Люди из «Накам» собирались покарать немецкий народ, отравив воду в реках. Но 6 миллионов убитых немцев не вернули бы к жизни 6 миллионов убитых евреев. Тогда зачем убивать?

В самом конце прошлого года, 22 декабря, в возрасте 94 лет умер Симха Ратайзер-Ротем, последний остававшийся в живых человек, участвовавший в восстании в Варшавском гетто. Тогда, в мае 1943 года, ему было пятнадцать, он был вооружен пистолетом и был связным, знавшим все дворы, ходы, лазы, бункеры и канализационные каналы в районе гетто.

Знал он и руководителя восстания, двадцатичетырехлетнего Мордехая Анелевича, покончившего с собой в командном бункере в последний день боев, чтобы не сдаваться немцам. Пятнадцатилетний подросток с пистолетом по подземным ходам проникал в гетто и после того, как восстание было подавлено, чтобы попытаться вывести оттуда тех, кто еще был жив. Он вывел тридцать человек, но не стал ждать остальных у сдвинутой крышки канализационного люка, потому что ждать было смертельно опасно.

Все это и многое другое о гетто [2] и восстании Симха Ратайзер-Ротем рассказал в нескольких интервью. Рассказал он, как немцы в Клове на его глазах убили еврея, вышедшего за территорию гетто, и это был первый человек, которого убили на его глазах.

В тему: «Кровавые земли» Тимоти Снайдера: Польша между Гитлером и Сталиным; война Германии с СССР [3]

Потом он много раз видел, как убивают.

Рассказал о странном чувстве восторга, который обреченные на гибель бойцы Еврейской боевой организации испытали, когда увидели с крыш, из окон и через бойницы бункеров входящие в гетто немецкие войска, сотни и тысячи солдат вермахта с огнеметами, пулеметами и танками. Потом он принял участие в Варшавском восстании 1944 года, а уже в 1946 воевал в составе «Хаганы» в Палестине. Все это хорошо известно о Симхе Ротайзер-Ротеме и все это сказано в статьях о нем и в его некрологах, но есть и кое-что, что известно гораздо меньше и молчаливо остается за кадром: он был членом «Накам».

Варшавское гетто. Восстание 1944 года подавлено

Накам значит на иврите мстители. Этим коротким словом назвали себя летом 1945 года несколько десятков евреев, выживших в Холокосте. Где возник «Накам», точно неизвестно. Есть версия, по которой эта подпольная организация возникла в Бухаресте в дни Песаха, и есть версия, что организация возникла в Польше, где на встрече вышедших из лесов евреев-партизан обсуждалась переброска людей в Палестину.

Идея огромной, всеобъемлющей мести полыхнула во время встречи худых, небритых, плохо одетых, но хорошо вооруженных молодых мужчин, которые выжили там, где нельзя было выжить.

Они недолго обсуждали и быстро действовали.

Это было лето 1945 года, когда война кончилась. И облегчение чувствовалось повсюду, даже среди развалин. Начиналась мирная жизнь. Но у людей, основавших «Накам», в памяти и в сознании было что-то такое, что не давало им облегчения. Вокруг них была Восточная Европа, где только что перестал существовать их мир, еврейский мир. Все они видели, как убивают евреев, как морят их голодом и холодом, как гонят к поездам, как методично и спокойно уничтожают район за районом вместе с людьми. Они были живы, случайно и невероятно живы, но частью души все они теперь принадлежали миру мертвых, уничтоженному миру дедов и отцов, кип и мезуз, синагог и седых бород. Тот ужас, который видели их глаза, не стоит здесь описывать. Но тот, кто видел этот ужас, навсегда стал другим.

