«У следствия есть имена ФСБшников, находившихся в Киеве во время расстрелов на Майдане»

Версия для печати

Во второй части интервью речь пошла о главных делах Департамента спецрасследований. Сергей Горбатюк комментирует участие россиян в преступлениях Майдана, рассказывает о показаниях Надежды Савченко, освещает ход рассмотрения дел Небесной сотни в судах, а также называет нардепов, которые действительно занимаются этим расследованием.

«Часть судей хотят избежать дел Майдана»

Первую часть интервью с начальником Департамента специальных расследований Генеральной прокуратуры Сергеем Горбатюком можно прочитать в публикации Сергей Горбатюк В меня более чем достаточно документов для увольнения генпрокурора. В ней чиновник рассказал о непростых отношениях с генпрокурором Юрием Луценко. Горбатюк жалуется, что шеф ГПУ и его заместители препятствуют расследованием «дел Майдана» и преступлений чиновников Януковиче, и уверяет, что доказательств этого саботажа у него накопилось уже столько, что хватило бы и для отставки команды Луценко.

Во второй части интервью речь пошла о главных делах Департамента спецрасследований. Горбатюк комментирует участие россиян в преступлениях Майдана, рассказывает о показаниях Надежды Савченко, освещает ход рассмотрения дел Небесной сотни в судах, а также называет нардепов, которые действительно занимаются этим расследованием. К слову, в этом перечне нет ни казака Гаврилюка, ни Владимира Парасюка.

В тему: Лживая «реформа» ГПУ

— Надежда Савченко трижды приходила на допросы по делам Майдана в ваш департамент. Во время третьего допроса говорилось о Пашинском: она заявляла в СМИ, что видела, как он раздавал снайперам оружие. Происходит ли какая-то проверка этих обвинений?

— Ее показания связаны с событиями утра 20 февраля 2014 года и пребыванием там Пашинского. Но если в СМИ были категорические утверждения о заведении снайперов и их инструктаж, то в показаниях это уже не фактаж, а предположение: «если он там был, то я предполагаю, что ...». То есть в протоколе допроса это не звучало: именно с такими формулировками — о раздаче оружия. Детали я не могу рассказывать. Все, о чем она сказала, проверяется.

— Вы лично общались с Савченко?

— Да.

— Только в департаменте?

— Да. И получил от нее книгу с дарственной подписью (улыбается).

— Вы как-то сказали, что во многих событиях на Майдане есть российский след. Есть ли у вас убедительные доказательства участия российских подразделений, снайперов?

— Данных о том, что какое-то конкретное физическое лицо, имеющее отношение к российским спецслужбам или хотя бы гражданин РФ с определенными профессиональными навыками, участвовал в активных силовых действиях, был с оружием, нет. В то же время есть четкое представление, что представители ФСБ, администрации российского президента неоднократно приезжали, собирали информацию и консультировали относительно того, как реагировать на массовые беспорядки. Однако, по этому поводу не составлялись документы. Соответственно, разобраться, какие конкретно действия оно совершали, как их оценивать, насколько эти консультации привели к эскалации, к преступлениям, можно после допроса тех, кто с ними контактировал. Высшее руководство — руководитель СБУ времен Януковича, его заместитель, еще несколько человек из определенных департаментов — сбежали. Конечно, свидетелями также являются представители нижних звеньев СБУ, которые принимали участие в совещаниях. Но помощи в этом плане, свидетельств крайне мало.

— Неужели в коридорах СБУ, других структур безопасности нет видеонаблюдения? Почему не удалось обнаружить записи этих людей, их разговоров?

— Если говорить об оперативных записях, то без уголовного производства такие действия являются незаконными.

— Но по крайней мере на входе в ведомство есть камеры?

— Да конечно. Какая-то часть записей изымалась. Мы располагаем информацией, какие именно лица приезжали.

— То есть у вас есть имена «ФСБешников»?

— Да, имена есть. Эти люди идентифицированы, есть подтверждение пересечения ими границы. Но чем именно эти люди занимались, к чему они побуждали — это как раз та работа, которая проводится. Однако, повторюсь, очень мало помощи от тех, кто контактировал с ними тогда. Кроме того, большая часть документов была уничтожена в период с 19 по 22 февраля (2014 года — А).

— Как так получилось, что бывшие «беркутовцы», которые разгоняли Майдан, смогли массово выехать за границу — в основном в Россию? Можно ли было не дать им уйти?

— Было несколько волн таких выездов. Массовым можно назвать то, что произошло 23 февраля 2014 года — нами зафиксирована бегство на восток более 20 человек. Но в течение недели-двух большинство из них вернулись в Киев. Они либо решили, что для них здесь нет опасности, или же кто-то их в этом заверил. Тогда из 20 не вернулись где-то 5-7 человек. Вторая волна отъездов пришлась на июль 2014-го, тогда выехали еще пятеро. Накануне планировались следственные действия по ним. В феврале 2015 года выехали еще двое, которые, к сожалению, смогли убежать непосредственно во время проведения следственных действий по их задержанию.

Этот вопрос процедуры. Можно задерживать, только если доказательств достаточно для вручения подозрения. Идентифицировать их было трудно, потому что все были в масках, шлемах. Друг на друга они свидетельств практически не дают. Поэтому задержания происходили только тогда, когда было собрано достаточно доказательств, но и это местами не помогало. К примеру, тот же Садовник (экс-командир Беркута Дмитрий Садовник, бежавший в РФ и уже даже получивший там гражданство,- «Главком»), который был задержан, арестован. Ему в то время инкриминировалось 39 убийств, а судья счел возможным изменить ему меру пресечения, используя среди прочего формулировки, что Садовник «имеет постоянное место жительства», безупречную репутацию и соответствующие характеристики из МВД. Через 2,5 года Апелляционный суд Киева освобождает двух «беркутовцев», которым инкриминировались три убийства и 33 огнестрельные ранения, совершенные 18 февраля (2014 года — А), один из них вообще остался без меры пресечения. То есть формально суд не установил никаких ограничений. И это как раз в тот момент, когда по результатам огромной работы мы направили дело в суд, а следовательно, не могли принимать любые меры вне рамок судебного заседания.

— То есть, если на этапе до объявления подозрения человек узнает о расследовании в отношении него, он может спокойно уехать?

— Да. Действующий УПК позволяет задерживать человека без решения суда только непосредственно после совершения преступления. По таким формулировкам, уже и через час задерживать — незаконно, не говоря о дне, месяце или годе.

— Почему суды массово возвращают в Генпрокуратуру обвинительные акты в отношении преступлений против участников Революции достоинства?

— Действительно, возвратов было немало. Лишь в двух случаях мы согласились, что недостатки наши, и быстро их устранили. В большинстве случаев судьи находят основания из-за неконкретно прописанных требований в УПК. В основном Апелляционный суд соглашается с нашими обжалованиями и возвращает обвинительные акты назад к рассмотрению судьям. Бывает, конечно, и наоборот. Логика ясна. Мы, по материалам следствия, говорим, что, например, «беркутовцы» не самостоятельно принимали решения о совершении того или иного преступления, а выполняли приказ. Соответственно, указываем, от кого они тот приказ получили, указываем всех руководителей в системе МВД, СБУ и, например, экс-президента. Конечно, все они сбежали. Судьи говорят: в таком случае прокуроры или должны обеспечить доставку всех указанных лиц в суд, или лица, которые отдавали приказ, не должны фигурировать в подозрении. Но мы с этим не согласны, потому что это нарушение право на защиту, когда от подозреваемого скрываются данные тех, кто по доказанной версии следствия отдавал приказ ...

В большинстве случаев, процентов 60, за всем этим (необоснованным возвращением обвинительных актов, безосновательными самоотводами, затягиванием рассмотрения), по моему мнению, стоит нежелание рассматривать такие дела. Судьи, такое впечатление, выискивают поводы для отказа. Даже понимая, что Апелляционный суд потом отменит решение о возвращении обвинительного акта, они такое решение принимают, так как уже не эти судьи будут рассматривать дело.

— Почему судьи не хотят браться за дела Майдана?

