Хоттабыч: «Государство ничего не делает»

1.00

Нет

«Вы рассказывайте о нас, волонтерах, как есть. Какие мы, как живем. Не приукрашивайте ... Вот на мне вельветовые брюки, видите? Подарены читателем моих постов на Фейсбук после того, как я написал, что так и не смог купить себе новые штаны, потому что нет денег, а старые порвались».

Волонтер Илья Лысенко, он же «Хоттабыч» — человек легендарный. Менеджер, «белый воротничок», занимавшийся в мирной жизни обучением персонала, конкурентной разведкой и безопасностью, во время войны так же системно, взвешенно и надежно занялся обеспечением другой безопасности — человеческой жизни. «Экстренную медицинскую службу ХОТТАБЫЧА» (ASAP RESCUE) хорошо знают в зоне АТО. Ее бригады дежурят на разных участках фронта. Их главная задача — эвакуация раненых.

Все свои силы, время и средства последние почти два года Илья Лысенко отдает волонтерству. Однажды даже выставил на продажу свой орден «За заслуги ІІІ степени» — не хватало денег на покупку нового реанимобиля. Не менее решительно поступил и с другой наградой — «Народный Герой Украины», отказавшись от нее в пользу коллеги-парамедика.

Поймать легендарного Хоттабыча в Киеве для интервью оказалось не так-то просто. Единственный шанс поговорить — в дороге в промежутках между волонтерскими встречами. «Буду через 7 минут», — прислал лаконичную СМС. «Какая машина?» — «Выходите, не ошибетесь». И действительно, ровно через семь минут во дворе стояла машина с ярко-красной надписью ASAP RESCUE.

«Вы рассказывайте о нас, волонтерах, как есть. Какие мы, как живем. Не приукрашивайте. Мне часто звонят люди и в первую очередь спрашивают — получат ли они статус участника боевых действий и сколько им будут платить. И я понимаю, что эти люди живут немножко в другом мире, чем мы... Вот на мне вельветовые брюки, видите? Подарены читателем моих постов на Фейсбук после того, как я написал, что так и не смог купить себе новые штаны, потому что нет денег, а старые порвались».

— Илья, почему вас называют «Хоттабыч»? Борода волшебная?

— Волшебная. Но не в этом дело. Как-то на одном из блокпостов боец спросил меня: «Как вас представить?» — «Борода», — говорю. Слышу, боец сообщает по рации: «Тут какой-то Хоттабыч приехал». Так и прилепилось. Позывной «Борода» у многих, а Хоттабыч — я один.

— Ваш «Хоттабычмобиль» — машина легендарная. Правда ли, что она бывала еще на Грушевского во время Майдана?

— Нет, это другая машина. На Майдане я не был постоянно. Появлялся в какие-то кульминационные моменты, как, например, на Грушевского или когда горели баррикады вплотную к сцене. Старался помочь, чем угодно — разносил продукты питания, оказывал примитивную, совершенно непрофессиональную медицинскую помощь. Я достаточно ответственный и системный человек. Поэтому позже, когда Майдан разгребал свои аптеки, меня попросили помочь. Потом мне доверили контроль и охрану поликлиники в Межигорье. Собственно, до позавчерашнего дня я и был хранителем этой поликлиники. Теперь отдал ключи коменданту. Работу надо делать либо хорошо, либо вообще ее не делать.

— Почему вдруг занялись медпомощью? Обычно волонтеры занимаются снабжением.

— Я не занимаюсь медициной. Это разные вещи. На самом деле необязательно быть медиком, чтобы заставить человека жить. Не зря же во всем мире на скорой помощи работа построена совершенно иначе, чем у нас. Во-первых, там используют хорошо оборудованные машины. Примерно такие же мы используем в зоне АТО. Во-вторых, на скорой работают парамедики — люди, которые на самом деле занимаются не лечением, а фактически оказанием первой доврачебной помощи. Мы, собственно, этим и занимаемся. Не зря у нас есть шутка, что мы — «заставлятели жить».

У нас было около трех тысяч выездов в зону АТО. Но это не означает три тысячи раненых. Многие выезды — профилактические, связанные с болезнями, осложнениями.

В тему: Первая медицинская рота. Портреты мужчин и женщин в обстоятельствах войны [2]

— На сайте вашей Экстренной службы сформулированы принципы работы: «Мы не берем в руки оружие! Мы не позируем на фоне войны, разрухи, страдания и смерти!», «Мы не носим военную форму одежды!» Кто работает в ваших бригадах?

— У нас нет медиков. Работают волонтеры — бизнесмены, менеджеры, юристы. Если присмотреться, то оказывается, что большая часть людей, надолго и качественно связывающих свою жизнь с волонтерством, — это те, кто уже частично реализовался в жизни. То есть люди уже достигли определенного понимания того, кто какие они. Для них это не ступень роста, а, скорее, степень подтверждения того, что что-то затормозило и идет не так. А позиция, которую они заняли в жизни, не позволяет им оставаться в стороне.

— У вас большой автопарк?

— Разношерстный. Пять реанимобилей, которые могут работать в «желтой зоне», то есть непосредственно забирать после сортировки раненых. Три машины, которые мы отправляем на дальние расстояния для переброски особо тяжелых раненых — когда других способов их транспортировки нет. Еще у нас есть баня на колесах — злополучный «Мойдодыр». В него вложена огромная любовь и уважение к бойцам, но за все это время он реально проработал на передовой не больше месяца. Потому что постройка машины всегда требует внимания к мелочам. Особенно, когда строишь автомобиль, используя платформу 20-летнего грузовика. А когда этот грузовик еще и достался от «Айдара» ... (смеется).

Через месяц после начала эксплуатации умер двигатель (оказалось, к нему трудно достать детали). Сейчас машину приводят в порядок, и мы отдадим ее 95-й десантной бригаде «Медведи». Мы давно с ними дружим, и сейчас они находятся в зоне, где очень плохо со всем на свете — водой, теплом, электроэнергией ... Еще есть два штабных автомобиля. В одном из них мы с вами сейчас едем — 25-летний лендровер. На самом деле он очень похож на меня. Если бы какой-нибудь идиот решил изваять меня в металл е... Принципиально беспринципный автомобиль. Принципиально идет там, где все другие машины останавливаются. И ему, честно говоря, все равно, что о нем думают другие.

Хоттабыч_1

— Вы создали благотворительный фонд. Судя по вашим постам в соцсетях, ему сейчас трудно с деньгами — нет денег на топливо, нечем заплатить за жилье, арендуемое для экипажей, не говоря уже об их питании. «ASAP RESCUE был создан чтобы спасать! ASAP RESCUE не имеет возможности спасти!» Это только в последнее время так или всегда было?

— На самом деле проблема с деньгами существует всегда. Мы проанализировали, сколько денег поступало за этот год по месяцам. Не рассматривали все счета сразу, взяли один самый показательный, доступный и большой — «Приват». Наибольшие поступления, около 200 тыс грн в месяц, были в январе 2015-го. Потому что мы работали в Донецком аэропорту, и все пытались как-то помочь.

А сегодня на основной счет поступает около 60–70 тыс. грн ежемесячно плюс поступления на дополнительные счета. В октябре на наш основной счет поступило всего около 40 тыс. грн. Это при том, что топливо намного подорожало, некоторые машины прошли уже больше 100 тыс. км и теперь требуют совершенно другого обслуживания.

Топливо — наша извечная проблема. Дело в том, что мы не заправляемся у военных. Это наша позиция. Несколько раз мы это сделали, после чего имели потом колоссальные проблемы с ремонтом двигателей. У военных некачественное топливо. Сейчас ситуация по большей части уже изменилась. Но все равно я понимаю, что кое-где появляются нерадивые каптерщики, которые могут солярку продать налево, а вместо нее купить, как вариант, печное топливо. Танку это все равно, а таким машинам, как у нас, нет. Мало того, что мы покупаем в Европе дорогой реанимобиль и платим за него 15 тыс. евро, так мы еще и готовим его, чтобы он мог работать в зоне АТО. Наш «Хоттабычмобиль» ходил со скоростью больше 200 километров в час. Потому что, оказывая помощь, мы ставим перед собой задачу уложиться в «золотой час эвакуации»: в течение часа нужно не просто успеть добраться до раненого и помочь ему зацепиться за жизнь, но и вернуться с ним назад.

В тему: Минобороны рапортует о решении проблем военной медицины, а волонтеры покупают аптечки, — СМИ [3]

— Недавно вы комментировали на радио вопросы обмена военнопленными. Вы и обменом занимаетесь?

— Мы не участвуем в обменах. Но я знаю, как это происходит — мы много общаемся с людьми, особенно с гражданскими. Мы даем свои машины, когда к нам обращаются с просьбой забрать «двухсотых», которые находятся на той стороне. Но мы не едем на ту сторону. Груз-200 нам обычно вывозят на нулевой блокпост. Мы его забираем и везем дальше, но это дает нам возможность общаться.

У нас уже произошел разрыв шаблонов. Мы можем обвинять ту сторону во всех смертных грехах, но не должны забывать, что иногда те же смертные грехи совершаем сами. Мы говорим, что на той стороне издеваются над нашими военнопленными, иногда возвращая их уже кастрированными. Это факт, который наша власть всячески пытается скрыть. И действительно, с одной стороны, говорить о таких вещах — большая нравственная проблема. Но это факт. А с другой — я прекрасно помню лето прошлого года, когда по крайней мере два-три раза в месяц мне звонили люди с просьбой найти гражданских, которые проходят наши блокпосты. То есть люди доходили до наших блокпостов и на них же исчезали. Одного гражданского разыскивала сестра. Мы нашли его в одном из наших полевых госпиталей — без сознания, с проломленной головой. Никто не знал его имени. Наши думали, что это один из наших военных. То есть мы бываем такими же жестокими по отношению к противной стороне, как и они по отношению к нам. Это обратная сторона войны. Нельзя остаться на ней с чистыми руками. Не получается.

Нужно учитывать еще и то, что среди людей, которые пошли добровольцами на фронт, — колоссальная масса тех, кто не смог реализовать себя в мирной жизни. Они реализовали себя в АТО, с оружием. И даже если они не сделали ни одного выстрела в сторону врага, общество уже по определению уважает их. Это просто-напросто ломает человеку мозг. Вы знаете, самый любимый человеческий грех у дьявола — гордыня. Но в один прекрасный момент человек перестает довольствоваться вот этим заложенным в обществе уважением к военному, находящемуся в АТО. Он начинает оглядываться по сторонам и понимать, что, оказывается, пока он был в АТО, общество не стояло на месте. Кафе работают, люди ездят на дорогих машинах. В АТО он чувствует себя в естественной среде. Он такой же, как и его окружение. И даже одет в одинаковую со всеми одежду. Ему не надо ежедневно решать какие-то бытовые вопросы, задумываться о том, где и за что сегодня поесть. Даже если государство обеспечивает не так, как хочется, его очень хорошо обеспечат волонтеры.

И вот в конце концов такой человек вырывается из АТО сюда, в центр страны, и понимает, что здесь ему снова нужно конкурировать, и, несмотря на уважение к военным, здесь все равно торжествуют деньги. Поэтому некоторые, возвращаясь в АТО, занимаются контрабандой и продажей оружия. Ведь рано или поздно они вернутся в гражданскую жизнь, и здесь их будут ждать жена, ребенок и счета — за питание, на выживание, транспорт, одежду, ребенку в школу, жене на работу, на новогодний стол ... А государство последние 20 лет приучалось платить по счетам по чуть-чуть.

