Как это было, как это было?! Представить себе невозможно. Закрываю глаза, вижу: утро, рассвет. Я бужу ребенка, не знаю, чей он, кто он.

Я говорю ему: пора идти в школу. Он хочет спать, он просит: я еще посплю. Нет-нет, — говорю я, — пора идти в школу, сегодня праздник, сегодня торжественная линейка, сегодня все будут вместе, сегодня будут цветы, конфеты и много-много хорошего. Он встает, он надевает штанишки, курточку, он берет свой ранец и мы идем...

Кто он, этот мальчик? Я не знаю. Я даже не знаю, кто я? Это мне снится, это сон. Мы приходим в школу, мы приходим в школу, мы приходим в школу... И тут начинается... что начинается? Я не могу понять. Я смотрю: какие-то странные люди, зверские люди, с абсолютно людоедскими лицами. Они загоняют этого мальчика в школу... Но кто он, этот мальчик? Как его зовут?

Может быть, его зовут Ванечка, может быть, Автандил, может быть, Арсен, может быть, Армен... Я не знаю. Этот мальчик, и еще десятки таких же мальчиков, и с ними десятки девочек, и их родители, их учителя... Я смотрю со стороны. Я не там, это сон.

И начинается безумие: выстрелы, крики, стоны. И это продолжается долго, целую вечность.

Шло время... Кто-нибудь помнит про это? Кто-нибудь вспомнил этого мальчика в коротких штанишках, в синей курточке, с маленьким черненьким ранцем? Я его помню. Он смотрит на меня со стены этой школы в Беслане. Он смотрит на меня и говорит: «Тетя, помогите! Я хочу жить». Рядом с ним девочка: Клара, Джила, Джима? Она молит: «Пожалуйста, пожалуйста, не уходите, помогите мне!»

А я иду дальше.

Мальчик, девочка, девочка, мальчик, женщина, учитель, подросток... И все они кричат и молят, чтобы я остановилась, помогла им выйти на воздух, выйти на волю, выйти в жизнь... Это портреты погибших, это портреты мертвых, это портреты тех, кто никогда мне ничего не скажет. Ни мне, ни миру. Впрочем, нет. Миру они говорят. Мир их помнит, мир их знает, а должен знать каждого. Должен знать по минутам, как это все было, тогда, в Беслане, 3-его сентября, 10 лет назад. Мир молчит? Мир не помнит? Нет-нет, мы ему напомним и расскажем снова, по минутам и секундам.

«Что делать?» — спрошу я мир. Мир смотрит на меня с умилением и удивлением. Почему с умилением? Потому что не понимает, что я от него хочу. Он сочувствует мне, но не знает, что делать дальше. А я знаю. Мы должны объединиться. Мы не должны ни на кого наступать, никому мешать, не должны претендовать ни на какие территории, города и села. Мы должны жить каждый в своем доме, любить свой дом, уважать свой дом. Никто не имеет права ворваться в наш дом, нарушить его тишину, отнять у наших детей их детство, их будущее и будущее их детей. И дальше, дальше, дальше... Потому что это долго, жизнь наша долгая, даже когда мы просто умираем, не потому что нас убили, расстреляли или сожгли, жизнь все равно долгая: потому что она в наших детях, наших внуках и правнуках. Она в наших мечтах, нашей вере в то, что все может стать лучше, светлее, радостнее.

В этой маленькой статье я обращаюсь к тем, кто прочтет... Не знаю, прочтет ли... Но если хоть один, хоть два, то прошу их: остановитесь, перестаньте ненавидеть, научитесь любить, защищать свою честь, своё достоинство! Не ищите врагов, ищите друзей.

Пожалуйста, помните этих детей, которые смотрят на вас со стены школы № 1 в Беслане. Они просят вас: задержитесь в любви.

—

Алла Гербер, публицист, президент фонда «Холокост», опубликовано в юлоге автора на Радио Эхо Москвы [2] 

В тему:

• Войны не будет, но будет такая борьба за мир, что все кровью умоются [3]
• Терроризм на экспорт: «Славная» компания... [4]
• Правозащитник Сергей Ковалев: «Для произвола все готово...» [5]
• Армия России. Самая страшная армия в истории человечества [6]