— Никто не признается. Можно предположить, что часть судей хочет избежать таких дел, так как, мол, сейчас привлекают к ответственности судей, которые выносили решения по чувствительным вопросам при Януковиче, а сменится власть — и нас будут судить. Кто-то просто не хочет резонанса и работать под общественным давлением. Кроме того, надо учитывать, что сегодня из 9,5 тыс. судей в Украине работают 5,5 — 6,0 тыс. На них — огромная нагрузка. И есть судьи, которые действительно в разумные сроки организуют рассмотрение.

В тему: Конфликт НАБУ и САП с властью: что нужно знать

— Оппоненты обвиняют вас в отсутствии расследования трех тысяч уголовных производств в отношении преступлений против участников Революции достоинства.

— Это манипуляции. В общем в настоящее время расследуются более 3500 случаев. Даже самое сейчас происходит активизация поданных заявлений от пострадавших — еженедельно приходят новые заявления о признании потерпевшими. Практически за каждым эпизодом событий есть сообщения о подозрениях и направлены в суд обвинительные акты. В общем сообщено о подозрении 423 лицам, по 254 обвинительные акты направлены в суд.

— Кто из народных депутатов до сих пор реально занимается делами Майдана?

— Первый, кто приходит в голову, Игорь Луценко (член фракции «Батькивщина» — «Главком»). Кроме того, что он стал жертвой. В общем интересуется и на судебные заседания ходит. Следователи и прокуроры говорят, что получают от него помощь и поддержку. Татьяна Чорновил («Народный фронт» — «Главком») — также потерпевшая, дает показания и необходимую помощь как сторона в рамках своего производства. Вообще запросы о состоянии расследования поступают от многих депутатов, хотя подавляющее количество запросов касается дел бывших чиновников, а не майдановцев. Виктор Чумак регулярно спрашивает, Егор Соболев.

— А как же те, кто попал в Раду именно благодаря Майдану: Парасюк, Гаврилюк?

— Расследование дела Гаврилюка закончилось еще в 2014 году. Он тогда принял участие — и все. Парасюка мы несколько раз приглашали дать показания, но он не приходит. Хотя обещает. А вот Юрий Мирошниченко (Опоблок — «Главком») так и не пришел.

— Парубий приходил?

— Приходил. Вообще-то большинство фигурантов участников тех событий, которые сейчас являются нардепами, приходили. Но особой заинтересованности нет, помочь тоже не предлагали. Приятное впечатление составила Татьяна Слюз: она сама мне позвонила: «Вы меня не вызываете, а я была свидетелем многих событий и могу быть полезной». Предоставляла материалы, находила людей. Но такие случаи редки.

Часто, особенно в годовщины трагических событий, люди говорят: «я был свидетелем, много знаю, а ГПУ меня не вызывает». Поэтому если вы были свидетелями, что-то хотите донести, то прийти и рассказать — ваша прямая обязанность. Мы же не можем заглянуть в голову и узнать, о чем вам известно. Конечно, участие многих было известно, и это наша обязанность — вызвать и допросить, и есть, к сожалению, случаи длительного промедления с допросом свидетелей. Но важна и личная инициатива тех, кто был свидетелем преступлений. Им надо появиться к следователю.

— Вопрос о Гаврилюке был не случайным. В интервью «Главкому» он рассказывал, что его жена пишет книгу о событиях на Майдане, основанную на рассказах участников Революции. Наверное, у него должна быть какая-то информация.

— Нет, он ничего не предлагал.

Сергей Горбатюк

«Черная бухгалтерия Партии регионов»: ни одного дела нет в суде

—  «Амбарная книга Януковича». Это название объединяет много дел — сколько следователей над ними работает?

— «Черная бухгалтерия Партии регионов» — составная часть расследования деятельности преступной организации. Это доказательства того, как лица, которые объединились в преступную группировку, влияли на судебную систему, Верховную Раду, СМИ, правоохранительную систему, на все сферы государственной и общественной жизни, чтобы достигать своих противоправных целей. Расследованием всех дел этой группировки занимается все наше управление, все следователи и все прокуроры. Каждый имеет для работы конкретные эпизоды. Следователи, работающие с делами «черной бухгалтерии», работают и над другими производствами. Если говорить о количестве следователей, занимающихся исключительно «черной бухгалтерией», то у нас такой один.

