Однако, как это ни страшно прозвучит, меня пугает не столько само событие, сколько его восприятие. В наблюдаемой реакции масс заключен слишком большой потенциал, которого с лихвой хватит не только на эту, но и на десятки других специальных и не очень операций. Для того чтобы понять, почему русские сегодня так хотят «специальных операций» — хороших и разных, — нам придется произвести трепанацию национального черепа и порыться в его коллективном содержимом.

Вскрытие по группе «Б»

Мы отнюдь не первое поколение, которое озадачено вопросом о том, что творится в черепной коробке кремлевских старцев. В начале 80-х эта проблема остро встала перед новой американской администрацией, которую возглавил «артист» Рейган. Он поставил перед своей командой задачу смоделировать дальнейшее развитие СССР. Но так как Рейган не очень доверял вашингтонскому истеблишменту (как и Трамп, но в отличие от Трампа, Рейган был адекватным), он для решения этой задачи сформировал две группы: группу «А», состоявшую из чиновников Госдепа, оборонного ведомства и так далее, и группу «Б», состоявшую из независимых аналитиков, университетских профессоров и прочей публики, редко привлекаемой для решения государственных задач такого масштаба.

Доклад, подготовленный группой «А» на основе анализа советской политики, исходил из гипотезы, что по мере «старения» советская система будет становиться более рыхлой и менее агрессивной, а значит, будет плавно перерождаться, все больше сдвигаясь в сторону западной модели. Авторы доклада советовали Рейгану быть обходительнее с Москвой, гладить «медведя» только по шерсти и ждать, когда он станет похож на болонку.

Напротив, группа «Б» взяла при подготовке доклада в качестве исходной точки не советскую политику, а коммунистическую идеологию и в результате пришла к прямо противоположным выводам. Авторы альтернативного доклада утверждали, что в главных своих постулатах идеология Кремля остается неизменной, то есть антагонистической по отношению ко всем ценностям Западного мира, и поэтому по мере старения и распада советская система будет становиться только более опасной и менее предсказуемой.

Читайте также: Путин, синдром геймера и колея, которая ведет к реальной ядерной войне [2]

Рекомендация группы «Б» состояла в том, чтобы организовать в этот опасный момент максимальное сдерживание системы, оказав ей жесткое сопротивление по всем направлениям.

Рейган поверил группе «Б» и ее легендарному руководителю, историку Ричарду Пайпсу. Жизнь подтвердила правильность этого решения. Детерминированный своей агрессивной антилиберальной идеологией, СССР упрямо втягивался во все новые военные авантюры и в гонку вооружений. Поскольку Рейган не уступал, а ресурсы Кремля были лимитированы, то в конечном счете Советский Союз лопнул от внутреннего напряжения, как трест из новелл О.Генри.

Эта история вдохновила меня на то, чтобы воспользоваться опытом группы «Б», и при анализе России эпохи «спецоперации» сосредоточиться в первую очередь на эволюции современной российской идеологии, которая, на мой взгляд, предопределяет политическую логику действий Кремля как сейчас, так и на будущее.

Синдром абсолютного доверия

Буквально сразу после исторического выступления Путина в России возникла новая паранормальность. Определяющим свойством этой паранормальности стал синдром абсолютного доверия населения к официально распространяемой властями информации. У основной массы обывателей практически одномоментно произошло отключение способности к критическому мышлению, то есть — способности к самостоятельной оценке предоставляемой от имени Кремля информации и ее фильтрации с последующим разделением на правдоподобную и неправдоподобную. И, напротив, в сознании был поставлен блок на восприятие любой, даже самой достоверной и выглядящей правдоподобно альтернативной информации, происходящей из других источников.