Когда мы вошли в Дебальцево, поддержка населения составляла 50 на 50. Половина плевали нам в спину, половина ждала нас с распростертыми объятиями. А когда мы покидали Дебальцево, то, дай Бог, чтобы население поддерживало нас на 10%. Мы потеряли поддержку, потому что государство ничего не сделало для того, чтобы население почувствовало: в этой стране есть власть, порядок и уважение к гражданскому населению. Вместо этого город получил постоянно бухающих военнослужащих, бряцающих оружием и ищущих на свою задницу приключений. Некоторые из уходящих на ротацию обязательно прихватывали что-то из города. Например, с заправок исчезли бензоколонки. За ночь их демонтировали, а наутро увозили вместе с имуществом подразделений ...

В тему: К кому в ВСУ подрывают доверие волонтеры [4]

— Недавно вы писали об очень печальном случае в прифронтовой зоне, в Песках. Пост назывался «Обида». История произошла с хозяйкой мотеля, где многие месяцы останавливались ваши экипажи и который, по вашим словам, на это время становился для вас уютным «домом», а его хозяева — семьей. Хотя изначально хозяева отнеслись с недоверием, и команде потребовалось немало усилий, чтобы расположить их к себе ...

Пьяные украинские бойцы попытались изнасиловать женщину, вышедшую вечером в магазин за хлебом. А когда она дала отпор, ее жестоко избили. «Мы сделали все от нас зависящее, во благо, к добру. Мы так хотели, чтобы в нас не видели зверей», — писали вы.

Чем закончилась эта история?

— Я вам скажу, чем ... Хозяева мотеля собрались и уехали. На ту сторону. На следующее же утро. Она — с забинтованным лицом. И никого не накажешь. Как можно найти грузовик, в котором ехали военные? Ни номеров, ничего нет.

Вы знаете, когда «ДНР» обосновалась в Славянске, на третий день они открыли свои комендатуры в городе, потому что это классика жанра — показать гражданскому населению, что есть военная власть. И гражданский человек может обратиться и пожаловаться на того же военного. Таким образом можно хотя бы создать иллюзию правопорядка. А вот, например, у нас в Артемовске (Бахмуте) комендатура появилась через шесть месяцев после того, как мы вошли в город.

Я вам больше скажу. Спустя четыре месяца существования комендатуры мы специально останавливали людей на улицах города и спрашивали — знают ли они, где комендатура находится. Никто не знал. Нашлось несколько человек, которые отвели нас к зданию, где была комендатура при «ДНР».

Вот это показатель нашей работы. Вот так на самом деле мы пытаемся спасти живущее там население. Государство ничего не делает. Поэтому мы очень сильно поддерживали комендатуру (ведь Бахмут — это наша центральная база). Сразу же купили мобильные телефоны, чтобы обеспечить связь по всему городу. Напечатали неимоверное количество визиток с номерами телефонов комендатуры, чтобы на каждом прилавке в каждом магазине это лежало. Раздавать не имеет смысла, человек сам должен взять. Мы сделали на автобусах плакаты со схемой проезда к комендатуре и номерами телефонов. Написали специальную программу для Android, чтобы, установив ее на свой телефон, человек мог одним движением пальца сообщить в комендатуру о проблемах. И, что самое важное, комендатура видит, где это происходит. Однако сейчас этот проект мы не то чтобы заморозили, но приостановили.

Хоттабыч_3

— По случаю 24-й годовщины ВСУ и Дня защитника Отечества Петр Порошенко заявил: «Я хочу поблагодарить волонтеров, которые в первые часы, дни и месяцы войны, когда было труднее всего, отдавали последнее. И без этого вклада мы все равно победили бы. Но было бы намного труднее». Позже президент скорректировал свои слова и отметил: «Для того чтобы прекратить любые инсинуации, хочу подчеркнуть, что без волонтеров, без всего украинского народа — наша победа была бы невозможна!» Кроме того, извинился за вырванные из контекста слова, которые «пытались распространять в социальных сетях». Как волонтеры к этому отнеслись?

— Волонтеры восприняли это болезненно. И думаю, не только волонтеры, но и все, кто помогал им, выделял свои 50–100 грн на помощь армии, поддерживал нас, чем мог. Президент реабилитировался! Это хорошо! Даже очень! Значит президент прислушивается к гласу народа. Особенно когда этот глас настолько понижает его рейтинг. Особенно если учесть, что половина страны прямо или опосредованно причисляет себя к волонтерскому движению. Особенно если учитывать, что армия и те, кто прошел через АТО, а также все родственники военнослужащих, нацгвардейцев и сотрудников МВД, МЧС и т.д. благодарны украинскому народу, ставшему волонтером.

