски, что может являться результатом его работы по заданиям разведки и т. п.».

Вслед за арестованными за шпионаж и контрреволюцию советскими немцами или предполагаемыми германскими агентами репрессировали и их близких родственников — речь идет о печально известном приказе НКВД № 00486 об арестах жен «изменников родины». Тех, кто к 1937 году уже находился в лагере как немецкий шпион, ждала «высшая мера наказания» или новые 8-10 лет лагерей: на этих заключенных распространялся оперативный приказ Ежова № 00447, содержавший директивы о расстрелах и назначении новых сроков «антисоветским элементам», репрессированным ранее, — с количественным планом на расстрелы по регионам.

Изображение: Влад Милушкин / Медиазона

Историки отмечают, что даже приблизительно установить число оказавшихся в тюрьмах и лагерях советских немцев, а тем более выделить из этого количества данные о расстрелянных чрезвычайно трудно.

Во-первых, немцев репрессировали не только в ходе национальных операций, но и, что называется, на общих основаниях: как кулаков, троцкистов, врагов народа.

Во-вторых, по «немецкой линии» арестам подверглись не только этнические немцы или обладатели немецких фамилий, но и русские, латыши, украинцы и многие другие. «Основываясь на весьма разноречивых данных из статистических отчетов и ведомственной переписки, рискнем предположить, что всего за 1937–1938 годы было осуждено 69–73 тысячи немцев, из них примерно 40–41 тысяча по национальным операциям, 20–22 тысячи „тройками“ по „кулацкой“ операции, остальные — Особым совещанием при НКВД и судебными органами», — пишут Охотин и Рогинский.

Число расстрелянных в ходе «немецкой операции» — более 40 тысяч человек. Немцы, по разным данным, составляли от 73% до 76% от этого числа — то есть около 30 тысяч человек.

Примечательно, что в еще существовавшей в те годы АССР Немцев Поволжья были сравнительно невысокие показатели арестованных и убитых во время «немецкой операции»: 1 002 и 567 человек соответственно (для сравнения, в Москве и области арестовали 1 220 человек, в Краснодарском крае — 2 895 человек, в Украинской ССР — 21 299 человек).

«Этот факт вполне сообразуется со сталинско-ежовской логикой 1937–1938 годов: АССР НП — зафиксированное Конституцией СССР образование, поэтому немцы, постоянно живущие там, в отличие от немцев во всех других местах их компактного проживания, — „свои“, принадлежащие к „советской“, а не „иностранной“ национальности», — пишут Рогинский и Охотин. В доказательство своей гипотезы историки «Мемориала» также приводят тот факт, что на немцев Поволжья не распространялся уже упоминавшийся запрет на призыв в Красную Армию, выпущенный в 1938 году. Но уже через два месяца после начала Великой Отечественной войны немцы Поволжской республики были депортированы в полном составе.

Елена Шмараева, опубликовано в издании Медиазона


В тему:


Читайте «Аргумент» в Facebook и Twitter

Если вы заметили ошибку, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter.

Система Orphus

Новини

20:58
Грузія демократична не здається: сьогодні 83-й день протестів
20:45
В Києві відбулася панахида на честь Героїв Небесної Сотні
20:40
ЄС готує зброю Україні на суму до €10 мільярдів – ЗМІ
20:35
Генштаб змінив трьох комбригів на Курахівському напрямку
20:13
Франція скликає уже другий саміт щодо безпеки Європи
20:09
Держдума рф ратифікувала "оборонний" договір із Білорусією, який втягує її у війну з Україною
20:00
У середу трохи сніжитиме на заході та півночі України
19:06
Не кращі за комуністів: "завдяки" малокультурній владі майже втрачена пам'ятка архітектури національного значення - Церква Різдва на Полтавщині
19:00
Там, де при владі відповідальні люди, а не брехлива, аморальна гопота: Фінляндія та Швеція скликали термінові наради парламентів щодо України
18:54
Жодна країна світу не допомагала Україні на початку повномасштабного вторгнення РФ, - про це заявив Зеленський, який брехав про неможливість вже очевидного нападу РФ

Підписка на канал

Важливо

ЯК ВЕСТИ ПАРТИЗАНСЬКУ ВІЙНУ НА ТИМЧАСОВО ОКУПОВАНИХ ТЕРИТОРІЯХ

Міністерство оборони закликало громадян вести партизанську боротьбу і спалювати тилові колони забезпечення з продовольством і боєприпасами на тимчасово окупованих російськими військами територіях.

Як вести партизанську війну на тимчасово окупованих територіях

© 2011 «АРГУМЕНТ»
Републікація матеріалів: для інтернет-видань обов'язковим є пряме гіперпосилання, для друкованих видань – за запитом через електронну пошту.Посилання або гіперпосилання повинні бути розташовані при використанні тексту - на початку використовуваної інформації, при використанні графічної інформації - безпосередньо під об'єктом запозичення.. При републікації в електронних виданнях у кожному разі використання вставляти гіперпосилання на головну сторінку сайту argumentua.com та на сторінку розміщення відповідного матеріалу. За будь-якого використання матеріалів не допускається зміна оригінального тексту. Скорочення або перекомпонування частин матеріалу допускається, але тільки в тій мірі, якою це не призводить до спотворення його сенсу.
Редакція не несе відповідальності за достовірність рекламних оголошень, розміщених на сайті, а також за вміст веб-сайтів, на які дано гіперпосилання. 
Контакт:  [email protected]