В результате сформировался феномен потокового сознания, когда мифологемы, производимые и дистрибутируемые Кремлем, не встречая критического сопротивления, сразу встраиваются в массовое сознание и далее транслируются миллионными тиражами, сливаясь в единый нескончаемый поток. Так патогенный вирус встраивает свой генный материал в ДНК миллионов атакованных им клеток, чтобы потом бесконечно воспроизводить себя в них в автоматическом режиме. Но чтобы это случилось, у клеток должна быть предрасположенность к данной инфекции и отсутствовать иммунитет.

Поддержка «спецоперации» населением обусловлена не столько эффективностью кремлевской пропаганды, сколько предрасположенностью обывателя к ней и отсутствием защитных механизмов, предотвращающих информационное насилие. Одновременно с началом «спецоперации» население России было введено в состояние социального транса, близкого по своим характеристикам к массовому гипнозу.

Но, как заметил один из основоположников классической немецкой философии, ни один гипнотизер в мире не смог добиться успеха, когда гипнотизируемый смеялся ему в лицо. Жители России не смеялись, когда слушали Путина. Они были подготовлены к этой речи десятилетиями и столетиями развития своей духовной культуры, и это самая печальная новость изо всех, о которых я собираюсь сегодня сообщить.

Читайте также: Чумной барак Россия. 5 стратегических ошибок Путина и их главные последствия для РФ [3]

Три источника, три составных части путинизма

Ничто не возникает из ниоткуда. Новая паранормальность не является следствием воображения Путина. Мифология «специальной операции» не является креативным продуктом творчества ни самого Путина, ни его администрации. Она пришла в Кремль извне, отразилась в зазеркалье русской посткоммунистической власти и вернулась обратно во внешнюю среду, откуда пришла, в качестве концепта «русского мира», похожего на осетрину даже не второй, а третьей свежести.

Этот достаточно плоский мир по-прежнему стоит на трех русских китах:

• православном фундаментализме,

• славянофильстве

• сталинизме (радикальной версии русского большевизма).

Уже само перечисление этих «духовных корней» говорит о том, что идеологию эту все-таки отнюдь не на помойке нашли (хотя многим и кажется, что именно там), а связали из стеблей, уходящих своими корнями в самую глубь русской духовной культуры, в ее темный подвал. И только поэтому, на мой взгляд, пропаганда так мощно зашла.

К середине XIX века русские, по мнению историка Ключевского, сформировались как политическая народность, то есть как культурная общность, обладающая собственным языком и религией, сумевшая сформировать централизованную государственность в качестве своей политической оболочки. Это было формально и неформально теократическое государство, жизнь которого была выстроена вокруг православия — религии с глобальными амбициями и претензиями на исключительность. Политическая и религиозная жизнь Империи были неотделимы друг от друга, а Император являлся также и формальным главой Церкви. По моему мнению, с тех пор и до сегодняшнего дня Россия остается теократическим государством либо в открытой, либо в латентной форме (как в советскую эпоху, когда государственной религией временно был коммунизм).

Приблизительно в это же время в середине XIX века в России начала формироваться светская идеология. Но с самого начала процесс пошел «не так». Дело в том, что, когда русские только оформлялись в качестве политической народности, рядом в Европе уже бурно шел процесс образования наций — общностей более высокого порядка, объединенных не по принципу крови и религии, а вокруг гражданственности (набора абстрактных гуманистических по своей природе ценностей). Поэтому зарождавшейся русской идеологии пришлось «переобуваться на ходу» и срочно вырабатывать свое отношение к нации и национальному государству.

В результате идеология в России появилась сразу как бы в двух конкурирующих друг с другом форматах:

• западническом, который с ходу признавал преимущество западной социально-экономической модели и требовал ее применения в России,

• славянофильском, который, напротив, отвергал эту модель и требовал изоляции России от Запада с целью сохранения ее самобытности (читай — православной прошивки).

Это сформировало на будущее не один, а два потенциально возможных духовных паттерна политического развития России: православно-западнический и православно-славянофильский.

В XX веке историческое развитие России происходило преимущественно в лоне православно-западнического паттерна. В конце XIX века западничество радикализовалось и вобрало в себя отчасти мессианский пафос славянофильства.