Но это уже громадный плюс президенту — он попытался принести извинения! Как гражданин я их принимаю. Хотя эти слова произнесены не конкретно и ни о чем. Я принимаю извинения за допущенную ошибку в «оценке» влияния волонтерского движения во время бездействия государственной системы. Но извинился президент не перед волонтерами, а за слова, вырванные из контекста. Я так и не услышал от главы государства, почему он уже победил. Мы уже победили? То есть это не оговорка? Это свершившийся факт? Президент, несомненно, занятой человек и сильно устает, находится в стрессе... Всякие оговорки могут быть — согласен, понимаю, допускаю. Уверен, что речи тщательно подготавливают помощники ... Которым дают рекомендации, что и о чем писать, советники по согласованию с главой государства ... Советники отслеживают реакции населения на действия и речи главы государства, в том числе и в социальных сетях. Извинение президента, которое вышло рекордно быстро, доказывает, что часть «советники отслеживают реакции населения» работает оперативно и стопроцентно эффективно. Остальное ... Короля делает свита! Может быть, необходимо поменять свиту?

В тему: Волонтеры вернули Порошенко ордена из-за невыполненных им обещаний [5]

— Юрий Касьянов [6], о котором вы отзываетесь очень уважительно, считает, что время волонтерства закончилось. Что вы об этом думаете?

— Правильно считает. Волонтерство предполагает, что человек может пожертвовать безвозмездно какую-то часть своего времени. Сколько можно жертвовать? Мне везет — меня очень хорошо поддерживает моя жена. Поэтому у меня нет ощущения, что я, занимаясь волонтерством, чего-то не успеваю сделать в этой жизни.

Но, с другой стороны, почему время волонтерства закончилось? Мы, например, сегодня создаем еще одну организацию. Она будет называться так же, как и наша основная группа — ASAP RESCUE. То есть это будет уже не просто фонд, как раньше, а общественная организация, руководить которой буду не я, а совет — те «старики», которые с нами давно. Но наши экипажи в зоне АТО останутся.

— Сеть, созданная вами, уникальна. Можно ли ее использовать в мирной жизни? Вот недавно вы рассказывали о ДТП под Киевом, когда ваша бригада оказалась мобильнее, эффективнее, лучше организованной и оснащенной, чем коллеги из государственной скорой.

— Да, эта идея у нас родилась уже давно. В Хмельницкой области есть такой город Нетешин. В этом городе больше года назад стал мэром человек, который был на Майдане и очень многое там сделал. Он поставил перед собой задачу — сделать свой город эталоном для всей Украины.

— Создаете в этом городе службу скорой помощи?

— Нет. Понимаете, во всем мире скорой помощи в таком понимании, как у нас, нет. Обучать человека пять-шесть лет в институте, еще два-три года в интернатуре, а потом практика, чтобы он сел в машину и оказывал первую помощь — неразумно. Во всем мире первую медицинскую помощь обычно оказывают парамедики. Это не врачи.

Наша идея заключается в следующем. В городе мечты должен быть такой сервис, чтобы люди, во-первых, не ждали долго приезда скорой. Во-вторых, чтобы службы спасения не имели возможности и желания отказывать даже в самых мелочах.

У нас в стране как? Службы, ответственные за оказание помощи, будь-то скорая помощь или МЧС, задают несколько вопросов, на основании которых делают выводы — посылать ли машину. Это наибольшая проблема. Кто дает им право делать вывод до приезда на место? Поэтому мы решили создать конкуренцию местным милиции и скорой помощи. Пока сформировали один экипаж, остальные чуть позже. Они будут постоянно курсировать по городу. Это не офисная жизнь, не ожидание вызова. Как патруль. В составе экипажа будет гражданский полицейский. В отличие от аваковского, его задача — защита гражданских прав. Рядом с ним будет сидеть парамедик, готовый оказать медицинскую помощь.

