Причина экономического краха страны — моральная деградация общества.

В принципе, слово «Греция» в этой статье легко можно заменить на слово «Украина» — получится замечательный анализ нашей ментальности. Возможно, «византийщина» — это не стиль ведения политики, а отношение каждого отдельного гражданина к своим обязанностям и ближним. Кроме долга Греции в $1,2 триллиона (грубо говоря, это где-то по четверть миллиона на каждого грека), у страны есть куда более мрачный дефицит — дефицит доверия.

После систематического грабежа собственной казны, после захватывающего уклонения от уплаты налогов и творческого подхода к бухгалтерской отчетности, греки уверены в одном: им нельзя доверять другим грекам.

Корреспондент журнала «Вэнити Фэйр» Майкл Льюис [2] поехал в афонский монастырь Ватопед [3], благодаря которому и пало одно из греческих правительств, открыв весь ужас пропасти страны.

Я обманываю хранителя врат

Час самолетом, два на такси, три дряхлым паромом и еще четыре автобусами, которые греки водят вдоль скалистых провалов с бешеной скоростью, не отрываясь при этом от мобильников — и вот я перед дверями величественного и одинокого монастыря.

Полдник — монахи молятся или отдыхают, но один остается на дежурстве в будке охраны. Он заводит меня с семью греческими паломниками в старинное общежитие, где еще ​​двое заботливых монахов предлагают нам узо, пирожные и ключи от келий.

Чего-то не хватает, чувствую я, и вдруг осознаю — никто не просит твою кредитную карту. Монастырь — бесплатное место.

Один из монахов говорит, что следующим мероприятием в монастыре будет служба. Вечерняя. Следующим мероприятием здесь всегда бывает служба — в стенах монастыря расположено 37 часовен.

— В какой церкви? — Спрашиваю я.

— Просто следуйте за монахами, — отвечает он. Затем присматривается ко мне внимательнее. У него — длинная черная борода, длинная черная ряса, монашеский клобук и четки. У меня — белые кроссовки, светлые брюки, фиолетовая рубашка и пакет из прачечной с гигантским надписью «Отель Орел».

— Зачем вы сюда приехали? — Спрашивает он.

Афонский монастырь как ответ на вопрос о кризисе

Это был точный вопрос. Не из-за церкви я сюда приехал, а из-за денег. Цунами дешевых кредитов, которое прокатилось по планете между 2002 и 2007 годами, создало новые возможности для желающих путешествовать: эдакий туризм финансовых крахов.

Кредиты — это были не просто деньги, это было искушение. Они дали целым слоям общества возможность выявить те черты характера, которые раньше были в тени. Кредиты предлагали целым странам: «Свет выключили — теперь делай, что хочешь, и никто не узнает».

Американцы захотели покупать дома значительно больше, чем могли себе позволить, и пусть при этом сильные эксплуатируют слабых. Исландцы захотели прекратить рыбалку и стать инвестиционными банкирами.

Кредиты коснулись всех стран одинаково, но каждая страна отреагировала по-разному.

Однако нигде реакция не была такой, как у греков — каждый, кто провел в Афинах хотя бы несколько дней, мог ее почувствовать. А для того, чтобы ее понять, стоит приехать в этот монастырь.

То есть я имел свои причины быть здесь. Но я был уверен — если монах узнает об этих причинах, он выбросит меня прочь. И я соврал. «Мне сказали, что это — самое святое место на Земле», — ответил я.

250 000 долга на каждого грека

Я прибыл в Афины только несколько дней назад, за неделю до следующего запланированного забастовки и через пару дней после того, как немецкие политики предложили греческому правительства продать часть островов, чтобы погасить государственный долг Греции.

Новый — социалистический — премьер-министр Греции Йоргос Папандреу был был вынужден отрицать возможность продажи любых островов. Рейтинговое агентство Moody’s понизило кредитный рейтинг Греции до уровня, который превратил греческие правительственные облигации в мусор — и они больше не являются привлекательными бумагами для инвесторов, которые сейчас их держат.

Влияние падения греческих облигаций на рынок пока незначительно, потому что МВФ и Европейский Центробанк договорились предоставить Греции — стране с населением 11 млн человек — $145 млрд.

Долгосрочная же картина выглядит значительно более мрачно. В дополнение к огромному государственному долгу в $400 млрд греки выяснили, что их старое правительство еще и заимствовал $800 с лишним миллиардов из пенсий. Итого получается около $1,2 триллиона — то есть больше 250 000 на каждого работающего грека. На фоне этих цифр «помощь» в $145 млрд является скорее жестом, чем средством решения проблемы.

Правда еще хуже. «Наши люди, которые вошли в их бухгалтерии, не могли поверить тому, что нашли, — рассказал мне один из видных чиновников МВФ. — То, как греки сохраняют отчеты о своих финансах ... Они знают, сколько они решили потратить, но никто не хранит данные о том, сколько действительно потрачено. Это даже не то, что мы называем „развивающаяся экономика“. Это страна третьего мира».

Вот что хотели делать греки тогда, когда окажутся в одиночестве с кучей заемных денег. Превратить собственное правительство в бумажный подарочный набор — откуда можно брать фантастические по размеру суммы и раздавать их всем гражданам, которые этого пожелают.

В Греции не банки топят страну, а наоборот

Только за последнее десятилетие зарплата в греческом государственном секторе выросла вдвое, и это не считая взяток, которые принимали чиновники. Средняя зарплата бюджетника втрое больше средней зарплаты наемного работника в частном секторе.