Впоследствии Великая депрессия в совокупности с массой других обстоятельств стала триггером перерождения большевизма в сталинизм — радикальную, тоталитарную, латентно-националистическую идеологию, в которой пролетарское мессианство было органично вписано в мессианство православное.

Читайте также: Плохой прогноз для Путина и всей России [4]

По сути, с высоты сегодняшнего дня можно сказать, что сталинизм никогда не был случайным зигзагом заблудившейся русской души, а лежал в генеральном русле развития русской идеологии, был теснейшим образом связан с незападническими компонентами большевизма — как со славянофильством, так и с радикальным православием, которые можно рассматривать в качестве его предтеч. Сталинизм был связан с духовным наследием России и, даже будучи подвергнутым обструкции, не развоплотился, а ушел под землю и стал «андеграундом».

Мысли подземелья

Большевизм как движение умер в 1953 году, но не потому, что умер Сталин, а в результате совершенного сталинскими наследниками антибериевского переворота, положившего конец эпохе «диктатуры пролетариата» — то есть теории и практике ничем не ограниченного политического насилия. За этим последовали четыре долгих десятилетия его медленного разложения и превращения в интеллектуальный компост. Большевизм — ранее довольно цельное движение — стал распадаться на свои составные части, то есть на обломки некогда интегрированных в нем западнического и славянофильского паттернов.

Из-под ветшающего фасада стала выглядывать старая кладка: то вспыхнет вражда между литературными кружками, стоявшими за журналами «Новый мир» и «Октябрь», в которой угадывается вечный спор западников и славянофилов; то явно обозначат себя консервативное и либеральное крылья в партийной цитадели; то пойдут по стране гулять подметные черносотенные письма с плачем о русском народе.

Не была исключением и диссидентская среда. Очень скоро в ней сформировались все те же два полюса: ориентированный на Европу и либеральные ценности и антизападный, религиозно-консервативный. Это разделение было персонализировано фигурами Сахарова и Солженицына. Антисоветизм и антикоммунизм Солженицына долгое время заслонял природу его идеологических воззрений как нечто менее существенное по сравнению с его борьбой с режимом. А зря. К ним имеет смысл внимательно присмотреться. Вот небольшой отрывок из его последней крупной работы 90-х годов:

Подбирая цитату из Солженицына, мне труднее всего было понять, где поставить точку. По-хорошему, надо было бы скопировать сюда текст всей брошюры целиком, но в этом нет никакой необходимости: ее конспект все только что прослушали в изложении Путина 22 февраля.

Я далек от мысли обвинять президента в плагиате, но новое в том, что говорит сегодня Путин, лишь то, что это говорит Путин. Все эти идеи являются продуктами разложения коммунистической идеологии, которые до этого десятилетиями прели сначала в советском застойном подполье, а потом валялись бесхозными на заднем дворе «лихих» 90-х.

Из «Андеграунда» в «Лужники»

Перестройка была бенефисом «новопредставленных» русских западников. Все остальные идейные течения сначала были отодвинуты на второй план, а после 1993 года и вовсе загнаны в подполье. Там они деградировали и дробились на секты: гумилевские, сталинистские, радикально православные и прочие. У них были свои пророки вроде Кургиняна, Дугина или Проханова (всех не счесть), к которым относились как к юродивым. Оказавшись под давлением, эти духовные течения стали активно смешиваться между собой, образуя самые причудливые и невероятные с точки зрения здравого смысла сочетания — вроде православных сталинистов или левых евразийцев.

Дело в том, что параллельно в политической сфере шел другой процесс. Небольшая, но крепко сколоченная группа «питерцев» в силу лишь отчасти случайных обстоятельств крепко оседлала власть в России и остро нуждалась в идеологическом обосновании своих политических амбиций. Сама она, обладая всеми признаками довольно узкой политической секты, естественным образом тяготела к определенному сектантскому мировоззрению. Поэтому уже на самых первых порах между «православным подпольем» и «питерскими» возникло взаимное притяжение. Плодом этой любви стал оксюморон эпохи Путина «православные чекисты» и их манифест — изданный в 2005‒2010 годах анонимный многотомный «Проект Россия».

