«Города уже никто не будет сдавать», — говорит кобриг 92-й полковник Виктор Николюк. — «Мы не умели воевать. Но когда со всех сторон обстреливают, то учишься быстро.»

— Полковник Николюк?

— Я за него, — говорит невысокий стройный человек в военной форме.

С командиром 92-й бригады Вооруженных сил Украины встречаемся у дверей зала заседания Голосеевского районного суда Киева. В зале слушают дело российских спецназовцев Александра Александрова и Евгения Ерофеева, задержанных на Луганщине. Договариваемся об интервью на следующий день в редакции.

— На каком языке лучше говорить?

— Без разницы. Жена — из России. В семье говорим по-русски, а когда к маме еду, то по-украински, — говорит полковник. Он в синих джинсах и черной кожаной куртке.

Говорим по-русски.

— Вас вызвали в суд?

— Как свидетеля. Ерофеева принимал наш офицер Кирилл Верес. Александрова — я. Мы без оружия приехали для очередной проверки моста. В дороге разведка сообщила, что мост обстреливают. Прибыли, а там выносят нашего убитого. Взял оружие и с группой в пять человек пошли туда. Я по верху позиции, а Кирилл — низом. Он нашел Ерофеева, забрал оружие, оказал первую помощь и эвакуировал. Смотрю, на тропе следы — кого-то тянули. Нашел там Александрова. А тот: «Дяденька, не стреляй». Спрашиваю: «Ты — русский?» — «У нас все русские». Больших доказательств присутствия России на Донбассе не надо. Решил их быстро эвакуировать. Имел только пистолет и автомат. Патроны заканчивались. Приказал ребятам держать круговую оборону и отрабатывать по «зеленке». Оттуда постоянно стреляли. Уже когда везли пленных, они признались, что их было до 14 человек. Как раз прибыла группа «Айдара», и я приказал преследовать тех людей. По нам открыли минометный огонь. Получили трех 300-х (раненых. — «Країна») из нашей бригады и двух — из «Айдара».

Справка

Виктор Николюк, 40 лет, полковник, командир 92-й отдельной механизированной бригады Вооруженных сил Украины. Родился 19 октября 1975 в селе Шишкино Новоукраинского района Кировоградской области в семье колхозников. Окончил Харьковское гвардейское высшее командно-танковое училище, Национальный университет обороны Украины. Командовал разведывательным взводом, ротой, танковым батальоном, был начальником штаба 93-й механизированной бригады и командиром механизированного полка в учебном центре «Десна». Имеет позывной «Ветер»: «В разведроте все командиры до меня были „Ветры“». Это дань традиции. Жил в Кривом Роге, Киеве, Десне, Черкассах, Харькове. Имеет служебную двухкомнатную квартиру в Чугуеве на Харьковщине, где базируется бригада. Вместе с военными своей бригады 16 мая 2015-го под городом Счастье Луганской области захватил в плен Александра Александрова и Евгения Ерофеева из российской Главного разведывательного управления. С женой Татьяной воспитывают дочерей 16-летнюю Ангелину и 8-летнюю Полину. Нравятся исторические книги и фильмы, фэнтези, сериалы «Игра престолов», «Борджиа». Любимый автор — Валентин Пикуль. Изучает холодное оружие. 24 августа 2013 года награжден орденом Даниила Галицкого, 28 мая прошлого года орденом Богдана Хмельницкого III степени.

— Когда задержанные признались, что они — русские военные?

— Первым был Александров. Ерофеев — уже в больнице. До последнего назывался ополченцем. Но те не носят бесшумного оружия российского производства: снайперскую винтовку «Винторез» и автомат «Вал». Их имеет только разведка.

Как только мы их взяли, на нас вышли люди, которые занимаются обменом. Предлагали один к десяти. Но не сработало, к тому же они были ранены. Доставили их в больницу в Счастье, где их прооперировали. Вечером после боя пришли поговорить. Я расспрашивал их о тактике действий. Когда уходил из палаты, Ерофеев взял за руку: «Пожалуйста, не уходи, меня здесь порежут на органы». В глазах был дикий ужас. Ответил, что он — дебил и с ним все будет хорошо, — улыбается. — Удивился, что его принимал командир бригады. Сказал: «У нас командиры не воюют, а наверху сидят».

— Каким будет решение суда, по Вашему мнению?

— Пожизненное. Эти люди пришли на чужую землю. Это — российские военные, как бы от них ни открещивались. 3-я бригада спецназа существует, и в ее списках они есть. Интернет и фото это подтверждают. Их семьи признали, что они служили там. Надо судить их в украинском и международном судах. Они сознательно шли убивать, поэтому должны отвечать.

— Вы служите в АТО полтора года. Как изменилась армия за это время?

— Мы не умели воевать. Но когда со всех сторон обстреливают, то учишься быстро. Наибольшие обострения были под Иловайском, в Луганском и Донецком аэропортах, Дебальцево. Дебальцево [2] и Иловайск [3] — это вход регулярных войск России. Тогдашний наш состав по численности не мог их превзойти. У них принцип маршала Жукова: бабы еще нарожают. Поэтому их удивляет, что мы переживаем за своих солдат. Когда мой боец попал в плен, я сразу забрал его. Командир 45-го полка российского спецназа вышел ко мне: «Как это у вас так переживают за своих людей?» Те же Александров и Ерофеев в больнице сказали: «От нас откажутся». Поэтому они все рассказывают. Как пришли, почему хотели города захватить, где, куда.

В тему: Спецназовцы Ерофеев и Александров узнали о своем «увольнении» от журналиста. Видео [4]

— Как менялись настроения военных?

— Скажу о своих. Сначала настроение было гнетущее. Особенно после гибели первой тактической группы. Когда началось АТО, наша бригада стояла на границе в Харьковской области. 80 процентов состава были донецкие и луганские. У многих там семьи, и за них народ боялся.

Потом — первые обстрелы, бои, успехи. Видишь, что там живые люди, такая же кровь, армия, погибшие, своих бросают. Боевой дух начал расти. Вплоть до того, что сдерживать должен. Особенно хорошо работали разведчики.

А я пришел как офицер. Меня учили защищать свое государство. Было удивительно, потому что первая война. Устоишь — не выстоит? Был страх. Но потом привык.

Был случай в бою. Мы вели огонь. Нас расстреливали с высоты СПГ (советский станковый противотанковый гранатомет. — «Країна»). Работаешь по очереди: пострелял-отошел. Со мной рядом был майор Юра Савчин. Я стреляю, а он: «Батя, отойди». Я делаю полшага в сторону, и в то место попадает граната. Он спас мне жизнь. И тут же — вторая граната. Юра падает контуженный. Я его вытащил и оказал помощь. Жизнь там ярче. Видишь, кто есть кто.

— Каким был первый бой?

— Он длился 4 часа. Впервые увидели сепаратистов. Обстреливали нас минометами. Мы должны были пройти метров 700. Это напоминало Counter Strike (компьютерная игра. — «Країна»). Я, пока бежал, с БТРа пострелял. Смотрю — стоит АГС (станковый автоматический гранатомет. — «Країна»). Из него пострелял. Так добежал до передней позиции. А там уже бил всем, что было. Это такой адреналин! Не жажда убийства, а желание идти вперед, побеждать. Далее бой заканчивается, осматриваем, кто где. Надо всех собирать, снова организовывать наблюдение.

— Боевики из местных воюют за идею?

— Уже — нет. Раньше верили, что бандеровцы едят детей, распинают мальчиков, пьют кровь. Теперь говорят, что зарабатывают этим на жизнь. Сами не понимают, за что борются. Спрашиваю их: зачем ходили на референдум? Говорят: «Мы там хотели ... а хрен его знает, чего мы хотели». Многие из них уже готовы перейти на украинскую сторону. Эту информацию нам передают гражданские. Говорю: есть одно условие — прийти и сложить оружие. А дальше будут работать соответствующие органы. Их останавливает то, что уже много натворили. Понимают, что им не простят. Лишь дважды выходили сдаваться.

— Что произошло под Иловайском?

— Под Катериновкой наша группа попала в засаду. Их расстреляли танками, «градами», минометами. Тогда хорошо сработала разведка. Мой главный разведчик, когда выходил, подбил два их БРДМа (боевая разведывательно-дозорная машина. — «Країна») и уничтожил часть личного состава. На многих убитых была российская форма.

Я тогда был в Чугуеве. Первые потери — самые тяжелые. Тебе звонят, а ты за 250 километров и не знаешь, как помочь. «Товарищ полковник, я в посадке, надо куда-то выходить», — говорит один из моих. Беру карту и начинаю их ориентировать. Он отключается, снова выходит на связь. Потом говорят: тот погиб, этот погиб. Это очень трудно. Сейчас у нас числятся по пять погибших и без вести пропавших. Но вся группа вышла живой. Во многом — благодаря второй штурмовой роте батальона «Донбасс». Ее командир с позывным «Жак» спас почти 120 человек. Машинами их вывозил. Совершил подвиг.

— Что самое страшное на войне?

— В бою все понятно. Стреляют в тебя — стреляешь ты. Самое страшное — измена и плен. Этого боятся все. Несколько раз наталкивались на ГРУшников. Тогда готовишься подорваться гранатой, и все. Однажды шел впереди группы. Когда мы разминировали мост, на нас вышли 10 человек. Рассчитал, где будут работать мои, где пойдет стрельба, и одну гранату оставил у себя. Но нормально отошли. Предательство. Если кто-то, с кем взаимодействуешь, не поддержит тебя, теряешь веру в людей.

В тему: Портрет предателя. Как комбриг Сергей Стороженко Родиной торговал [5]

— Были ли мысли все бросить?

— Нет. Ты — командир, отвечаешь за людей, которые верят в тебя. Некогда раскисать. Вот «градом» накрыли. Всех собрали: живые? Слава Богу. Думаем: куда переместить командный пункт, как пополнить боеприпасы. Что скорее, тем лучше. Такая круговерть — уже больше года. Привыкаешь спать по два часа в сутки. Часто днем тишина, а всю ночь — обстрелы. Тогда засветло ходишь как зомби, а вечером — бодрый.

— Как отдыхаете?

— Бывает, хочется тишины. Помогает общение. Товарищи рассказывают свои проблемы, истории. Кто кем был на гражданке — от тракториста до профессора или миллионера. Были прокуроры даже. Поговорить, попить чаю, пообедать — уже отдых. Иначе теперь понимаю, что такое семья. Это люди, которые от тебя никогда не откажутся. Когда поехал на войну, детям сказал, что еду на учебу. Затем старшая узнала из интернета, где я. Нормально восприняла. Теперь грустят. Как бываю проездом, заскакиваю домой. Если дочери не в школе, 2-3 часа видимся.

Женам военных надо памятники ставить. Раз жена ко мне приехала. Спим, а в соседнюю комнату «град» прилетел. Пронесло. У нее — ни капли испуга.

— В декабре в Вашей харьковской квартире был обыск. Вам объяснили причины?

— Пока идет следствие о гибели мобильной группы (двое членов сводной мобильной группы по борьбе с контрабандой погибли в авто под Счастьем в прошлом году 2 сентября. — «Країна»), комментировать не буду. Неприятно, что это произошло, пока я в АТО. Это — подло. Когда нас начали обвинять, я поднял вопрос о прохождении детектора лжи. Он показал, что все чисто. Говорил прокурору: перезвоните через полчаса хотя бы. Я жену предупрежу. Они пришли с «маски-шоу», когда мои дети выходили в школу. Военная прокуратура направила почти взвод спецназа.

В тему: В деле о расстреле мобильной бригады под Счастьем проверку на детекторе прошли 100 человек [6]

Командир 92-й бригады Вооруженных сил Украины Виктор Николюк стоит у водонапорной башни близ города Счастье Луганской области. Сооружение повредили «грады» боевиков в январе 2015 года. Украинские позиции постоянно обстреливают

— Губернатор Луганщины Георгий Тука [7] в Facebook почти прямо обвинил вас в гибели Андрея Галущенко, позывной «Эндрю» [8]. Потом все-таки предположил, что его расстреляла диверсионная группа противника. Встречались ли вы потом?

В тему: Глава Луганской ВГА Тука и волонтер Касьянов знают, кто уничтожил мобильную группу. Видео. Аудио [9]

— Виделись раз. В начале декабря открывали мемориальный знак на месте гибели группы. Ему сказали, что «Ветер» — это я. Подошел, спросил, нужна ли помощь. Ответил, что нет. «Хорошо». «Хорошо». И все. До этого многие люди хотели инициировать эту встречу, но я не горел желанием. Должен сначала извиниться. За свои слова надо отвечать.