Это напоминает американский институт шерифов. Вообще в Америке устроиться на работу полицейским достаточно сложно. В отличие от нашей полиции, нужно закончить академию — а это два года обучения. Полицейский должен не только знать закон, но и владеть приемами самообороны, стрельбы и др. В результате человек, окончив академию, устраивается на работу в город, который он выберет. Ему сразу выдают новую патрульную машину, которая закреплена на три года только за этим полицейским. Это его офис, это его все. Он практически живет в этой машине — отвозит своих детей в школу, целый день патрулирует на ней.

Полицейский получает зарплату 70–80 тыс. долл. в год. Все относятся к нему лояльно, в том числе банковская система. И он постепенно становится обеспеченным членом общества.

К чему я это рассказываю? Система мотивации. У аваковского полицейского она проста — семь-восемь тысяч гривен дохода, модный автомобиль да селфи, которое ему надоест делать через год. Еще через год автомобиль уже не будет новым и приестся. Останется только зарплата. И где в таком случае та мотивация, которая должна удержать его от коррупции, взяток, к которым мы привыкли? Получается, эта полиция превращается в милицию. Потому что семь тысяч гривен — это не мотивация.

Ну и самое важное: сколько бы нам ни рассказывали о серьезном отборе полицейских, я его абсолютно не наблюдаю. Это просто молодые здоровые амбициозные люди, не более. Поэтому мы идем другим путем — ведем переговоры с городом Нетешин о том, что на его бюджете постараемся создать первую альтернативу. Полиция и парамедики будут работать, а город будет иметь возможность оценить их работу и принять решение — финансировать это или нет.

— За последние два года вам пришлось столкнуться со многими людьми, чьи имена сегодня на слуху. Кто произвел на вас наибольшее впечатление?

— Действительно, очень много интересных людей. Но если вы ждете, что я назову какие-то звучные имена — зря. Когда на горизонте появляются люди публичные, я обычно стараюсь держаться в стороне. Кто произвел наибольшее впечатление? Если бы вы спросили меня об этом в апреле 2014 года, я бы, наверное, сказал, что генерал Кульчицкий [7]. Он был человек-протест. В том время, как все остальные генералы гоняли понты друг перед другом, надували щеки, боролись за свою значимость в штабе АТО, он просто сидел в стороне, наблюдал, попивал чаек либо водку. Потом садился в вертолет со своими нацгвардейцами и летел в самую ж...у. У меня было всего две недели какой-то дружбы с ним, но именно он произвел на меня огромное впечатление. Особенно тем, как мог разложить по полочкам и тактику, и стратегию, и объяснить своим нацгвардейцам, чего от них в результате хочет добиться. Тогда первый батальон Нацгвардии реально верил ему, как единственному военному, которому можно верить.

Позже были другие, не менее значимые люди. Сильное впечатление на меня произвели некоторые музыканты — Александр Вишневский, Алексей Саранчин. Очень интересные люди встретились среди волонтеров, например, Давид Браун. Меня поражает его острый ум и умение моментально найти алгоритм решения проблемы. Из людей известных сильнейшее впечатление произвела Ирма Витовская. Она время от времени помогает и поддерживает нас. Пару раз приглашала меня на свои спектакли. Это, наверное, самые сильные эмоции, которые я переживал за эти полтора года.

— Что для вас означает слово «победа» применительно к Украине? Можно считать, что мы победили, если...

— Для меня победа — это возвращение всех территорий в рамках границы Украины. Без всяких статусов. И при этом отсутствие преклонения перед всеми странами в мире. Это будет первая ступень победы. А вторая, высшая — это когда в Европе уважительно начнут говорить «украинский ремонт», «украинский стандарт» и т.д. Когда для приезда в Украину у нас будут просить визу. Потому что на самом деле на сегодняшний день мы сами себя очень сильно не уважаем.

—

Оксана Онищенко, опубликовано в издании Zn.ua [8]

В тему: