Имел ли «Моральный кодекс» положительное влияние на общество? Его создатели надеялись на это, обещали советским гражданам распределение материальных благ по потребностям уже в 1980 году.

Крах неуклюжего прогноза определил отношение общества к кодексу в диапазоне от цинизма до насмешки, пишет Тиждень [2].

Никита Хрущев [3] сделал своим соратникам, отправившим его на пенсию, два подарка: партийную программу с обещанием дойти до распределения материальных благ по потребностям, то есть - до коммунизма, в течение двух десятилетий, а также «Моральный кодекс строителя коммунизма [4]» - свод принципов коммунистической морали, который был включен в эту программу и устав КПСС. Судьба обоих документов различна. От коммунизма через 20 лет спичрайтеры освободили Леонида Брежнева при первой же возможности. Зато «Моральный кодекс» стал своеобразным символом эпохи застоя и исчез из основополагающих документов партии только через 25 лет, на ХХVII съезде (1986), ход которого контролировал последний генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев [5].

В тему: Что такое «советский человек» [6]

И появление, и исчезновение «Морального кодекса» имели веские причины. Рождался он под фанфары, а исчез тихо, без объяснений. Можно только догадываться, что новые руководители КПСС [7] своей отстраненностью от этого документа продемонстрировали намерение обновить партию и страну в рамках политики перестройки. 

«Моральный кодекс» строителей комуносоциализма

Коммунистическая доктрина, реализацию которой большевики начали сразу после роспуска Учредительного собрания и заключения Брестского мира, не имела ничего общего с интересами любых общественных слоев. Понимая это, Ленин весной 1918-го призвал свою партию не пренебрегать для построения социализма и коммунизма диктаторскими приемами. Ссылался он при этом на первого российского императора, который «не останавливался перед варварскими средствами борьбы против варварства». Подводя итоги первого года строительства комуносоциализма, Ленин признал на VIII съезде РКП(б) в марте 1919 года: «Приходится руками наших врагов создавать коммунистическое общество [8]. Это кажется противоречием, возможно, неразрешимым противоречием, но на самом деле только таким способом может быть выполнена задача коммунистического строительства».

Экспроприируя общество, руководители Коммунистической партии и советского государства-коммуны часто прибегали к натравливанию одних классов и общественных групп на другие: рабочих и крестьян на буржуазию и помещиков, рабочих на крестьян, пролетаризированные слои крестьян на крестьян-собственников. С лозунгом «Кто не с нами, тот против нас!» они клеймили инакомыслящих как «врагов народа» и не оставляли последним право на жизнь. Не останавливаясь перед силовым давлением, в том числе и перед преступлениями против человечности и геноцидом, руководители ленинско-сталинского государства прибрали к рукам средства производства, которые были в собственности всех классов и слоев общества. В дополнение к политической диктатуре, установленной после большевистского переворота 1917 года, за два десятилетия они смогли навязать обществу и экономическую.

Когда вожди указывали на очередного «врага народа», который подлежал уничтожению, исполнители [9] не должны были чувствовать угрызений совести. Это означало, что они должны были вооружиться новой, «классовой» моралью. «Моральным кодексом» строителей комуносоциализма стала речь Владимира Ленина на III Всероссийском съезде комсомола (октябрь 1920-го). Она была достаточно длинной, но состояла из нескольких тезисов, повторяющихся в разных ракурсах: мы отрицаем мораль, которая следует из велений Господа Бога, наша мораль подчинена интересам классовой борьбы пролетариата и проистекает из интересов этой борьбы, морально все, что способствует разрушению общества, основанного на частной собственности. Строителями искаженного мира комуносоциализма предоставлялась индульгенция на то, что в цивилизованном мире называлось аморальным и преступным.

Компартийно-советское руководство тщательно следило, чтобы указания основателя партии стали руководством к действию, чтобы в духе ленинизма воспитывались новые поколения. Пропагандистская и просветительская работа партийно-комсомольских, советских и профсоюзных аппаратов, деятельность творческих союзов и средств массовой информации были направлены на привитие населению классовой морали. Особое внимание уделялось тому, чтобы эта мораль вошла в сознание многомиллионных партийно-комсомольских масс. Об этом особенно заботились Центральная контрольная комиссия РКП(б)-ВКП(б) и ее периферийные органы. Заботясь о повышении эффективности работы органов государственной безопасности, которые были материализованным проявлением диктатуры вождей, член ЦКК Сергею Гусев на XIV съезде ВКП(б) [10] призвал: «Каждый член партии [11] должен быть агентом ЧК, т. е. смотреть и доносить. Если мы от чего-то страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства».

Появление «Морального кодекса строителя коммунизма»

Сталинскую Конституцию СССР 1936 года называли «конституцией победившего социализма». Она зафиксировала отсутствие в стране эксплуататорских классов и достижение морально-политического единства общества. В связи с этим вводились прямые, пропорциональные и равные выборы в органы власти при тайном голосовании. Отменялась категория лишенцев, то есть людей, которые по своему классовому происхождению были лишены права голоса.

Но в течение четверти века после принятия Конституции 1936 года в стране вполне официально господствовала человеконенавистническая классовая мораль. Только после того, как Хрущев добился единоличной власти в высших партийно-советских органах и поставил целью мобилизовать общество на построение материально-технической базы коммунизма в течение двух десятилетий, возникла проблема пересмотра моральных принципов, которыми должны были руководствоваться ее строители.

Федор Бурлацкий, работавший в аппарате ЦК КПСС, оставил воспоминания о том, как создавался «Моральный кодекс». Стоит привести эти три абзаца из его интервью: 

«Дело было в Подмосковье, на бывшей даче Горького. Шел 1961 год. С группой консультантов ЦК КПСС я работал над программой партии ― с начала и до конца. Нашей группой руководил секретарь ЦК Борис Николаевич Пономарев, а непосредственную работу осуществлял его зам ― Елизар Ильич Кусков, прекрасной души человек, остро пишущий и тонко чувствующий слово журналист.

Как-то утром, после крепкой вечерней пьянки, мы сидели в беседке и чаевничали. Елизар мне и говорит:

— Знаешь, Фёдор, позвонил «наш» (так он звал Пономарёва) и говорит: «Никита Сергеевич Хрущев просмотрел всё, что вы написали, и советует быстро придумать моральный кодекс коммунистов. Желательно в течение трёх часов его переправить в Москву».

И мы стали фантазировать. Один говорит «мир», другой ― «свобода», третий ― «солидарность»… Я сказал, что нужно исходить не только из коммунистических постулатов, но и также из заповедей Моисея, Христа, тогда всё действительно «ляжет» на общественное сознание. Это был сознательный акт включения в коммунистическую идеологию религиозных элементов.

Буквально часа за полтора мы сочинили такой текст, который в Президиуме ЦК прошел на «ура».

Постсоветские исследователи нередко обращают внимание на пьянку, которая предшествовала появлению этого микста коммунистической идеологии с религиозной. Однако прежде всего надо подумать, к кому должны были бы обратиться руководители КПСС с «Моральным кодекомс». Просматривая проект новой программы партии, Хрущев подумал о кодексе коммунистов. Однако строить материально-техническую базу коммунизма должен был народ. Поэтому консультанты предложили обращаться ко всему обществу.

Приступая к работе, консультанты понимали, что мораль первых вождей партии должна была остаться в прошлом. Они уже привыкли рассказывать о морально-политическом единстве советского народа. Такому упорном борцу с «религиозными пережитками», как Хрущев, не пришло бы в голову воспользоваться в разработке «Морального кодекса» Священным Писанием. Но существовали ли другие идеи, которыми можно было бы наполнить документ, противоположный по смыслу ленинской классовой морали? Ведь христианство [12] законсервировало в себе весь положительный опыт человеческого общения, развивая его в течение двух тысячелетий. Консультантов, которые построили «Моральный кодекс» на Священном Писании, можно было бы обвинить в неискренности, популизме, в конце концов, плагиате. Однако неискренней была вся конструкция советской власти, которая за показным демократизмом скрывала диктатуру.

12 норм «Морального кодекса»

Большинство норм «Морального кодекса» имело одно или несколько соответствий в посланиях апостола Павла, которые составляют почти треть Нового Завета и адресованы жителям городов Греции и Малой Азии, исповедовавших христианство: ефесянам, колоссянам, коринфянам, фессалоникийцам (город Солунь, ныне Салоники), филиппийцам и др.

На первое место в кодексе поставлена идейная позиция человека (преданность делу коммунизма), а также идейно окрашенный патриотизм (любовь к социалистической Родине и странам социализма). Эта норма вполне накладывалась на утверждение апостола Павла о том, что христиане не отделялись друг от друга ни по национальности, ни социальным положением: «Ибо все мы крестились в одном Духе, чтобы быть одним телом, будь то иудеи, или греки, рабы или свободные» (1 Кор. 12, 13). Такое совпадение объясняет антирелигиозный настрой вождей коммунизма, которые видели в нем могущественного конкурента.

Вторая норма звучала так: «Добросовестный труд на благо общества, кто не работает, тот не ест». Здесь прослеживается буквальное совпадение с посланием апостола Павла фессалоникийцам: «Если кто-то не хочет работать, пусть и не ест» (2 Фес. 3, 10). Эта библейская истина нравилась вождям большевиков, которые разделяли общество на эксплуататоров (нетрудящихся) и эксплуатируемых (трудящихся). «Кто не работает, тот да не ест - вот практическая заповедь социализма», - провозглашал Владимир Ленин. Вождь включил эту сентенцию отдельной статьей в первую советскую Конституцию 1918 года («РСФСР признает труд обязанностью всех граждан республики и провозглашает лозунг «Кто не работает, тот не ест», ст. 18). Принятая в марте 1919-го первая Конституция УССР тоже содержала в себе упомянутую норму, передаваемую с буквальной точностью в ст. 28.

Сталин воспользовался этой библейской сентенцией для морального оправдания «сокрушительного удара» (его выражение), нанесенного украинским колхозникам в 1932-1933 годах. Те не избегали труда в коллективном хозяйстве, но стали игнорировать его, когда убедились, что государство постоянно забирает продразверсткой его плоды без какой-либо материальной компенсации. Сталин признал правоту колхозников и перешел в отношениях между городом и селом на принципы продналога, но одновременно конфисковал все продовольственные ресурсы в украинском селе, чтобы «проучить саботажников» и предотвратить новые вспышки антисоветской борьбы.

Термин «трудящиеся» оставался общеупотребительным в течение всего существования Советского Союза. Таким образом классовая мораль Ленина сочеталась с моралью его преемников на том этапе, когда последние уверяли общество в его морально-политическом единстве.

«Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния» - так звучала третья по важности норма «Морального кодекса». Она совпадала с посланием апостола Павла коринфянам, но только формально: «Никто да не ищет для себя пользы, только для другого» (1 Кор., 10, 24). Апостол имел в виду отношения между христианами, тогда как кодекс - отношения между экспроприированным вождями обществом и государством-коммуной. Никто из советских людей не задумывался над реальным смыслом понятий «общенародная собственность» или «общественная собственность». Однако мало кто чувствовал свою причастность к средствам производства во владении государства-коммуны. Большинство работающих, учитывая свою внутреннюю порядочность, не относились к категории «несунов». Однако последних хватало, так же как и анекдотов «армянского радио» вроде такого: «Будут ли кражи при коммунизме? Нет, все разворуют еще при социализме».

«Высокое осознание общественного долга, нетерпимость к нарушению общественных интересов» - так формулировали аппаратные работники ЦК КПСС четвертую норму «Морального кодекса». Пером консультантов водили вожди, которые позиционировали себя выразителями интересов пролетаризированных ленинско-сталинским государством общества. Соответствия этой норме в апостольских посланиях Павла найти не удалось. Видимо, не случайно: святой Павел не мог чувствовать себя полпредом христианского мира. Здесь подойдет только цитата из Евангелия от Матфея: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня. И кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф., 10, 37).

Пятая и шестая нормы «Морального кодекса» взаимосвязаны. «Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного»; «Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат». Здесь Федору Бурлацкому и его соавторам удалось обобщить в афористической форме опыт сплочения людей под давлением неблагоприятных внешних обстоятельств и искусно вложить все это в пропагандистский имидж «социализма с человеческим лицом». Соответствием здесь может служить призыв апостола Павла к филиппийцам: «Думайте то же, имейте любовь ту самую, будьте единодушны и сговорчивы» (Фил. 2, 2). Христианская община в Филиппах подвергалась, как и остальные общины, преследованиям со стороны римских императоров. При таких обстоятельствах внутренняя консолидация призывающих к новой вере помогала им выживать.

«Моральный кодекс» создавался в эпоху «оттепели», когда компартийно-советский аппарат начинал отказываться от сталинского «социализма с нечеловеческим лицом». Седьмая норма кодекса была гармонизирована с двумя предыдущими: «Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни». Эта норма совпадала с общечеловеческими нравственными ценностями, в частности, с призывом апостола Павла к коринфянам: «Очистим себя от всякой скверны плоти и духа» (2 Кор., 7, 1).

Восьмая и девятая нормы «Морального кодекса» были требованиями к личным качествам советского человека: взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей, непримиримое отношение к несправедливости, тунеядству, карьеризму, стяжательству и даже ... глупости. Эти качества человеческой натуры были важны и для тех, кто стоял у истоков христианской цивилизации. Кодекс и здесь копировал приобретенный человечеством опыт.

Десятая норма формулировалась так: «Дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни». Такие отношения между людьми разных национальностей проповедовал и апостол Павел в послании к колоссянам: «Нет грека, ни иудея, ни обрезания, ни необрезанных, ни варвара, ни скита, ни невольника, ни свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3, 11). А в последней редакции новой программы КПСС ее разработчики решились на теоретическую новацию, характеризуя совокупность советских граждан - от русских до чеченцев, от эстонцев до якутов и т. д. - как новую, неизвестную в истории человечества “общность”.

Выступая в 1961 году на XXII съезде КПСС с докладом о новой программе партии, Хрущев сказал: «В СССР сложилась новая историческая общность людей различных национальностей с общими характерными чертами - советский народ [13]. Они имеют общую социалистическую Родину - СССР, общую экономическую базу - социалистическое хозяйство, общую социально-классовую структуру, общее мировоззрение - марксизм-ленинизм, общую цель - построение коммунизма, много общих черт в духовном складе в психологии». Теперь странно читать эти слова. Вожди советского коммунизма действительно создали новую, неизвестную в истории человечества реальность. Оказалось, однако, что это был искаженный мир, который мог существовать только в силовом поле компартийной диктатуры.

В тему: Секс в СССР: воспоминания ровесников Октября [14]

Последние две нормы «Морального кодекса» определялись ситуацией холодной войны в международных отношениях. Строители коммунизма должны были проявлять нетерпимость к его врагам и братскую солидарность с трудящимися всех стран.

Из новой редакции программы КПСС, принятой ХХVІІ партсъездом в 1986 году, «Моральный кодекс строителя коммунизма» незаметно исчез. Программа уделила определенное внимание нравственному лицу людей труда и подчеркнула, что коммунистическая мораль вобрала в себя общечеловеческие ценности. Об их христианском происхождении в окружении Горбачева никто ни словом не обмолвился. И за все годы существования кодекса в качестве официального документа даже специалисты из «научного атеизма» в огромной армии обществоведов не увидели его связи с христианской моралью. Отреагировали они только после того, как Федор Бурлацкий рассказал об обстоятельствах создания этого документа в интервью журналу «Российский адвокат» (2007, № 5).

Путин, например, отреагировал как политик. В декабре 2011 года он заявил, что Россия потеряла определенные ценности советского периода, связанные с «Моральным кодексом строителя коммунизма». И отметил, что этот документ является выпиской из Библии и ничего нового в вопросе морали с тех пор человечество не придумало.

Имел ли «Моральный кодекс» положительное влияние на общество? Его создатели надеялись на это, обещали советским гражданам распределение материальных благ по потребностям уже в 1980 году. Крах неуклюжего прогноза определил отношение общества к кодексу в диапазоне от цинизма до насмешки.

—

Станислав Кульчицкий,  опубликовано в издании Тиждень [2]

Перевод: Аргумент [15]

В тему:

• Какую страну мы потеряли! [16]
• Комсомол: «боевой отряд» тоталитарной партии. Взгляд из ХХІ века [17]
• Жизнь в СССР — отрезвляющие фотографии [18]
• «Дешевизна» в СССР: Цены на товары тогда в пересчете на сегодня [19]
• Черный рынок валюты в СССР: за что расстреляны Буонаротти, Косой и Антиквар [20]