Майк Йогансен: талантливый писатель и верный друг

1.00

Нет

… Арестованный 18 августа 1937 года Харьковским областным управлением НКВД, позже перевезенный в Киев, он содержался в Лукьяновской тюрьме. А после казни его тело, как и тела многих розстрелянных в Киеве во времена сталинского террора, ночью привезли на тайный спецучасток НКВД УССР в Быковнянском лесу... Каким современники запомнили творца, расстрелянного НКВД.

По народным поверьям, когда человек умирает вплотную к дате рождения, то значит, что он выполнил свое предназначение на земле, завершил цикл преобразований, саморазвития и накопления нужного опыта.

Однако вряд ли подобные представления касаются тех, кого безжалостно вырвала из этого мира не болезнь или несчастный случай, а злая воля большевистской власти. Несправедливо, даже, более того - преступно, что талантливый писатель, переводчик, сценарист, лингвист Майк (Михаил) Йохансен в 41-летнем возрасте должен был подводить черту под прожитым и свершенным.

Однако есть символическое совпадение дат - 28 октября он отмечал бы день рождения, а 27 октября в 1937 году его расстреляли в Киеве по приговору выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР.

Только на несколько дней Михаил Гервасиевич пережил своих литературных побратимов - Михайла Семенко, Андрея Михайлюка, Мыколу Скубу, расстрелянных 24 октября, Анатолия Патяка, уничтоженного 25 октября ...

Лимиты на расстрелы постоянно увеличивались

В кровавые 1937-38 года органы НКВД [2] унесли жизни десятков тысяч украинских граждан, выполняя установленные в Москве так называемые лимиты по I категории.

За этой формулировкой скрывалось большевистское «новшество» - если ранее планы и цифры применялись в народном хозяйстве, то теперь выписывались четкие лимиты на расстрел, которые, к тому же, постоянно увеличивались.

Масштабная спецоперация по «репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», основанная приказом НКВД № 00447, затронула все слои населения - от крестьян и рабочих до представителей элиты.

Поколение художников, которое ярко проявило себя в 1920-1930-х годах, а впоследствии было уничтожено сталинским режимом, вошло в историю украинской культуры под названием «расстрелянного возрождения».

И можно разве представить, какой бы стала современная украинская литература, чтобы не оборвалась насльственно эта цепочка поколений, чтобы Майк Йохансен и его коллеги по перу успели проработать темы, заявленные в произведениях, продолжить свои творческие эксперименты, развить начатые литературные жанры и направления?

Последний путь Майка Йогансена был дорогой в прямом смысле этого слова. Арестованный 18 августа 1937 года Харьковским областным управлением НКВД [3], впоследствии перевезенный в Киев, он содержался в Лукьяновской тюрьме.

А после казни его тело, как и тела многих розстрелянных в Киеве во времена сталинского террора, ночью привезли на тайный спецучасток НКВД УССР [4] в Быковнянском лесу, где и похоронили в одной из братских могил.

«... Разрисованные синяками и кровавыми пятнами ...»

Между арестом и протоколом первого допроса, того, хранящейся в ОГА СБУ в архивно-уголовном деле писателя, прошло почти два месяца.

Можно только догадываться, под каким психологическим и физическим давлением находился Майк Йохансен, ведь пытки, избиения, шантаж стали в тот период традиционной практикой для сотрудников советских репрессивных органов.

Кроме того, высшее партийное руководство СССР позволило применять методы физического воздействия против так называемых «врагов народа».

В тему: Шифротелеграмма Сталина 1939 года, разрешавшая пытки НКВД: а все-таки она была! [5]

Что тогда творилось в Лукьяновской тюрьме, можем прочитать в книге ее уцелевшего арестанта М. Приходько «На роздоріжжях смерти»:

«Иначе тюрьма жила по ночам. Начиная с 11-х ночи и до 2-х за полночь, брали людей на допросы или куда-то - безвозвратно.

Пыточная работала на полных парах. Очень редко обходилось без вызовов.

На рассвете или уже после того, как совсем рассвело, возвращались люди с допросов, и часто мы не узнавали их - так они были разрисованы синяками и кровавыми пятнами.

Часто бывало, что человек после допроса «штурпаки» волокли за руки или ноги по коридору и, как куль, бросали в камеру.

Бывало и так, что человека вызывали на допросы без перерыва в течение нескольких десятков дней.

От избиения и без сна человек приходил в состояние отупевшего безумия. И, наконец, сломленный, подписывал любые легенды следователя».

Поэтому не удивительно, что протокол допроса от 16 октября 1937 года выглядит как заранее согласованный текст; как текст, содержащий нужные следователю показания Майка Йогансена в том, что он является активным участником контрреволюционной организации.

В тему: «Горькая мать» и навязанное братство [6]

Однако высокий интеллект писателя позволил даже в безнадежной ситуации оставлять показания, важные для нашего понимания литературной жизни того времени.

Хотя, очевидно, для следователей это было дополнительным доказательством его «националистических взглядов».

В частности, Майк Йохансен свидетельствует, что «при советской власти пишущему правдиво не позволяют печататься, а создают благоприятные условия для бездарей, пишущих под диктовку», что, по его убеждению, «украинская культура подавляется, а украинцам не дают развивать украинскую культуру».

И действительно, на смену бурным и ярким 1920 годам, когда художники могли писать обо всем, что хотели, когда украинское писательство взорвалось множеством талантов, книг, журналов, объединений, дискуссий, пришли мрачные 1930-е.

Партийные и репрессивные органы берут писателей под жесткий контроль - усиливается цензура, поощряется написание клеветы и разгромных критических статей.

В 1932-м появляется постановление ЦК ВКП(б) [7] «О перестройке литературно-художественных организаций», после которой почти все литературные объединения прекращают свое существование.

С целью контроля за действиями и словами художников, их компактно размещают (в Харькове - в дом «Слово», в Киеве - «Ролит»), а в литературную среду внедряют секретных сотрудников НКВД и платных провокаторов.

Пытался обезопасить друзей

Читать протоколы допросов расстрелянных писателей трудно, так как понимаешь, что большинство из них, даже самых стойких, следователи НКВД [8] ломали, заставляли лжесвидетельствовать, самооговаривать, называть нужные фамилии, потому что таким образом дело из единичного случая разрасталось до мифических террористических, националистических, контрреволюционных организаций.

Но и при таких обстоятельствах Майк Йохансен пытался, насколько возможно, обезопасить ближний круг друзей.

Потому что среди тех, кто якобы подпитывал его «националистические взгляды», вспоминал писателей, которым уже не мог повредить - Мыколу Хвылевого, совершившего самоубийство в 1933-м, Олеся Досвитнього, расстрелянного в 1934-м, Михайла Ялового, Олексу Слисаренко, Остапа Вишню, Григория Эпика, отбывающих наказание в лагерях системы ГУЛАГ [9].

В то же время он утверждал на допросе, что «посадили невиновных людей, Остап Вишня вообще не террорист», что «аресты украинских писателей - Пилипенко, Остапа Вишни и др. - являются результатом растерянности и бессилия руководства партии и Советской власти».

Майк Йохансен, по воспоминаниям современников, имел блестящее чувство юмора. Большой шутник, он притягивал к себе молодежь, мистифицировал автобиографические сведения, любил и умел интересно рассказывать о самых разных вещах.

Легендой уже стал его выигрыш на бильярде у Владимира Маяковского. Создается впечатление, что юмор и тонкая ирония не оставляли писателя и в тюрьме.

Потому что как иначе объяснить такое его свидетельство: «Выполняя намеченные пути контрреволюционной деятельности, я в своих литературных трудах протаскивал контрреволюционные концепции, а именно: в моей книге «Як будується оповідання», во вступительной статье к этой книге написал, что искусство для пролетариата не требуется. Оно необходимо только для отмирающих классов, а пролетариат в этом не нуждается. Далее в той же книге трактуется пропагандистская работа в рабочем классе».

И это автор говорит о книге, ставшей бестселлером, написанной как сплошной юмористический текст, как остроумная улыбка над графоманами!

В тему: Дело «Спiлки визволяня України» (СВУ): как была выбита подлинная элита нашей страны [10]

Увлечение Майка Йогансена охотой также стало поводом для обвинений.

Несмотря на то, что он имел разрешение на проведение охоты, факт наличия в квартире оружия позволил чекистам сделать из интеллектуала, знатока десятка иностранных языков - «террориста», который должен был выполнить «террористический акт против партии и правительства».

Еще один допрос 17 октября 1937 года, который проходил с «продолжением», очная ставка - и сотрудники НКВД подготовили обвинительное заключение.

Очевидно, признания самого Майка Йогансена было мало для сурового наказания, поэтому к делу приобщили выдержки из свидетельств и допросов Сергея Ефремова аж за 1929 год, Мыколы Сулимы за 1931-й с фразой «мне не пришлось влиять на Йогансена» и Григория Эпика за 1935 год.

Никаких других доказательств по делу об инкриминируемых абсурдных обвинениях по статьям «54-8 - за совершение террористических актов» и «54-11 - за участие в контрреволюционной организации» нет.

Что, в конце концов, тоже соответствует общей картине сталинского беззакония и пренебрежения положениями советского законодательства.

Судебное заседание по делу писателя, утвердившего расстрельный приговор, состоялось в закрытом формате, без привлечения стороны защиты или стороны обвинения, без вызова свидетелей.

Эхо выстрела, убившего Майка Йогансена, философа, любителя путешествий и жизни, донеслось до Сандармоха (Карелия), где 27 октября 1937 года начались массовые расстрелы так называемого «Соловецкого этапа» - заключенных Соловецкой тюрьмы особого назначения, из которых 290 были - украинцы.

* При подготовке публикации было использовано материалы отраслевого государственного архива СБУ.

—

Тетяна Шептицька, опубликовано в газете Україна молода [11]

Перевод: Аргумент [12]

В тему: