Сила слабых

1.00

Нет

Именно Норильск и последовавшая за ним цепь лагерных восстаний заставили власть осознать, что ГУЛАГ из системы защиты советского государства обращается в его разрушителя. Государство судило их за измену родине. Мы должны их помнить за измену родины. К 65-летию восстания в Норильске.

Сталина физически нет уже 81 день. Сегодня 25 мая 1953 года. Через неделю состоится коронация Елизаветы II, до сих пор правящей Великобританией. В начале года умер академик, депутат и лауреат двух сталинских премий Илья Гребенщиков, а Борис Гребенщиков еще не родился, он и Андрей Макаревич появятся на свет ближе к концу года. Недавно в Англии создана трехмерная модель двойной спирали ДНК, а в СССР прекратили «дело врачей». В Советском Союзе вообще одна хорошая новость за другой: 1 апреля снизили все цены в среднем на 10%, а 27 марта объявлена амнистия. Грядущим летом СССР откроет Киевскую детскую железную дорогу и испытает первую водородную бомбу, а в США представят двухдверное купе Chevrolet Corvette и начнут цветное телевещание в системе NTSC.

В Норильске продолжают воздвигать ансамбли римско-греческой архитектуры — все эти колонны и полуколонны, портики, пилоны, арки, эркеры. Образцы сталинского монументального и внеэтического неоклассицизма. Школьники смотрят в окно на черные фигурки рабов (з/к) и конвоиров-срочников. Сегодня при конвоировании колонны из 16 з/к сержант Цыганков застрелит почти в упор, в голову, номер Ф-630 — Эмиля Софроника.

В тему: ВЧК и преемники. Часть 1: Создание машины террора [2]

Эмиль Софроник. Фото из архива Красноярского общества «Мемориал»

Позже сержант расскажет: их постоянно информировали, что з/к готовятся разоружить батальон, захватить Норильск и Дудинку и связаться по радио с США. Суд Цыганкова оправдает, тот уйдет на дембель с похвальным листом, станет милиционером в Краснодаре.

Евгений Павловский (фронтовик, в 1948–1957 годах помощник, а затем зампрокурора Норильлага, ему поручат расследовать обстоятельства бунта) в конце 80-х будет присылать письма в музей истории Норильского промрайона — до своей смерти в 1990 году. Его свидетельство о весне 53-го:

«Участились случаи стрельбы часовых по заключенным. Среди солдат части, охраняющей Горный лагерь, многие были из западных украинцев, у многих от бандеровцев погибли родные, и солдаты, неся службу, мстили заключенным, считая всех их бандеровцами. Стрелки били заключенных палками, заставляли колонны идти «паровозом», т. е. вплотную друг к другу и в ногу. Если кто сбивался с ноги, падал, по нему стреляли. Не хотела колонна идти «паровозом», ей командовали «лечь», «встать», «лечь», «встать» — пока не заставят выполнить этот приказ. Или чем-то заключенный провинился в глазах стрелка, тогда он чертит круг, ставит заключенного в этот круг и грозит: «Стоять на месте, выйдешь из круга — стреляю без предупреждения». И стоит человек всю смену. Офицеры знали, видели, но молчали».

Сегодня же, 25 мая, при этапировании застрелят еще одного з/к, другого ранят, но именно об убийстве Софроника тотчас станет известно в зонах, и от работы откажутся первые 5 тысяч з/к, 4-е л/о (лаготделение). Следующее — 5-е л/о — забастует в ночь на 27 мая после того, как сержант Дьяков польет очередью стоящих у барака напротив производственной зоны, где за колючкой остановится колонна женщин, отконвоированных на работу. Убив и ранив до десятка з/к. Их товарищи потребуют вызвать комиссию из Москвы. Администрация бежит за вахту. 6-е л/о (женское) вступит в стачку 28 мая. Узнав, что бастующим вдвое уменьшается норма питания, женщины объявят и голодовку: баланду выльют на землю, двери кухни забьют досками крест-накрест.

Впрочем, остановлюсь. Хронология норильского восстания, его причины и следствия восстановлены, и прежде всего об этом нужно читать первого и главного исследователя бунта в Горлаге Аллу Макарову. «Новая» подробно писала [3] об этой важной странице отечественной истории к 60-летию восстания — в № 19 от 20 февраля 2013 года. Сейчас о другом.

В Красноярском крае издано 14 томов Книги памяти жертв политических репрессий, и работа далеко не закончена. Для отпечатанного в 2005 году третьего тома Макарова по заказу красноярского «Мемориала» написала статью. Однако по требованию местного УФСБ материал из издания исключили. Почему?

Потому что в нем названа предполагаемая осведомительница? Тогда можно было бы понять цензоров. Нет, не поэтому. «В нашей стране героев норильского восстания по-прежнему считают бандитами», — написали на сайте красноярского «Мемориала», где позже статью разместят, и его председатель Алексей Бабий и сейчас думает, что причина — именно в этом.

«Только это. Что это — бандеровцы [4], а они в спину стреляли и пр. и пр., — отвечает он на мой вопрос о подоплеке. — Между тем, хотя это называется восстанием, на самом деле то была стачка, абсолютно мирная. Провокаторов, которые пытались организовать вооруженное сопротивление, изолировали».

УПА [5], как и прочие националистические организации Украины, Минюст РФ внес в список запрещенных лишь в 2015-м, но в органах госбезопасности СССР-РФ ценности и списки врагов, похоже, неизменны.

Однако рассказывать о норильском восстании без упоминания подполья из участников национально-освободительных и повстанческих движений невозможно. Об этом и написала Макарова в той статье:

«в каждом л/о, как выяснилось, существовала своя история их (подпольных организаций. — А. Т.) сотрудничества и конфликтов с действовавшими легально комитетами заключенных. В 1990 году я могла лишь догадываться о тайной подоплеке многослойных событий, о том, что в лагерях существовали нелегальные центры, а их лидеры, не входящие формально в комитеты з/к летом 1953 года, активно действовали через своих представителей. […] Обычно подпольные организации складывались по нацпризнаку, они не претендовали на создание новой идеологии, а стремились поддерживать своих земляков, как ОУЗ–ОУБ Миколы Юречко («Организация украинцев Заполярья», переименованная в «Организацию украинских борцов») или «Украинская организация самопомощи» Данилы Шумука. Но возникали в лагерях и филиалы подпольных партий, существовавших на воле (например, Демократическая партия России, «младоленинцы» и др.). Тут разрабатывались теоретические программы и уставы, решалась задача борьбы с существующей идеологией ради будущего страны (тоже теоретически). И те, и другие участвовали в восстании, не выходя из тени. При этом одни помогали комитетам з/к, подсказывали верные решения, предостерегали от ошибок, как это было в 1-м, 4-м и 6-м л/о. Другие пытались превратить комитетчиков в марионеток, дергать нити восстания из-за кулис, жестко навязывать свои решения (в 3-м л/о). Из-за приказа не светиться открыто входили в состав комитетов лишь некоторые подпольщики».

По подсчетам Бориса Шамаева (бывшего офицера Красной армии, одного из идеологов и активных руководителей восстания), в его, 3-м, каторжанском, л/о Горлага украинцев было почти 90%. По свидетельству Асты Тофри, в 6-м л/о украинки — 70%, россиянки — 10, остальные 20 — разных национальностей. В послевоенных лагерях, особенно спецрежимных, украинские националисты [6] составляли большинство.

Норильск не был исключением, пишет Макарова, и «именно эта масса и явилась основной движущей силой норильского восстания. Другой просто не было. И в этом разгадка многих особенностей события и прежде всего мирный характер массового сопротивления при острой, принципиальной постановке вопросов лидерами. Этих людей заботило не частичное решение проблем их быта в Заполярье, не просто улучшение лагерного питания и сокращение рабочего дня в неволе (хотя и это было важно, чтобы выжить).

Большинство западников, — продолжает Макарова в снятой ФСБ статье, — не имели за плечами советского прошлого: родившиеся в 1925–1930 годах, они жили при Советах в 1939–1941 годах и сохранили об этом времени не лучшие воспоминания, а затем вновь увидели Красную армию в 1944–1945 годах. С ее приходом было связано не только освобождение от немецкой оккупации, но и возобновление жестоких репрессий. До войны многие западные украинцы окончили польские школы, учились в национальных гимназиях, училищах, техникумах, университетах. Воспитанные в традициях любви к Богу, своей родине, своей семье, они сохранили самоуважение, чувство собственного достоинства и не желали быть униженными и уничтоженными в «Стране Слез, Страданий и Рабства», как расшифровывали СССР [7]. Эту массу можно было объединить общим желанием справедливого пересмотра дел. И встать во главе должны были люди, говорящие с ней на одном языке, понимающие думы и чувства большинства».

Примерно понятно, зачем это нашему государству, чтобы при упоминании украинских националистических организаций мы добавляли всякий раз, что они запрещены. Но что значит «запрещены»? Например, подвиги западно-украинских хлопцев в рядах РККА аннулированы? Но как это? Запрещено их помнить или что? А их героическая роль в крупнейших народных восстаниях против сталинизма? Поскольку они бандеровцы, нам предписано сочувствовать режиму, так?

Можем ли мы себе представить в России памятник умершему год назад на родине, в Прикарпатье, Евгению Грицяку, одному из ярчайших героев советской народной истории? Или, скажем, на деньги Минкульта РФ сериал о нем, а его судьба — готовый сценарий (воевал в штрафной роте, медаль «За отвагу», другие награды, арест в 1949-м, один из руководителей восстания в Горлаге, идеолог ненасильственного сопротивления режиму, «украинский Ганди», и это только начало)? В свои 26 он личным усилием, силой своего духа менял сталинский СССР — и что мы, благодарные потомки, забудем о нем только потому, что подростком он вступил в молодежную организацию ОУН [8]? Он — наш или не наш? Чей герой — только украинский?

Уроки никто не из чего никогда не извлекает, и все же кажется важным это проговорить. Корни норильского сопротивления и мужества мая — августа 53-го — из Западной Украины и Прибалтики сентября 39-го, из тех побед Гитлера и Сталина. Жить надо дома и интересами своего дома. Когда глотаешь, когда присоединяешь чужое, инопланетное, alien, этот вирус непременно разрушит твой дом. Ведь не ограничилось же 53-м. Потом был 91-й, распад империи. Потом 2014-й, помните эту ползущую под пули снайперов черепаху, человеческую плоть за смешными щитами из говна и палок? Сейчас не о том, кто стрелял, о гораздо более важном: черепаха — безоружная, теряя товарищей, — продолжала ползти. А потом — сегодняшний день России: санкции, изоляция и т. д. Это всё оттуда — из 39-го.

Катакомбы и секты всегда побеждают. Кто не в курсе, что Давид снес голову Голиафу, а позже и слабый Иисус победил? Слабые почти всегда повергают сильных, простодушие — ум.

Горстка христиан, неразличимая, обрушила незыблемый Рим. С виду полные болваны пересилили мировой порядок. А наведение конституционного порядка Россией в Чечне чем в итоге обернулось — кто у кого порядки наводит? А выглядят ли теперь жалкими и утесняемыми негры в Америке? А геи? Так устроена вселенная: хоть раковая клетка, никакая и ни о чем, хоть слабаки с ментальными расстройствами, желающие невозможного, хоть малые народы против огромных империй — почти все и почти всегда добиваются своего. Потом, конечно, все будет переиграно, но — потом, а тот день всегда наступает, главный день, когда обнаруживается, что миром правят не ракеты, не корпорации, не тонны денег, а чистый идеализм и очередная брошенная нам где-то в горах щепоть изгоев. Просто сильных духом. Это единственное, что побеждает всегда. «Дух дышит, где хочет». Как в Норильске в 53-м.

Из 32-страничной пожелтевшей брошюры «Норильский Мемориал. Вып. 2. Август 1991» воспоминания Леонида Толкунова, в 53-м — норильского школьника:

— […] ночью, часа в три, наверное, в городе началась сильная стрельба. Мы с другом бегом кинулись на крышу. Видим, в мужской зоне (там располагался кирпичный завод) на крыше вахты, стоящей у ворот, установлен станковый пулемет. Вокруг зоны — оцепление из солдат. Из ворот кирпичного завода выбегали заключенные. Солдаты с крыши били по ним из пулемета. Многие падали под пулями. Но были и такие, которые бросали в солдат камни и убегали в бараки. Солдаты через ворота ворвались в зону, стали хватать тех, кто убегал, и волокли их в крытые машины. И так повторялось несколько раз, пока, видимо, не расправились со всеми, кто находился в цехах кирпичного завода. Стрельба в различных местах города слышалась несколько ночей подряд.

Мой друг Леня Петров высказал предположение, что теперь, видимо, возьмутся за женщин — они не прекращали забастовку. Когда расстреливали мужчин в соседнем лагере, то женщины стояли у проволоки и протяжно кричали. Один только звук, протяжное «а-а-а»...

Несколько ночей подряд я провел в квартире моего друга. Однажды, услышав шум, мы выглянули в окно и увидели солдат, которые плотным кольцом окружали женскую зону. У солдат было оружие с примкнутыми штыками. Женщины стояли в три шеренги, окружив бараки. Перед ними был ров с водой, затем ограждение из колючей проволоки высотой не менее метра, а потом высокий деревянный забор, по верху которого тоже шла «колючка». Смотрим, едут машины: три пожарных и две — с начальством. По громкоговорителю непрерывно передавали требование: «Предлагаем выйти из зоны». В ответ раздавался все тот же протяжный крик «а-а-а» […]

Редактором той книжечки была Макарова. А в 2004-м она успела до ограничения доступа поработать над трехтомным архивным делом № СО-19859. В нем — допросы женщин, осужденных как руководители «контрреволюционного саботажа». Эти имена достойны памяти потомков, говорит Макарова: Аста Тофри, Алида Дауге, Мария Нич, Ангелина Петращук, Александра Зеленская, Анна Мазепа, Стефания Коваль, Надя Яскив, Юлия Сафранович. «Украинские националистки, помогавшие УПА»: собирали у населения продукты, как Коваль и Петращук, либо учились на курсах санитарок, как Анна Трусь.

В 1991-м в СССР материалы Макаровой печатала типография Норильского комбината, в 2005-м в России статью Макаровой об этих женщинах изъяло из сборника регуправление ФСБ. Лишь несколько фрагментов из этого труда Макаровой. О слабых, которые и спасают этот мир. Начну с того крика, который слушали школьники.

Зеленская

Днем 29 июня и ночью 30-го женщины слышали выстрелы из автоматов и пулеметов, стоя у проволочного забора, кричали протяжное «А-а-а!». На другой день по громкоговорителям сообщили, что «саботаж в мужских зонах прекращен». Стало ясно — теперь очередь 6-й зоны. 5 июля в последний раз собрался актив, чтобы решить, как вести себя з/к во время штурма — оказать сопротивление, защищаться или подчиниться требованиям лагадминистрации? Вдруг солдаты применят оружие? Петращук: «…кто-то поднял вопрос о том, что некоторые з/к дробят стекло и готовят песок для нападения на солдат. Большинство высказалось за то, чтобы прекратить это, мы считали подобные действия провокационными». Сафранович: «Зеленская, ссылаясь на то, что солдаты применять оружие не будут, просила ничем в них не бросать, окружить 9-й и 10-й бараки, где висят флаги...»

Лозунг «Свобода или смерть!» предложила тоже Зеленская. Кто-то подал идею вырыть в зоне огромную яму, которая означала готовность заключенных добиться свободы или умереть. Яму начали копать, закончить не успели. В ночь на 7 июля начался штурм, женщины держали друг друга под руки и, стоя в кольце вокруг 9-го и 10-го бараков, на разных языках кричали: «Смерть або воля!», «Свобода или смерть!». Кричали до хрипоты, до изнеможения...

«Лесю» — Александру Зеленскую, 25-летнюю уроженку Волыни, перевели в Горлаг как опасную бунтовщицу, печатавшую подпольные листовки и карикатуры в Песчанлаге. Подозревали также в поджоге пяти бараков и подготовке националистических акций: под полом одного из бараков обнаружили при обыске самодельный флаг с вышитым гербом Украины. Доказать вину не удалось, лагсуд вместо расстрела прибавил еще 10 лет к ее первому 10-летнему сроку и отправил на Таймыр.

Мария Нич и Александра Зеленская (справа).

Через месяц лозунг «Свобода или смерть!» подхватили мужчины-каторжане. Он прозвучал в программе Шамаева, представленной на утверждение «комитета пятнадцати».

Дауге

Что заставило участвовать в восстании Алиду Карловну Дауге, латышку 49 лет, одного из лучших бригадиров на строительстве Норильска?

В июне 1947 года Военный трибунал войск МВД Латвийской ССР дал ей 7 лет лишения свободы (плюс 3 года поражения в правах) за недонесение на мужа Карлиса. В годы оккупации его мобилизовали немцы, а когда пришла Советская армия, он прятался, боясь ареста. Она носила ему продукты, пыталась достать новые документы. Судя по прочерку в графе анкеты, муж погиб. Дочерей 19 и 7 лет сослали в Томскую область. А саму Дауге из Риги в 1948 году этапировали в Норильск. Ей оставалось отбыть в лагере меньше года, но зона отказалась выйти на работу. В тот день к Дауге в барак зашел сам начальник управления Горлага генерал Семенов. «Я ответила, что мы не будем работать, ибо у нас наболело. Что наболело, меня не спрашивали».

Спросили только в тюрьме на допросах, уже после штурма женской зоны. Ответила:

«Отказывалась от работы потому, что хотела выяснить, почему меня содержат в Горном лагере (где не полагались ни зачеты, ни сокращение сроков. — А. Т.), тогда как я осуждена к исправительно-трудовым лагерям. Я не понимала, почему из Горного лагеря после окончания срока нельзя вернуться в свою семью… За несколько дней до этого я получила письмо от дочери из Томской области. В нем она упрекала меня, что осужденные со мною по одному делу лица уже освободились и приехали к семьям, а я забыла детей».

Алида Дауге. Фото из архива Красноярского общества «Мемориал»

Спецлагсуд в Норильске обвинил Дауге (вместе с восемью другими женщинами) в руководстве контрреволюционным саботажем и массовыми выступлениями против порядка управления, потом приговор пересмотрели в Москве: 10 лет лишения свободы заменили годом тюрьмы и ссылкой. Где наконец она увиделась с дочерями.

Тофри

Уроженка Ленинграда, высокая, худощавая, до отчаянности решительная, она даже в лагерной одежде, говорят, сохраняла элегантность и артистичность, знала поэзию, любила стихи Гумилева и Блока. Участники восстания на разных языках рассказывали в письмах, книгах, газетных публикациях о девушке-эстонке, знавшей морскую флажковую азбуку: она дежурила на крыше барака, переговариваясь с 5-й (мужской) зоной флажками.

Аста Тофри запомнилась многим, стала почти легендой. Меж тем, по ее признанию, «сколько была в лагере, почти все время сидела в карцере». Гнавшим ее работать, отвечала:

«Лучше подохнуть в карцере, чем быть в котловане! Я женщина, создана для любви. И коммунизма на мне строить, пожалуйста, не нужно!»

Когда ей было 7 лет, в 1938-м, уничтожили мать и отца. В детдоме не по годам развитой девочке изменили год рождения, сделав ее на три года старше, подростком перенесла войну и блокаду. Повзрослев и выйдя замуж за военного моряка, Аста поехала к месту службы мужа в Севастополь. И там ее арестовали, обвинив в попытке бегства за границу и измене Родине. Посмеялась над назойливым поклонником: «Надоел так, что готова бежать от тебя хоть в турецкий гарем!» Военному трибуналу войск МГБ Крымской области в 1952 году хватило доноса, чтобы осудить ее на 25 лет.

Почему, пишет Макарова, из восьми (возможно, девяти) участниц переговоров с комиссией арестовали и осудили как руководителей «саботажа» четверых — Тофри, Дауге, Зеленскую и Сафранович, а у остальных взяли только свидетельские показания? Свидетелями, а не обвиняемыми оказались бригадиры Нина Алхимова, Галина Акатьева, Анна Бринявская, бухгалтер Надежда Бадаева, медик Зинаида Жидковская. Зато в группу обвиняемых попали вовсе не участвовавшие в переговорах с комиссией украинки Коваль, Нич, Мазепа, Яскив, Петращук.

Яскина

Самой юной участницей восстания в Горлаге в 1953-м была, по всей видимости, Ольга Яскина (Петрига). Ей 15 лет, она — номер Х-410.

Сейчас — 80, Норильск так и не покинула. Прошу Елизавету Обст, председателя городского общественного объединения «Защита жертв политических репрессий» устроить встречу. Это оказывается невозможно — по состоянию здоровья Яскиной. Хорошо, беседу с ней задолго до моих попыток (еще в 2000-м) записал Владимир Биргер (Красноярский «Мемориал»).

Ольга Яскина. Фото из архива Красноярского общества «Мемориал»

В тему: «Нарком» СМЕРШа Виктор Абакумов ордена получал за расстрелы гражданских [9]

Родилась в канунном 1938-м как раз там, где Вторая мировая начнется — в Польше. В Ярославе, на реке Сан в состоятельной семье. Большой собственный дом. Мать — полька, домохозяйка, отец — украинец, инженер. В войну его заставляют водить поезда с лесом по узкоколейке, а в 1946-м из-за его национальности семья вынужденно бежит из родного города. Младшая сестра отца благополучно жила во Франции, младший брат — в США, но инженер поддается на пропаганду и подается на восток, в Тернопольскую область.

Старший из детей Эмиль успевает уехать в город учиться, остальных членов семьи (родителей и четверых детей) ровно через 10 лет после начала войны, 1 сентября 1949-го, депортируют по постановлению ОСО МГБ. Пункт Кусья-Рассоха Чусовского района Молотовской области (Горнозаводской район Пермского края) — леспромхоз и пять бараков, оставшихся от уголовной зоны. 50 ссыльных украинских семей, две — польские. Антонов, комендант в Кусье — большом поселке в 22 км от спецпоселения, наезжает в Рассоху каждый месяц. Бьет, издевается, угрозами вербует стукачей.

Инженер Петрига восстанавливает и запускает в поселке электростанцию, после чего уговаривает отпустить дочерей Ольгу и Софью в Кусью. Ольга помогает в детсаду, им с сестрой дают комнату. Антонов вызывает на беседы, заставляя стучать. Запугать не получается, и Ольгу 21 марта 1952 года увозят в КПЗ в райцентр Чусовой. В середине апреля отправляют в Молотов (Пермь) во внутреннюю тюрьму. Сначала одна в камере, «хотела повеситься, потом стала колотить в дверь». Появляется сокамерница — учительница Людмила: «Она жила в Молотове с мужем, военным, и маленьким ребенком. По ночам слушала «Голос Америки», а няня узнала об этом и донесла. Дали 8 лет».

Следователю Онькову не нравится возраст подследственной: 14 лет. Заставляет признаться, что она — 1930 года рождения.

Ольга ни в какую. Приводят ее отца, сильно избитого. Отец тихо говорит: «Видишь, пускай будет 30-й». 10 лет лагерей и 5 поражения в правах. И — на этап. Красноярск, потом в трюме теплохода «Мария Ульянова» на север. 6-е л/о Горлага, барак № 6. Бригада роет котлованы. Как-то конвойный, грузин, заставляет всю бригаду ложиться в грязь и вставать за то, что старушка (в бригаде была такая, много старше 60 лет) отстает от колонны.

В зоне на столбе — репродуктор.

«Когда через него объявили, что вождь подох, в бригаде заплакала только одна — Галя Котова, 25-летница из Ленинграда, которая во время блокады убивала детей».

Холодное оружие на фото – вероятно, из тех арсеналов, что пронесли в зоны уголовники или заготовленное з/к, не подконтрольными комитетам восставших.

Ольга доходит на земляных работах, три месяца в стационаре, и — назначение на почту, работа под присмотром опера — переводить письма с польского и украинского. В новом бараке, где теперь живет Ольга, бригадир Леся (Александра Зеленская) становится одним из руководителей стачки, объявляет: на кухню не ходить, еду не брать.

В конце июня, уже после переговоров с московской комиссией, когда узницам надавали обещаний, но ничего не изменилось, радио заорет: «Выходите!». Но стачка продолжается. 7 июля в зону врываются каратели с пожарными брандспойтами. Избивают топориками, дубинами, прикладами. Всех, кто как-то себя проявил во время забастовки, из зоны забирают, около 300 человек. Обратно они не возвращаются.

Ольгу гоняют на разные работы, потом — снова на почту. Номера с узников снимают. 28 марта 1955 года ей объявляют досрочное освобождение. Оказывается, брат Владимир все это время писал жалобы и добился ее освобождения. Паспорт не дают, ставят «под комендатуру». В этой новой ссылке Ольга выходит замуж за солдата — служил в конвое, демобилизовали. Муж отпаивает ее маслом с кагором. Освобождают из ссылки в 56-м. Родителей, братьев и сестру — в 58-м. Их реабилитируют в 63-м, ее — в 97-м.

Это конспект рассказа Ольги Ивановны. Всякий раз, говоря о повороте судьбы, вспоминает людей, спасавших ее. Повара во внутренней тюрьме, откармливавшего девчушку. Первого бригадира в Горлаге Аню Мостовую, отдавшую ей свой платок. Заключенную-врача Анастасию Орлову: ее стараниями выжила и не вернулась к котлованам. Мужа: когда освободилась, даже не обрадовалась — идти-то было некуда, он приютил, уж потом поженились, родили детей. А когда умер, уже никуда не уехала, надо было детей поднимать. Дочь стала врачом, работает в Киеве, сын — энергетик, в Норильске.

Вот что интересно. Нынешние норильчане — и живущие в городе, и уехавшие из него (бывших не бывает — слишком значителен этот город) — говорят мне, что все не просто с этим восстанием. Наверное. Но вот в письмах бывшего зампрокурора Норильлага Павловского, человека с той стороны колючки, человека системы, отчетливо видна гложущая его вина. Он все видел и понимал, называет офицера, давшего команду «пли!» в 5-й зоне — майор Лев, начштаба в/ч, охранявшей Горлаг. Тогда было «убито 30 человек и столько же ранено», а в 3-й зоне «убито примерно 100 человек, ранено вдвое больше». Еще из письма:

«Генерала Царева сняли, первый начальник отдела МГБ при Горном лагере Мильштейн застрелился, Желвакова, который был после него, посадили, надо было бы еще и Жлобу посадить (этот майор из отдела МГБ при Горлаге руководил ликвидацией восстания. — А. Т.). П. С. Доргеева, прокурора, сняли с работы и направили на курсы переподготовки прокурорских работников. Позднее он работал председателем Хакасского облсуда. Жлобу — «героя» укрощения восставших — куда-то далеко в глубинку нашей родины просто спрятали».

Только в конце 80-х пенсионер Павловский узнает обстоятельства смерти отца — священника Викторина Павловского. Выступал против закрытия церквей, арестовали в 1931-м. И находился, оказывается, в заключении в Норильлаге, где проповедовал гуманизм и непротивление злу. За что обвинен в террористических высказываниях. Заочно приговорен в 1937-м тройкой УНКВД Красноярского края к высшей мере, 4 марта 1938-го расстрелян в Норильске. Ему был 41 год. Реабилитирован в 1988-м крайсудом.

Сегодня 25 мая. Берии не разорваться — уже назревает июньское восстание в Берлине (события 9–17 июня). А потом, когда бериевская комиссия — 3 генерала, 6 полковников и еще 3 старших офицера — во главе с начальником главного тюремного управления МГБ полковником Кузнецовым в Норильск прилетит, поступит срочная шифровка: «Разоружить комиссию, посадить на самолет и отправить в Москву». Оказалось, Берию уже арестовали.

Система затрещала. Политзэк в СССР и норильский каторжанин, ученый и почетный председатель новосибирского «Мемориала» Леонид Трус незадолго до своей смерти (24 мая 2013-го) написал отклик на мою публикацию в «Новой» о восстании в Горлаге, не соглашаясь с бытующей оценкой его как «фактора последовавшего смягчения режима в ГУЛАГе и в стране»:

«Я и сам раньше так думал. Но все же власть никогда не воспринимала подобные события («волынки» на жаргоне МВД) как повод к либерализации […] Важно другое — забастовки 53-го года (Кенгир, Воркута, Норильск, Тайшет…) резко повысили самооценку самих политзаключенных (да и уголовники стали смотреть на них по-другому). Макарова очень точно охарактеризовала норильскую забастовку как «восстание духа», это определение и к другим забастовкам (отметим — и к нынешним) относится».

Разумеется. Мы знаем, родовая черта нашей власти — игнорирование протестов общества, у нее другая сигнальная система, запутанней. Но именно Норильск и последовавшая за ним цепь лагерных восстаний заставили власть осознать, что ГУЛАГ из системы защиты советского государства обращается в его разрушителя. Что с новыми технологиями, приходящими в мир, с развитием производительных сил рабство обретает устойчивое отрицательное сальдо, ГУЛАГ отныне убыточен.

Его бы и сейчас организовали, вот только в Сибири нашли нефть, добыча которой не требует сотен тысяч рабов, а лес в Сибири косят теперь американские и финские комбайны, а благодаря Интернету можно обойтись избирательными репрессиями — эффект тот же, что от повальных арестов.

В Москве на 50-летие норильского восстания его сравнивали с восстаниями в вильнюсском и варшавском гетто в 1943 году, с парижским, варшавским и словацким восстаниями 44-го, пражским 45-го. Все это важнейшие для самосознания европейских наций вехи, их герои увековечены.

А что такое для сегодняшней России Норильск 53-го года? Нам высасывают из пальцев даты, надувают героев, вот, кстати, к грядущему госпразднику 12 июня — а как вообще у нас соотносится российское и советское? 9 мая и полет Гагарина — это наше. Что еще? Кроме того, что мы забрали ядерные ракеты СССР? Непонятно — даже на уровне гражданства: чтобы его обрести или подтвердить, люди, имевшие паспорт СССР, русские по крови и почве, нередко почему-то должны доказывать свою причастность к России. В Норильске 53-го — при большинстве украинцев — все же был Вавилон, 68 национальностей. Хорошо, мы не можем прославлять бандеровцев. Но Грицяк, другие лидеры восстания подчеркивали, что украинцы и русские действовали сообща. Так ведь и россияне, вставшие вместе с украинцами во главе протеста, в России героями не названы, хотя они, безусловно, таковы.

Их судили за измену родине. Мы должны их помнить за измену родины. Они начали менять сталинский СССР. Их имена должны быть в школьных учебниках. Касилов, Френкель, командир партизанского полка Воробьев, фронтовики Недоростков, Измайлов, боевые офицеры Шамаев, Фильнев, всех не перечесть. Тех, кто за товарищей вставал под пули или писал для конспирации на французском устав демпартии России…

Борис Александрович Шамаев. Фото из архива Красноярского общества «Мемориал»

В чем же причина насаждаемого молчания? Не в том ли, что нам всю дорогу доказывают бессмысленность и беспощадность бунта, что итог всегда один — кишки наружу, шариковщина, а Норильск показывает обратное? Удивительно быстрая самоорганизация, демократическая республика с парламентом, театром и т. д. Невооруженное сопротивление масс, мирный протест для власти, видимо, куда страшней. На насилие она вправе отвечать им же. А гражданское общество поливать из калашей все же не принято.

Мартинкуте

Несколько месяцев назад из Норильска мне пришло письмо. В нем ссылка [10]на материал в старейшей и главной городской газете. И короткий комментарий: «Норильск, наши дни. Заметка в «Заполярной правде». Комсомольцы, оказывается, город строили».

Да ну? Читаю. И действительно:

«Знаете, в чем наша беда? Мы перестали рассказывать и вспоминать о комсомольцах шестидесятых. О тех, кто строил новые районы Норильска, волшебством труда в суровых условиях превращал первые палатки в город горняков, открывал талнахские рудники, возводил «Надежду» и Оганер, Снежногорск, Курейку и Алыкель. О простых тружениках трудового поля боя разных десятилетий, забывая и занижая их роль либо не замечая вовсе. А культурологи об этом почему-то не вспоминают, зачастую и не знают. И винить-то их нельзя, они не могут быть большими норильчанами, чем мы сами... После 1991-го маятник пропаганды качнулся в другую сторону и там завис. Хотелось бы остановить его в уравновешенном положении, что-то надоела эта качка».

Культурологи, маятник, качка — к чему это, ясно. И прекрасный повод «сбалансировать» лагерный период истории подворачивается: в 2019 году — юбилей: столетие появления первого норильчанина — Николая Урванцева. «И всего двадцать лет здесь существовал зловещий Норильлаг…»

Вместо комментария приведу отрывок из другого письма — к Макаровой — Ирены Мартинкуте-Сметонене (1932 — 2006). В лагере ее звали Яникой. Арестована, когда училась в гимназии в Таураге, за издание рукописного школьного журнала «Голос литовца». Осуждена на 25 лет ИТЛ и 5 лет лишения политических прав. Участница стачки в Горлаге, член забастовочного комитета. Затем отбывала срок в Мордовии, освободилась в 56-м. Вернулась на родину. Награждена орденом «Крест Витязя» за борьбу за свободу Литвы и участие в норильском восстании.

В тему: Воин УПА Петр Саранчук. «Вступил в банду несовершеннолетним» [11]

Ирена Мартинкуте-Сметонене. Фото из архива Красноярского общества «Мемориал»

«В ту ночь 1953 года я работала недалеко от ТЭЦ, около каких-то черных высоких труб и льющейся по лоткам докрасна раскаленной лавы. Из режимной бригады меня опять перегнали в простую. Мы выдирали из вечной мерзлоты глыбы земли, копали квадратную яму котлована на десятиметровой глубине. Здесь будут бетонные основания для жилых домов. Шла стройка, Норильск менялся на глазах. Дома на вечной мерзлоте из бетонных блоков росли как грибы. Жилые зоны лагерей перемешивались с широкими улицами европейского образца, с кварталами производственных цехов, с предполагаемыми в будущем скверами. […]

После семидневной голодовки своего голоса не слышишь, а в глазах рябит, в ушах звенит, голова идет кругом... Мы окружили каждую шинель в звездных погонах. Наши высказывания слушали сестры с пайками хлеба под мышкой. Шинели в погонах думали, что нас, несколько десятков, сметет превращенная в животных толпа, идущее к воротам стадо. Но толпа остановилась, замерла и... ждала.

— Или расстреляйте нас, или допустите в лагерь комиссию! Нас ждут семьи. Мы уже построили вам в тундре Норильск! Пусть его заканчивает комсомол, который, как вы врали, строил Норильск! Хватит обмана! Требуем человеческих условий! Свободы!

Маленькая украинка Нюся Скоревич рвет на груди блузку и кричит, обливаясь слезами, показывает рубцы, оставшиеся после перенесенных пыток в камере следствия. Стоит перед начальниками лага, обнажив грудь, и кричит:

— Звери вы, звери! […]»

Скоревич Нюся(слева) и Коваль-Надорожняк Стефания. Фото из архива Красноярского общества «Мемориал»

65 лет назад, 15 июля 1953 года, лагерный поселок Норильск стал городом. По этому поводу — 65-летию города — властями и общественностью организованы различные мероприятия. К 65-летию восстания — ничего. Разве что премьеру шварцевского «Дракона» в театре драмы можно принять за намек.

Знаете, где-то даже понимаю, что хотела сказать «Заполярка». Жить на кладбище нельзя, да и мало ли городов на костях. А каяться вроде уже не в чем. Ну так вот же, вот — чем не повод для радости и гордости за нацию, за город — вехи восстания в Горлаге? И вообще: о каком навязываемом либеральными «культурологами» «комплексе вины» за нашу историю талдычат? Насколько знал норильских з/к, было немало тех, кто лагерными годами гордился. И по праву.

Нам ли судить нашу историю? Не врать бы, и все. И не отождествлять себя с вохрой на вышке. Не то пройдет время, напишут, что комбинат построили Потанин с Дерипаской — они теперь пилят в Лондоне построенное з/к. Еще вот бывшая жена Потанина хотела половину от доли экс-супруга. Цивилизация, торжество права и справедливости. А число жертв восстания неизвестно до сих пор. Судьбы многих его лидеров, народных героев — тоже. Пока их кидали из тюрем в тюрьмы и из лагерей в лагеря, путь прослеживается, после освобождения — никаких сведений.

Снятие одной статьи из Книги памяти и появление совсем другой — в «Заполярке» — явления одного порядка. И их, таковых явлений, что-то уж чересчур в последнее время.

Мы все простили и все забыли. Нам бы самое время начинать себя жалеть. Да уже не получается.

Еще из письма Мартинкуте:

«Не прошло и года, как из четырех тысяч заключенных в л/о осталось всего несколько сотен. И странное дело, что из лагеря быстрее всего отпускали тех, кто был самым активным. Может, потому, что режимницы могли решительно требовать того, что им положено, а подлизы еще долго были нужны начальству как помощницы. […] Восстание, каким бы оно ни было, я приветствую. Это было пробуждение человека от духовной летаргии, и происходило оно на моих глазах».

—

Алексей Тарасов, фото: Николай Никитин / Фотохроника ТАСС; опубликовано в издании Новая газета [12]

В тему: