Богдан Подзизей: Когда по врагу попадает не миномет, а артиллерия

1.00

Острая тема

"Мы зашли на «Промку» спокойно, оккупанты реально не надеялись на такую наглость. У нас сложилось впечатление, что они «Промку» просто патрулировали. Мы нашли несколько их лежок и российские продуктовые наборы. "

О своем пути с Майдана на войну, а также об эволюции Вооруженных Сил изданию "Тиждень [2]" рассказал боец 74-го отдельного разведывательного батальона ВСУ Богдан Подзизей (позывной «Волынь»).

- В 17 лет вы попали на Майдан, а затем отправились на фронт - так проходит ваша юность. Не жалеете о таком выборе?

- Это такой этап жизни, которым мы жертвуем ради страны и собственного будущего. А началось все с того, что на Майдан поехала моя старшая сестра, у которой я позже и подтянулся. Это было то время, когда приходило осознание, что нужно быть в рядах тех, кому не безразлично, что будет с Украиной. Тогда рядом находились активисты «Правого сектора», с которыми мне было по пути.

Больше всего запомнился последний штурм Майдана в феврале 2014 года. Многие «правосеки» тогда пошли в милицейский толпы, стоявшие у автобусов в направлении улицы Грушевского, сотни «Самообороны» были брошены на штурм Мариинского парка, а наша группа находилась у так называемого Моста влюбленных. Через некоторое время к нашей баррикаде начали подходить десятки людей с различными ранениями. Именно тогда к нам приехал автомобиль «ТСН» и оттуда тоже начали выходить раненые активисты. Я удивился: драгоценная аппаратура внутри была заляпана кровью, но журналисты и дальше помогали людям.

На эту тему: Офицер 79-й бригады «киборг» с позывным «Маршал» о войне, людях и о отношении к России [3]

- Недалеко от нас суетились беркутовцы, но мы не придавали этому большого значения. В какой-то момент мой покойный друг «Собр», бывший спецназовец, поднял голову и сказал: «О, сейчас будет штурм». И после этого беркутовцы двинулись на наши баррикады, как саранча. Милиция наступала со всех сторон, мы вынуждены были отходить. Помню, как один из беркутовцев взобрался на баррикаду и начал стрелять из помпового ружья. У нас были милицейские щиты для защиты, и мы прикрывали ими простых людей, когда отходили от баррикад. Всюду царил хаос, слышались крики людей. Под самой баррикадой какой-то здоровый «мент» бил девушку. Я успел подскочить к нему и ударить в район шеи, но он почти не почувствовал удара - только удивленно посмотрел на меня. Девушка успела встать и убежать, а мне удалось скрыться вместе с другими протестующими.

- Предполагаю, что именно эти события стали причиной того, что вы пошли на фронт ...

- Иначе и быть не могло. У нас на Майдане сформировалась слаженная боевка, и мы все решили, что идем воевать. К тому же уже было понимание, что Майданом это все не закончится. Нас готовили к контрдиверсионной борьбе, чем мы первые месяцы войны и занимались. Впоследствии отбыли непосредственно на линию соприкосновения с противником. Тогда происходило много всего - и интересного, и не очень. Но мы были молодыми и патриотичними - нас не пугали проблемы, нам хотелось воевать и уничтожать врага. Хотя желание воевать и уничтожать врага не исчезло до сих пор, а наоборот возросло. Тем более, что в начале войны меня поддержали родители. Они, конечно, волновались, но понимали, что я не сойду со своего пути борьбы за страну. Когда мать увидела, что я собираю рюкзак, сказала: «Ты едешь не на львовский Майдан и едешь надолго». Так оно и произошло.

- Что вас больше всего поразило в 2014-2015 годах? Ведь вы пошли воевать студентом, ранее ни разу не держали в руках оружия?

- Война всему научит. Она заставляет иначе действовать и воспринимать людей. В эти годы продолжались жестокие боевые действия, а мне запомнилось, как мы корректировали стрельбу наших «Градов» по Донецку. На дворе ночь, а ракеты летят, оставляя за собой золотистый след. Когда мы находились уже в Широкино, то в одном из гаражей нашли с побратимом велосипед и самокат. На последнем я ездил на позиции.

Мы постоянно находились в подвалах и находили там замечательные консервы, которые бывшие владельцы заготавливали для себя. Чтобы не есть ужасной еды, которую тогда выдавали в ВСУ, мы потребляли остатки продуктов, которые были повсюду. Это факт, который нет смысла скрывать: вокруг идет война, бои и разруха, и ты не знаешь, будешь ли жить завтра. А находишь консервы и радуешься как ребенок.

Не хочу обидеть чьих-то чувств такими забавными воспоминаниями, ведь рядом с ними была и смерть. Первым из побратимов в ГАП погиб «Север» [4], затем были следующие потери, но я не хочу постоянно говорить о слезах и страданиях. Война - это дружба, достижения, испытания [5] на верность и мужество [6].

- После двух лет пребывания в рядах ДУК «Правый сектор» [7] вы перешли в 74-й отдельный разведывательный батальон. Почему?

- Уже под конец 2015 года у нас была отдельная группа, которая выполняла различные боевые задачи. Мы считались «правосеками», я до сих пор считаю себя «правосеком», однако сотрудничество с подразделениями ВСУ и совместные операции с ними оставили отпечаток на моей жизни. На начало 2016 года мы начали подготовку к мероприятию на Авдеевской промышленной зоне, так называемой «Промке». Параллельно с нами работала группа Гонты, добровольческое подразделение «Гарпун» и группа бойцов 74-го отдельного разведывательного батальона под командованием Александра Старины («Старого»). Во время одного совместного выхода группа «Гарпун» и 74-ОРБ понесли потери. Произошло это в районе села Каменка. «Гарпуновцы» потеряли двоих убитыми и еще нескольких ранеными, из военных разведчиков ранения получил Саша Колодяжный («Кол»), который затем, в 2019 году, погиб [8] в Марьинке во время печально известной операции по захвату террориста Цемаха. Поэтому мой выбор пал на разведчиков не случайно.

На эту тему: Свідка у справі загибелі рейсу МH-17 Цемаха віддали Кремлю за вказівкою Єрмака [9]

- О том, что украинские войска заняли промзону, люди долго не знали. Даже главарь «ДНР» Захарченко заявлял по телевидению, что «укропов на промке нет». Можете рассказать какие-то детали?

- Мы зашли на «Промку» спокойно, оккупанты реально не надеялись на такую наглость. У нас сложилось впечатление, что они «Промку» просто патрулировали. Мы нашли несколько их лежок и российские продуктовые наборы. Когда там удалось закрепиться, они бросили все силы на то, чтобы нас выбить: танки, артиллерию, БМП, пехоту.

Помню, что на следующий день после захода наших бойцов часть ребят собралась у ангара, а оккупанты начали бить из РПГ. Одна граната разорвалась так близко, что меня задело воздушной волной. Я был в обычном комбинезоне. После разрыва гранаты отошел в сторону, осмотрел себя, убедился, что не ранен, и пошел дальше выполнять боевую задачу.

Российские наемники находились очень близко от нас, но это никого не пугало, мы проявляли инициативу и контролировали ситуацию. Однажды побратимы «Росомаха» и Вова решили вылезти перед “домом Павлова” (это была наша урвйняя позиция), чтобы насыпать этим уродам. Ребята поднялись наверх и «Росомаха» выпустил в сторону врага примерно два пулеметных короба. Только они успели спуститься, как в окно второго этажа, откуда раздавалась стрельба, прилетели несколько выстрелов из РПГ. Тогда боец 58-й бригады ВСУ дядя Ваня начал передавать по рации, что видит БМП, которое работает по нашим позициям. Между ее первым и вторым заходами мы успели перебежать и спрятаться в доме. Я был на лестнице, когда начала работать «бэха»: полетели искры и осколки, меня взрывной волной сбросило вниз. «Волынь, Волынь, ты как?» - кричат ребята. Я их успокаиваю, и в тот момент забегает «Собр» и говорит: «Прикинь: сижу в комнате, а передо мной осколки летят».

Только ситуация немного успокоилась, дядя Ваня передает: «Вижу российский танк, который тянет другой танк». Мы спрятались в подвале, однако они только один раз выстрелили и поехали. То есть ты понимаешь, там иногда кипели страсти. Все менялось ежеминутно, и ты не знаешь, что будет дальше, слишком уж они не хотели отдавать «Промку».

На эту тему: Авдеевка. Промзона. Репортаж [10]

- Сейчас вы активно используете в своей работе летательные аппараты. Как происходило трансформация обычного пехотинца в квалифицированного военного специалиста?

- После того, как закончилась активная фаза боев на промзоне, непосредственный командир “Тенгиз” и покойный побратим «Спикер» сказали мне, что нужно учиться и расти профессионально. Я упирался, но приказы не обсуждают. Тем более, что я собирался идти в 74-е ОРБ, а этих ребят знал с 2015 года, ведь мы вместе выполняли боевые задачи. Весомым аргументом, конечно, был сам командир роты «Старик», в подразделении которого воюю до сих пор. Он своими действиями вызывал доверие, именно поэтому к нему шло много хороших бойцов. После этого у меня началось разное обучения, в том числе работа с БПЛА, ведь современная война - это всегда развитие. Чем лучше ты подготовлен, тем больше имеешь возможностей одержать победу. Но основные знания я все же получил на фронте. Он дал гораздо больше, чем полигон в Остроге, где инструкторы учили нас по советским книжным терминам и пытались засыпать бумажной работой - это уже наследство украинской армии образца довоенного периода. Я с ними спорил и доказывал, что их учение неэффективно в боевых условиях и так далее. Все это происходило еще в 2017 году, а как сейчас - не знаю. Хочется думать, что дураков, которые не были на войне, оттуда убрали.

- Насколько улучшились боевые возможности наших войск после того, как мы начали применять спецтехнику?

- Здесь и к гадалке не ходи. Возьмем Турцию и ее успехи в борьбе с российскими наемниками. Мы пока не работаем на полную мощность, но результаты весомы. Как только мы начали корректировать минометы 120 калибра, точность попаданий выросла в разы. В начале такой деятельности мы с побратимами едва не погибли. Мы выезжали на автомобиле «ЗИЛ» и корректировали артиллерию из одной точки. Когда выехали туда же второй и третий раз, россияне нас засекли и начали бить из минометов. Эта ошибка могла стоить нам жизни, ведь есть неписаное правило: не использовать дважды одну рабочую точку. Нам удалось убежать, но этот случай стал наукой для нас на всю жизнь.

- Помните первые уничтоженные целые?

- Да, и за этим очень круто наблюдать. Особенно душа радуется, когда по врагу попадает не миномет, а именно артиллерия - тогда результат невероятный. Хотя в нашем случае все зависит от того, кто корректирует: по сути, мы просто подсказываем артиллеристам расчеты, все остальное - их работа. Однажды нам дали задание уничтожить российскую технику, которая стояла на краю села. Из 60 выстрелов попали только три раза - и это считалось очень хорошим результатом. Некоторые наши артиллеристы работают по советским книгам, авторы которых почему-то считают, что если цель находится в пределах 300 метров разлета осколков, то стрельба удачная. Мы объясняем, что 300 метров - это очень далеко. А они нам: «Вот, в книге написано, что радиус поражения осколками - 300 метров, поэтому цель поражена".

Хотя подчеркиваю: это отдельные эпизоды. Были случаи подтверждения уничтожения от пяти до восьми российских оккупантов, их ротного опорного пункта, техники. У россиян был тогда большой переполох, они нагнали много спецвойск и перекрыли квадрат. Вывозили тайно убитых и раненых. Приятно, когда есть соответствующий результат, но это тяжелая работа, которая становится успешной, когда работают все подразделения: аэроразведка, артиллерия, пехота.

- Случаются вам такие, кому лишь бы пострелять - и неважно, попадут снаряды в цель или нет?

- Бывают разные случаи. Расскажу об одном из них, но без привязки к конкретным подразделениям. Утром командир батареи поднял нас и говорит: «Сегодня работаем». Я говорю, что сильный туман и нулевая видимость, поэтому мы не сможем видеть, куда вы стреляете. Он накричал и сказал, что все будет хорошо, и артиллерия 122 калибра начала бить по целям. У россиян в этом квадрате были танки, БМП и другая техника. Когда мы начали осматривать результаты работы, то увидели, что все снаряды легли далеко от цели, хотя плотность была превосходной. Но наверх успели передать, что, мол, мы всех убили, мы победили. Через несколько дней снова работаем, но имеем уже другую проблему: одна пушка бьет левее, другая - правее. Все об этом знают, но говорят: «Насыпай! Что-то да и попадет». Однако еще раз повторю: в противовес таким неудачам, мы имеем чем похвастаться, но пока этого не будем делать.

- Вы шесть лет своей жизни отдали войне, а что будет дальше - никто не знает. Как вы можете описать этот отрезок своего пути?

- Это огромный жизненный опыт. Сначала был «Правый сектор», много побратимов в разных уголках страны, которые тебя примут и всем помогут. В мирной жизни никогда не встретил бы стольких замечательных людей. Ведь бок о бок с ними я отвоевывал наши земли и сохранил друзей. Это огромное боевое братство, которое живет и дает надежду на жизнь. Мы иногда бросаемся друг в друга дерьмом, но если нужно, то можем объединиться. Во время панихиды по убитому другу «Спикеру» в 2018 году я увидел людей, которые готовы бросить вызов врагу. Тогда не было разделения на ДУК или УДА, добровольцев или ВСУ, мы все равны перед народом.

На эту тему: «Киборг» Георгій Турчак: «При минулій владі ветерани були в тренді, зараз - ні» [11]

Что касается 74-й ОРБ - здесь отдельный разговор. Это то подразделение, с которым хочется воевать и одерживать победы. Здесь люди работают, а не просто находятся на фронте и ждут, чтобы прошла ротация. У нас есть некоторые бригады, которые заходят в зону боевых действий и ничего не делают. Для них важнее деньги и получения звездочек, а освобождать страну - нет. Мой батальон - это противоположность таким “работникам”. Из-за таких побратимов хочется продолжать незавершенное в 2014 году, а сейчас это дорого стоит - и дело вовсе не о деньгах.

—

Михаил Ухман, опубликовано в издании Тиждень [2]

На эту тему:

Богдан Подзизей: Когда по врагу попадает не миномет, а артиллерия - результат невероятный

Богдан Подзизей: Когда по врагу попадает не миномет, а артиллерия - результат невероятный