"Я пишу сейчас о том, что с нами произошло за последнее столетие, с революции 1917-го … Перед нами десятки лет тяжелых испытаний». Известный украинский историк о нашем прошлом, которое предопределяет наше будущее.

 "Все школьные и университетские годы я был ярым империалистом" 

- Пан Станислав, почему Вы изучаете историю, и, в частности, украинскую? Как у Вас это началось? 

- Со школы, где у меня проявился гуманитарный уклон. Я зубрил математику, физику, как и все ученики. А поскольку очень много читал, и художественную литературу также, то фактически не готовил уроки по географии, истории, литературе, весь этот гуманитарный блок. Всегда по этим предметам были у меня отличные оценки, а по алгебре - не очень. Правда, в 8 классе увлекся астрономией и даже телескоп себе смастерил. Но потом понял, что без математики астронома из меня не будет. И уже в девятом классе решил заняться историей. Причем профессионально: не для того, чтобы быть учителем в школе, но и писать такие же книги, которые читал. Я жил в Одессе, и начал готовиться к экзаменам на исторический факультет Одесского университета. Однако на этом факультете, в отличие от других факультетов гуманитарного профиля, была очень большая конкуренция. 

- Но Вы вступили с первого раза? И язык экзаменов был русский? 

- Да, в 1954-м я понимал, что мне нужно конкурировать в конкурсе 20 кандидатур на одно место. Должен был выдержать конкурс вместе с теми людьми, которых мы сейчас называем ветеранами, а тогда, кажется, даже слова такого не было. Это люди, прошедшие войну и решившие получить высшее образование по истории, чтобы потом работать в советском или партийном аппарате. Даже те, кто сдавал экзамен на тройку - зачислялись, а тем более - инвалиды войны. К примеру, у нас на курсе было 8 незрячих, и все годы мы начитывали им вслух. Относительно языка, то да, у нас была русскоязычная школа, и я плохо говорил на украинском. Но в течение девятого и десятого классов перечитал всю украинскую литературу, начиная с Котляревского. Начитал себе автоматическое восприятие языка, ведь надо было писать диктант, и сдавать украинский устно и письменно, писать на русском сочинение, всего 14 экзаменов. Однако, поступил с первого раза.

- Значит, это было сразу после смерти Сталина. Вы были еще подростком, но выбрали историческую дисциплину. Как Вы внутренне чувствовали себя в то время? Возникали ли у Вас хотя бы малейшие сомнения относительно действий советского режима, ведь Вы много читали тогда и о других странах? Чувствовали ли Вы себя комфортно в той среде, в которой жили? 

- Все школьные и университетские годы я был ярым империалистом. Причем империалистом, информированным в истории. Я очень жалел Аляску. После аннексии Крыма в Российской Федерации начали вспоминать Аляску и Форт-Росс в Калифорнии. Я примерно представлял себе чувства россиян, я сам когда-то был таким. 

Отечественная история для меня была историей России. Я глубоко переживал, когда изучал войну Петра с персами. Он завоевал Южное побережье Каспийского моря, таким образом, все это оказывалось в России. Но после неудачи с Прутским походом это завоевание было уничтожено. Серьезным переживанием для меня было, когда я впервые оказался в бывшей имперской столице Ленинграде: это была первая наша экскурс-практика для специализаций по истории СССР и истории Украины, 1957-й год. Я принимал тогда участие в демонстрации после победы над соперниками, устроенную Хрущевым. Видел его вблизи. 

Как я стал изучать историю Украины? У нас было разделение на специализации: первые два курса происходила общая начитка курсов, а с третьего начиналось профилирование специализаций. Я пошел на историю Украины, не зная ее. Знал другое: мне нужно сделать две курсовые работы и дипломную, на третьем-пятом курсах, работая над одной темой, чтобы она основывалась на архивах и была «белым пятном» в науке. Поэтому подошел к заведующему кафедрой истории Украины Самсону Ковбасюку, который дал мне тему "Железнодорожное строительство на юге России". И я написал по этой теме курсовые и дипломную, последнюю - в объеме почти 500 страниц. Объездил все окрестные архивы, Кишинёв, конечно же побывал в Москве, Ленинграде. Главным был Одесский областной архив, где я сидел почти два года. Когда в архиве открылась вакансия младшего научного сотрудника, меня взяли туда, с конца 4-го курса. Проректор, а это был тот же С. Ковбасюк, разрешил свободное посещение лекций. Тогда Хрущев распорядился, чтобы в аспирантуру брали людей только с двухлетним опытом практической работы. Таким образом, заработал этот стаж в 1960 году. 

В тему: Что такое «советский человек» [2] 

- То есть Вы четко планировали делать научную карьеру? И, собственно, уже в Киеве? 

- Да, моя аспирантура была уже в Киеве. Я готовился в аспирантуру Ленинградского отделения Института истории СССР АН СССР. В 1960-м году ему не дали вакансий. А здесь в Одессу, из Киева, из Института экономики АН УССР, приехал Тимофей Деревянкин. Мы разговорились, и он предложил поступать в их институт в отдел истории народного хозяйства и экономической мысли. Когда готовился в аспирантуру, то перечитал практически все монографии по истории 19-20 века и законспектировал их. Потому что конкуренция тоже была очень большая, а я не хотел терять времени. Когда пришел со своим дипломом на 500 страниц, мне даже подсказали, о чем будут спрашивать на экзамене. Так я стал аспирантом в этом отделе и дальше продолжал ту же тему, еще три года. Сделал не фактологическую, а концептуальную работу, исследовал, что означало железнодорожное строительство для макроэкономики. После защиты диссертации - а это был 1963-й, надо было в институте создать проблемную группу по экономическим проблемам химизации народного хозяйства. Меня втянули в эту группу. К счастью, дали отрасль, которая не требовала специальных знаний: лакокрасочную промышленность. Я уже начал изучать химию, а тут Хрущева сбросили. В декабре 1964 года группу расформировали, и я вернулся в свой ​​отдел. С 1965 до 1972 года работал в Институте экономики и занимался темой первой пятилетки.

К 100-летию рождения В. Ленина мы сделали книгу "Осуществление ленинского плана социалистической индустриализации на Украине". Почти треть этой книги я написал. 

В тему: Что такое «соцгород». 12 тезисов о советской индустриализации [3] 

Проблематика индустриализации меня заинтересовала, я хотел ею заниматься, но у меня ухудшились отношения с заведующим отдела, который, собственно, и агитировал меня поехать в Киев. Он видел во мне соперника, как это обычно бывает. Хотя он был старше меня, и я не претендовал на должность, но он так считал. Сначала мы дружили, а потом рассорились. Поэтому я перешел в Институт истории АН УССР, в отдел, где работаю и сейчас. Моя работа началась здесь с 1972 года, с работы над восьмитомном “Історією Української РСР”. С 1977 года я стал заведовать этим отделом. До прошлого года был на этой должности, в течение 38 лет, и только в 2015 году передал отдел своей ученице. Теперь работаю в должности главного научного сотрудника. 

- Что является Вашей семьей? И остаетесь ли Вы единомышленниками с женой? 

- Женился в 1963 году, в 1964 и 1967 годах родились дети. Жена была редактором в “Радянській школі”. Сейчас она вычитывает мои тексты, вылавливает мои руссизмы. Мы единомышленники и с ней, и с детьми. Я это очень ценю, потому что у моих друзей и одноклассников, а они одесситы, часто не так, ссорятся на почве политики.

 «Для понимания того, как состоялся Голодомор, мне понадобилось 20 лет» 

- Вы помните тот момент, ситуацию, когда именно у Вас возникли первые сомнения в отношении советского режима, и в частности, о соответствии формы и содержания в коммунистической идеологии? 

- В своей жизни я пережил три сдвига сознания. В “Біобібліографії”, которая вскоре будет опубликована, учтены все публикации, начиная с первой в университетской газете 1955 года. Зафиксировано все, о чем я писал. Хотя я много от чего сейчас отказался. Я был вполне индоктринированным человеком. Еще в студенческие времена, когда мне был 21 год, я начал работать сотрудником архива. В 1958 году архивная система еще подчинялась МВД (быв. НКВД), следовательно, формально я целый год был чекистом. Мы в архиве обрабатывали десятки фондов так называемой "Транснистрии". Кстати, я был в Одессе все то время, когда ее оккупировали румыны, поэтому прекрасно помню условия оккупации. Не буду рассказывать о событиях оккупации, но важно, что в наш архив попали эти румынские фонды, их надо было обрабатывать. Мы даже выучили немного румынский язык, когда разбирали и описывали румынские архивы. Это до сих пор одно из богатств Одесского архива. Тогда я видел газеты, которые выходили в Одессе, видел в них карикатуры на Сталина, но все это не влияло на сознание. Первый сдвиг сознания произошел в связи с XX-м съездом КПСС. Я не понимал, что произошло, потому что борьба с так называемым "культом личности" была очень осторожной. Мне было интересно, и я начал искать информацию. 

- Но где именно? В архивах? 

- Нет, тогда в больших городах продавали центральные органы коммунистических газет стран народной демократии, как они тогда назывались. И я начал покупать "Трибуна Люду», выучил польский, овладел им буквально за полгода. А поляки гораздо больше печатали фактов о Сталине и репрессиях. И собственно из-за этой газеты начался мой первый сдвиг сознания. Причем больше всего меня поражал вывод XX-го съезда о том, что третья мировая война не является неизбежной. Все мы тогда жили ожиданием войны: корейская война была, поэтому вот-вот холодная война должна была перерасти в настоящую. В конце концов, я вошел в круг шестидесятников.

Вторым, значительно более радикальным сдвигом было время горбачевской перестройки. Время, когда я из коммуниста стал, выражаясь коммунистическим жаргоном, антикоммунистом. 

- Да, и это гораздо интереснее. Потому что Вам уже исполнилось 50 лет, Вы были реализованным в советской системе историком, с уже защищенной докторской диссертацией. В какой-то момент Вас приглашают в "Антиголодовую комиссию", которая должна была опровергнуть выводы комиссии Конгресса США по исследованию голода в Украине, сообщившей миру об украинском Голодоморе 1932-1933 годов. То есть, развенчать клевету "буржуазных националистов" на СССР. И Вы на это согласились? 

 - Да, после в 1983 года украинская диаспора в США добилась создания в Конгрессе комиссии по расследованию украинского голода, который произошел 50 лет назад, на другой стороне земного шара. Комиссию возглавил молодой американский историк Джеймс Мейс [4]. Когда комиссия начала давать первые релизы, которые попадали к нам через советское посольство в Америке, ЦК Компартии Украины серьезно обеспокоился. Надо понимать, что цекисты были советскими людьми в третьем поколении. Первое поколение утверждало коммуносоциализм, или погибало, если сопротивлялось этому утверждению. Второе поколение уже, как правило, не сопротивлялось, а третье (те, кто родился после 1937 года) - это бывшие октябрята, пионеры, комсомольцы, которые не испытывали никаких сомнений в правильности "курса", подобно тому, как мы не чувствуем давления воздуха. 

В тему: Великий Голод, Люди Правды и пропаганда Кремля [5] 

Тогда слово "голод" относительно 1933 года было запрещено произносить. По распоряжению ЦК КПУ была создана "Антиголодовая комиссия" в 1986 году, под руководством академика Арнольда Шлепакова. И мне как члену этой комиссии позволили работать с "Особыми папками", где в отношении 1933 года разрешалось произносить слово "голод", и где отражалась реальная картина голодающего села. 

В тему: Голодомор и Запад [6] 

Я не сразу дошел до сути, не сразу понял механизм Голодомора [7]. Это как пазл. Подобно тому, как археологи находят раздробленный кувшин, а потом годами его восстанавливают, кусок за куском. Я понял механизм Голодомора только в 2005 году, через двадцать лет. Эта карательная акция Сталина [8] была очень тщательно замаскирована, хотя погибли миллионы. 

Исследовал причинно-следственные связи, начиная с "Манифеста Коммунистической партии". Убедился, что коммунизм Маркса был таким же утопическим, как и все предыдущие коммунистические учения, но большевики смогли экспроприировать общество, поставив его в экономическую зависимость от государства, а государство - в рабскую зависимость от кучки вождей. Когда экспроприировали собственность крестьян, наибольшее сопротивление оказывала Украина. Чтобы предупредить социальный взрыв, который стоил бы Сталину должности генсека, он устроил Голодомор. Ведь в его руках была сосредоточена вся власть в стране, он мог совершать любые преступления, не подвергаясь сопротивлению государственного аппарата. Сопротивление было, но беспощадно подавлялось, иллюстрация тому - зловещий 1937-й год. А сопротивление крестьян было подавлено в 1933 году. В те годы возник советский коммуносоциализм как не до конца реализованный вариант коммунизма Маркса. Сталин оставил за крестьянами часть частной собственности (в виде продукции, получаемой с приусадебного участка и трудодней за труд в коллективном хозяйстве), то есть обломки товарно-денежных отношений и рынка, потому что убедился, что полная ликвидация частной собственности у членов общества ведет к экономическому коллапсу. Но почти вся частная собственность сосредоточилась на вершине властной пирамиды. Такой общественно-политический и социально-экономический строй сохранялся вплоть до 1991 года, когда состоялся самораспад комуносоциализма. 

В тему: Голод 1933 года. Часть 4: Агония села [9] 

В тему: Распятые на «черных досках»: как коммунисты организовывали голодную блокаду сел [10]

 - Как Вы отчитывались о результатах своей работы в архиве в 1986-1987 гг. перед партией? Что Вы сказали на этой комиссии?

 - Работа комиссии была парализована, когда появилась книга "Жатва скорби" Роберта Конквеста. Ни разу мы так и не собрались, никого из нас не вызвали в ЦК КПУ. Позже, по собственной инициативе, я написал докладную записку в ЦК КПУ с призывом признать наличие голода в 1933 году. 

Через полгода меня вызвали в ЦК и сказали: можете ее напечатать в “Українському історичному журналі”, но после того, как выступит 1-й секретарь ЦК В. Щербицкий [11] (речь шла о выступлении на торжественном заседании, посвященном 70-летию установления советской власти в Украине, это декабрь 1987 - С.А.). Статья появилась в журнале в марте 1988 года. А в январе этого года докладная записка появилась также в газете для зарубежных украинцев, выходившей на украинском и английском языках. 

- Каков был основной смысл этой публикации?

- Она была очень осторожной, я хотел, чтобы цекисты признали факт голода. Когда эту докладную записку писал, то знал гораздо больше о мехинизмах организации голода. Статью напечатали, мы целым отделом продолжили работать над темой голода. В январе следующего года, в “Літературній Україні”, я изложил свое видение голода в пяти номерах газеты. После этого в издательстве “Знання” вышла моя брошюра, тиражом в 65 000 экземпляров, о голоде в Украине. Это основная тема, которой я занимался, и которая позволила мне путешествовать по миру. За эти годы, с приглашениями выступить на эту тему, я побывал в Германии, Франции, Великобритании, Ирландии, Италии, Австралии, Китае, много раз в Торонто, Нью-Йорке. В Вашингтоне даже получил украинскую "нобелевку" (Премия фонда Антонович - С.А.). 

Изучение Голодомора полностью перевернуло мои тогдашние представления о советском мире. Теперь многие уже знают, что происходило с нами, но знают абстрактно. В Институте истории Украины сейчас выходит книга Татьяны Боряк. Я посоветовал ей пересмотреть все воспоминания о голоде, и извлечь из каждого воспоминания 2-3 строки о том, как у крестьян в январе 1933 года была конфискована пища. Она собрала эти факты в книгу объемом до 800 страниц. Потому что письменных распоряжений о конфискации еды не было, были только устные инструкции власти, как осуществлять голод в Украине. В отличие от общесоюзного голода 1932-1933 гг., который был наиболее ярким проявлением кризиса, вызванного попытками власти реализовать бестоварную и внерыночную экономику, согласно рекомендациям "Манифеста Коммунистической партии", украинский голод был репрессивной акцией, которая состояла из нескольких последовательно осуществляемых элементов. Первый из них и решающий - это конфискация во время зимних хлебозаготовок всего продовольствия длительного хранения, которым крестьяне запасались до нового урожая. Во-вторых, была информационная блокада, которую легко доказать, потому что она продолжалась до 1987 года. В-третьих - блокада физическая, есть документы. И, наконец, заключительный элемент - продовольственная помощь ограбленным крестьянам. Сначала забрали всю еду, потом подождали 5-6 недель, и дали помощь. Кто-то умер, а кто-то выдержал - значит, вот тебе помощь, иди работай в колхоз. Голод - как воспитательное средство! И никто этого не понимает, потому что вот, мол, государство помогало, а документов о конфискации еды нет. Книга Татьяны Боряк в издательстве “Кліо” как раз и является таким документом. 

В тему: Голод 1946-47 годов. Хлеб был, но власть его отбирала [12] 

"Мы выползаем не только из коммунизма, но и из России» 

- Пан Станислав, были ли у Вас внутренние конфликты - или заниматься дальше наукой, и именно так, как Вы ею занимались? Может, не только со стороны партии, но со стороны самой жизни? 

- Есть такое впечатление, что власть заказывает, а историк обосновывает [1]. Но советская власть в третьем поколении была в определенной степени беспомощной, не зная своей истории. Мы, историки, помогали власти и самим себе осмыслить прошлое. Ведь его нельзя было осмыслить по цензурированным публикациям. А между поколениями существовал барьер, и взрослые не могли рассказать детям о реальной жизни, ведь ребенок мог проговориться, а вокруг были сексоты - миллионы "секретных сотрудников" ГПУ - НКВД - МВД - КГБ. 

Кстати, в Западной Украине было иначе, там боролась УПА, и почти каждая семья была как-то связана с этим движением. И поэтому антикоммунистическая советская власть, во главе с В. Чорновила, появилась именно там. А здесь были только так называемые суверен-коммунисты во главе с Л. Кравчуком. Они не хотели быть под Россией, но оставляли з собой все советское, ибо другого не имели. 

В тему: В тему: «Третий советский голод» в Украине [13] 

- Ваш третий переворот сознания состоялся в 2013-2014 годах… 

- Да, он начался в 2013 году, я был как раз в Париже. Когда разогнали студентов, мы вышли всей украинской общиной в центр Парижа. После моего возвращения в Киев я начал смотреть на нашу историю другими глазами. Надо отделять украинцев от русских, надо признать, что русские, несмотря на высокую культуру, - империалисты. Они не мыслят себя вне Киева, поскольку веками их воспитывали на нашей, экспроприированной у нас, истории. Они могут без Польши, без Прибалтики, а без Украины - не могут жить. В своей новой книге, которую завершаю, я убеждаю своих читателей, что перед нами десятки лет тяжелых испытаний. Потому что пока существует Россия, Украина будет тяжело. А она, видимо, существовать будет, хотя трудно что-то прогнозировать. Имперскость противоречит мировым тенденциям развития, а Россия делает третью попытку остаться империей. 

- О чем эта Ваша новая работа? 

- В книге об успехах и провалах десоветизации Украины за 25 лет независимого существования много внимания уделено функционированию вновь возникшего общества, которого в СССР не было. Меня интересует именно общество, а также то, как оно становится европейским. 

Это книга о том, как мы выползали из комуносоциализма, и только я теперь четко понял, что мы выползаем не только из коммунизма, но и из России. Коммунизм Маркса, повторяю, это не марксизм-ленинизм. Ленин взял из марксизма только одну идею - ликвидацию частной собственности. Его идея, самого Ленина - как построить государство. И он его построил. С одной стороны, это было государство демократическое, общенародное, оно черпало свои кадры из народа. Но при этом народ был лишен каких-либо прав. 

Вся экономическая и политическая власть сосредоточивалась в политбюро ЦК КПСС. Оно пронизывало народную толщу тремя вертикалями - советской, партийной и чекистской. Такую власть нельзя было уничтожить, она пала сама собой, когда иссяк ее ресурс. В построении власти Ленин опирался не на марксизм, а на нечаевщину, на сугубо российские реалии. Поэтому я пишу не о декоммунизации, а о десоветизации. Ведь российский коммуносоциализм возник в образе советов, советской власти, которая была фактически не советской, а компартийной. Это понимание того, что с нами случилось за эти сто лет, с 1917 года. Российский коммуносоциализм, который теперь остался в первозданном виде только в Северной Корее, страшен тем, что общество полностью сливается с государством и сознание людей деформируется. Эта деформация абсолютизируется при коммуносоциализме, но оно происходит с библейских времен. Всегда есть две категории людей: те, кому нужна рыболовная сеть, и те, кому нужна только рыба. Мир евроатлантический, и в религиозном, и в любом ином измерении - это люди с сеткой. Мир азиатский, хотя его не надо абсолютизировать по территориальному признаку, это люди, которые ждут рыбу от государства, общества, главы семьи. К сожалению, этот мир количественно растет, потому что женщина в нем только прибор для рождения нового поколения, тогда как в евроатлантическом мире она свободна и сама планирует семью. Опасность коммуносоциализма не столько в репрессиях, которыми сопровождалось его силовое насаждение, сколько в патернализме. 

В России масса людей осталась "совками". Половина нашего населения недалеко ушла от этого, поэтому нам так трудно. Но есть Западная Украина, которая прожила в условиях коммуносоциализма только два поколения. За последние 25 лет она тянула нас в Европу, а Донбасс - в Россию. Чем закончилось это противостояние? Общенациональной трагедией …

 - Когда должна выйти эта книга?

 - Она должна была уже выйти, но я хотел включить 2016-й год, потому что сейчас идут стремительные изменения. В этой книге последний раздел посвящен процессам, происходящим после Революции достоинства. Издательство "Темпора" опубликует ее в октябре-ноябре 2016 года. 

Беседовала Светлана Одинец

 В публикации использованы фотографии из личного архива С. Кульчицкого, а также заимствованные из открытых источников. 

Станислав Кульчицкий - историк, доктор исторических наук, главный научный сотрудник, заведующий отделом истории Украины 20-30-х гг. ХХ в. Института истории Украины НAН Украины. Выпускник исторического факультета Одесского университета имени Ильи Мечникова; учился в аспирантуре Института экономики АН УССР. Кандидат экономических наук (1963), доктор исторических наук (1978), профессор (1986), заслуженный деятель науки и техники Украины (1996), лауреат Государственной премии Украины в области науки и техники (2001). Работает в институтах НАН Украины с 1960 года. Исследует историю Украины второй половины XIX и ХХ веков, в частности вопрос "военного коммунизма", новой экономической политики, историю голода 1921-1923 годов в УССР, Голодомора 1932-1933 годов в УССР, голода 1946-1947 годов в УССР. Автор и редактор более полутора тысяч научных работ, в том числе около 60 монографий, учебников и справочников. Подготовил 28 кандидатов и 16 докторов наук. Одна из самых известных книг - трехтомный труд "Червоний виклик. Історія комунізму в Україні від його народження до загибелі” (Київ: Темпора, 2013), признана “Книгою року – 2014” [14]. Живет и работает в Киеве.

 [1] Станислав Кульчицкий подробно описывает этот процесс в тексте “Історик і влада”, который появится в свет в альманахе по теории и истории исторической науки "Эйдос" в 2016 году.

 Источник: Україна модерна [15]

 Перевод: Аргумент [16]

 В тему:

• Рафаэль Лемкин: Советский геноцид в Украине [17]
• Как Голодомор развалил СССР [18]
• Россия боится финансовой ответственности за Голодомор - историк [19]
• Историк Владимир Кравцов: «Русским еще надлежит осознать свое настоящее происхождение» [20]
• История «расстрелянного возрождения» для тех, кто не понимает декоммунизации [21]