Однако до 2012 года этот «союз меча и орала» оставался непубличным. Контакты носили кулуарный характер, а внебрачные идеи, рождавшиеся из этих контактов, в Кремле старались по возможности не рекламировать. И лишь после несостоявшейся революции 2011‒2013 годов стеснительность была отброшена. Русская власть, с начала 90-х искавшая массовую идеологию, вдруг поняла, что все это время ходила ногами по золотому песку. Ничего создавать не надо, все есть в практически готовом виде, и

Эффект превзошел все самые смелые ожидания. Имея на самом деле глубокие корни в русской духовной культуре (не менее глубокие, чем западничество), православно-славянофильская мантра мощно «зашла» истерзанному десятилетиями неустроенности, развращенному насилием и так и не оправившемуся от шока, произведенного мгновенным коллапсом Империи, народу. Русское евразийство в его самой декадентской, доведенной до абсурда версии шагнуло прямо из подполья в «Лужники».

Символ кремлевской веры

При первом столкновении с новой идеологией Кремля возникает чувство интеллектуальной неловкости — настолько этот продукт кажется сырым набором алогизмов. Но когда глаз привыкает к темноте, начинаешь различать вполне узнаваемые и отнюдь не новые конструктивные элементы, позволяющие классифицировать этот концепт как одну из латентных разновидностей «расовых теорий».

Превосходство русской нации

Как и в большинстве других подобных теорий, в основании лежит гипертрофированное представление о роли и значении русской нации, которой придаются черты уникального и не имеющего себе равных субъекта истории. Этот тезис имеет два вектора: внутренний и внешний. Внутренний вектор предполагает признание безусловного приоритета нации над личностью. Внешний — признание безусловного превосходства русской нации над всеми другими нациями и народами. В наиболее трагикомической форме этот тезис нашел выражение в словах одного из главных придворных идеологов Мединского о наличии у русских дополнительной хромосомы.

Неполноценность других наций

Одним из краеугольных камней новой идеологии является тезис о том, что только русская нация способна на создание полноценного суверенного государства. Основной массе других наций Кремль в этой способности отказывает, так как рассматривает их не более чем «прокси» США, обладающих ограниченным суверенитетом. Особенно неполноценной с этой точки зрения является Украина, государственность которой, по мнению Кремля, искусственна и существует исключительно благодаря внешней поддержке.

Наличие естественного врага

По мнению кремлевских идеологов, у русской нации есть кровный враг — англосаксы. Как и положено мифическому врагу, англосаксы есть категория мифическая. Если имелись в виду современные британцы и их дериватив — американцы, то это все-таки норманны, в свое время рассеявшие и ассимилировавшие англосаксов, но кого интересуют такие детали. Чем менее реальны англосаксы, тем более они удобны в качестве естественного врага.

Их проекцией внутри России является «пятая колонна», которая теперь превращена из категории политической в категорию этнокультурную, — это все те, кто ментально близок англосаксам. Главные приспешники англосаксов сейчас ситуационно украинцы, но это чисто функциональное решение, и на этом месте может быть любой.

Украина как святой Грааль

Вслед за Солженицыным и другими евразийцами Кремль придает особое мифическое значение контролю Украины. Тезис о невозможности существования русской Империи, если в ее составе нет Украины, никем никогда рационально не обоснованный, принимается в качестве безусловной аксиомы и является основополагающим во всех геополитических построениях Кремля. Украина в его понимании стоит и Мессы, и «спецоперации», которую можно устроить в центре Европы в качестве последнего и решительного боя.