— 3 сентября на фугасе подорвался офицер-десантник Владимир Киян, позывной «Тайфун», который также боролся с контрабандой. Тогда несколько волонтеров требовали отстранить вас от обязанностей. В каких отношениях вы были с погибшими?

— Мы познакомились на войне. «Тайфун» — мой близкий друг. Воевали больше года вместе. Часто по очереди друг другу спину прикрывали. Был минометчиком от Бога. Чаще всего его огневая поддержка была результативной. Очень трудно пережить его гибель.

С «Эндрю» были обычные отношения. Обедали вместе, общались. Он никогда не делился планами своего передвижения. Мобильная группа имела на это право. Если бы он согласовывал с нами маршрут, трагедии могло не произойти.

— Вам стали меньше доверять?

— Кто воюет вместе со мной, прекрасно видят, чем мы занимаемся. А часть волонтеров поверила в эти обвинения. Звонит какая-то женщина: «Вы лучше сразу признайтесь, а мы будем думать, что делать». Я ей: «Не имею в чем признаваться». Звонили другие: «Нам сказали с вами не иметь дела». Пожалуста. Телефон удалил. Теперь предлагают помощь. Говорю: «Как человек не буду с вами общаться. Но вы делаете доброе дело, так что вперед».

Говорят, что в нашем секторе фуры едут потоками. Давайте создадим независимую группу, которая не верит ни нашим, ни вашим. Пусть приедет и посмотрит наш мост. Уже сколько людей были здесь и говорили: да здесь же нельзя пройти. Но вы говорили, что можно. Есть версия, что там можно за 23 минуты все разобрать. Попробуйте разберите. И таких фейковых вбросов много.

На всех блокпостах стоят и полиция, и пограничники. Почему все вешают на армию? Если мы задерживаем подозрительный груз, вызываем Государственную фискальную службу. Это их компетенция.

— 3 ноября под Трехизбенкой вас ранили. Вы отказались от госпитализации. Что это было?

— Ничего необычного. Прибыла группа ОБСЕ, отработали с ними, они уехали. Нам сообщили, что с той стороны вышла группа противника, несколько подрывов. Поехали туда. Когда возвращались, по нам начали работать из гранатомета. Прилетели 5-6 гранат. Туда я шел первым, обратно — последним. Впереди — Кирилл. Когда он стоял на ноге, последовал взрыв. Меня задело осколком. Один застрял, а второй вылетел, — показывает шрам под грудью. — Ощущение, будто камнем или палкой ударили. Дыхание перехватилой. Снял разгрузку — все в крови. О, торчит осколок. Вытащил и выбросил. Кирилла эвакуировали. Когда мне немного хуже стало, попросил медиков посмотреть. Достали все там, зашили. Сейчас уже восстановился.

— Сейчас собирают подписи к президенту, чтобы присвоить вам звание ГерояУкраины.

— Я выполняю свои задачи. Это разве что для родителей, семьи. Это звание — большая ответственность. Зажимает в рамки. В моей бригаде солдаты больше этого достойны. Выносили раненых под обстрелом.

— Чем планируете заниматься после войны?

— Постараюсь идти вперед, на высшие должности. Совершенствоваться. Сидеть на месте — это застой, болото.

— Какие у нас шансы на победу?

— Самые большие! Бойцы готовы ко всему. Одну зиму пережили и вторую осилим. Есть и баня, и кухня. Под землей целый городок. Проигрываем пока только в массе. В этой войне Украина и Россия — это Давид и Голиаф. Но мы победим. Уверен в наших людях, оружии, технике.

С той стороны воюют такие же люди. Несут потери, боятся, отказываются идти в атаку. Среди россиян много таких случаев. У нас рота артиллерией около 60 процентов их положила. Они отказались выходить. Все домой захотели. Сдавать города уже никто не будет. До Мариуполя они не дойдут.

—

Ксения Пантелеева, опубликовано в журнале «КРАЇНА [10]»

Перевод: Аргумент [11]

В тему:

• «Чтобы налупить 200-х, нашим людям больших усилий не требуется.» Монолог комбрига [12]
• «Мы висели над ними, как дамоклов меч над головой» [13]
• Командир 93-й бригады Олег Микац: Хочешь показать себя? Иди сюда [14]
• Киборги. После войны [15]