Национальная железная дорога имеет средний годовой доход в 100 млн евро, в то время как на зарплаты тратит 400 млн и еще 300 млн на другие расходы. Рядовой железнодорожник зарабатывает из госбюджета 65 000 евро в год, при этом в Греции нет никакой частной компании с таким уровнем зарплат.

Греческая система государственных школ — образец исключительной неэффективности. Она имеет один из самых низких рейтингов во всей Европе, и тем не менее нанимает в четыре раза больше учителей на одного ученика, чем финская школьная система, которая стоит на первом месте в этом рейтинге. Греки признают, что вынуждены нанимать репетиторов, чтобы их дети хоть что-то знали после окончания государственной школы.

Пенсионный возраст для тех профессий, которые квалифицированы в Греции как «тяжелые», начинается в 55 лет для мужчин и 50 для женщин. И тогда, когда государство начинает щедро грести лопатой для пенсионеров, более 600 греческих профессий каким-то образом становятся «тяжелыми» — парикмахеры, дикторы, официанты, музыканты и так далее, и далее, и далее.

Греческая государственная система здравоохранения тратит значительно больше средств на закупку, чем в среднем в Европе — но при этом привычным является наблюдать, как греческие медсестры и врачи выносят после работы из больниц туалетную бумагу, памперсы и другие вещи, которые они крадут из туалетов и перевязочных.

Как ни странно, но собственно финансисты в Греции остаются с почти безупречной репутацией. Здесь они всегда были всего лишь старыми добрыми коммерческими банками. Они не покупали облигации американских пенсионных фондов и не выплачивали сами себе огромных сумм.

Самая большая проблема греческих банков — то, что они заняли 30 млрд евро греческому правительству, а там эти деньги были украдены или растрачены. В Греции банки не топят страну. В Греции страна топит банки.

И эти люди изобрели математику!

На следующее утро после моего прилета в Афины я пошел к Йоргосу Папаконстантину — греческому министру фининсов, чьей работой является разбирательство в фантастической неразберихе долговых цифр.

В темном и узком проходе в министерство несколько охранников даже не проверяют меня, когда я обхожу металлодетектор. В приемной министра шесть женщин, все на ногах, уточняют его расписание. Они похожи на переработавших и очень занятых ... однако министр все равно опаздывает.

В общем, Минфин явно знал лучшие дни — мебель старая, на полу линолеум. Наиболее шокирует то, сколько людей трудоустраивает министерство.

В октябре 2009-го, когда Папаконстантину пришел на эту работу, греческое правительство оценивало дефицит госбюджета-2009 в размере 3,7%. За две недели этот показатель достиг 12,5%, а затем и 14%. Главной задачей нового министра было понять и объяснить миру эти изменения.

«На второй день я собрал всех из контрольного отдела, и мы начали наши, э-э-э, открытия, — рассказывает министр. — Каждый день я говорил «Ну что, ребята, якобы все?» И все облегченно вздыхали «Вроде все». А на следующее утро с другого конца стола кто-то тянул руку «По правде говоря, министр, здесь у нас есть еще одна дыра, миллионов так на 100-200».

Еще одним сюрпризом оказалась огромное количество бюджетных программ по созданию рабочих мест, о которых не было ни одной записи в госбюджете.

«Министерство аграрной политики создало подразделение, наняло 270 человек, чтобы оцифровывать фотки греческих государственных земель, — говорит Папаконстантину. — Проблема была в том, что никто из 270 человек не имел никакого опыта работы с цифрой. Настоящими их специальностями были, скажем, парикмахер и т. д.»

В конце концов дефицит бюджета составил 30 млрд евро. Как это объяснить? «Все очень просто, — говорит министр. — До этого никто не пытался его посчитать. У нас не было бюджетного комитета, и не было независимой статистики». Партия, которая у власти, просто использует цифры, которые ей больше нравятся.

С цифрой в 30 млрд грек и поехал на очередную ежемесячную встречу министров финансов всех стран Евросоюза. После того, как встреча закончилась и чиновники подобрали челюсти с паркета, к Папаконстантину подошел голландский министр: «Джордж, мы знаем, что это не твоя вина, но разве кто-то не должен сесть в тюрьму?»

Главная же фишка в том, что речь идет не только о лжи в статистических данных. «То, что произошло, произошло не только из-за ложных отчетов, — говорит министр. — В 2009-м, скажем, налоги не собирались. Потому что это был год выборов».

— Что?!

Он улыбается.

— Первое, что правительство делает в год выборов — это убирает с улиц налоговых инспекторов.

— Ты шутишь.

Теперь он уже откровенно смеется. Я действительно наивный.

Гуманная налоговая инспекция

Редактор одной из крупных греческих газет признался мне, что его репортеры имеют много источников в налоговой службе. Но они используют их не для того, чтобы разоблачать уклонение от уплаты налогов — в Греции это считается настолько обыденным, что и не о чем писать — а чтоб обличать наркомафии, торговцев людьми и другие более мрачные штуки.

Несколько налоговых инспекторов, возмущенных коррупцией в собственной службе, захотели встретиться со мной. Проблема была в том, что они на дух не переносили друг друга. Это, как мне много раз говорили греки, было очень по-гречески.

Поэтому сначала я пил кофе с один инспектором, а затем пил пиво с другим. Их истории схожи — они заявили на своих коллег, взявших немалые взятки за то, что подпишут поддельные документы о возвращении налогов. Но оба были наказаны за излишнюю инициативу — их перевели со статусной работы «в поле» на непрестижную работу в офисе, где они уже не могут обличать налоговые преступления.

Оба инспектора и сейчас чувствовали себя не в своей тарелке. Никто из них не хотел, чтобы другой знал, что я с ним встречался. Давайте назовем их Налоговый Инспектор № 1 и Налоговый инспектор № 2.

Налоговый Инспектор № 1 (60 с лишним лет, деловой костюм) оценил мое знание того, что единственные греки, которые платят налоги — наемные работники корпораций, чьи налоги удерживались с их зарплатных чеков.

«Мы никогда не учились платить налоги, — сказал инспектор, держа в руках папку с записями. — Потому что никого не наказали за это. Никого, ни разу. Это джентльменское соглашение в рамках целого народа. Типа пропустить даму вперед».

Две трети греческих врачей сообщают о доходе ниже 12 000 в год — и если учесть, что такой доход не облагается налогом, то даже пластические хирурги, которые зарабатывают миллионы, не платят налоги вообще.

Проблема не в законе (наказание за это предусмотрено), а в его исполнении. «Если бы закон выполнялся, каждый врач в Греции сел бы за решетку, — говорит инспектор. — Но налоговое дело может рассматриваться в суде несколько лет».

От 30 до 40 процентов экономической деятельности в Греции, подпадающей под действие налога о прибыли, остается в тени. Для сравнения — в ​​остальных странах Евросоюза этот показатель составляет около 18%.

Самый легкий способ обмануть налоговиков — настаивать на том, чтобы вам платили наличными, и не давать взамен чека. Самый легкий способ отмыть полученные наличные — купить недвижимость.

Греция (единственная среди стран ЕС) не имеет функционирующего земельного реестра, что очень удобно для черного рынка. «Надо знать, где чувак купил землю — точный адрес — чтобы проследить за ним, — говорит инспектор — Но даже данные о покупке будут записаны от руки, и умышленно неразборчиво».

«Но вот, — говорю я. — Если пластический хирург имеет миллион наличными, покупает участок на острове и строит виллу, то должны же остаться другие записи — ну, например, разрешения на строительство и т.п.». «Люди, которые дают разрешения на строительство, не сообщают об этом налоговую, — грустней инспектор. — И даже если поймаешь такого хирурга, он просто даст тебе взятку».

Общество индивидуалистов, не доверяющих друг другу

Систематическая ложь граждан о своих доходах заставила греческое правительство полагаться только на два налога, которых трудно избежать — с недвижимости и продаж.

Налог на недвижимость рассчитывается по формуле, которая с помощью компьютера генерирует так называемую «объективную цену» для каждого дома. Формула включает в себя стоимость покупки дома, поэтому типичный гражданин Греции решает эту проблему, сообщая правительству фальшивую, заниженную цену. В результате «объективные цены» в разы меньше настоящих.

Сюрприз! — Каждый грек уверен, что все 300 греческих нардепов занизили стоимость их домов до «объективного» уровня. То есть, как сказал мне Инспектор № 1, «каждый народный депутат в Греции врет, чтобы избежать уплаты налогов».

В общем система, описанная Инспектором № 1, является своего рода идеалом совершенства. Она напоминает налоговую систему стран с развитой экономикой, трудоустраивает большое количество людей — а на самом деле фальсифицирует реальность, давая возможность всему обществу врать о своем уровне доходов.

Когда инспектор прощался, он обратил мое внимание, что официант не принес чек за наш кофе: «Вот она, причина. Даже этот отель не платит налогов с продаж».

Налоговый Инспектор № 2 тоже принес целую папку бумаг. Она, правда, касалась не физических, а юридических лиц. («Только те примеры, которые я видел лично»).

Первой была строительная компания из Афин, которая построила семь огромных жилых домов в центре города и продала около тысячи квартир в них. В общем корпорация должна была выплатить в бюджет налогов на15 млн евро, но не заплатила ничего.

Чтобы избежать уплаты, строители сделали несколько вещей. Во-первых, они никогда не регистрировали себя как корпорацию. Во-вторых, они наняли одну из многих компаний, которые не делают ничего, только выписывают чеки на расходы, которых в действительности не было, а потом, когда налоговый инспектор обнаруживает проблему, дают ему взятки.

В нашем случае инспектор взятки не взял, а сообщил о ситуации наверх — после чего обнаружил, что его телефоны прослушиваются, а за ним самим следят частные детективы. Дело в конце концов закрыли, строители заплатили все же бюджету до 2000 евро. «А я после этого не занимаюсь налоговыми расследованиями», — сказал Инспектор.

Каждое следующее дело в его папке было подобным, поэтому я в конце концов прервал его, потому что пришлось бы просидеть всю ночь.

В Афинах я несколько раз испытывал ощущение, которое стало новым для меня как журналиста — полная потеря интереса к очевидно шокирующему материалу. Я открывал ноут и начинал лихорадочно записывать сенсационные истории, которые мне рассказывали. Скандал за скандалом. Двадцать минут — и я терял интерес. Их просто много. Библиотеки можно заполнить, не то что несколько страниц в журнале.

Греческое государство не только претерпевает от коррупции, оно еще и само коррумпирует. Если вы увидите, как это делается, вы поймете типично греческий феномен — из грека очень трудно выжать доброе слово в адрес другого грека.

К любому успеху здесь относятся с подозрением. Каждый уверен, что все остальные врут о своих налогах, подкупают политиков, берут взятки или занижают стоимость своей недвижимости. И это тотальное отсутствие доверия друг к другу укрепляет само себя.

Эпидемия лжи, обмана и воровства делает любую гражданскую активность невозможной. А коллапс гражданского общества только провоцирует рост лжи, обмана и воровства.

Греческая экономика — штука коллективистская, но сама страна, по ее духу, является полной противоположностью коллективу. На самом деле в Греции каждый — сам за себя. В эту систему инвесторы вливали сотни миллиардов долларов. И кредитный бум толкнул страну за край индивидуализма, до полного морального краха.

Дорога к храму

Не зная ничего о монастыре Ватопед [4] за исключением того, что в идеально коррумпированном обществе он считается чем-то вроде сердца коррупции, я поехал на север Греции — в поисках монахов, которые нашли новые пути для совершенствования греческой экономики.

Полуостров с горой Афон отделе от материка длинной оградой, поэтому единственный способ добраться до местных монастырей — на пароме. При этом женщинам путь на Афон запрещен — даже самкам животных, за исключением разве что кошек. Официально запрет объясняется как желание почитать Деву Марию, и запрет этот длится уже тысячу лет.

На следующее утро, когда потрепанный паром загружался монахами и паломниками, десятки женщин, которые собрались над пристанью, кричали во все легкие — и не ясно было, радуются они или печалятся те, которых не берут.

Официантка из отеля убедила меня, что современная пластиковая сумка на колесиках будет выглядеть на Афоне странно, поэтому все, что я имел из багажа — пластиковый пакет с надписью «Гостиница Орел». Внутри — белье, зубная щетка и бутылочка снотворного.

Ватопед — жемчужина Афонского полуострова. В поэме Франко «Іван Вишенський» есть перечень монастырей: «На Афоні дзвони дзвонять / у неділю по вечірні; / починав Прот великий, / окликавсь Ватопед...». Фото отсюда [5]

Паром тащился три часа вдоль берега, высаживая и принимая пассажиров из других монастырей, а я сидел, пораженный. Это не сооружения, а целые представления. Даже если знать, что христиане восточного обряда признают Афон как самое святое место на Земле, его красота шокирует и отнимает дыхание.

На свете есть много мест, где можно обойтись без греческого языка, но афонский паром к ним не относится. Меня спас англоязычный человек, который выглядел как монах. Его звали Цезарь, он был румыном, сыном сотрудника страшной Секуритате времен Чаушеску.

Цезарь дал мне карту Афона, на которой были нарисованы все монастыри и объяснил, что он не монах, а обычный румынский священник в отпуске. Три месяца жизни в одном из монастырей, на хлебе и воде, без женщин вокруг — вот его идеал отпуска.

— Ты без бороды и в странной фиолетовой рубашке, но на Афоне видели и посетителей и поудивительнее, — сказал Цезарь. — А какая твоя вера?

— Я не имею веры.

— Ну в Бога ты веришь?

— Нет.

Цезарь немного подумал.

— Ну тогда они не позволят тебе войти. С другой стороны, — рассмеялся он, — разве тебе будет хуже от этого?

Через два часа, заполнив анкету на входе в Ватопед и заселившись в свою неожиданно комфортную келью, я вливаюсь в поток бородатых монахов. Боясь, что меня выставят из монастыря, но пока я не пойму, что это за место, я делаю то, что должен. Иду за монахами в церковь, зажигаю свечи и втыкаю их в маленькие сосуды с песком, непрерывно крещусь, целую иконы. Не похоже, чтобы кто-то озаботился тем, что явно не грек в фиолетовой рубашке служит вместе с местными монахами.

Монахи Ватопеда имеют репутацию провидцев, которые видят людей насквозь. В Афинах мне рассказывала владелица одной крупной судоходной компании, то ей пришлось лететь (бизнес-классом) рядом с отцом [6]Ефремом, настоятелем Ватопеда: «Это было очень странное ощущение. Он не знал обо мне ничего, но все угадал — о браке, работе, обо всем».

В монастырской церкви я усомнился в их силе — в разгар огромного национального скандала монахи позволили журналисту «Вэнити Фэйр» проникнуть в Ватопед.

Но на выходе из церкви меня наконец-то поймали — круглолицый монах со смоляной бородой и оливковой кожей. Он представился отцом Арсением.

Монастырь, который сверг правительство

В 1990-х годах процентные ставки по кредитам в Греции были на 10 процентов выше, чем в Германии. В Греции не было потребительских кредитов — а у греков не было кредитных карт. Ипотечных кредитов тоже не было. Но, конечно, греки хотели, чтобы финансовые рынки вели себя с ними, как с Северной Европой.

В конце 1990-х у них появился такой шанс — присоединиться к евро. Чтобы это сделать, надо было выполнить ряд условий: в частности, сдержать бюджетный дефицит на уровне трех процентов ВВП, а инфляцию — хотя бы на уровне Германии.

В двухтысячных, после ряда статистических манипуляций, Греция уложилась в обозначенные рамки.

Чтобы занизить дефицит бюджета, правительство убрало из отчетности расходы вроде пенсий или расходы на оборону. Чтобы занизить уровень инфляции, правительство замораживало цены на электричество, воду и другие товары, которые продает государство, и уменьшало налоги на газ, алкоголь и табак.

Греческие правительственные статистики творили чудеса — например, убирали из индекса потребительских цен помидоры (стоят в Греции дорого) в тот день, когда измерялся уровень инфляции.

В 2001 году Греция присоединилась к евро, получив для своих долговых обязательств европейские (читай — немецкие) гарантии. Теперь греки могли брать долгосрочные кредиты под ту же ставку, что и немцы — не 18%, а 5%.

Чтобы оставаться в еврозоне, Греция — теоретически — должна была держать дефицит бюджета ниже трех процентов от ВВП. На практике же все, что им было достаточно делать — это колдовать с бухгалтерской статистикой.

Машина, которая позволила грекам занимать и тратить сколько угодно, работала аналогично машине, которая заставляла американцев покупать большие для них дома. Инвестиционные банкиры научили греческих чиновников, что можно делать с будущими поступлениями от национальных лотерей, аэропортовских сборов и даже средств, которые предоставлял стране Евросоюз. Каждый будущий поток прибыли немедленно продавался за наличные — и тратился.

Ситуация изменилась в октябре прошлого (2009-го — Ред.) года, когда греческий Кабмин ушел в отставку.Разразился скандал [7], который повалил предыдущее правительство и отправил премьер-министра Костаса Караманлиса паковать личные вещи. Странным было не это, а сама природа скандала.

В конце 2008 года информационное пространство Греции разорвала новость, что монастырь Ватопед каким-то образом приобрел никому не нужное озеро и обменял его на значительно более ценные земельные участки, которыми до этого владело государство.

Как монахи смогли это осуществить — было не ясно; предполагали, что с помощью взятки чиновникам. Доказательств взяточничества не нашли. Но это уже не имело значения — скандал оставил такой след в греческой общественной мысли, как ни один скандал до того.

Йоргос Папандреу говорит Ангеле Меркель, что острова продавать не собирается

«Мы никогда не видели такого изменения в соцопросах, — сказал мне редактор одной из самых популярных греческих газет. — Без скандала с Ватопед премьером до сих пор был бы Караманлис, правительство не сменилось бы, финансовые проблемы не вскрылись бы и все продолжалось бы так, и дальше».

Владелец медиа и страхового бизнеса Димитрис Контоминас, ТВ-компания которого первой показала скандальные новости о Ватопед, определил суть коротко: «Монахи с Ватопед привели Йоргоса Папандреу к власти».

Хронологию Ватопедского скандала читайте на Википедии (гугл-перевод!) [8]

Когда новое правительство (от социалистической партии ПАСОК [9]) пришло на смену старому (от консервативной«Новая демократия» [10]), он обнаружил в государственной казне так мало денег, что решил больше не скрывать этот факт от остального мира.

Только теперь мировая финансовая система задалась вопросом «не объявит ли Греция дефолт?» Это даже казалось самым главным вопросом — потому что если Греция обанкротится с долгом в $400 миллиардов, то европейские банки, которые давали деньги, и другие европейские страны (особенно это касается Испании и Португалии) пойдут вслед за ней, что грозит огромными проблемами для евро.

Но главнее был другой вопрос — «Сможет ли Греция изменить свою культуру?». А это произойдет только тогда, когда измениться захотят сами греки. Мне здесь 50 раз говорили, что когда греки испытывают «несправедливость», то в их венах закипает кровь.

Ключевым здесь является понятие несправедливости — потому греки не видят ничего плохого в коррупции собственной политической системы или в неуплате налогов. Возмущаться их заставляет совсем другое — когда кто-то посторонний, по другим мотивам, чем обычное самообогащение, приходит и использует коррумпированность греческой системы.

Речь идет о афонских монахах.

В обществе, которое переживает нечто очень близкое к полному моральному краху, именно монахи становятся мишенью для общего нравственного возмущения. Каждый грек с правыми взглядами еще сердится на монахов и тех, кто им помогал — хотя никто до конца так и не понимает, что на самом деле эти люди сделали и зачем.

Отец Арсений выглядит на 50 с лишним лет (хотя бороды делают монахов старшими лет на 20 ) и известен настолько, насколько это возможно — в Афинах его знает каждый, с кем я разговаривал. Его называли «прекрасными мозгами» и «серым кардиналом». «Если бы Арсения поставить во главе правительственного департамента по вопросам недвижимости, в Греции уже давно был бы Дубай, — сказал мне успешный столичный брокер. — До кризиса, конечно».

Я признаюсь Арсению во всем — кто я и что здесь делаю — и говорю, что перед приездом на Афон провел несколько дней, интервьюируя политиков и предпринимателей в столице. Он смеется: ему приятно, что я приехал! «Политики раньше у нас тоже часто бывали, — говорит отец. — Но из-за скандала теперь не ездят. Боятся, что их увидят рядом с нами!

«Монашеский» бизнес

Он направляет меня в трапезную и усаживает на почетное для паломника место — за столом, соседним с настоятельским. Главное место за тем же столом занимает отец Ефрем, рядом с ним — Арсений.

После обеда монахи возвращаются в церковь, а отец выводит меня на прогулку. Проходим византийские часовни и поднимаемся по византийской лестнице, пока не подходим к двери в длинном византийском коридоре со старинными (и очевидно только восстановленными) рисунками.

Это — офис Арсения. Внутри стол с двумя компьютерами на нем, рядом новенький факс-сканер-принтер. Стены и пол блестят как новые.

Единственный признак того, что мы не в современной деловой конторе — икона над столом. Тем не менее, если поставить этот офис рядом с кабинетом министра финансов Греции и спросить, какой из них принадлежит монаху, вы явно не угадаете.

«Люди чувствуют духовную жажду, — сказал мне на английском Арсений, когда я спросил его, как монастырю Ватопед удается привлекать сюда столько значительных лиц из делового и политического мира. — 30 лет назад думали, что наука решит все проблемы. А сейчас они устали от материальных удовольствий и вещей».

С этими словами он берет мобильный и заказывает напитки и десерт. Через несколько минут нам привозят серебряный поднос с пирожными и стаканами с мятным ликером.

Так начался трехчасовый феерический разговор. Я ставил простые вопросы — «Почему люди идут в монахи? Как они живут без женщин? Как люди, которые проводят по 10 часов в день в церкви, успевают скупать недвижимость в промышленных масштабах?» — А он отвечал в 20-минутных притчах, в которых мог быть и простой ответ (например: «Есть много вещей, значительно прекраснее секса»).

(Кстати, интересный нюанс с греческого Вики — в молодости отец Арсений был активистом Коммунистической молодежи Греции [11] — П. Cолодько)

Во время рассказа он махал руками, улыбался и смеялся — если отец Арсений и чувствовал себя виноватым в чем-то, то у него есть редкий талант это скрывать.

Мои ожидания от визита в Ватопед не сбылись — как и у многих других людей, которые сюда приезжают. Я хотел посмотреть, похож ли монастырь на коммерческую империю (не похож) и кажутся ли монахи неискренними (вряд ли). Но я так и не мог понять: как несколько странных на вид мужчин, которые бегут от материального мира, так умело нашли свой ​​путь в этом мире?

Отцы Ефрем и Арсений — самые известные в Греции монахи Афона.  

Через два часа я решился спросить. Арсений принял меня вполне серьезно. Он показал мне надпись, которую повесил на один из шкафов, и перевел с греческого: «Умный человек принимает, идиот настаивает».

«Вот секрет успеха в любой точке мира, а не только в монастыре, — начал очередную притчу Арсений. — Бери, что тебе дают, и работай с этим. „Да ... и“ лучше, чем „Нет ... но“. Идиот связан гордыней, а человек с духовной жизнью — скромен. Он принимает от других все — критику, идеи — и работает с этим».

Тут я заметил, что один ем пирожные и пью ликер. Подумалось, что я провалил тест на возможность противостоять искушению.

«У нас ничего нет, — говорит Арсений. — Мы работаем для других. Газеты назвали нас корпорацией. Но скажи, Майкл, компания может существовать тысячу лет?»

В эту минуту вдруг заходит отец Ефрем. Круглый, с красными щеками и белой бородой он похож на Санта-Клауса. Несколько месяцев перед этим он давал показания в парламенте Греции. Один из докладчиков сказал, что греческое правительство действовало необычно эффективно и быстро, когда обменивало монашеское озеро на коммерческую недвижимость Минагрополитики. Он попросил Ефрема объяснить это.

— Разве вы не верите в чудеса? — Сказал Ефрем.

— Начинаю верить, — ответил депутат.

Когда нас представили, Еврем взял мою руку и держал ее в своей долгое время. У меня мелькнула мысль, что он собирается спросить, что я хочу на Рождество. Вместо этого он спросил: «Какая твоя вера?» «Епископальная церковь» — прокашляв я. Он кивнул. Он прикидывал: могло быть и хуже.

«Ты женат?» «Да.» «Дети есть?» Я кивнул. Он прикинул: Я могу с этим работать. Он спросил, как их зовут ...

В тему: Настоятель Ватопедского афонского монастыря в Греции архимандрит Ефрем помещен в тюрьму [12]

Как с дарственной византийских времен выросла современная империя недвижимости

Второе парламентское расследование «Ватопедского дела» [13] еще только начинается, и неизвестно, чем обернется. Но главные факты уже известны — непонятны только мотивы действующих лиц.

В конце 1980-х Ватопед был сплошной руиной — россыпями камней, в которых жили крысы. Фрески почернели, а иконы лежали по углам заброшенные. В монастыре проживало несколько монахов, но неорганизованно, каждый сам по себе.

У них не было коллектива, только отдельные люди. Иными словами, их отношение к своему монастырю очень сильно напоминало отношение греков к своему государству.

Все изменилось в начале 1990-х, когда с другого конца Афонского полуострова прибыла группа молодых и энергичных киприотских монахов, возглавляемая отцом Ефремом. Они увидели возможность перестройки — фантастический природный актив, которым ужасно неталантливо управляют.

Ефрем взялся за сбор средств, чтобы вернуть Ватопеду былую славу. Он обратился к культурным фондам Евросоюза. Он начал отношения с богатыми греческими предпринимателями, которые искали отпущения грехов. Он подружился с влиятельным греческими политиками.

После того как один известный испанский певец заинтересовался Ватопедом, он организовал встречу с испанскими чиновниками. Эти чиновники узнали в монастыре об ужасной несправедливости, которая произошла в XIV-ом веке — тогда банда каталонских наемников, которые поссорились с императором Византии, ограбила Ватопед, нанеся большой вред. Так испанские чиновники пожертвовали монастырю $240 000.

Наследник британского трона является патроном организации «Друзья Афона». Верующие англиканской церкви (ее покровителем является монарх) возмущаются, что в кабинете Чарльза есть угол с православными иконами. 

Одна из целей Ефрема была — вернуть Ватопеду его мировое влияние. Греческая экономика отличалась особой закрытостью, хотя страна и была в ЕС. На фоне этой картины Ватопед был исключением — он начал активные отношения с миром. Скажем, принц Чарльз трижды подряд каждое лето приезжал в Ватопед, и жил здесь по неделе.

Отношения с богатыми и знаменитыми были существенными не только для получения грантов и пожертвований, но и для третьей составляющей новой стратегии монашеского менеджмента — недвижимости.

Без сомнения, одним из самых умных поступков отца Ефрема было то, что он разобрал архив в старой монастырской башне, где лежали старинные византийские манускрипты, которые никто не трогал десятилетиями. Ведь в течение тысячи лет византийские императоры дарили Ватопеду различные участки земли — расположенные в нынешних Греции или Турции.

Пока в монастыре не появился Ефрем, греческое правительство взяло значительную часть этого имущества на свой ​​баланс. Но сохранилась дарственная, выданная императором XIV-го века Иоанном V Палеологом. Дарственная на одно озеро в северной Греции.

Когда Ефрем нашел эту дарственную в монастырской башне, озеро считалось государственным заповедником. В 1998-м оно вдруг перестало им быть. А чуть позже монахи получили все права собственности на это озеро.

В Афинах я общался с Петром Дукасом — бывшим чиновником министерства финансов, чье имя одним из первых упоминается в «Ватопедском деле». Именно Дукас решил выпускать долгосрочные правительственные облигации на 40 и 50 лет. Тогда греческие газеты позорили его — «Дукас отдал в залог будущее наших детей» — но то, что он сделал, оказалось блестящим ходом.

Облигации на $18 млрд сейчас стоят копейки, то есть греческое правительство сможет легко выкупить их на открытом рынке. «Они должны дать мне премию!» — смеется Дукас. На него заведены два уголовных дела, но он все равно радуется жизни (может, потому, что сам является не афинянином, а спартанцем).

Еще в начале работы Дукача в Минфине к нему в кабинет без предупреждения пришли два монаха. Один представился как отец Ефрем, другой — отец Арсений. Они сказали, что обладают озером и хотят, чтобы Минфин выкупил у них это озеро. «Кто-то дал им все документы, удостоверяющие право собственности, — говорит Дукас. — И теперь они хотели монетизировать эту собственность». По словам Дукаса, чувствовалось, что монахи хорошо подготовились к встрече: «Перед тем, как прийти, они много узнают о тебе — о жене, родителях, религиозных чувствах. Первое, что они спросили, когда пришли, не хочу ли я исповедаться».

Дукас решил, что глупо будет открывать этим монахам свои секреты. Вместо этого он сказал, что не может дать им денег за озеро: «И тогда они предложили:» Ладно, если ты не можешь его купить, почему бы тебе не обменять его на землю?"

Монастырское имущество: стоимость от одного до двух миллиардов

Это оказалось выгодной стратегией: обменять озеро, которое нельзя сдавать в аренду, на государственное имущество, которое сдавать можно. Каким-то образом монахи убедили чиновников, что земля вокруг озера стоит значительно больше 55 млн евро, в которые его потом оценил независимый оценщик.

Они запросили ув государства миллиард. Дукас отказался дать им хотя бы евро.

Тогда монахи перешли к следующему источнику земельных ресурсов — землям с/х назначения и лесам, находившихся в ведении Министерства агрополитики. «Мне позвонили от аграрного министра и сказали: «Мы отдаем им всю эту землю, но ее недостаточно. Может, ты немного прибавил бы своей, а?»- вспоминает Дукас.

Когда он отказался, ему еще раз позвонили — на этот раз от премьер-министра. Он снова отказался. Тогда ему принесли бумагу, в которой было написано, что Минфин передает свои земли монастырю — оставалось ее только подписать. «Я сказал: «Пошли вы, я это не подпишу».

Но на него продолжали давить из премьерского кабинета. Дукасу показалось, что монахи имеют большое влияние на шефа премьерского секретариата. Этот человек был знаком с монахами уже давно, после того, как у него обнаружили смертельно опасную болезнь. Монахи молились — он не умер, а чудесным образом исцелился.

Деловая активность монахов вызвала возмущение у в целом лояльных к коррупции греков. Карикатура из греческого газеты — игра «Монахополия»

В конце концов, под давлением своего начальника Дукас подписал две бумаги. Одна не отрицала то, что озеро принадлежит монахам, а другая санкционировала обмен озера на другие активы. Это не давало монахам прав на земли Минфина, зато позволило им заключить соглашение с Минагрополитики.

В обмен на свое озеро монахи получили от государства 73 объекта недвижимости, среди которых был и гимнастический центр, построенный для Олимпиады-2004 — как и многие иные олимпийские объекты, он стоял заброшенный. «Знаешь, они все же святые люди, — говорит Дукас. — Может, они хотят создать там приют для сирот».

Оказалось, что они хотят создать империю коммерческой недвижимости. Они взялись убеждать греческое правительство сделать вещь, которую оно делает очень редко — изменить целевое назначение недвижимости — с некоммерческой на коммерческую.

Получив недвижимость от государства, монахи сразу начали ее развивать, став девелоперами. Бывший Олимпийский гимнастический центр стал популярным частным госпиталем — с которым монахи очевидно сотрудничают.

Затем, с помощью одного греческого банкира, монахи планировали создать что-то вроде Фонда Недвижимости «Ватопед». Инвесторы фонда фактически бы выкупали у монахов недвижимость, которую им предоставило государство. А монахи использовали бы эти средства на возвращение монастырю его былой славы.

Если вы хотите узнать, насколько богатыми являются богатые люди, стоит спросить об этом у других богатых людей. Я провел блиц-опрос нескольких греческих миллионеров. Они сказали, что стоимость коммерческих активов монастыря Ватопед меньше двух миллиардов долларов, но больше одного. Когда новый менеджмент начинал, эта стоимость была равна нулю. И бизнес начался с отпущения грехов.

... Монахи не заканчивают церковную службу в обед. А обычно, пояснил отец Арсений, они начинают ее в четыре утра. Кроме воскресенья, когда дают себе отдохнуть и начинают в шесть. Еще восемь часов в день они работают в саду, или моют посуду, или изготавливают мятный ликер.

Руководители монастыря, отцы Ефрем и Арсений, избегают этого строгого режима разве что пять дней в месяц. «Многие греки теперь представляют монаха как весельчака-проходимца, — сказал мне в минуту откровенности другой монах, отец Матвей из Висконсина. — Каждый уверен, что у настоятеля и Арсения есть тайные банковские счета. Это бред. Что им делать с этими счетами? Они не могут так взять и поехать на Карибы. Настоятель монастыря живет в келье. Это хорошая келья. Но он остается монахом. И он ненавидит выезжать из монастыря».

На следующий день, когда я уже возвращался в Афины, зазвонил мобильный. Это был отец Матвей. «О нет, — подумал я. — Они поняли, кто я, и теперь хотят запретить мне писать о Ватопеде!». Они-то поняли, но хотели от меня совсем другого.

Это министр финансов настаивал на вичитке всех своих цитат, а вот монахи разрешили мне писать обо всем, что я видел и слышал. Матвей звонил по другому поводу. «У нас есть советник по вопросам американского фондового рынка, — сказал монах. — Его зовут Роберт Чэпман. Отец Арсений интересуется, что ты думаешь о нем. Стоит ли слушать его советов ...»

Смерть тем, кто работает!

За день до того, как я полетел из Греции, их парламент голосовал за закон, который увеличивает пенсионный возраст, уменьшает государственные пенсии и подобным образом сокращает бюджетные расходы.

Премьер-министр Папандреу представил этот закон — он так постоянно делает с тех пор, как было обнаружено истинное положение греческой экономики — не как свою собственную идею, а как требование МВФ. Имеется в виду: если греки не хотят прислушиваться к внутренним голосам о сокращении благосостояния, то они могут прислушаться к голосам из-за рубежа. То есть они уже даже не хотят сами собой управлять.

Тысячи бюджетников вышли на улицы, чтобы протестовать против этого закона. Налоговые инспекторы, которые не собирают налоги, учителя государственных школ, которые ничему не учат, железнодорожники с высоченной зарплатой, чьи поезда никогда не приезжают вовремя, врачи, взявшие откат, чтобы закупить лекарства по завышенной цене.

Вот они — нация людей, которые готовы обвинять всех, кроме себя. Греческие бюджетники идут, разбившись на единицы, напоминающие взводы в армии. В середине каждой такой группы — два или три ряда юношей. В их руках — дубинки, замаскированные под древки для флагов. На их поясах — лыжные маски и противогазы.

Два месяца ранее, 5 мая, во время первого протестного марша, погибли люди. Увидев, что в одном из афинских отделений банка MarFin работают служащие, юноша бросил бутылку с зажигательной смесью внутрь, а другие забросали горящим бензином вход. Большинство банковских служащих бежали через крышу, но трое работников погибли, среди них — девушка на четвертом месяце беременности.

Когда это произошло, греки на улицах скандировали, что банковские служащие заслужили такую ​​смерть, потому что работали во время забастовки. Все это произошло на глазах у греческой полиции, и никого так и не арестовали.

В остальные дни протестующие эффективно закрылись в своей стране. Авиадиспетчеры присоединились к забастовке и закрыли аэропорты. В порту Пирей толпа не дал пассажирам круизных лайнеров сойти на берег за сувенирами. В разгар туристического сезона долларам, которых так не хватает Греции, запретили входить в страну.

Каждый работник негосударственного сектора, который продолжает работать — в опасности. В Афинах позакрывались все магазины и рестораны. То же самое, и по тем же причинам, сделал и музей в Акрополе.

Погребальный очаг цивилизации

Основная группа протестантов группируется посередине широкого бульвара, в нескольких метрах от сожженного банковского отделения. Мраморное крыльцо перед входом в MarFin преобразовано в печальный надгробие: несколько мягких игрушек для так и не родившегося ребенка, несколько изображений монахов и цитата древнегреческого оратора Исократа: «Демократия уничтожает сама себя, потому что злоупотребляет правом на свободу и равенство. Потому что учит граждан воспринимать наглость как право, беззаконие как свободу, оскорбительный язык как равенство, а анархию как прогресс».

С другого конца улицы стоит фаланга полицейского спецназа. Доспехи, сдвинутые вместе щиты — они выглядят как спартанские воины. За полицейскими — здание парламента, в нем бушуют антикризисные дебаты, но их подробности остаются тайной, поскольку журналисты тоже бастуют.

Ватопед — едва ли не единственное место в Греции, где восстановление продолжается. 

Толпа начинает скандировать и марширует прямо на полицейских. Те напрягаются. Это один из тех моментов, когда ты физически ощущаешь — ситуация может перерасти во что угодно.

То же самое сейчас испытывают финансовые рынки. Вопрос, на который каждый задается вопросом: «Объявит ли Греция дефолт?» Есть экономисты, которые уверены, что другого пути нет. Потому что меры правительства, направленные на уменьшение расходов и увеличение доходов, неизбежно заставят бизнес бежать из страны. В Болгарии меньшие налоги, а в Румынии менее требовательны наемные работники.

Но есть еще один, куда более интересный вопрос: даже если эти люди захотят чисто технически выплатить долги, начнут жить «по средствам» и смирятся с огромными процентными ставками на кредиты, найдут ли они внутренние резервы для этого? Смогут ли они вырваться из своих маленьких частных экономических миров, чтобы вместе изменить страну?

Потому что сейчас Греция не ведет себя как коллективный организм. Ей не хватает монашеских инстинктов. Нынешняя Греция — это набор отдельных атомов, каждый из которых преследует собственные интересы за счет общего блага.

Понятно, что правительство попытается хотя бы каким-то образом возродить в Греции гражданское общество. Единственный вопрос: можно ли эту вещь, однажды утраченную, хотя бы когда-то возродить?

(Публикуется с сокращениями).

—

Подготовил: Павел Солодько, опубликовано в издании  ТЕКСТИ [14]

В тему:

• МВФ отказал Греции в отсрочке выплаты долга [15]
• МВФ подтвердил дефолт Греции. Еврогруппа собирает экстренную конференцию [16]
• Ципрас держит закрытыми банки Греции [17]