Абба Ковнер, выживший в вильнюсском гетто и командовавший партизанским отрядом в литовских лесах, молодой человек с длинными волосами и вдохновенным лицом поэта, был тем человеком, который истово уверовал в идею мести, в накам. Он был лидером небольшой подпольной организации, состоявшей из людей, готовых на все. После того, что они видели и где были, после того, как они прятались в подвалах, выбирались из гетто по канализации, голодали, видели мертвые тела своих родителей и любимых, спасались чудом от облав и чудом избегали участи быть выданными предателями и антисемитами, после того, как они остались в живых, хотя по всем обстоятельствам должны были быть мертвыми, после всего этого они уже ничего не боялись и ничего не считали для себя невозможным.

И поэтому когда Ковнер сказал, что нужно убить шесть миллионов немцев, и это будет месть за то, что немцы убили шесть миллионов евреев, с этим все согласились.

«Не было никаких сомнений, что мы делаем то, что сделал бы сам Бог, если бы он был», ― сказал участвовавший в той встрече Паша Райхман, партизан из Ровно, позднее в Израиле ставший Ицхаком Авидовым. Бога не было, потому что если бы Он был, Он бы не допустил того, что случилось с евреями, но если он оказался Богом-дезертиром или вовсе пустым местом, то все равно должен быть кто-то, кто сделает его работу.

Абба Ковнер (в центре) с отрядом

О том, как люди «Накам» делали работу уснувшего, отсутствующего или несуществующего Бога, осталось очень мало сведений и почти никаких свидетельств. Это понятно. Они появлялись из темноты и уходили в темноту. Маленькие группки или одиночки одержимых местью и ночными кошмарами людей не писали планов, не оставляли записок. До восьмидесятых годов прошлого века «Накам» вообще был каким-то темным слухом. Участники мщения всю жизнь молчали о том, что делали, и только когда жизнь пошла к концу, кое-что рассказали.

В тему: Расстрельный список. Как Моссад вел охоту за палачами еврейского народа [4]

Воспаленное сознание этих людей рисовало картины ветхозаветной мести. Бог Ветхого завета не знал милосердия, он искоренял народы и карал до пятого колена. Они собирались покарать немецкий народ, отравив ему воду в реках и в водопроводе.

Сам Ковнер потом, много лет спустя, назвал все это сумасшествием, и он был прав: эти несколько десятков выживших в лесах партизан были сумасшедшими, одержимыми безумной идеей, которая жгла и сжигала их.

Ковнер поехал в Палестину, чтобы добыть яд, он встречался с Бен-Гурионом, но тот не оказал ему помощи, не по соображением гуманности, а по практическим соображениям. Шесть миллионов убитых немцев не вернут к жизни шесть миллионов убитых евреев. Так зачем их убивать?

Все-таки Абба Ковнер сумел с помощью двух химиков добыть яд. По одним источникам, он вез яд, достаточный для отравления водопровода во всей Германии, в двух канистрах, а по другим источникам, имел с собой для надежности еще и целый чемодан тюбиков от зубной пасты, наполненных ядом. Снаряженный таким образом, он отправился из Палестины в Европу, но был арестован на британском корабле и посажен в тюрьму в Каире. Все свои канистры и тюбики он успел выбросить за борт.

Другие люди в Европе, не дождавшись Ковнера с ядом, продолжили дело. В Париже они достали мышьяк и переправили его в Нюрнберг. Арье Дистель устроился помощником пекаря в пекарню, где ежедневно пекли хлеб для лагеря Шталаг 13, где содержались бывшие эсэсовцы. Дистель несколько дней подряд проносил в пекарню бутылки с ядом, которые называл «лекарство». Он собирался лечить эсэсовцев от их преступлений. Ночью трое людей «Накам» проникли в пекарню и обрызгали хлеб ядом. Большая часть сведений о «Накам» отрывочна и противоречива, и тут тоже:

по одним источникам, умерли от отравлений 400 человек, по другим американцы откачали всех.

Восстание в Варшавском гетто подавлено. 1944 год

Отрывочные сведения и полные недомолвок рассказы тех, кто входил в «Накам», дают возможность увидеть картину послевоенной Европы, по которой на переполненных поездах и случайных попутках передвигаются одержимые местью и неостановимые люди. Их месть не хочет ждать, пока медленно и монотонно идут заседания Нюрнбергского процесса, пока долго и скучно говорят адвокаты, пока идут казуистические споры о степени вины отдельных лиц и форме виновности народа. Эта месть не имеет никакого отношения к упорядоченной деятельности государств-победителей, которые имеют свои собственные прагматические цели.

У этих людей нет никаких прагматических целей, законы им неведомы и неинтересны, в глазах у них кошмар, а в мозгу огонь.

Как, каким образом они собирали информацию о бывших нацистах, об их преступлениях и местах жительства? Мы не знаем. Но в Италии, где среди военных Еврейской бригады английской армии были люди «Накам», были десятки случаев исчезновения скрывавшихся фашистов. Маленькие группы готовых на все людей приезжали в провинциальные города и шли к заранее известному им дому. В Германии такие случаи тоже были. Тела исчезали или их находили в лесу. Жертв заталкивали в кузов грузовика, и они не выходили оттуда. В кузове грузовика или в лесу им коротко и спокойно объясняли, в чем они виноваты. В ответ жертвы, как правило, молчали. Есть странное в своей откровенности воспоминание одного из людей «Накам» о том, как

они выследили дом, где жил Эйхман, отравили двух собак и увели в лес человека, которого считали Эйхманом. Они убили его в лесу, но час настоящего Эйхмана пришел позже.

В тему: Как нашли Эйхмана или История одной любви [5]

1948 год. Абба Ковнер — справа за столом

То, кем были во время войны и стали позднее люди, входившие в «Накам», многое говорит о них, об их предприимчивости, мужестве и способности делать то, что считают нужным.

На фото лета 1945 года мы видим Абба Ковнера в черной гимнастерке, перетянутой ремнями, в широких галифе и в сапогах. У него пышная шевелюра. Ворот расстегнут, на гимнастерку выпущен широкий белый воротничок. В руках у него пистолет-пулемет Дегтярева. Отсидев в тюрьме в Каире, он вернулся в Палестину и воевал в составе бригады «Гивати». А потом получил Государственную премию Израиля как поэт. Где-то в Израиле хранятся записи его воспоминаний, которые он наговорил на пленку в последний год жизни. Там наверняка есть про «Накам». Но они не опубликованы.

Марсель Тобиас, о чьей полной приключений жизни странным образом еще не написан роман, служил в австрийской армии, во французском иностранном легионе и в английской армии в то время, когда она воевала против Роммеля в Северной Африке. Там этот профессиональный солдат с большим вкусом к авантюрам подрался в столовой с английским сержантом, обозвавшим его «грязным евреем». И убил в драке сержанта. Он был разжалован и сидел в тюрьме, а потом снова воевал и однажды проехал сквозь немецкую колонну за рулем несущегося на полной скорости грузовика. Вся его семья, кроме младшей сестры, была уничтожена в Холокосте. И он был одним из людей «Накам», прежде чем стал офицером десантных войск ЦАХАЛа и погиб в небе Заира, где готовил парашютистов. На двухтысячном прыжке у него не раскрылся парашют.

Хаим Ласков

Хаим Ласков, родом из белорусского Борисова, воевал в Палестине с детства, а в юности воевал против фашистов в составе английской армии. Он никогда не скрывал, что состоял в «Накам», и после войны, демобилизовавшись, остался в Европе с одной целью: мстить и карать. Но и он не очень много говорил об этом, потому что внесудебные казни явно не украшали одного из самых известных командиров ЦАХАЛа и его начальника Генштаба.

Но все-таки он сказал в конце жизни, вспоминая «Накам», что ему жалко, что они так мало сумели. И мало успели.

В тему: Как холокост стал «Холокостом» [6]

Они мало успели в Европе, потому что все они, от поэта Ковнера до связного варшавского гетто Симхи Ратазейра, от парашютиста с пудовыми кулаками Тобиаса до майора английской армии Ласкова, срочно понадобились в Палестине. Теперь там начиналась их новая война.