Право на войну

Наличие священной цели является самодостаточным оправданием для войны как средства достижения этой цели. К этому примешиваются ницшеанские мотивы, отдающие изрядной достоевщиной — тварь ли я дрожащая или право имею? В представлении Кремля «могу» значит и «право имею», и «должен». Новая идеология в этом смысле является апофеозом того культа силы, который годами был внутренней религией питерского клана. Милитаризм новой идеологии — это не необходимость, а проявление сущности.

Представление о нормальности войны

Реабилитация войны вообще не только как возможного, но и как наиболее эффективного инструмента достижения внешнеполитических целей, является естественным продолжением философии насилия. Апокалиптическое и мифологическое представление о том, что война все равно неотвратима, так как ее развяжут США с целью предотвратить свое неизбежное финансовое и нравственное банкротство, подстегивает собственный милитаризм и даже стремление начать первыми с целью получения каких-то иллюзорных преимуществ.

Идеология рулит

Оглушительный успех милитаристской пропаганды, который сегодня наблюдается от Москвы до самых до окраин, является отнюдь не случайным и не сиюминутным. Он стал возможным только благодаря тому, что Кремль действительно приобрел в свое распоряжение полноценное и совершенное «идеологическое оружие массового поражения». Идеология русского гипернационализма смогла объединить кремлевские элиты не внешним, а внутренним образом, не страхом, а верой. Полагаю, что значительная часть окружения президента реально поражена этим вирусом, и то, что мы наблюдаем, — не притворство, не цинизм, а своего рода коллективный экстаз членов полурелигиозного ордена.

При этом вовсе не обязательно, чтобы все верили одинаково примитивно, в той карикатурной форме, которую придают этой ереси соловьевы и киселевы. Это может быть и весьма утонченная философия. Эта новая идеология в дальнейшем будет иметь при принятии политических решений все большее значение, а индивидуальные различия и интересы отдельных вождей, напротив, все меньшее. Соответственно, воинственность и агрессивность режима будет только возрастать. Он будет стремиться заполнить собой все пространства, которые обстоятельства оставят для него свободными, пока не упрется в другую силу, которую он не в состоянии преодолеть.

Как вернуть Россию?

В середине 90-х легендарные «старики» Заславская и Шанин устраивали в Москве модные среди интеллигенции сходки под слоганом «Куда идет Россия?». Я на них с завидным постоянством предупреждал, что идет она совсем не туда, куда присутствующим хотелось бы, и что кончится это все новым СССР. Сегодня, когда Россия наконец дошла именно туда, куда я предполагал, на повестке дня стоит другой вопрос — можно ли ее оттуда вернуть? Откровенно говоря, успешных примеров добровольного возвращения из этого «почтового адреса» то ли на три, то ли на шесть букв в обозримом историческом прошлом немного, да и возвращали в основном, привязав тросом к чужому танку.

Но есть и хорошие новости. То состояние, в которое введено сегодня российское общество, конечно. Мы наблюдаем эмоциональное сгорание, которое не может быть вечным.

Дальше есть два сценария того, как сделать из этого факела вечный огонь, но оба они к сегодняшней России плохо прикладываются.

Первый позволяет гореть, подпитываясь чужим ресурсом, — вариант Северной Кореи при Китае — но столько Китаю не выпить.

Второй позволяет согреваться, сжигая себя по частям, — вариант сталинской модернизации за счет пущенного в расход русского крестьянства, которого хватило на полвека, —

Остается одна опция — довольно быстро (от нескольких месяцев до нескольких лет) сгореть на этом костре «холодной» гражданской войны и выпасть в осадок пеплом тлеющей гражданской апатии. Не берусь предсказать, как именно будет погребен режим под этим пеплом, но рассматриваю именно этот сценарий как базовый в среднесрочной перспективе. При этом я выношу за скобки вопрос о ядерном пепле, который сыплется из кремлевского телевизора.

