Большевик Степан Саенко, комендант первого харьковского концлагеря, мог бы запросто возглавить любой список знаменитых земляков. Если бы туда записывали не за достижения, а за грехи.

В истории нашего города были и более масштабные трагедии, чем организованный Саенко в июне 1919-го расстрел заложников. Но не найти более разрекламированного палача. Каждый, кто хоть немного углублялся в харьковское прошлое, слышал страшные рассказы о выдающемся садисте.

В тему: Холодногірський розстріл: чому про нього забули? [2]

Однако мало кто подвергал их критическому анализу. Ведь тогда бы оказалось, что значительная часть информации о Саенко, что гуляет по интернету, не имеет никакой опоры на документальные материалы. А является лишь переводом старых небылиц. В лучшем случае - эхом деникинской пропаганды, которая склонна была значительно преувеличивать и без того ужасные вещи.

Степан Саенко в 1919-м. Из коллекции Харьковского исторического музея (ХИМ)

Но даже белым писакам эффектно утерла нос «Соціалістична Харківщина», поместив весной 1989-го аж три публикации подряд, посвященные Степану Саенко. Там была уже не просто гиперболизация фактов - басни, несовместимые со здравым смыслом.

Самой интересной следует считать рассказ о том, как в октябре 1941 года в первые часы (!) оккупации Харькова, «специальный отряд гестаповцев» окружил дом старого чекиста на Клочковской, 81. Проклятые гитлеровцы якобы заранее готовились захватить Саенко. И пришли туда, уже зная расположение комнат и местонахождение тайного погреба. Неужели Степан был такой большой шишкой, что им и в Германии занимались?

Но, Бог с ней, с войной. Она уже в 1989-м была делом древним. Но и о событиях хронологически более близких тоже глупость написали. Цитируем: «Саенко ... с 1933 года вплоть до 1973-го руководил областным Государственным арбитражем».

Получается, только вперед ногами и вынесли из кабинета? Умер он в 1973-м! На восемьдесят восьмом году жизни. И арбитраж - не брежневское политбюро. Так крепко за него не держались.

Зато именно этот период в жизни пресловутого Степана Афанасьевича оказался лучше всего задокументированным. И грех было не поинтересоваться, чем занимался и как себя чувствовал отставной палач [3] в сталинском Харькове.

Когда-то об этом уже писал в своих воспоминаниях оккупационный обер-бургомистр Александр Семененко. Как профессиональный адвокат, он имел общих знакомых с «ненормальным поскребышем общественных низов», который «работал в области хозяйственного права». И знакомые те рассказывали, что о своей работе в арбитраже Саенко «говорил с гордостью и говорил, что все в своей жизни делал добросовестно ... и на военной службе был хорошим исполнителем».

Почтовая открытка с домашним адресом Саенко. Из коллекции ХИМ

Тщательность и трудолюбие Степана, обнаруженные им еще в подвалах на Чайковский, постоянно вылезали боком подчиненным. И на открытом партийном собрании, проходившем 5 августа 1934 года, они рассказали много интересного.

Из выступления товарища Бурдина: «Саенко погрузился в работу, может назначать для разбора в день по 15 дел ... Если будем так работать, то мы превратимся в коняку 1932 года».

В тему: Шантаж и торговля оружием. Как немцы с большевиками против украинцев выступили [4]

Еще более эмоционально высказалась подруга Щербакова: «Относительно того, что мы работаем много, об этом я не раз говорила с тов. Саенко, что так работать нет сил. А он говорит — работать надо до упаду. Это с его стороны антисоветский поступок. У него нет человечности».

Сколько людей прикусило язык, услышав такие слова, в протоколе, к сожалению, не упомянуто. Степину биографию в Харькове знали все. И он точно был последним, от кого бы ждали человечности.

А вот относительно «до упаду» Щербакова ничуть не преувеличивала. В областном арбитраже работали по 12-14 часов в сутки, получая 300 граммов хлеба. Карточки в Харькове отменят только с 1 января 1935 года.

Мысли о Саенко как руководителе (в то время - заместителя главного арбитра) во время собрания разделились. Одни называли его «плохим администратором», другие наоборот - «хорошим руководителем-ударником». В выводы партийной чистки записали последнее определение.

Не лишено интереса и выступление самого Степана Афанасьевича на том собрании. Он призвал «дать хорошую взбучку» референту Михаилу Гепштейну. Кстати, одному из немногих в арбитраже, кто имел высшее юридическое образование. В отличие от самого Саенко с его двумя классами.

А виноват Гепштейн был тем, что использовал во время выступления выражения «партия пришивает» и «партия отыгрывается». И чертовски бдительный Саенко сразу же трактовал это как «политическую ошибку».

Обкомовское удостоверение 1938 года. Из коллекции ХИМ

Но три года спустя подобная ошибка сильно поспособствовала карьерному росту бывшего чекиста. В недоброй памяти 1937-м Саенко поднялся на ступень выше, потому что у его начальника неосторожные слова из уст вылетели.

Товарищ Савва Брунько, тоже старый большевик, во время политзанятий чистосердечно ляпнул, будто борьба партии с троцкизмом является лишь борьбой за портфели. И это стоило ему не только должности, но и свободы.

Как пережил «большой террор [5]» сам Саенко, «знают» все: встретил энкаведистов на пороге с гранатой в руках. Рыпнитесь, сказал, взорву к чертовой матери себя вместе с вами! Те испугались и больше не приходили.

Пугаются и специалисты из «ежовщины», когда слышат такое. Или же отчетливо крутят пальцем у виска. Потому что люди, которые давно работают с тогдашними документами, вообще плохо воспринимают ненаучную фантастику. Кроме того, знают, что история с гранатой, обнародованная в 1994 году покойным ныне А. Зинуховым, является лишь усовершенствованным вариантом более ранней басни.

В 1989-м то же самое рассказывал в «Соціалістичній Харківщині» В. Данилов. Только у него «именной маузер» фигурировал. В этом случае молниеносно уничтожить наряд энкаведистов было бы немного сложнее. Историю пришлось подправить.

На самом деле, в 1937-38 годах Степан отбивался не от НКВД [6], а от товарищей по партии и коллег по работе. Потому что учреждение, в котором он работал, было настоящим серпентарием. Как и вся «наша необъятная Родина» во времена «большого террора».

Согласно официальному заключению, озвученному 29 ноября 1937 года на заседании бюро Дзержинского райкома, партийцы областного арбитража «стали на путь выискивания компрометирующих материалов друг на друга в целях дискредитации».

Адрес «серпентария» - девятый подъезд Госпрома. Из справочника «Весь Харьков», 1937г.

Слухи о том, что Саенко, якобы, все боялись, противоречат имеющимся документам. Два из четырех «клеветнических» заявлений, поступивших тогда на него, были подписанными. И их авторы имели смелость высказать свои претензии публично.

9 февраля 1938 года бюро Дзержинского райкома КП(б)У слушало дело «о компрометирующих материалах на члена партии Саенко С.А.». Сначала рассматривали анонимки. Ту, в которой Саенко называли «хамом из отбросов народа» и угрожали убить «за пролитую в 1918-19 г. кровь», вспомнили лишь вскользь и сразу же отвергли. По вполне логичной мотивации: «исходит явно со стороны вражеских элементов».

Больше внимания уделили другой, которая назвала Степана Афанасьевича «двурушником, скрывающим свое действительное существо». Ведь он, как член райкома, принимал в своем кабинете троцкистов.

Оказалось, действительно, принимал. Но так как был обязан это делать: райком поручил ему расследовать дела исключенных из партии. Поэтому Саенко и вызвал их к себе, как в давние «чекистские» времена.

Их ему тоже припомнили: некий Кириченко выдвинул обвинения в связях с «врагом народа» Сергеем Буздалиным, директором «Тиняковки». Что было чистейшей правдой: связи существовали. Древние и кровавые.

Сергей Феоктистович Буздалин. Рисунок 1927 года

В тему: «Дело врачей» по-харьковски [7]

В июне 1919-го Буздалин с Саенко вместе «ликвидировали» концлагерь на Чайковский. Сергей, как трибунальщик, указывал, кого стрелять, а добросовестный Степа добросовестно выполнял его указания. Так же было и в Холодногорской тюрьме [8].

Но когда пришло время и самому Буздалину стать лицом к стене, Саенко от него решительно открестился. Сказал, что общение с бывшим соратником прекратил очень давно, ибо тот стал «зарвавшимся бюрократом».

Вряд ли был лучше и сам Степа. Судя по протоколу заседания бюро райкома от 9 февраля 1938 года, такого тертого аппаратного бойца надо было поискать. Отгавкался от всех обвинений! Хотя рубка шла очень жестокая.

Политическая составляющая была в ней лишь прикрытием. Речь шла, по сути, о том, кто станет Главным арбитром вместо арестованного «врага народа» Саввы Брунько. И второй претендент на эту должность, товарищ Михайленко, «топил» Степана Афанасьевича с настоящим охотничьим азартом. Нисколько не смотря на то шлейф мрачной славы, что тянулся за бывшим чекистом.

И Саенко «выплыл». Ведь известное вещество не тонет. Даже в гнилом болоте бюрократических разборок.

А держал бы гранату, как гласит легенда, точно опустился бы на дно!

—

Эдуард Зуб, историк; опубликовано в издании  Mediaport.ua [9]

Перевод: Аргумент [10]

---

В тему:

• «Україна» — це не «окраїна» [11]
• Мирослав Маринович: Звідки прийде нове дихання для України? [12]
• Профессор Ярослав Грицак: Новая Украина будет, если поколение Независимости ее не покинет [13]
• Юрій Винничук: Про відчуття українськості і чому національна ідея спрацювала саме тепер [14]
• "Братская" война. Украина и Россия: исторический разрыв. Часть II [15]