В 2009 году американский рок-н-ролльный панк и певец еврейских клезмерских песен, бородатый Даниэль Кан выпустил альбом под названием «Partisans & Parasites», на обложке которого поместил старое, черно-белое, выцветшее фото партизан на привале. Они с оружием, в фуражках, в пилотках, гимнастерках, пиджаках, в руках у них винтовки и автоматы, а также два аккордеона и гитара. Название альбома написано на английском, иврите и русском. На альбоме есть песня Six Million Germans/Nakam.

В этой песне Даниэль Кан подробно излагает историю Nakam и воспевает Аббу Ковнера, партизана, пророка и поэта, который воззвал к мести. Для Кана, американца, родившегося в Детройте и живущего в Германии, нет никаких сомнений в том, что Ковнер прав.

For every Jew the Nazis gassed

For every racist law they passed

For every wrong that wasn᾿t right

For all the dead Nakam would fight

Песня вызвала скандал. Американец, тычущий в лицо немцам их преступлениями, не очень понравился немецкому радио.

Песню не передавали по радио. В Израиле хит о евреях, мечтавших убить шесть миллионов немцев, тоже не вызвал восторга у людей, определяющих политику. Все это было сочтено слишком резким, слишком провокационным. С этой темы лучше съехать на тормозах.

В основу черной комедии Тарантино «Бесславные ублюдки» тоже лег сюжет о еврейской мести всем нацистам. Кадр из фильма

В тему: Тимоти Снайдер: Когда Сталин был союзником Гитлера [7]

Съехать с темы мести и возмездия на тормозах, замазать, приглушить, затолкать жертв в задний ряд, а в передний поставить блеклого чиновника, который произнесет речь о необходимости простить, не уточняя кого, простить вообще всех и все, чтобы сохранить стабильность ― так это делается в современном мире, и

так это делается в России, где на каменной плите памятника жертвам политических репрессий написали слово «Простить» [8], но не написали, кого. Ну не жертв же прощать? Значит, палачей.

Nakam был против этого, он карал палачей.

В Варшаве есть памятник Симхе Ратайзер-Ротаму, выводившему оставшихся в живых людей из разрушенного и сожженного гетто. Это открытый канализационный люк и торчащая из него лестница. На этом памятнике никому в голову не пришло написать слово «Простить», это слово невозможно написать на памятнике в Варшаве, на памятнике в Саласпилсе, на мемориале жертвам Холокоста в Берлине. Памятники жертвам фашизма и коммунизма, Освенцима и Колымы ставят не для того, чтобы прощать палачей, а для того, чтобы судить палачей и всех их назвать по именам.

Шальной, здоровенный, бородатый, сдвинувший шляпу на затылок американец и еврей Кан поет о необходимости мести и о необходимости помнить. Память о мировой войне, о кошмаре, о лагерях, об убитых, о замученных, о сожженных, об удушенных и повешенных, об умерших в печах и в полях, о казненных в камерах и ямах не замыкается одной страной и жертвами одной национальности, это память обо всех погибших, о бесконечном человеческом море погибших.

Такая память действует как прививка от войны, она создает в людях ощущение того, что некоторые вещи не могут больше повториться. Но все дальше отступают события, и все труднее становится помнить. Уходят те, кто собственными глазами видел рвы и бараки, и боль постепенно становится всего лишь строчкой в истории. А потом уходит последний остававшийся в живых боец Варшавского гетто, и вдруг мы видим опустевший, до неузнаваемости изменившийся мир, где уже никто не знает всем собой, всей своей кожей, сердцем и душой, что такое все это было.

—

Алексей Поликовский, опубликовано в издании  Новая газета [9]

---

В тему:

• Тимоти Снайдер: Историческая ответственность Германии перед Украиной [10]
• Клод Ланцман и Холокост [11]
• Сила слабых [12]
• «Проклятые солдаты»: герои такие, какими они были на самом деле [13]
• Треблинка. Воспоминания: «Не все можно выразить словами...» [14]