«Куда вас отвезти? Так, чтоб усрались, или так, чтобы нормально было?» — бросает с ходу крепкий мужчина. Под два метра ростом, седая щетина. — Покажем только то, что можно показать. Уже за Луганское заезжать не будем, потому что машину просто расхерячат». Как живут на передовой под Дебальцево

На фото: Украинские военные с 26 февраля начали отвод тяжелого вооружения от линии соприкосновения на участке возле оккупированного российскими наемниками Дебальцево [2] Донецкой области. В соответствии с договоренностями в Минске, тяжелую технику отводят на 35 километров от фронта. Противник днем также отводит свое вооружение, но ночью возвращает обратно на передовые позиции — маневрирует перед наблюдателями ОБСЕ. Фото: REUTERS

Навстречу несется раскрашенный под камуфляж старый Opel Frontera. Еще издалека видно, что вместо номерных знаков — «ПТН ПНХ». Стоим на перекрестке трассы Харьков — Ростов-на-Дону, за прифронтовым Артемовском Донецкой области. Слева — дорога на Краматорск, справа — на Дебальцево. Последний украинский блокпост — в 10 километрах от него, в поселке Луганское. Туда, на передовую, нас и должен отвезти этот Opel. Машина внезапно тормозит.

— Куда вас отвезти? Так, чтоб усрались, или так, чтобы нормально было? — бросает с ходу крепкий мужчина. Под два метра ростом, седая щетина.

Из машины выходят боец батальона «Горынь» с позывным «Школьник» и еще двое в камуфляже, с автоматами Калашникова на плечах. За два часа до этого по телефону договорились, что покажут нам передовую. «Школьник» соглашается только потому, что мы — земляки: родом из одного городка на Ровенщине.

— Бронежилеты и каски есть? — спрашивает.

В тему: Дебальцево. Место самых жестоких боев [3]

Отрицательно качаем головой. Бойцы прыснули от смеха. Еще с минуту расспрашивают, осматривают с ног до головы и в конце концовсоглашаются взять с собой.

— Покажем только то, что можно показать. Уже за Луганское заезжать не будем, потому что машину просто расхерячат, — говорит «Школьник», открывая заднюю дверь авто.

Устраиваемся на заднее сиденье. Между передними торчат два автомата Калашникова — дулами прямо на нас.

— Да не выстрелит, — успокаивает, заметив, как мы съежились.

До Дебальцево из Артемовска — 40 километров. Дорога сейчас под контролем украинской армии. Но могут обстрелять в любой момент. Поэтому Opel мчится — так легче избежать обстрела.

В километре или два от Артемовска — первый блокпост. Проверяют несколько гражданских машин. «Школьник» приветствует водительским жестом, поднимая руку от руля. Проезжаем без проверки, виляя между бетонными плитами. Сразу за постом — колонна с тяжелым вооружением. Его отводят от Дебальцево, согласно договоренностям в Минске.

— Если до этих переговоров здесь стреляли каждую минуту, то теперь каждый час-два, — говорит «Школьник». — Бьют артиллерией. Пехота не идет к нам, боится. Работая внаглую, не стесняясь. Могут ночью. Им плевать, в какое время, и плевать — в кого.

Дорога разбита минами и военной техникой, поэтому машина то и дело вскакивает в ямы. Серой пылью от асфальта покрыты даже деревья на обочине. Кое-где в поле видны противотанковые ежи. Вдоль дороги валяются трупы собак, хвостовики и осколки от мин, гильзы от крупнокалиберных патронов. Навстречу ни одной гражданской машины, только БМП, танки и КамАЗы. Один везет полное кузово каркасов обгоревших машин.

— Металлолом вывозят от гражданских машин, — объясняет «Школьник». — Наши их собирают — дорогу освобождают. Сепарам пофиг было, кого валить. Немало здесь гражданских на дороге погибло. Поэтому сюда больше никто не едет, разве что камикадзе. Чем дальше — тем в бОльшую задницу въезжаем. Обстрел может начаться в любую секунду. Но мы за вас отвечаем: взяли — значит назад привезем.

Минут 5 едем молча.

«Школьник» поворачивает направо — в поле: едем к позициям батальона «Горынь». Авто скачет по ямам, машина внезапно наклоняется то вправо, то влево. За полем виден лес — «зеленка»: там уже враг.

Съезжаем в небольшую ложбину. Это одна из передовых позиций «Горыни». Здесь стоят несколько единиц вкопанной техники, пару старых разрисованных под камуфляж легковушек, автобус.

— Все машины, которые у нас есть, ремонтируем за свой ​​счет. Вот получим зарплату и сбрасываемся. Но зарплата у нас такая, что при этом курсе даже не знаю, получает хоть кто-то по 100 долларов, или нет, — смеется «Школьник». — Можете все здесь смотреть, только не поднимайтесь на холмы — потому что снайперы работают. А поля заминированы, поэтому никуда не ходите. Мы-то уже свыклись. Может, мозги атрофировались — не знаю. Впрочем, плевать на все, живем одним днём.

Проходим мимо четырехметровую яму — здесь будет блиндаж. Его выкопали четыре бойца лопатами за несколько часов. В палатке после ночного дежурства спят солдаты. Далее «столовая»: под небом стоит стол и с десяток школьных стульев. На столе — пару банок компота, банки консервированных помидоров, хлеб, сало. Кто-то перекусывает. Вдруг стрекочет автоматная очередь. Пригибаемся и замираем. Взгляд ищет какое-то укрытие, куда можно забежать.

— Не бойтесь, это идет прострелка, — похлопывает по плечу один из военных. — Там снайперы их сидят в «зеленке». Вот мы и простреливаем, чтобы не смогли сделать себе лежку. Они по нам бьют, и мы им нервы утюжим. Если начнется обстрел, то прыгайте в любую яму. Это здесь единственное спасение.

Садимся в Opel и едем на другие позиции.

— Наша задача — вывезти вас отсюда до сумерек, — говорит «Школьник». — Мы-то сутками ездим, заезжаем в их тылы, шухер им наводим. Поэтому и машины побиты. Ночью ездим без включенных фар, потому что расфигачат. Уже научились в темноте.

Переезжаем полуразрушенный мост. За ним, за следующим холмом, предпоследняя позиция украинских военных. Издали развевается сине-желтый флаг. По обе стороны видны окопы, блиндажи и пару единиц вкопанной техники. Выходим на дороге и сразу спускаемся вниз к блиндажам. Заходим в один из них. Тепло, свет, куча раций и розеток — от генератора. В сутки «съедает» до 20 литров бензина.

— Так мы здесь и бомжуем, а это наши нары, — показывает один из бойцов.

На лежаках из досок одновременно помещаются с десяток человек. Есть матрасы, одеяла. Бойцы спят одетыми, только разуваются. Напротив на гвоздях висят автоматы, несколько бронежилетов. Над кроватями — иконы и большой украинский флаг.

— На войне Бог — это единственное, во что веришь, — говорит «Школьник».

15.00 — обед. Есть ходят по очереди на кухню через дорогу. Проложили сбитые доски, так как из-за потепления земля превратилась в болото. Кухня — небольшая палатка. Здесь два ящика с домашней консервацией, ящик сухого печенья, несколько банок с салом. В больших котлах — суп с вермишелью и гречка с тушенкой. Едят снаружи, вместо стульев — пеньки и доски. Рядом «ванна»: кусок надбитого зеркала и уличный умывальник.

— Вода у нас, конешно, дефицит. Помыться и постираться — проблема. Друг другу поливаем. Но раз в неделю мыться возят в Артемовск или Соледар, — рассказывает 35-летний Иван, прозвище Ваник. — Вот с едой — нормально. Все есть, наедаемся. Волонтеры очень помогают.

— Ваник, хватит болтать, иди вон доски носи, — бросает боец, на вид, лет 55.

Его называют «Павловичем». Пока перемирие, военные укрепляют позиции.

Разбомбленый дом в Дебальцево Донецкой области. Город почти полностью разрушен. Бои за него между украинской армией и российскими наемниками продолжались несколько месяцев. Активная фаза пришлась на январь-февраль. Украинская армия вышла из Дебальцево в середине февраля. Фото: REUTERS

— Так они мне завидуют потому, что я с девушкой говорю, — улыбается Иван. — Потому что у нас здесь девушку увидеть — большое счастье. Одни мужики, уже всех по походке знаешь.

К последней украинской позиции перед Дебальцево — за поселком Луганское, на берегу Светлодарского водохранилища — дорога идет между тремя холмами. Мчимся туда со скоростью около 100 километров в час. Обочина устлана сгоревшими и разорванными колесами, оторванными бамперами, россыпью хвостовиков от мин. Проезжаем мимо сожженного «ГАЗ-66». Грузовик вез боеприпасы к минометам, когда в него попал снаряд.

— Здесь ваши коллеги пострадали. Остановились поснимать этот «ГАЗ», а в них вгатили из миномета. Репортерам вроде ниче, а водителю чуть руку не оторвало, — рассказывает Михаил, сидящий на переднем сиденье, возле «Школьника». — Надо раз и навсегда запомнить: на дороге остановка должна быть только на блокпосту. Или с разрешения военных, если те стоят на обочине.

Справа видны две огромные трубы Светлодарской ТЭС. На самой высокой — украинский флаг.

— Сепары бомбят ее постоянно. От нее же свет идет на Артемовск и область. У них прямо руки чешутся, чтобы ее разнести или захватить. Но пока держим, и она работает. Им здесь наступать трудно — водохранилище плюс болота — на нашей стороне. Все мосты мы контролируем.

От Луганского до Дебальцево — 14 километров. До первого блокпоста боевиков — не более 3 километров. На въезде в село грохочет заведенный танк. Между домами — обложенные мешками с песком несколько БМП. Бойцы толпятся у буржуйки между броневиком и закопченной парикмахерской без крыши: на улице + 2° С. Кто обедает из металлических бачков, остальные греются. На стене парикмахерской — огромный флаг с автографами бойцов. Интересуемся, придерживаются ли боевики перемирия. Ребята взрываются смехом.

— Четыре дня назад даже из блиндажа не могли вылезть. А по радио Генштаб передавал, что обстрелы уменьшились, — рассказывает 30-летний Михаил Плетюх. Мобилизован в августе. Родом из Белой Церкви на Киевщине. — Против нас чечены здесь стояли — так им похер, в кого стрелять. И никакого приказа не слушаются. 20 февраля залез один из них на нашу волну и кричал: «укроп, буду тэбя рэзать». Им тупо похрен, о чем там договорились между собой большие дяди.

В поселок нас отпускают в сопровождении автоматчика. Здесь шныряют диверсионные группы. Далее чем на 100 метров удаляться от блокпоста не советуют. Вокруг пустота. Разбитое здание магазина, разваленнаяа автобусная остановка. На обочине — несколько сгоревших грузовиков, легковушки с номерами Донецкой области. Почти все дома вдоль дороги разрушены. Людей не видно. До войны здесь жило до 2,5 тысяч человек. Большинство работало на теплоэлектростанции. Эвакуировали их 20-22 февраля, когда украинские военные оставляли Дебальцево.

Двигатель танка глушат. Становится тихо — слышен только лай собак.

— Село обстреливали серьезно. Это же звери. Им по барабану — город или поле. Херячат из всего, из чего могут, — говорит 21-летний Михаил, водитель-механик танка.

Он в черном комбинезоне на ватной стяжке. На лацкане значок — «танковый каратель». Родом из Николаева. До сих пор проходит срочную службу.

— Уже год, как должен быть дома. Шел в армию, чтобы отслужить и идти в милицию работать. Застрял здесь надолго. Но я не в обиде: это же мужская работа — защищать страну. Если бы и дембельнули, все равно пошел бы добровольцем. Танк мой теперь домом мне стал.

В сопровождении двух автоматчиков идем вглубь села.

— Заброшенная стройка, — один из них, лет 45, показывает на скопление плит на пустыре посреди села. — Ими и перекрываем блиндажи. Нашли гражданский кран в «Артеме», заплатили водителю, он рискнул сюда приехать. Потому что от Генштаба хрен дождешься. Сепары валят по селу «Градом», а мы вместо того, чтобы им навалять в ответку, плиты грузим, — зажигает третью сигарету подряд.

За сотню метров от блокпоста у магазина мужчина в камуфляжных штанах собирает в ведро битое стекло. Высыпает его в канаву. В здании выбиты окна, полуразрушены стены. Неподалеку перевернутый обгоревший каркас «Москвича».

— Еще уберу немного от дороги и поеду, — говорит мужчина, когда подходим. Представляется Петровичем. — Магазин больше работать не будет. Я потерял все, над чем работал всю жизнь. Дом тоже разбомбили. Одна «девятка» осталась.

Только отходим от магазина, как с криком за нами гонится человек в ушанке и черной шубе. Катит велосипед. Останавливается метрах в десяти.

— Господа офицеры, можно к вам подойти? — кричит.

От него пахнет алкоголем. Разбита губа и синяк под глазом.

— Дайте, что можете. Ну, хоть одну сигарету. А то забыли о нас все, — хватает за руки одного из бойцов. — Вчера меня избили. Я домой шел от друга, а меня избили. Так и запишите.

— А это не ты вчера кричал по селу: «ДНР придет»? Так, может, и было за что в морду получить? — спрашивает солдат.

Мужчина замолкает и уходит.

— Здесь остались в основном бабушки-пенсионерки. Им некуда идти. Мы их подкармливаем, как можем. А такая пьянь, как тот, сейчас лазает по чужим домам и все выгребает. И сепаров не надо — местные все и без них заберут, — рассказывает Михаил по пути к блокпосту.

«Школьник» просит собираться: скоро начнет темнеть, поэтому пора возвращаться в Артемовск. Дорога, которая сюда казалась бесконечной, обратно занимает минут двадцать0. И страха нет совсем.

—

Галина Остаповец, Андрей Жигайло; опубликовано в журнале  «Країна [4]» 

Перевод: Аргумент [5]

В тему:

• Передовой блокпост «Республика мост» — дни свинцового затишья. В Украине отмечают День Сухопутных войск [6]
• Авдеевка. Репортаж с передовой, где уже месяц идут непрерывные артобстрелы [7]
• «Правосеки» на передовой [8]
• Боец «Донбасса»: На передовой всем фактически обеспечены, а истерики только раздражают [9]
• На передовой. Неафишируемые стороны жизни войны [10]