— Сколько дел «черной бухгалтерии» сейчас направлено в суд?

— В настоящее время ни одно. Мы сообщили о подозрении братьям Калюжным, объявили их в розыск. Это было в октябре прошлого года, а уже 20 ноября (2017 года, — «Главком») начались вот эти мытарства с перебрасыванием руководством ГПУ этого дела и многих других в отношении бывших высокопоставленных чиновников от нас в НАБУ и обратно.

— Авторитетное американское издание The New York Times писало, что наша Генпрокуратура любезно отложила в долгий ящик «дело Манафорта» в обмен на американские «Джавелин» ...

— О «Джавелин» ничего не знаю. А несколько дел, где фигурирует Манафорт, действительно по воле руководства ГПУ с ноября 2017 года расследовались. Сегодня, после статьи в New York Times, поручение на расследование этих дел вcе же выдано руководством нашим следователям. То есть препятствия с 5 мая устранены.

Государственное бюро расследований: бюро еще нет, а проблемы уже есть

— Относительно Государственного бюро расследований. Юристы имеют несколько трактовок момента начала работы ГБР. Это важно, потому что именно эта дата дает возможность в будущем обжаловать в Европейском суде приговоры наших судов.

— Сразу можно сказать, что назначение руководителя и его заместителей не может трактоваться как момент начала работы Бюро.

Здесь есть два момента: первое — вступление в силу закона о ГБР, 1 марта 2016 года. Вероятно, адвокаты могут и эту дату трактовать как момент прекращения деятельности следователей прокуратуры, исходя из требований п.9 Переходных положений Конституции Украины, которые действовали в то время. А значит, вся их деятельность после этого дня может быть признана в ЕСПЧ безосновательной. Указанная норма определяла, что следователи прокуратуры теряют функцию досудебного расследования с момента вступления в действие законов, регламентирующих деятельность других соответствующих правоохранительных органов. Кстати, Высший специализированный суд дал разъяснение по этому поводу, которое, правда, никто не подписал. Оно было просто размещено на сайте. Сказали, что следователи прокуратуры могут дальше работать. Работаем.

Вторая дата — 20 ноября 2017 года. Законодатель сказал, что следователи прокуратуры выполняют свои полномочия до начала деятельности ГБР, но, во всяком случае, не позднее пяти лет с момента вступления в действие Уголовно-процессуального Кодекса. Он вступил в действие 20 ноября 2012 года. Хотя ГБР до сих пор не начало своей деятельности, но пять лет прошли, и по этой логике, 20 ноября прошлого года следователи прокуратуры потеряли полномочия.

Однозначно — наши следователи потеряли полномочия по регистрации производств и по расследованию новых производств, зарегистрированных после 20 ноября. В то же время весной прошлого года были приняты изменения в УПК о том, что следователи прокуратуры после 20 ноября 2017 года имеют право еще в течение двух лет завершать уголовные производства, созданные следователями прокуратуры. Опять же, трактовка двойственная, потому что у нас есть производства, начатые полицией, СБУ. Вопрос: имеем ли мы право их расследовать? Сейчас мы обнаруживаем дополнительные эпизоды, связанные со старыми событиями, а зарегистрировать их не можем. Что делать: передавать в полицию, которая будет расследовать с чистого листа по-новому (еще и в отношении своих коллег), что мы уже расследуем четыре года? Это бред.

Третье — трактовка начала деятельности ГБР. То есть получается, что при продлении срока полномочий прокуроров на два года — до 20 ноября 2019 года — возникает противоречие с пунктом 9 Переходных положений Конституции. Законодатели его переписали, когда принимали изменения в Конституцию Украины в рамках судебной реформы. Теперь формулировка в нем «прокуратура продолжает выполнять в соответствии с действующими законами функцию досудебного расследования до начала функционирования органов, которым законом будут переданы соответствующие функции». Но КПК все же говорит, что на два года продлено. Мы вроде можем продолжать, однако могут найтись адвокаты, которые станут убеждать Европейский суд по правам человека: говорить, что нормы Конституции — нормы прямого действия, которые должны трактоваться как основания прекращения полномочий досудебного следствия у следователей прокуратуры. Зачем создавать такие основания? Давайте примем ясные и четкие законы, которые урегулируют этот вопрос. Однако Рада не хочет: так сказать, нате вам очередную «законодательную мину».

Начало деятельности ГБР фиксируется с момента публикации объявления директором Бюро в газете «Урядовый курьер». Публиковать это объявление он вправе тогда, когда, согласно постановления Кабинета министров, штат ГБР будет сформирован более чем на 50 или 60%. Да, глава ГБР Труба заявлял, что они будут стараться начать работу в сентябре 2018 года. Однако смогут ли до тех пор могут набрать нужное количество работников и начать работу — вопрос.

— То есть, сейчас это пустые слова?

— Я не знаю ситуацию изнутри и так утверждать не могу. Это план действий: пытаться успеть.

Сергей Горбатюк

«На „поправки Лозового“ в Раде голоса нашлись, а на качественные изменения — нет»

— Вы часто говорите о законодательных «бомбах»: об отсутствии переходного периода ГБР, о поправке Лозового. Какие еще «бомбы» заложены?

— Например, внесение в противоправный способ в мае 2014 года изменений в Уголовный кодекс, согласно которым «существенным вредом» и «тяжелыми последствиями» в результате превышения полномочий правоохранителями (ст. 365 УК) может считаться только материальный ущерб определенного размера. Следствием этих изменений может стать закрытие производств или вынесение оправдательных приговоров «Беркуту», которые применяли насилие и наносили телесные повреждения майдановцам, однако при этом не вызвали значительный материальный ущерб. Такие случаи, пусть и по другим событиям, но уже есть. Кроме того, эти изменения в закон могут привести к существенному уменьшению наказания правоохранителям в случае квалификации действий по статьям раздела II УК Украины «Преступления против жизни и здоровья человека».

Вообще очень много проблем этот КПК содержит. Точечно их нельзя устранить. Например, приобретение статуса подозреваемого и избрание меры пресечения в отношении разыскиваемого. Интерпол прошлого года снял с розыска 16 высокопоставленных лиц. Согласно Уставу Международной организации уголовной полицииИнтерпола, «подозреваемый — это лицо, в отношении которого есть только версия, что оно может быть причастно». Объявлять же в розыск они могут только «обвиняемого», не «подозреваемого». У нас, кстати, раньше в законодательстве использовался термин «обвиняемый», однако с 2012 года мы используем термин «подозреваемый». Они говорят, что наше законодательство в этой части не совершенно. Мы им разъясняли, что в нашем законодательстве «подозреваемый» — это то же, что у них «обвиняемый», так что суть та же: когда собрано достаточно доказательств, изобличающих лицо в совершении преступления. Кстати, долгое время Интерпол не замечал различие в формулировках, пока адвокаты «наших» подозреваемых им на это не указали.

Другой момент — у нас есть решение о задержании и доставке. Когда человек в розыске, то суд, чтобы рассмотреть постановление об аресте, выдает постановление о задержании и доставке. Интерпол (и многие страны) говорит, что такое решение не могут исполнять. Потому что в международных конвенциях есть понятие «ордер на арест», а постановление на задержание и доставку — это не ордер на арест. Наш «изобретатель»-законодатель принял, что арест в отношении разыскиваемого выбирается тогда, когда он объявлен в международный розыск. И большинство судов следуют практике, что объявленный в международный розыск — это тогда, когда он введен в базы Интерпола. Когда мы берем справку, что этот человек в базах Интерпола, то тогда суд дает определение о содержании под стражей в отношении разыскиваемого лица. А Интерпол говорит: «Не смейте! Вы не имеете права пребывание лица в наших базах использовать как основание для решения о содержании под стражей». Логично.

Изменения в этих вопросах нужны, но их нет.

Если говорить о КПК, то важны изменения в статью 208 УПК, о которой я выше упоминал, о возможности задержать лицо не только в случае только что совершенного преступления. Именно по насильственным, очевидным преступлениям. Мы присоединились к рабочей группы ГПУ, которая разработала и направила эти и многие другие важные предложения в Верховную Раду, но ... на «поправки Лозового» у них голоса нашлись, а на действительно качественные комплексные изменения голосов и желания нет.

Далее — закон о доступе к судебным решениям. Существует уголовная ответственность за разглашение данных досудебного расследования. А закон о доступе к ним обязывает публиковать все решения следственных судов в открытом доступе.

— Значит, можно раскрывать то, что нельзя?

— Да! То, что нельзя до завершения следствия разглашать, они публикуют. Некоторые журналисты нашли для себя способ получения интересной информации о расследовании. А в этих документах следователи приводят детали досудебного расследования, выдвинутые версии, просят о возможности изъять документы, телефонию. И чтобы убедить следственного судью разрешить, следователи вынуждены выкладывать максимум информации, потому что если следователь не докажет, что ему это надо перед судом, то КПК обязывает следственного судью отказать. Соответственно, такая информация в общем доступе несет огромный вред — все это видят журналисты и распространяют. А главное — адвокаты и подозреваемые имеют возможность спокойно ознакомиться с «тайной следствия» и выстраивать защиту, в том числе (есть и такие «защитники»!) путем уничтожения документов или влияния на свидетелей.

Относительно вручения уведомления о подозрении: законодатель говорит, что подозреваемый — это тот, кому вручено соответствующее сообщение. То есть возникает ситуация, когда в отношении лица собрали достаточные данные, изобличающие его в причастности к преступлению. И кто-то должен бегать за лицом, чтобы вручить уведомление. А кто же очень хочет становиться подозреваемым? И привод применить нельзя, так как лицо уже и не свидетель, но еще и не подозреваемый. Подозреваемые часто пользуются этим, придумывая различные причины неявки. Если же, например, лицо не явилось, лично подозрение ему не вручили, а направили по почте, а оно почту не получало (часто умышленно), то ... оно не является подозреваемым. И некоторые суды действительно пишут решение: «нет доказательств относительно того, что человек что-то получил. Соответственно, он не является подозреваемым».

В тему: Парад доброчестности: рокировка в ГПУ названа люстрация

Многие вопросы также к УПК в части вещественных доказательств, изъятия документов, ареста имущества и вообще возможностей раскрытия преступления. Главный посыл изменений в УПК таков: чем больше будет разрешений для следователя от следственного судьи и чем больше будет запретов следователю, тем больше будет законности и справедливости. Но этого не происходит. К примеру, могу сказать: и разрешений на обыски выдается, и самих обысков проводится, вероятно, в 100 раз больше (не побоюсь этой цифры), чем когда их санкционировал прокурор.

— В самом деле?

— Раньше, когда прокурор имел такие полномочия, незаконное задержание, незаконный арест и незаконный обыск — это было самое страшное для прокурора. И прокурор района лично нес ответственность за незаконный обыск, потому что он подписывал разрешение. Так как ему могли и выговор дать и даже снять с должности, если будет установлено, что разрешение на обыск предоставлено с нарушением требований УПК. Сегодняпроисходит в десятки раз больше обысков, и — немало незаконных. А ответственности за это практически нет, потому что, во-первых, она размывается между задействованными в этом процессе оперативником, следователем, прокурором и следственным судьей. А во-вторых, надлежащего реагирования на это нет. И это я говорю не для того, что вернуть право на санкцию обыска прокурору, а к тому, что требуется изменение подходов к регулированию этих процедур, поскольку судебный контроль за досудебным следствием в настоящее время не обеспечивает уменьшение нарушений, а с другой стороны, он часто является реальным тормозом расследования.

В то же время законодатель почему-то думает, что чем больше он наложит ограничений и запретов во время досудебного расследования, то нарушения прекратятся. (Кто бы наложил запрет на принятие ими антиконституционных и местами просто абсурдных законов).

Так, в рамках так называемой идеи «маски-шоу стоп» сейчас обязали, чтобы обыски проходили с видеозаписью; следователей обязали три часа ждать, пока адвокат лица, у которого производится обыск, не приедет. Сама по себе идея видеозаписи не является плохой, но перед введением закона обеспечьте следователей необходимой техникой, а не по принципу «это уже их проблемы». Далее — если видеозапись не применялся, то доказательство признается недопустимым. Это же техника, она может не сработать, повредиться. И получается странная ситуация: когда в присутствии понятых изымается оружие (нож с кровью, пистолет и т.п.), а протокол не легитимен, потому что видео нет. Законодатели говорят, что их цель — прекратить незаконные обыски (вывоз во время обыска техники, кражи денег, ценностей). Так вопрос в том, что тот, кто нацелен на кражи и другие нарушения, возьмет для вида видеокамеру, ничего не будет записывать или без нее придет на обыск и украдет. А следователь который получит важные доказательства при обыске, в случае отсутствия по техническим причинам видеозаписи (даже если это происходило в присутствии понятых), должен рассчитывать только на согласие подозреваемого и его защитника о признании такого обыска в силе. Как вы думаете, часто ли такое согласие будет предоставлено?

Сергей Горбатюк

— А вот известный российский адвокат Илья Новиков говорил «Главкому», что в Украине один из самых европейских, наиболее правильных КПК.

— Во-первых он с ним не работает, потому что он практикует в РФ. Во-вторых, в этом Кодексе если и есть отдельные положительные новеллы и отдельные идеи, то в комплексе с огромным количеством недостатков и противоречий он не обеспечивает защиты человека от преступлений, и в том числе от незаконных действий правоохранителей.

Законодатель и не скрывал, указав в статье 2 УПК Украины, что основной задачей является защита прав участников процесса, а уже потом обеспечения быстрого, полного и беспристрастного расследования и судебного разбирательства. Иными словами, главное — не нарушить права подозреваемого, а раскрытие преступления это, выходит, второстепенное. Я за баланс, когда главное — преступление раскрывается, но и права не нарушаются.

Действительно, в УПК есть нормы, которые могут свидетельствовать об обеспечении прав подозреваемого. Существует и немало предохранителей по привлечению невиновного, но заведомо невиновных, условно говоря, до 10%. А 90% — это те, кто реально подозревается в совершении преступления. С точки зрения человека, защиты невиновного, КПК, вероятно, полезен. Но с точки зрения потерпевшего и с точки зрения государства, которое принимает на себя обязанность обеспечить раскрытие преступления, мы этого не достигаем часто именно из-за несовершенных процедур.

Огромная «мина» — «поправки Лозового», это целенаправленное желание с помощью ряда новых процедур свести на нет любое уголовное производство, даже по тяжелейшему преступлению, а преступнику уйти от ответственности. Я считаю, законодательные изменения и способ, которым они принимались, это действия тех, кто хочет избежать уголовной ответственности для себя или своих знакомых, политических партнеров или по чьей-то просьбе с помощью незаконных манипуляций, чтобы не участвовать в законном и соревновательном процессе. Но они при этом не задумываются, что одновременно с этим дают возможность уничтожить любое уголовное производство по всей Украине, независимо от общественной опасности совершенного деяния. И это уже похоже на частный, а не государственный законодательный орган, потому что в таких законах нет ничего общего с содержанием и направленностью деятельности государства, что предусмотрено статьей 3 Конституции Украины, а именно: человек, его жизнь и здоровье, честь и достоинство, неприкосновенность и безопасность признаются в Украине наивысшей социальной ценностью.

—

Наталья Сокирчук, Станислав Груздев (фото); опубликовано в издании Главком

Перевод: Аргумент

В тему:

• Как Юрий Луценко играл в политику в ГПУ и что из этого вышло
• «Для порядочного человека уже стало позором сказать, что я работаю в прокуратуре»
• Гастроли Юрия Луценко: тупо и глупо
• 1-м замом Луценко стал ставленник «Народного фронта» по результатам торга
• Луценко уже обещает посадить собутыльника
• Гастроли Юрия Луценко. Часть 2: сменщик Шокина