В плену у ДНР: рассказ освобожденного волонтера

|
Версия для печатиВерсия для печати
Фото:

«Волосы поджигали, кричали постоянно и били... Я весь в крови был. Один из них приложил пистолет ко лбу Ивана — я это боковым зрением заметил, но не видел, что он отвел его в сторону и выстрелил. А потом этот парень мне в лоб пистолет тычет... Потом вдруг бежит к командиру и кричит: «Это какие-то разведчики, потому что они не обоссались.»

47-летний Геннадий Кроча визуально напоминает доктора Айболита: добрые глаза из-под очков, неторопливые движения и желание отправиться на помощь. Но Геннадий не врач, а простой мелкий предприниматель из Умани, который последние несколько месяцев ничего общего с зарабатыванием денег не имеет.

Он — волонтер, которых сейчас в Украине сотни. Геннадий собирает в разных местах через знакомых посылки для бойцов и отвозит их на передовую. Однако Кроче не повезло — он прочувствовал на себе «риски» этой работы. В буквальном смысле слов «прочувствовал на себе»: 1 августа он попал в руки ДНРовцев в Марьинке.

За три недели плена — сначала в Донецком СБУ, далее в Шахтерске — мужчина несколько раз мысленно прощался с жизнью, клал в карман записку для родных и постоянно продумывал план побега, хотя понимал, что это нереально. Он был освобожден из плена 24 августа.

...На свободе Кроча успел отдохнуть, синяки на теле зажили. И только долгое шрам на переносице (след от приклада) и боль в почках напоминают о событиях августа.

Но мужчина не унывает и снова планирует вылазку на передовую. Хотя и признается, что после всего пережитого ему уже больше хочется в армию.

«Я ехал вместе с Иваном Кривенко в батальон «Луганск-1». Ивану 57, он — архитектор, мне 47, я — предприниматель. В этом батальоне служат много наших давних знакомых с Майдана, мы везли им гуманитарку. А еще нам передали посылку для одного бойца в Гранитном — его коллеги по работе собрали все, что нужно: бронежилет, каска, налокотники, сигареты и 5 аптечек.

Поэтому после «Луганск-1» мы ехали в Гранитное через Красноармейск. Было темно, решили заночевать — и по новостям услышали, что Донецк взяли в кольцо, Марьинка наша. Мой напарник говорит: «Я там все знаю, поедем через Марьинку».

Так мы и поехали. Ровная дорога, никаких блокпостов все 70 километров от Красноармейска до Марьинки. Первый же блокпост с дороги не заметен — он на подъеме. И флаг на нем не видно, разве что со стороны Донецка. По пути — автобусы с надписями «Дети». Мы заезжаем на блокпост, подходит военный, поворачивается и мы видим ... георгиевскую ленту.

На моей машине — синий Ford Transit, на котором я весь Майдан проездил, дрова возил и не только — наклейки. С одной стороны «Самооборона Майдана», украинский флаг посередине, а еще «Путлер капут», ну и, Янукович в виде собаки.

И тут нас начали дубасить битами, автоматами, ногами, кулаками!.. Били сильно — куда попадали. Я немного разбираюсь в этом, поэтому могу сказать, что били непрофессионально. Они дикие, много ненависти, но не умеют этого делать.

Кричали, что мы корректировщики авиаогня. Они не знают, что корректировщики с флагами на вражескую территорию не заезжают. Начали сразу маяки искать в машине, кричали: «С кем ты должен связаться?»

Мы раньше принимали участие в акции, и в машине были шесты для транспаранта. Они говорят: это для того, чтобы крепить некий сигнал и самолетам показывать!

Потом нашли таблетки от желудка. Капсулы — половина черная, другая красная. «Правый сектор!» — кричат. Нашли у меня 50 чилийских купюр, я их в документах возил. Уже и не помню, откуда они у меня были, но они увидели, и говорят: это пароль! С кем ты должен был выйти на связь?!

На эту машину набросились так, будто стаду обезьян бросили косметичку: снимали сидения, срывали обшивку.

Мы попали к местным. Били преимущественно молодые ребята лет 20-30. Старшие ходили вокруг и смотрели. Видимо, им было неловко нас бить — все же мы люди пожилые.

Волосы поджигали, кричали постоянно и били... Я весь в крови был. Один из них приложил пистолет ко лбу Ивана — я это боковым зрением заметил, но не видел, что он отвел его в сторону и выстрелил.

А потом этот парень мне в лоб пистолет тычет, а второй — автомат в висок. Потом вдруг бежит к командиру и кричит: «Это какие-то разведчики, потому что они не обоссались». Кто-то в такой ситуации, видно, обписялся, а мы не знали, что надо так сделать. Если бы знали, могли бы закосить под «нормальных» (смеется).

Дальше командир вызвал местное «телевидение», приехал парень такой худой с косичкой. Расспрашивал нас: «Вы авианаводчики? Что здесь происходит?» Я говорю: война, разве не видно? А он мне: «Ну, это АТО». Я говорю — нет, это война настоящая. Потому что это так и есть.

У меня тогда все время голова болела — слишком много ударов по голове. Она до сих пор болит, поэтому я не все помню, о чем еще он нас спрашивал.

Затем он уехал, а нас в инкассаторской машине перевезли в Донецкое СБУ.

Нас поставили в коридоре СБУ к стене, били по почкам, куда придется. Здесь вообще просто подходили и били — уже даже при входе в СБУ. Видно, если ты уже здесь, значит, можно дубасить.

Сразу спросили, откуда мы. У меня прописка уманская, у Ивана — одесская. И это немного смягчило гнев — местных расценивают как предателей. Рассказывали, что в них действует какой-то «указ» от 24 июля 1941 года. Я так и не понял, почему и как так. Там время остановилось, что-то взяли из прошлого, что-то — из современности, и в этом живут. То у них было православное шествие, песни пели, я слышал из камеры.

Больше всего ненавидят добровольческие батальоны. Нацгвардию называют нациками. А всех остальных — «укроп», ну и «Правый сектор». Откуда я знаю? У нас в камере было два армейца. Так они рассказывали, что отношение к ним снисходительнее, мол, ты не сам ушел, а призвали.

Перед тем как попали в «Луганск 1», заехали в Харьков в лагерь беженцев. Его начальница Елена подарила нам украинский флаг на древке. Мы собирались его к машине прицепить. Но они нашли. Машину оставили на блокпосту, а весь «компромат» — флаг, записки, блокноты — собрали и передали в СБУ.

В начале допроса в Донецке на пол бросили украинский флаг и начали об него ноги вытирать, скакать и говорить: «На этом флаге кровь». А потом сказали: «На колени!» — и начали бить по ногам. Я потом поднимал Ивана, потому что он не мог сам подняться. Потом его забрали в другую комнату, со мной говорил бывший «беркутовец». Ивану попался более сознательный, начал извиняться за то, что его избили.

Меня допрашивал бывший «беркутовец», хотя это, скорее, было избиение с криками, а не допрос. Этот «беркут» начал сразу говорить: «Сейчас тебя отдадим на площадь женщинам на растерзание. Тем, чьих детей ваши убили». У них в представлении все так: если что сорвалось, то это точно против них украинцы сделали. Но на площадь нас не выводили, иначе я не знаю, что было бы...

Мне начали говорить: «Ну, где ты здесь видишь чеченцев и русских?» Я молчал — потому что я мог сказать? Я вот тут вижу донецких, но у меня нет полной картинки, я не знаю, что там еще было.

Повсюду рассказывали историю о ребенке из Славянска: то его расстреляли, то прибили гвоздями к доске. И они в это верят. Вы не представляете, как они в это верят!..

Вот, «беркутовец» рассказывал, что наши СМИ все врут. Показывал кадры, где четверо-пятеро их бойцов в Василькове на улице кофе пьют. А в прессе сообщили, что это водка была.

Еще рассказывали, что у них такие сроки заключения: 5 суток, 15 суток и расстрел. Что происходит на 16-й день? Или они нас так запугивали?.. Не знаю.

Показывали видео, мол, смотрите, какие у нас ребята воюют. А там малолетки по 15 лет командирами отделений.

Спрашивали, куда мы возим помощь. Я говорю — в «Луганск 1». Решил не врать, потому что не известно, что там Иван говорит. Лучше уж правду. Говорю: «Они не воюют, сидят пока». Это сейчас они воюют, а тогда действительно все было так.

«Беркутовец» при мне набирает в интернете «Луганск 1» — и появляются фашистские знаки. Я не понимаю, в чем тут дело, но и на Фейсбуке, и всюду — в полях поиска высвечиваются не знак или «Луганск 1», а что это — фашистские нацики.

Рассказывали: все, вашим капец, поднимается Херсон, Одесса. Скоро наши будут в Киеве. Я понимаю, что это блеф. Затем я написал объяснительную на имя Стрелкова.

Потом пришел еще один ДНРовец, весь такой в экипировке, баллистических очках. Смотрит на мой блокнот и говорит: «Да-да, это пароли». А потом: «Все нормально, это была проверка, ты ее прошел!» Я уже понял, что мы не туда заехали, зачем этот цирк?

Далее отправили в камеру. Мы были в девятой, и там точно есть таких 9 комнат. Наша была где-то на 12 квадратных метров, всего в ней — 14 человек. Когда мы ложились, рядом было только место, чтобы обувь поставить. Картонки, два матраса и двери, которые раньше откуда-то привезли. Среди однокамерников двое — захвачены в аэропорту, один ополченец — он где-то напился, и его забрали. Ночью кто-то всю ночь кричал. Кто и почему — не знаю, просто слышал крики.

Я эти дни в камере голодал (у меня есть опыт, раньше так делал). Ну и что там было особенно есть? Грамм 100-150 каши на человека и одна буханка на всех.

Мне было не понятно, куда бежать. Я все время об этом думал. Так мы жили три дня, а дальше нас погрузили в машины и отправили в Шахтерск.

Сказали — рыть окопы. Роешь-роешь, а там — камень. Переходишь рыть в другое место. Хотя окопы на самом деле были не нужны. Ну, представьте местность: поле, за ним в километрах трех — дома. И вот с пятого этажа все видно. Если человек сидит в окопе, он ждет, пока противник пробежит эти три километра, при этом, что сверху еще все и простреливается, и тут этот человек из окопа выскакивает... Цирк да и только.

В городе пусто. В 5-этажке, например, живет два человека. Это была такая территория в пределах полукилометра, поделенная на какие-то сектора. И вот, различные отделения охраняли эти сектора. Мы могли ходить по этому условному сектору, его охраняли 30 человек.

Там, в Шахтерске, с нами были очень разные ребята. Один, например, шел в ополченцы — хотел воевать. Ему сказали, приходи позже. Пацан отошел на метров семьдесят, его просто догнали и бросили в машину.

Был еще один — взяли за то, что имел при себе фонарик. Он ему для работы нужен был, но его связали, потому что решили, что фонарь — для подачи сигналов авианаводчикам.

Когда мы рыли окопы, они приходили и «садились на уши». Может, это было так задумано, ибо, вот Иван уже говорит, что они хорошие ребята... Приходили и говорили, что они в Донецке получали хорошие зарплаты. Хотя большинство из этих тридцати, как мне показалось — из Славянска.

А еще каждый из них рассказывает, что «лично видел», как скорая помощь вывозила органы людей, или БТР с медицинскими знаками, и что за нас воюют американцы, поляки. Черт знает что.

А еще — что у них здесь очень ценная земля. Они все по-разному, но повторяют одно и то же. Мол, у нас тут сланцевый газ, уран, мы себе заживем ого-го. Ну и, история о мальчике из Славянска — ее по-разному повторяют все.

Они настолько зазомбированы, что я не знаю, что может их убедить в обратном, вот просто не представляю.

Нас эти 5 суток держали в окопах. Режим такой: вырыли, а потом — давай в другом месте покопаем. У них актуален советский слоган: «Труд искупает вину».

Когда копали окопы, нам давали хлеб, иногда мивину. У них было много сигарет и жвачек — разбомбили какой-то магазин, и все это прямо на простыне на земле лежало. Когда нам нечего было есть, мы подходили и спрашивали: «У вас есть какие-нибудь продукты?» Не успел ничего спросить, а они сразу — на тебе сигареты.

Но там были покинутые хозяйственные огороды, и мы что-то на них себе находили.

Среди ополченцев были более или менее вменяемые, человек десять. Я их называю православными: все с бородами, ходили с крестами, но все с автоматами. Все. В форме, бородатые. Но эти — не бухали, не курили и не матерились постоянно.

Мне показалось, что большинство из этих 30-ти не воевали. Они были в Славянске, но у них не было опыта контактного боя. Один из них рассказывал, что стрелял. Куда попал, не знает, но стрелял. В Шахтерске они каждую ночь стреляли. Приезжает машина, слышу — выстрел, потом опять машина поехала, слышу — опять выстрел. Из гражданских районов снова стреляют.

Первые дни они всю ночь пускали автоматную очередь. Днем стреляют куда попало. То полетел самолет, его уже и не видно, а они стреляют... Голубей постреляли, делать-то им нечего.

В подвале бегали крысы, мы попросили у местных свечу и жгли ее всю ночь. За все это время мы были в трех разных подвалах.

В Шахтерске мы были 18 дней. Потом нас погрузили в авто и привезли обратно в СБУ.

Бросили в камеру — это был бывший архив. Там стеллажи в шесть этажей. Я посчитал нары, там было где-то людей 70 Они выбросили архивные документы и в эту камеру нас привезли.

Я написал своим родным записку и положил в карман — до последнего не думал, что мы останемся в живых. Нас проще было где-то здесь закопать, чем везти куда-то.

Все говорили, что сейчас будет амнистия. Начали понемножку вечером выпускать задержанных, и как раз привезли этих ребят — военных, которых вы на параде видели. Их вечером привезли. Мы шли по коридору, а они там стояли.

Ивану нашли его телефон, он начал всем нашим звонить. У нас же все деньги забрали. Но мы нашли в Донецке людей, которые дали нам деньги, чтобы мы уехали, Ивана переодели.

...До нашего освобождения было так страшно, я уже несколько раз прощался с жизнью, что привык к этой мысли. А потом, когда выяснилось, что все не так страшно, думаешь: о, так может, и машину забрать?

Я на ней во время Майдана возил дрова. Потом мы через знакомых собирали вещи для армии и доставляли в АТО. Машину нам не вернули, и сейчас мы ищем какую-то машину.

У нас на одну поездку все собрано — гуманитарка. В Петровцах, часть на Левом берегу. Мы и в прошлый раз так ехали. Здесь загружаем часть гуманитарки, затем — в Лубнах, потом заезжаем в Полтаву — там есть Саша, у него ноги парализованы, я не знаю, как он это делает, но он находит вещи, продукты. 5-6 коробок мы от него всегда везем. И уже оттуда полностью загруженными едем в Луганск.

Не страшно ли мне снова туда ехать? Нет, ну чего бояться, всякое бывает. Главное — не слушать спикеров АТО, ехать по маршруту, который дают сами бойцы батальона. Они знают, какие города наши, а в какие кто-то просто забежал на час...

Галина Титыш, опубликовано в издании  Украинская правда

Перевод: Аргумент


В тему:


Читайте «Аргумент» в Facebook и Twitter

Если вы заметили ошибку, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter.

Система Orphus

Підписка на канал

Важливо

ЯК ВЕСТИ ПАРТИЗАНСЬКУ ВІЙНУ НА ТИМЧАСОВО ОКУПОВАНИХ ТЕРИТОРІЯХ

Міністр оборони Олексій Резніков закликав громадян вести партизанську боротьбу і спалювати тилові колони забезпечення з продовольством і боєприпасами на тимчасово окупованих російськими військами територіях. .

Як вести партизанську війну на тимчасово окупованих територіях

© 2011 «АРГУМЕНТ»
Републікація матеріалів: для інтернет-видань обов'язковим є пряме гіперпосилання, для друкованих видань – за запитом через електронну пошту.Посилання або гіперпосилання повинні бути розташовані при використанні тексту - на початку використовуваної інформації, при використанні графічної інформації - безпосередньо під об'єктом запозичення.. При републікації в електронних виданнях у кожному разі використання вставляти гіперпосилання на головну сторінку сайту argumentua.com та на сторінку розміщення відповідного матеріалу. За будь-якого використання матеріалів не допускається зміна оригінального тексту. Скорочення або перекомпонування частин матеріалу допускається, але тільки в тій мірі, якою це не призводить до спотворення його сенсу.
Редакція не несе відповідальності за достовірність рекламних оголошень, розміщених на сайті, а також за вміст веб-сайтів, на які дано гіперпосилання. 
Контакт:  [email protected]