В практической области перед нами уже сегодня стоит вопрос о том, как мы будем размагничивать Россию, когда новоявленные сектанты оставят Кремль в покое. Главный вывод, который напрашивается по горячим следам, состоит в следующем. Как бы ни были омерзительны «русские типы», но «русские идеи» выглядят еще страшнее. Русские люди живут внутри тоталитарной матрицы, воспроизводящей себя из эпохи в эпоху. Русские идеи эту матрицу создают. Много копей было сломано вокруг так и не состоявшейся в России люстрации прошедших 90-х, и еще больше будет сломано вокруг предстоящей люстрации 30-х (а может быть, уже и 20-х). Я не знаю, насколько она должна быть масштабной по отношению к ныне правящему классу, это надо решать взвешенно.

Принимая во внимание практически наркотическую зависимость русской ментальности от всякого рода холистских, мистических и тоталитарных воззрений, в России необходимо будет запретить хождение любых идей аналогичных, симметричных и тождественных тем, которые привели в своем развитии к обоснованию «специальной операции». Любое распространение в России идей, прямо или косвенно, непосредственно или опосредованно оправдывающих любой террор под прикрытием любого идеологического формата, будь то православие, коммунизм, сталинизм, национализм или что-то еще, любая попытка дистрибуции этих идей в государственных и негосударственных сферах должна быть жестко табуирована.

Принимая во внимание сложный генезис проблемы, две меры видятся в качестве первоочередных:

Развоцерковление

В России должна быть проведена жесткая антиклерикализация, в первую очередь, но не только – а полное практическое и реальное отделение церкви вообще и православной церкви в частности от школы (в широком смысле) и государства. Русская православная церковь как организация, полностью дискредитировавшая себя поддержкой и оправданием террора, должна быть разгосударствлена организационно и идеологически, лишена какой-либо поддержки государства и предоставлена своей пастве, которой необходимо вернуть право голоса в церковных вопросах. Возможно в этом случае, на месте пирамиды РПЦ будет создан в итоге нормальный демократический церковный союз, являющийся ассоциацией свободных приходов, самоуправляемых и финансируемых исключительно на средства своих прихожан.

Декоммунизация

В стране наконец должна быть проведена полная и последовательная декоммунизация (а не десталинизация). Пропаганда коммунистических идей должна быть запрещена, сами эти идеи должны быть разоблачены как античеловеческие. Все политические организации, официально проповедующие коммунизм и оправдывающие террор в любом его проявлении, должны быть запрещены. Это же касается всех нынешних деривативов коммунизма, включая дугинские и прохановские евразийские утопии, сурковские новоросские страдания, стрелковские реконструкторские игрища и прочее, пышно расцветшее на могильнике русского коммунизма.

Вам кажется это нереальным? Сегодня — да. Завтра будет реально. Маятник русской истории шатнуло слишком далеко в сторону. Чтобы достать его из этого волчьего угла, потребуются жесткие, иногда даже жестокие решения, которые еще вчера казались ненужными и даже немыслимыми. Время простых полумер упущено. Принимая эти решения, мы должны помнить, что загнали Россию в тупик истории в первую очередь не дурные люди, а дурные мысли.

—

Владимир Пастухов [5], Доктор политических наук. University College of London;  опубликовано в издании "Новая газета" [6]

В тему:

•  "В Украине нет ни малейшего страха по отношению к Кадырову и его людям". Украина перемалывает российскую армию без различий по этнической принадлежности [7]
• Выжить и уничтожить путинское чудовище [8]
• Як Путін краде промови в нацистських військових злочинців [9]
• Русская культура всю свою историю лелеяла чмо — и оно выросло, расцвело [10]
• «Русские били по вокзалу, откуда уезжали беженцы». Рассказ украинки, которая на последнем поезде уехала из Ирпеня [11]
• Професор Ярослав Грицак: Таке суспільство неможливо перемогти [12]
• После этой войны действительно будет денацификация. Только ее пройдет не Украина [13]