Одесса-мама и Ростов-папа: история криминального тандема. Часть 3: воспетая уголовщина

1.00

Нет

Всесоюзную, громкую, скандальную славу Одессе как матери советских уголовников, безусловно, создал своими «Одесскими рассказами» Исаак Бабель. Писатель воспел легендарную фигуру Мишки Японца (Япончика) — одесского бандита Михаила Винницкого.

(Окончание. Предыдущую часть читайте здесь [2]).

Который позиционировал себя как «защитник угнетенных трудящихся», Робин Гуд местного розлива. Сведения о Японце противоречивы. Личность это была неординарная, этот налетчик обладал потрясающим даром организатора и искусством «толкать» демагогические речи — не говоря уже о бесшабашности и жестокости настоящего бандита. Он прекрасно сочетал самую кровавую уголовщину с революционной фразой, сотрудничал с большевиками, анархистами, левыми эсерами.

В конце концов Мишка возглавил специально созданный под него 54-й имени Ленина советский стрелковый полк 3-й армии, состоявший сплошь из уголовников и недоучившихся студентов. Полк бросили на штурм станции Вапнярка. Одесские бандиты сходу выбили оттуда петлюровцев, забросав их окопы гранатами. Те бежали, но на следующий день контратаковали и обратили уркаганов в бегство. Поезд, в котором Японец возвращался с поля боя в Одессу, был остановлен красными, а Мишка с рядом своих соратников — расстрелян.

Исаак Бабель переносит действие своего сборника в Одессу начала века. Но, предваряя публикацию первого рассказа «Король» (журнал «ЛЕФ», 1923 год), прямо заявляет: «Героем является знаменитый одесский бандит „Мишка Япончик“, стоявший одно время во главе еврейской самообороны и вместе с Красными войсками боровшийся с белогвардейскими армиями, впоследствии расстрелян». То есть Беня Крик имеет своим прототипом Моисея Винницкого.

Через три года в журнале «Красная новь» публикуется киноповесть писателя «Беня Крик», а в 1927 году режиссер В. Вильнер на Одесской кинофабрике снимает художественный фильм «Беня Крик». Возмущенная одесская пресса писала, что в картине пропагандируется «идеал молдаванских подонков», «кумир окраинной хулиганерии», «происходит открытое прославление уголовного хулиганства». Когда в Одессе снимался фильм, «вокруг съемки собирались толпы хулиганов, с гордостью смотрящих, в какую честь попал их недавний соратник, и сами прихорашиваются, зараженные чумною славой...». Лазарь Каганович тоже раскритиковал «Беню Крика» как «романтизацию бандитизма». Фильм сняли с проката.

Но поздно: Япончик, он же Беня, уже превратился в миф «о блатной Одессе». Позднее (1928) в комедии «Республика на колесах» Якова Мамонтова Леонид Утесов споет знаменитую песенку «С одесского кичмана», которую слегка «подправит» поэт Борис Тимофеев, довольно прозрачно намекнув на «красную эпопею» Мишки Японца:

С ванярского кичмана

Сбежали два уркана,

Сбежали два уркана на Одест...

Товарищ, товарищ,

Скажи моей ты маме,

Что сын ее погибнул на посте:

И с шашкою в рукою,

С винтовкою в другою,

И с песнею веселой на усте.

За ще же ж мы боролись,

За ще же ж мы страждались,

За ще ж мы проливали нашу кровь?!..

Конечно, никакого кичмана в Вапнярке сроду не было: мелковата она для тюрьмы. К тому же многие исследователи до сих пор не могут уразуметь: как могли урканы сражаться с винтовкой и шашкой? За кого они, интересно, кровь проливали?!

Ну никак одно к другому не лепится. Очень даже лепится — если вспомнить об истории Мишкиного полка... А в 1932 году Утесов записывает «Кичман» (уже «одесский») на граммофонную пластинку вместе с «Гоп со смыком» и «Лимончиками». «Вся страна пела, — рассказывал певец. — Куда бы ни приезжал, везде требовали: «Утесов, „С одесского кичмана“!». Дошло до того, что Утесов исполнил лихие куплеты даже в Кремле по просьбе Сталина!

Яркой личностью был и писатель Александр Козачинский, повестью которого «Зеленый фургон» зачитывалась вся страна. И неудивительно, поскольку и милицейский, и преступный мир автор знал не понаслышке. В 1920 году он служил инспектором угро третьего района Одессы, был осужден на три года концлагерей за должностные преступления, оправдан, восстановлен инспектором уголовного розыска первого района Балтского уезда.

Затем, возмущенный взяточничеством, пьянством и беспределом «красных» милиционеров, он бросает службу и организует банду, которая совершает налеты на районные конторы, поезда и зажиточных хозяев. Атаман пользуется большим авторитетом у бандитов и местного населения — особенно среди немецких колонистов. В конце концов Александр Козачинский сдается своему другу — инспектору угро, будущему писателю Евгению Катаеву.

Бандита приговаривают к высшей мере социальной защиты — расстрелу, который заменяют лишением свободы. В 1925 году Козачинского амнистируют, бывший атаман приезжает в Москву к Евгению Катаеву, работает вместе с ним репортером в газете «Гудок». А в 1938 году Козачинский выпускает повесть «Зеленый фургон», где выводит себя в образе лихого налетчика по кличке Красавчик, а автора «Двенадцати стульев» Евгения Катаева-Петрова делает прототипом сыщика Володи Патрикеева.

Особо следует выделить пьесу Льва Славина «Интервенция» (1932) о большевистском подполье Одессы в годы Гражданской войны, которая в 30-е годы с триумфальным успехом шла на сценах советских театров. Как отмечает сайт «Одесса на Гудзоне»: «...Пьеса при всем внешнем блеске, остроумии, легкости глубоко трагична.

По сути, это пьеса о гибели старой Одессы... Жанр романтической трагикомедии позволил Льву Исаевичу создать очень точную по настроению и атмосфере картинку города, которого уже не было... Благодаря славинской пьесе „Интервенция“ роскошный одесский говор впервые разошелся по всей России, одесский акцент одно время был моден в пижонской и приблатненной среде».

Позднее тот же Славин напишет сценарий фильма «Два бойца» (1943), где замечательный актер и певец Марк Бернес (в роли бойца Аркадия Дзюбина) исполнил «одесскую» песню «Шаланды, полные кефали», мгновенно ставшую хитом советских дворов и подворотен (эстрадным певцам долгое время петь ее не рекомендовали, считая за малым не «блатной»). И это несмотря на то, что ни создатели песни, ни ее исполнитель не имели отношения к Одессе: поэт Владимир Агатов был киевлянином, композитор Никита Богословский — ленинградцем, а сам Бернес родился в Черниговской области и с 17 лет жил в Москве.

Увы, у Ростова-папы такой мощной интеллектуальной и творческой поддержки не имелось. На какое-то время его «блатной авторитет» оказался в «маминой» тени. В уголовном мире Ростов-папа и Одесса-мама по-прежнему упоминались вместе, однако в семье равных мамаша была все-таки немного «ровнее».

И все же не следует забывать, что слава, которую создали Одессе ее талантливые сыновья, в основном была обращена в прошлое — дореволюционное и времен Гражданской войны. А, как говаривал классик, «в карете прошлого никуда не уедешь»...

Великая Отечественная война нанесла статусу криминальной Одессы очередной болезненный удар. Вся территория бывшей «черты оседлости», в том числе Одесса, оказалась в зоне фашистской оккупации. Если даже после отмены «черты» плотность еврейского населения здесь оставалась достаточно высокой, то с приходом германских национал-социалистов с их политикой подавления и уничтожения евреев положение коренным образом изменилось. Часть евреев успела эвакуироваться, многие были уничтожены оккупантами и украинскими националистами. Это ударило и по Одессе как центру этнической еврейской преступности.

Вслед за гитлеровцами в разрушение репутации «криминальной столицы» внес маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. По крайней мере, так гласит легенда. Летом 1946 года Жуков на заседании Главного военного совета был обвинен в незаконном присвоении трофеев, раздувании своих заслуг в деле разгрома Гитлера и «бонапартизме». Георгия Константиновича сместили с должности главкома сухопутных войск и назначили командующим войсками Одесского округа. Разъяренный Жуков появился в Одессе, где в это время свирепствовал бандитизм. Маршал решил бороться с ним фронтовыми методами, и вскоре Одесса стала одним из самых спокойных городов страны.

Впрочем, многие исследователи склонны считать это не более чем мифом. Во всяком случае, официальных документов на сей счет нет. Очевидцы тоже не могут сказать ничего определенного.

Но отметать участие Жукова в борьбе с одесским бандитизмом нельзя. Ведь едва ли не половина всех вооруженных грабежей, убийств и пьяных выходок со стрельбой в первые послевоенные годы приходилась на долю молодых фронтовиков и военнослужащих. Вчерашние фронтовики чувствовали себя героями-победителями, проливавшими за страну кровь.

Но они чувствовали себя обделенными благодарностью Родины. Особенно те, кто не имел семьи, образования, профессии, зато имел оружие и умел лишь убивать. Вот строки из докладной записки начальнику милиции Одессы и первому секретарю Ленинского райкома партии Одессы: «...прошу воздействовать на командиров частей, допускающих безобразие и уголовные преступления со стороны военнослужащих, так как это приняло уже массовый характер. Начальник 5 отдела милиции г. Одессы». Подобные донесения поступали из всех одесских райотделов. Понятно, что за борьбу с подобного рода криминалом отвечал именно командующий округом маршал Жуков.

По словам военного историка Николая Барбашина, методы действительно применялись жесткие: «В правоохранительные структуры пришли фронтовики. Если речь шла о задержании какой-нибудь криминальной группы, то сначала стреляли, а потом говорили: „Стой, кто идет“. Для этого не надо было никакого Жукова».

Как бы то ни было, факт остается фактом: послевоенная Одесса уже далеко не та, что довоенная. А Ростов-папа наращивает свой авторитет. Свидетельство этому можно найти хотя бы в известном автобиографическом романе «Блатной» Михаила Демина, который в послевоенные годы был вором в законе. Демин описывает появление в тюремной камере нового арестанта (действие происходит в 1947 году):

«...Разлегшись на нарах и закурив, новичок представился. По всем правилам этикета. Кличка его была Гусь. Специальность — слесарь (квартирный вор). Сидел он по указу, имел 12 лет. Погорел на ночной работе в Киеве, а родом был из Ростова.

Рыжий (теперь уже вполне дружелюбно) сказал, посасывая цигарку:

— Ростовский босяк... Что ж, город это древний, благородный. Почти как наша Одесса.

— Что значит — почти? — пожал плечами Гусь. — Смешно даже сравнивать. Ростов испокон веку называют папой. Вдумайся в это слово! Папа!

— Ну, а Одесса — мать.

— В том и дело, — пробормотал Гусь, потянулся с хрустом, поправил мешок в изголовье. — В том-то и дело... Тем она и славится.

И он, позевывая, процитировал слова старинной песни:

Одесса славится блядями,

Ростов спасает босяков,

Москва хранит святую веру,

А Севастополь — моряков».

По поводу приведенного четверостишия: не исключено, что оно действительно появилось до революции, поскольку строка про Москву известна также в варианте «Москва хранит закон Советов».

Однако в 1960-е годы Одесса-мама переживает очередной всплеск своей криминальной славы. И связано это опять-таки с активными стараниями творческой интеллигенции. Разумеется, прежде всего вспоминается Аркадий Северный (Аркадий Дмитриевич Звездин) — пожалуй, самый популярный исполнитель блатного и «одесского» шансона в 60–70-е годы прошлого века.

Правда, сам Звездин к Одессе отношения не имел, а родился в городе Иваново в один год с Владимиром Высоцким. По мнению ряда исследователей, много своих песен первоначально Аркаша Северный взял из репертуара одессита Алика Фарбера (Ошмянского) — талантливого музыканта и исполнителя. Фарбер некоторое время был музыкальным руководителем Тульского цыганского ансамбля, а затем эмигрировал за границу. Увы, Фарбер не достиг популярности, сравнимой с известностью Северного, хотя, думается, заслуживал ее.

Но Аркадию Звездину повезло больше: на его творческом пути встретился ленинградец Рудольф Израилевич Фукс — собиратель уличного фольклора, поэт, бард, обладающий прекрасными организаторскими способностями. В 1972 году Фукс пишет для Северного сценарии концертов под общим названием «Программы для Госконцерта», которые сделали Аркадия Дмитриевича настоящей шансонной звездой. Ничего подобного до той поры не было: песни чередовались рассказами, байками, анекдотами о блатном мире, «ответами на вопросы» и т.д. — Фукс оказался прекрасным сценаристом. К тому же он написал немало текстов для Северного: «Скокарь», «Семь-сорок», «Прошли года» и др.

Ни один из других блатных шансонье, исполнявших «одесские» песни, в те годы не мог сравниться с Аркадием Северным по популярности. Впрочем, обретает славу и ансамбль «Братья Жемчужные», созданный Александром Кавлелашвили и Николаем Резановым в 1974 году. Несколько концертов «братья» записали вместе с Северным, а позднее и с другими авторами-исполнителями — Алексеем Черкасовым и Евгением Абдрахмановым из Зеленограда, Александром Розенбаумом, Михаилом Гулько...

В альбомах почетное место отводилось «одесским» песням. Одесский репертуар был характерен и для Константина Беляева, эмигрантских певцов Алеши Димитриевича, Бориса Рубашкина, Бориса Реброва и т.д. Свой весомый вклад в копилку «одесской пропаганды» на эстраде добавили Михаил Жванецкий, Роман Карцев, Виктор Ильченко. Их творчество было далеко от «блатной Одессы», но они способствовали возрождению живого интереса к «одесскому языку» и одесскому юмору.

Ростов-папа в этом смысле ничего противопоставить Одессе не мог. Более того: коварная «супруга» умудрилась даже умыкнуть чисто ростовскую песню:

Как открывалася ростовская пивная,

В ней собиралася компания блатная,

известную также в более позднем варианте — «На Богатяновской открылася пивная». Название изменили — «На Дерибасовской открылася пивная», а текст перекроили, включив в него «одесские» и «псевдонепманские» атрибуты. Если «богатяновский» вариант исполнялся еще в 30-е годы прошлого века, то «дерибасовский» впервые обрел известность после исполнения Аликом Фарбером в конце 60-х годов. Затем Аркадий Северный исполнил «Дерибасовскую» в 1972 году, однако уже в следующем году Северный изменил Дерибасовскую на Богатяновскую!

По сведениям исследователя уличных и блатных песен Дмитрия Петрова, который беседовал с Рудольфом Фуксом, это могло быть сделано по настоянию последнего. Фукс признался, что знал песню именно в ростовском варианте: в конце 50-х годов «на костях» вышла пластинка, где актриса Театра им. Пушкина Ольга Лебзак исполняла именно «Богатьяновскую». Но, даже заменив Дерибасовскую, Фукс подсунул Северному прозаический текст, где Богатьяновская была названа «одесской улицей»...

Но ростовчане охотно прощают подобные вольности. Хотя бы за другую известную песню, уже сочиненную Рудольфом Фуксом — «Вы хочете песен? Их есть у меня!» — с припевом:

Эх, Одесса, мать-Одесса,

Ростов-папа шлет привет!

Есть здесь много интереса,

Фраерам покоя нет!

Сегодня «папу» и «маму» разделила российско-украинская граница. Делить им уже нечего. Да и прежде, если честно, между одесситами и ростовчанами никогда не было споров и разногласий. Я помню свое детство и юность: при встречах с одесситами мы радостно обнимались и всегда держались вместе — как родные. Братство крепилось с юных лет и постепенно переросло из криминального в общечеловеческое.

Да, совсем упустил из виду! Со временем в знаменитой русско-еврейской семье появилось многочисленное потомство. Причем установить точное количество детишек вряд ли представляется возможным. Ну просто какие-то дети лейтенанта Шмидта: каждый город норовит прилепиться к «сладкой парочке». Например, Самара-дочка, Тамбов-сынок. Ну ладно Тамбов, там хоть тамбовские волки водятся. А Самара-то с какого перепугу? Другой вариант несколько логичнее: «Одесса-мама, Ростов-папа и Таганрог-сынок». Как мы помним, Таганрог вместе с Ростовом и Одессой находился в пределах «черты оседлости», в Екатеринославской губернии, поэтому здесь, у Лукоморья, нашло приют много евреев — и евреев замечательных! Достаточно вспомнить хотя бы Фаину Георгиевну Раневскую.

Но и этим дело не ограничивается! На незалэжной Украине обнаружился еще один сынок. Он заявил о себе грозной присказкой:

Одесса — мама, Ростов — отец,

Кто Харьков тронет, тому пи...ц!

Впрочем, на Тихом Дону вместо Харькова называют Шахты. Но вот сынок это или дочка, науке пока определить не удалось...

Помимо сыновей и дочерей на близость семейной паре претендуют и другие заинтересованные лица. Так, порою можно услышать следующий вариант: «Ростов — папа, Одесса — мама, а Ереван — друг семьи». Оно и понятно: многочисленная диаспора ростовских армян не могла остаться в стороне...

Все эти процессы свидетельствуют о том, что Ростов-папа и Одесса-мама до сих пор числятся в большом авторитете. И это радует. А то ведь некоторые семьи распадаются очень быстро. Помните:

Перестройка — мать родная,

Горбачев — отец родной...

На хрен мне семья такая,

Лучше буду сиротой!

Впрочем, совсем недавно я встретил еще одно упоминание папы и мамы. Оно выходит уже на просторы СНГ и звучит очень грустно: «Ростов — папа, Одесса — мать, а Кызыл-Орда — мать твою еб...»

И что тут скажешь? Не отчаивайся, Кызыл-Орда; может, и ты найдешь себе хорошего папу...

—

Александр Сидоров; альманах «Неволя», опубликовано в приложении к журналу «Индекс/Досье на цензуру» [3]

В тему: